Делать его нужно было здесь, но по документам он должен изготавливаться в кооперативе, чтобы без опасений перевести часть денег в наличные.
Закончив, он вызвал Белова, объяснил ему принцип устройства и велел передать Евтюхову, когда тот проснется.
«Жаль, Рубашкина нет. Он бы в два счета оформил заявку на изобретение», — подумал Горлов и вспомнил, что собирался позвонить Петру. Однако телефон в редакции был занят и, промучившись минут десять, Горлов связался с Сергеем Михайловичем. В магазине все шло нормально, Горлов попросил предупредить краснодарцев, что прилетает завтра, и, чтобы Володя привез к самолету денег — тысяч сорок, чтобы Цветков начал закупать продукты для Северодвинска.
— Много, при посадке в самолет могут придраться, — заметил осторожный Сергей Михайлович.
— Пусть только попробуют, у меня же не ворованные! В крайнем случае скажу, что везу в Краснодарский крайком партийные взносы. Этому — как его? — Полозкову лично! — ответил Горлов, вспомнив какой поднялся шум, когда некий московский кооператор пришел в свой партком платить взносы с чемоданчиком на девяносто с лишним тысяч рублей.
— Зачем тебе в Краснодар? — проснувшись, спросил Евтюхов.
— Надо! Знаешь такое слово: «надо»? — думая о своем, ответил Горлов. Он собрался объяснить Евтюхову, что надо сделать за эти дни, но снизу позвонил Володя, и Горлов стал одеваться.
— Я оставил схему Белову, он в курсе, начинайте работать. Вернусь в конце недели, — уже на ходу сказал он.
* * *
Пока ехали до Московского проспекта, Горлов решил лететь в Краснодар без Ларисы. Было тревожно, он не мог понять, в чем причина беспокойства, но, как себя не уговаривал, оно не ослабевало. Он чувствовал, что вот-вот произойдет непредвиденное, и нужно скорее вернуться в Ленинград.
Лариса открыла ему дверь растрепанная и раскрасневшаяся.
— Снимай все, я буду стиральную машину пробовать, — сказала она и стала показывать, как отремонтировали квартиру. — Даже жаль: столько труда и всего на один год.
— Почему же на один? — удивился Горлов.
— Разве ты знаешь, что будет с нами через год? — грустно спросила она, но тут же улыбнулась. — Но, что бы ни случилось, благодаря тебе я… не знаю, как это сказать… я впервые в жизни почувствовала себя свободной. С тобой я ничего и никого не боюсь. Будто в душе выросли крылья, как у чайки из моей любимой книги, над которой ты все время смеешься. Раньше я не знала, как этого добиться, только мечтала об этом. Я люблю тебя, милый, ты даже представить не можешь, как я тебя люблю!
Горлов заметил, что у нее на глазах выступают слезы. Он крепко обнял ее и, поцеловав в висок, прошептал на ухо:
— Я все-все понимаю, даже без слов. Ты еще только подумаешь, а я уже знаю, о чем, как будто мы одно целое.
— Я тебя люблю, — тихо повторила Лариса. — Но не так, как ты меня. Если мы расстанемся, ты тут же найдешь другую, а я — нет. Я — как волчица. Если ее суженый погибает, она до смерти остается одна.
— Почему волчица? — засмеялся Горлов. — Ты больше похожа на лебедя. У них, лебедей с любовью еще строже.
— Лебеди слишком большие и вблизи не такие красивые, как чайки. Я бы хотела быть чайкой, такой, как в книге, которую ты так и не понял.
— Почему не понял? Не только понял, но и запомнил: в городе Ленинграде, на берегу Финского залива с самого раннего детства живет молодая и очень красивая девушка. Она — такая же как ты: любит море и небо, как ее любимая птица — чайка. И она, как чайка, счастлива и свободна, и любит летать, тоже как чайка. Но однажды, пролетая высоко-высоко в небе, она случайно встретила человека, который ее полюбил, как только увидел…
— А дальше? — сдерживая смех, спросила Лариса.
— Он ее полюбил без памяти! Это пока все, а что потом, я еще не знаю. Наверное, она его разлюбит и улетит.
Она улыбнулась:
— Ты очень начитанный и хорошо рассказываешь. Только я от тебя никуда не улечу. Мне так нравится засыпать, чувствуя всего тебя рядом. В этой близости столько покоя и счастья.
— Только не сейчас, — сказал Горлов, — иначе я умру от голода.
Он ушел рано утром, пожалев будить Ларису, и через полтора часа уже сидел в самолете, летевшем в Краснодар.
* * *
Приземлились точно по расписанию и, пройдя через турникет аэровокзала, Горлов увидел Цветкова среди встречавших.
— У нас мало времени. Через сорок минут я лечу в Будапешт через Москву, — рассеянно поздоровавшись, сказал тот. — После истории с «АНТ'ом» у нас большие трудности. Зажимают все, что могут. В исполкоме двух зампредов сняли, как раз тех, которые наши люди. Если зажмут экспорт парохода, нам с тобой крышка от гробика, причем неструганая. Но, вроде бы, появилась перспектива достать денег. Венгры обещают оформить кредит на тот случай, если с пароходом выйдет задержка.
— Все от Москвы зависит. Если будут давить на кооперативы, завод рисковать не станет. Я с главным инженером четко договорился: работу начинаем, но с условием: если паленым потянет, то разбегаемся без претензий.
— И вагоны ты уже отдал? — то ли спросил, то ли упрекнул Цветков.
— Другого выхода не было. Если бы не отдал, дело б уже сегодня было завалено, — и Горлов, как мог, коротко рассказал, как наладил работу.
— Что половиной головы рисковать, что половиной с четвертью, — выслушав до конца и ни разу не перебив, сказал Цветков. — Не кори себя, ты сделал все, что можно. Другой бы сразу в штаны наложил и всех обделал сверху донизу. Конечно, плохо, что мы прошляпили волынку с драгметаллами. Но с другой стороны спохватились вовремя. И если сделаем, как ты предлагаешь, — с подключением твоего сектора и проведением платежа за новую оснастку через кооператив — то наварим сверху тысяч сто пятьдесят, а, может, и все двести. К тому же твоих ребят поддержим, и Славке Лахареву кусок достанется. Прав ты был, когда не хотел уходить из Объединения. Видишь, как пригодилось!
Горлов хотел отдать Цветкову деньги, но тот не взял потому, что летел заграницу, разрешив тратить, сколько понадобится.
— В общем ты меня порадовал, а то я, было, совсем приуныл, — Цветков засмеялся — в первый раз за весь разговор. — Однако ж, пора. У тебя какие планы?
— Хотелось бы сразу обратно, тем же самолетом, на котором прилетел, — ответил Горлов.
— Зайди к дежурному по аэровокзалу, сегодня — Иосиф Витальевич. Скажешь, что от меня, он все устроит, — было заметно, что Цветков торопится на посадку, и Горлов не стал говорить о том, что надо бы на самом высоком уровне вмешаться в ситуацию вокруг кооперативного движения, как минимум, точно знать, что происходит и чего следует ждать.
Проводив Цветкова, Горлов уладил с билетом и с дальним прицелом позвал цветковского знакомого вместе пообедать. В ресторане его, разумеется хорошо знали, поэтому накормили быстро и вкусно. На прощание Горлов подарил Иосифу Витальевичу бутылку самого дорогого коньяка и, тот проводил Горлова к самолету без досмотра через служебный выход. Вскоре взлетели и только тогда Горлов вспомнил, что за полтора дня, которые провел в Ленинграде, не позвонил не только Рубашкину, но и домой. Вчера вечером ему было так хорошо, что он попросту забыл обо всем.
«Сразу из аэропорта — домой. Дозвонюсь до Рубашкина, а все остальное — подождет. До конца командировки еще есть время. В Северодвинск поеду завтра, нет — послезавтра. Отмечу командировку, проверю, договорюсь и обратно», — засыпая, думал Горлов.
4.13 Там впереди большие перемены…
Рубашкин не думал, что будет так переживать из-за провала на выборах. «Было бы не так обидно, если б я действительно проиграл. В конце концов избирателю не прикажешь: кто больше понравится — за того и проголосует», — в который раз рассуждал он. — «Но самому дать повод избирательной комиссии уличить во лжи и поэтому отменить его регистрацию? Нужно быть полным идиотом, чтобы собственными руками загнать себя в такую дурацкую ситуацию».
Рубашкин не предполагал, что назвав себя журналистом и указав местом работы «Вечерку», угодит в капкан. Он был искренне уверен, в том, что записал в анкете — не писать же в предвыборной листовке: «безработный инженер». Он понимал, что появившийся в «Ленправде» пасквиль придумали вовсе не ветераны и не в СТК Объединения. Это был котовский стиль: ужалить по-змеиному и смертельно. Рубашкин подозревал только Котова, и ругал себя за несдержанность. Если бы не та встреча в Москве, на Съезде, когда он всласть поиздевался над Котовым, тот о нем бы и не вспомнил, мало ли у секретаря райкома накопилось врагов?
Утешало, что многие заметные члены ЛНФ и клуба «Перестройка» также не стали депутатами. Рамм, на прошлых выборах пытавшийся бороться с Гидасповым, популярный экономист Сергей Андреев, Юрий Дорофеев, в свое время организовавший предвыборную кампанию Собчака. Умница и честняга Виталик Савицкий тоже не попал в Ленсовет. Все они по разным причинам проиграли выборы, но Рубашкин переживал только за себя, будто его на полном ходу выбросили из поезда, и никто этого не заметил.
Правда, первые дни телефон разрывался: кое-кто не скрывал злорадства, но в большинстве утешали и обнадеживали, а Витя Таланов твердо обещал устроить Рубашкина на работу в Ленсовет, как только начнется обновление аппарата.
Удивил Мигайлин. Неожиданно позвонив, он передал привет от Салье и сказал, что Марина Евгеньевна не забудет заслуг, равно как и неоценимого вклада Петра в победу демократии и становление подлинно народной Советской власти — Миагйлин буквально так и сказал, видимо, умиляясь от важности порученной ему миссии.
Потом стали звонить реже и уже не звали Петра в Ленсовет, где беспрерывно заседали всякие подготовительные комитеты и комиссии. Через полторы недели после выборов о Рубашкине, похоже, совсем забыли.
Поэтому телефонному звонку Горлова Рубашкин очень обрадовался. Во-первых, Борис сильно помог в выборной кампании. Пожалуй, только он знал, сколько сделал Рубашкин для победы кандидатов «Демвыбора-90», только с ним можно было поговорить об этом, не натыкаясь на безразличие или усмешку. Во-вторых, денег у Петра совсем не было, и предложение отправиться на Север оказалось очень кстати. Задача была очень интересной: зафиксировать и описать, как военные варварски губят природу. Правда, имелась и трудность: Горлову требовались статьи непременно в центральных газетах. Но тема была настолько острой и сверх актуальной, что Рубашкин надеялся пристроить материал в «Литературку» или в «Московские новости», а если удастся сделать фотографии выброшенных на берег ржавеющих кораблей, то — чем черт не шутит? — даже пробиться в «Огонек». К тому же он наверняка будет первым, ведь на секретные базы и склады до сих пор не ступала нога независимого журналиста; только трижды проверенные в КГБ корреспонденты «Правды» и «Красной звезды» заливали соловьиные трели о мужестве и героизме защитников Северных рубежей Родины. Горлов же обещал, что все трудности, связанные с оформлением пропусков и разрешений, он возьмет на себя.
— Кстати, Петя, чуть не забыл! — неожиданно весело сказал Горлов. — Ты будешь смеяться, но я тоже получил телеграмму. Специально ношу — хотел тебе показать, да никак не выбраться. Вот, послушай:
«Уважаемый товарищ Горлов Бэ-Пэ! Ленинградский народный фронт и предвыборный блок „Демократические выборы-90“ просят вас поддержать кандидатов в народные депутаты:…»
Почти, как настоящая! Только кандидат в райсовет написан от руки — некий Кошелев Павел Константинович, военный пенсионер, подполковник в отставке. Это вы без меня придумали — вписывать? Вроде мы с тобой так не планировали.
— А кто другие кандидаты, — сразу заинтересовавшись, спросил Рубашкин.
— В Верховный Совет — Миронов и Богомолов, а в Ленсовет — Васильев и еще кто-то: не разобрать, смазано.
— Миронова знаю — он военный прокурор. За участие в демократическом движении его выслали служить на Крайний Север, куда Макар телят не гонял, а о других двоих первый раз слышу. Прочитай-ка еще раз, — попросил Рубашкин и, выслушав, заключил: — Нет, это не наша работа. В наших телеграммах были только номера квартир — откуда же у нас имена жильцов? — мы же не милиция и не КГБ, чтобы иметь пофамильные списки.
— Значит, кто-то под нас сработал, или девчонки на почте проявили инициативу — заключил Горлов. — Ты уверен, что это чужие телеграммы?
— Уверен! У нас были другие обращения: «Дорогие ленинградцы! Или — дорогие избиратели!» Точно помню — сам писал: текст начинался иначе, а в конце, после фамилий кандидатов был призыв: «Вся власть Советам! Нет — партномеклатуре!»
— Узнаю руку мастера: сразу видно, что не Пушкин. И даже — не Маяковский. Тот глаголами сердца жег, а у тебя — ни одного сказуемого, сплошные подлежащие. Но новаторский подход налицо. Так, что не печалься, пред тобою светлый путь в русскую литературу, — засмеялся Горлов.
— Такой светлый, что в глазах черно, хоть волком вой, — не сдержавшись, вздохнул Рубашкин.
— Переживаешь, что провалился на выборах? Плюнь! Даст бог, не в последний раз, — сказал Горлов.
— Намекаешь, в следующий раз тоже провалюсь? Спасибо, Боря, утешил! Но все равно приятно, что победили и сопли коммунякам утерли. Их время кончилось!
— Победа убедительная! Признаться, не ожидал. А у Таланова как дела?
— Обыграл Яковлева — это его конкурент — почти вдвое. Просил передать тебе привет, сказал, что наша задумка сыграла решающую роль. Никто не ждал, что мы телеграммами всех забросаем.
— Кто-то ждал и хорошо воспользовался, — рассудительно сказал Горлов.
— Видимо, только в Петроградском районе. Из других сигналов не было. Впрочем, теперь всем наплевать, это уже история.
Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату заглянул Филиппов. Рубашкин никак не ожидал, что тот к нему придет, подумав, что о нем наконец-то вспомнили.
— Посмотрите, Петр Андревич, какую гадость обо мне напечатали! — усаживаясь напротив Рубашкина, сказал Филиппов.
Рубашкин познакомился с Филипповым года полтора назад, они вместе работали в Редакционной комиссии Народного фронта, ругались часто, но тот, как и в первый день знакомства обращался на «вы» — Рубашкину казалось, что с некоторой надменностью, будто его тезка дает понять, насколько он умнее и значительнее.
— Боря, ко мне пришли, давай вечером созвонимся. Не забудь деньги на билеты и командировочные. Писателям Литфонд СССР платит, а кто позаботится о честных, но бедных журналистах?
— В тройном размере! — согласился Горлов. — Но помни про дикие законы рынка: кто платит, тот и содержание заказывает.
Повесив трубку, Рубашкин повернулся к Филиппову, и тот перебросил через стол сложенную газету с обведенной красным карандашом статьей.
— Полюбуйтесь! И эту гадость печатает не коммунистическая пресса, а «Смена». Стоило Югину стать депутатом, как началось шельмование всенародно избранных демократических лидеров.
— Вы, Петр Сергеевич, себя имеете в виду? — разворачивая газету, спросил Рубашкин.
— Конечно себя, кого же еще! — возмутился Филиппов. — Надо же, нашли время подгадить: завтра будет решаться вопрос о кандидатуре на пост председателя Ленсовета.
— Завтра? — удивился Рубашкин. — Мне никто не сообщал.
— Ну, это наше внутреннее, депутатское дело, решили вас не беспокоить, — Филиппов говорил свысока, будто намекал, что Рубашкин при решении важных вопросов уже не нужен. — Вы прочитайте внимательно, я хочу поручить вам подготовить опровержение.
Рубашкина покоробило не то, что сказал Филиппов, а его вдруг проявившиеся начальственные интонации.
«С чего он так раскомандовался? Уверен, что кроме него председательствовать в Совете некому?», — подумал Рубашкин и молча начал читать. Статью написала Таня Зазорина, та самая: недавно она придумал новую рубрику — «Я — ваша сваха», и после первой же публикации, «Смену» завалили письмами — тысячи одиноких женщин мечтали, как можно скорее, выйти замуж.
Статья, точнее, интервью с Филипповым было озаглавлено коротко и внушительно:
КАК ВЗЯТЬ ВЛАСТЬ?
Я — избиратель Московского района, поэтому каждый день прохожу мимо входа в метро «Парк Победы». За последние три месяца привычной частью городского пейзажа около метро стали агитационные стенды, а рядом — живые, говорящие политики, точнее: те, кто хочет стать политиками. И среди них, словно памятник композитору Римскому-Корсакову (этот памятник стоит через дорогу, напротив метро), всегда возвышался дважды кандидат в депутаты — ВС России и Ленсовета — Петр Филиппов. Я неоднократно слышала, как он выступал, запомнила его программу. И мне стало интересно, что он собирается делать сейчас, когда в числе других демократически настроенных кандидатов получил двойной депутатский мандат. С таким вопросом я и обратилась к Петру Сергеевичу Филиппову.
— Как, что собираюсь делать? Конечно, брать власть в свои руки…"
— Динамичное начало, — заметив нетерпение Филиппова, сказал Рубашкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Закончив, он вызвал Белова, объяснил ему принцип устройства и велел передать Евтюхову, когда тот проснется.
«Жаль, Рубашкина нет. Он бы в два счета оформил заявку на изобретение», — подумал Горлов и вспомнил, что собирался позвонить Петру. Однако телефон в редакции был занят и, промучившись минут десять, Горлов связался с Сергеем Михайловичем. В магазине все шло нормально, Горлов попросил предупредить краснодарцев, что прилетает завтра, и, чтобы Володя привез к самолету денег — тысяч сорок, чтобы Цветков начал закупать продукты для Северодвинска.
— Много, при посадке в самолет могут придраться, — заметил осторожный Сергей Михайлович.
— Пусть только попробуют, у меня же не ворованные! В крайнем случае скажу, что везу в Краснодарский крайком партийные взносы. Этому — как его? — Полозкову лично! — ответил Горлов, вспомнив какой поднялся шум, когда некий московский кооператор пришел в свой партком платить взносы с чемоданчиком на девяносто с лишним тысяч рублей.
— Зачем тебе в Краснодар? — проснувшись, спросил Евтюхов.
— Надо! Знаешь такое слово: «надо»? — думая о своем, ответил Горлов. Он собрался объяснить Евтюхову, что надо сделать за эти дни, но снизу позвонил Володя, и Горлов стал одеваться.
— Я оставил схему Белову, он в курсе, начинайте работать. Вернусь в конце недели, — уже на ходу сказал он.
* * *
Пока ехали до Московского проспекта, Горлов решил лететь в Краснодар без Ларисы. Было тревожно, он не мог понять, в чем причина беспокойства, но, как себя не уговаривал, оно не ослабевало. Он чувствовал, что вот-вот произойдет непредвиденное, и нужно скорее вернуться в Ленинград.
Лариса открыла ему дверь растрепанная и раскрасневшаяся.
— Снимай все, я буду стиральную машину пробовать, — сказала она и стала показывать, как отремонтировали квартиру. — Даже жаль: столько труда и всего на один год.
— Почему же на один? — удивился Горлов.
— Разве ты знаешь, что будет с нами через год? — грустно спросила она, но тут же улыбнулась. — Но, что бы ни случилось, благодаря тебе я… не знаю, как это сказать… я впервые в жизни почувствовала себя свободной. С тобой я ничего и никого не боюсь. Будто в душе выросли крылья, как у чайки из моей любимой книги, над которой ты все время смеешься. Раньше я не знала, как этого добиться, только мечтала об этом. Я люблю тебя, милый, ты даже представить не можешь, как я тебя люблю!
Горлов заметил, что у нее на глазах выступают слезы. Он крепко обнял ее и, поцеловав в висок, прошептал на ухо:
— Я все-все понимаю, даже без слов. Ты еще только подумаешь, а я уже знаю, о чем, как будто мы одно целое.
— Я тебя люблю, — тихо повторила Лариса. — Но не так, как ты меня. Если мы расстанемся, ты тут же найдешь другую, а я — нет. Я — как волчица. Если ее суженый погибает, она до смерти остается одна.
— Почему волчица? — засмеялся Горлов. — Ты больше похожа на лебедя. У них, лебедей с любовью еще строже.
— Лебеди слишком большие и вблизи не такие красивые, как чайки. Я бы хотела быть чайкой, такой, как в книге, которую ты так и не понял.
— Почему не понял? Не только понял, но и запомнил: в городе Ленинграде, на берегу Финского залива с самого раннего детства живет молодая и очень красивая девушка. Она — такая же как ты: любит море и небо, как ее любимая птица — чайка. И она, как чайка, счастлива и свободна, и любит летать, тоже как чайка. Но однажды, пролетая высоко-высоко в небе, она случайно встретила человека, который ее полюбил, как только увидел…
— А дальше? — сдерживая смех, спросила Лариса.
— Он ее полюбил без памяти! Это пока все, а что потом, я еще не знаю. Наверное, она его разлюбит и улетит.
Она улыбнулась:
— Ты очень начитанный и хорошо рассказываешь. Только я от тебя никуда не улечу. Мне так нравится засыпать, чувствуя всего тебя рядом. В этой близости столько покоя и счастья.
— Только не сейчас, — сказал Горлов, — иначе я умру от голода.
Он ушел рано утром, пожалев будить Ларису, и через полтора часа уже сидел в самолете, летевшем в Краснодар.
* * *
Приземлились точно по расписанию и, пройдя через турникет аэровокзала, Горлов увидел Цветкова среди встречавших.
— У нас мало времени. Через сорок минут я лечу в Будапешт через Москву, — рассеянно поздоровавшись, сказал тот. — После истории с «АНТ'ом» у нас большие трудности. Зажимают все, что могут. В исполкоме двух зампредов сняли, как раз тех, которые наши люди. Если зажмут экспорт парохода, нам с тобой крышка от гробика, причем неструганая. Но, вроде бы, появилась перспектива достать денег. Венгры обещают оформить кредит на тот случай, если с пароходом выйдет задержка.
— Все от Москвы зависит. Если будут давить на кооперативы, завод рисковать не станет. Я с главным инженером четко договорился: работу начинаем, но с условием: если паленым потянет, то разбегаемся без претензий.
— И вагоны ты уже отдал? — то ли спросил, то ли упрекнул Цветков.
— Другого выхода не было. Если бы не отдал, дело б уже сегодня было завалено, — и Горлов, как мог, коротко рассказал, как наладил работу.
— Что половиной головы рисковать, что половиной с четвертью, — выслушав до конца и ни разу не перебив, сказал Цветков. — Не кори себя, ты сделал все, что можно. Другой бы сразу в штаны наложил и всех обделал сверху донизу. Конечно, плохо, что мы прошляпили волынку с драгметаллами. Но с другой стороны спохватились вовремя. И если сделаем, как ты предлагаешь, — с подключением твоего сектора и проведением платежа за новую оснастку через кооператив — то наварим сверху тысяч сто пятьдесят, а, может, и все двести. К тому же твоих ребят поддержим, и Славке Лахареву кусок достанется. Прав ты был, когда не хотел уходить из Объединения. Видишь, как пригодилось!
Горлов хотел отдать Цветкову деньги, но тот не взял потому, что летел заграницу, разрешив тратить, сколько понадобится.
— В общем ты меня порадовал, а то я, было, совсем приуныл, — Цветков засмеялся — в первый раз за весь разговор. — Однако ж, пора. У тебя какие планы?
— Хотелось бы сразу обратно, тем же самолетом, на котором прилетел, — ответил Горлов.
— Зайди к дежурному по аэровокзалу, сегодня — Иосиф Витальевич. Скажешь, что от меня, он все устроит, — было заметно, что Цветков торопится на посадку, и Горлов не стал говорить о том, что надо бы на самом высоком уровне вмешаться в ситуацию вокруг кооперативного движения, как минимум, точно знать, что происходит и чего следует ждать.
Проводив Цветкова, Горлов уладил с билетом и с дальним прицелом позвал цветковского знакомого вместе пообедать. В ресторане его, разумеется хорошо знали, поэтому накормили быстро и вкусно. На прощание Горлов подарил Иосифу Витальевичу бутылку самого дорогого коньяка и, тот проводил Горлова к самолету без досмотра через служебный выход. Вскоре взлетели и только тогда Горлов вспомнил, что за полтора дня, которые провел в Ленинграде, не позвонил не только Рубашкину, но и домой. Вчера вечером ему было так хорошо, что он попросту забыл обо всем.
«Сразу из аэропорта — домой. Дозвонюсь до Рубашкина, а все остальное — подождет. До конца командировки еще есть время. В Северодвинск поеду завтра, нет — послезавтра. Отмечу командировку, проверю, договорюсь и обратно», — засыпая, думал Горлов.
4.13 Там впереди большие перемены…
Рубашкин не думал, что будет так переживать из-за провала на выборах. «Было бы не так обидно, если б я действительно проиграл. В конце концов избирателю не прикажешь: кто больше понравится — за того и проголосует», — в который раз рассуждал он. — «Но самому дать повод избирательной комиссии уличить во лжи и поэтому отменить его регистрацию? Нужно быть полным идиотом, чтобы собственными руками загнать себя в такую дурацкую ситуацию».
Рубашкин не предполагал, что назвав себя журналистом и указав местом работы «Вечерку», угодит в капкан. Он был искренне уверен, в том, что записал в анкете — не писать же в предвыборной листовке: «безработный инженер». Он понимал, что появившийся в «Ленправде» пасквиль придумали вовсе не ветераны и не в СТК Объединения. Это был котовский стиль: ужалить по-змеиному и смертельно. Рубашкин подозревал только Котова, и ругал себя за несдержанность. Если бы не та встреча в Москве, на Съезде, когда он всласть поиздевался над Котовым, тот о нем бы и не вспомнил, мало ли у секретаря райкома накопилось врагов?
Утешало, что многие заметные члены ЛНФ и клуба «Перестройка» также не стали депутатами. Рамм, на прошлых выборах пытавшийся бороться с Гидасповым, популярный экономист Сергей Андреев, Юрий Дорофеев, в свое время организовавший предвыборную кампанию Собчака. Умница и честняга Виталик Савицкий тоже не попал в Ленсовет. Все они по разным причинам проиграли выборы, но Рубашкин переживал только за себя, будто его на полном ходу выбросили из поезда, и никто этого не заметил.
Правда, первые дни телефон разрывался: кое-кто не скрывал злорадства, но в большинстве утешали и обнадеживали, а Витя Таланов твердо обещал устроить Рубашкина на работу в Ленсовет, как только начнется обновление аппарата.
Удивил Мигайлин. Неожиданно позвонив, он передал привет от Салье и сказал, что Марина Евгеньевна не забудет заслуг, равно как и неоценимого вклада Петра в победу демократии и становление подлинно народной Советской власти — Миагйлин буквально так и сказал, видимо, умиляясь от важности порученной ему миссии.
Потом стали звонить реже и уже не звали Петра в Ленсовет, где беспрерывно заседали всякие подготовительные комитеты и комиссии. Через полторы недели после выборов о Рубашкине, похоже, совсем забыли.
Поэтому телефонному звонку Горлова Рубашкин очень обрадовался. Во-первых, Борис сильно помог в выборной кампании. Пожалуй, только он знал, сколько сделал Рубашкин для победы кандидатов «Демвыбора-90», только с ним можно было поговорить об этом, не натыкаясь на безразличие или усмешку. Во-вторых, денег у Петра совсем не было, и предложение отправиться на Север оказалось очень кстати. Задача была очень интересной: зафиксировать и описать, как военные варварски губят природу. Правда, имелась и трудность: Горлову требовались статьи непременно в центральных газетах. Но тема была настолько острой и сверх актуальной, что Рубашкин надеялся пристроить материал в «Литературку» или в «Московские новости», а если удастся сделать фотографии выброшенных на берег ржавеющих кораблей, то — чем черт не шутит? — даже пробиться в «Огонек». К тому же он наверняка будет первым, ведь на секретные базы и склады до сих пор не ступала нога независимого журналиста; только трижды проверенные в КГБ корреспонденты «Правды» и «Красной звезды» заливали соловьиные трели о мужестве и героизме защитников Северных рубежей Родины. Горлов же обещал, что все трудности, связанные с оформлением пропусков и разрешений, он возьмет на себя.
— Кстати, Петя, чуть не забыл! — неожиданно весело сказал Горлов. — Ты будешь смеяться, но я тоже получил телеграмму. Специально ношу — хотел тебе показать, да никак не выбраться. Вот, послушай:
«Уважаемый товарищ Горлов Бэ-Пэ! Ленинградский народный фронт и предвыборный блок „Демократические выборы-90“ просят вас поддержать кандидатов в народные депутаты:…»
Почти, как настоящая! Только кандидат в райсовет написан от руки — некий Кошелев Павел Константинович, военный пенсионер, подполковник в отставке. Это вы без меня придумали — вписывать? Вроде мы с тобой так не планировали.
— А кто другие кандидаты, — сразу заинтересовавшись, спросил Рубашкин.
— В Верховный Совет — Миронов и Богомолов, а в Ленсовет — Васильев и еще кто-то: не разобрать, смазано.
— Миронова знаю — он военный прокурор. За участие в демократическом движении его выслали служить на Крайний Север, куда Макар телят не гонял, а о других двоих первый раз слышу. Прочитай-ка еще раз, — попросил Рубашкин и, выслушав, заключил: — Нет, это не наша работа. В наших телеграммах были только номера квартир — откуда же у нас имена жильцов? — мы же не милиция и не КГБ, чтобы иметь пофамильные списки.
— Значит, кто-то под нас сработал, или девчонки на почте проявили инициативу — заключил Горлов. — Ты уверен, что это чужие телеграммы?
— Уверен! У нас были другие обращения: «Дорогие ленинградцы! Или — дорогие избиратели!» Точно помню — сам писал: текст начинался иначе, а в конце, после фамилий кандидатов был призыв: «Вся власть Советам! Нет — партномеклатуре!»
— Узнаю руку мастера: сразу видно, что не Пушкин. И даже — не Маяковский. Тот глаголами сердца жег, а у тебя — ни одного сказуемого, сплошные подлежащие. Но новаторский подход налицо. Так, что не печалься, пред тобою светлый путь в русскую литературу, — засмеялся Горлов.
— Такой светлый, что в глазах черно, хоть волком вой, — не сдержавшись, вздохнул Рубашкин.
— Переживаешь, что провалился на выборах? Плюнь! Даст бог, не в последний раз, — сказал Горлов.
— Намекаешь, в следующий раз тоже провалюсь? Спасибо, Боря, утешил! Но все равно приятно, что победили и сопли коммунякам утерли. Их время кончилось!
— Победа убедительная! Признаться, не ожидал. А у Таланова как дела?
— Обыграл Яковлева — это его конкурент — почти вдвое. Просил передать тебе привет, сказал, что наша задумка сыграла решающую роль. Никто не ждал, что мы телеграммами всех забросаем.
— Кто-то ждал и хорошо воспользовался, — рассудительно сказал Горлов.
— Видимо, только в Петроградском районе. Из других сигналов не было. Впрочем, теперь всем наплевать, это уже история.
Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату заглянул Филиппов. Рубашкин никак не ожидал, что тот к нему придет, подумав, что о нем наконец-то вспомнили.
— Посмотрите, Петр Андревич, какую гадость обо мне напечатали! — усаживаясь напротив Рубашкина, сказал Филиппов.
Рубашкин познакомился с Филипповым года полтора назад, они вместе работали в Редакционной комиссии Народного фронта, ругались часто, но тот, как и в первый день знакомства обращался на «вы» — Рубашкину казалось, что с некоторой надменностью, будто его тезка дает понять, насколько он умнее и значительнее.
— Боря, ко мне пришли, давай вечером созвонимся. Не забудь деньги на билеты и командировочные. Писателям Литфонд СССР платит, а кто позаботится о честных, но бедных журналистах?
— В тройном размере! — согласился Горлов. — Но помни про дикие законы рынка: кто платит, тот и содержание заказывает.
Повесив трубку, Рубашкин повернулся к Филиппову, и тот перебросил через стол сложенную газету с обведенной красным карандашом статьей.
— Полюбуйтесь! И эту гадость печатает не коммунистическая пресса, а «Смена». Стоило Югину стать депутатом, как началось шельмование всенародно избранных демократических лидеров.
— Вы, Петр Сергеевич, себя имеете в виду? — разворачивая газету, спросил Рубашкин.
— Конечно себя, кого же еще! — возмутился Филиппов. — Надо же, нашли время подгадить: завтра будет решаться вопрос о кандидатуре на пост председателя Ленсовета.
— Завтра? — удивился Рубашкин. — Мне никто не сообщал.
— Ну, это наше внутреннее, депутатское дело, решили вас не беспокоить, — Филиппов говорил свысока, будто намекал, что Рубашкин при решении важных вопросов уже не нужен. — Вы прочитайте внимательно, я хочу поручить вам подготовить опровержение.
Рубашкина покоробило не то, что сказал Филиппов, а его вдруг проявившиеся начальственные интонации.
«С чего он так раскомандовался? Уверен, что кроме него председательствовать в Совете некому?», — подумал Рубашкин и молча начал читать. Статью написала Таня Зазорина, та самая: недавно она придумал новую рубрику — «Я — ваша сваха», и после первой же публикации, «Смену» завалили письмами — тысячи одиноких женщин мечтали, как можно скорее, выйти замуж.
Статья, точнее, интервью с Филипповым было озаглавлено коротко и внушительно:
КАК ВЗЯТЬ ВЛАСТЬ?
Я — избиратель Московского района, поэтому каждый день прохожу мимо входа в метро «Парк Победы». За последние три месяца привычной частью городского пейзажа около метро стали агитационные стенды, а рядом — живые, говорящие политики, точнее: те, кто хочет стать политиками. И среди них, словно памятник композитору Римскому-Корсакову (этот памятник стоит через дорогу, напротив метро), всегда возвышался дважды кандидат в депутаты — ВС России и Ленсовета — Петр Филиппов. Я неоднократно слышала, как он выступал, запомнила его программу. И мне стало интересно, что он собирается делать сейчас, когда в числе других демократически настроенных кандидатов получил двойной депутатский мандат. С таким вопросом я и обратилась к Петру Сергеевичу Филиппову.
— Как, что собираюсь делать? Конечно, брать власть в свои руки…"
— Динамичное начало, — заметив нетерпение Филиппова, сказал Рубашкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57