Спантамано отпил
глоток, затем снова засвистел. Этот свист надоел Заре до тошноты. Она
пожала плечами и удалилась. Да, дочь Оробы не могла постичь своего
супруга. В ней опять пробудилось чувство отчуждения.
Но она не должна была, не имела права давать этому чувству волю, -
того требовали камни, спрятанные в дорогой шкатулке. И в то же время,
помимо всего другого, Зару просто тянуло к человеку, лежащему на террасе.
Томимая разноречивыми мыслями, она забылась.
Согдиец не знал, как ему быть. Он казался себе человеком, который,
изо всех сил убегая от преследовавших его голодных гиен, натолкнулся на
мчащегося прямо навстречу ему свирепого тигра.
Персы или юнаны? Спантамано не хотел ни тех, ни других. Он сам
стремился к власти над Согдианой. Он мечтал о царском престоле, по праву
принадлежащем ему, потомку Сиавахша. Да, он желал сам править своей
страной! Но богам было угодно сделать так, чтобы Спантамано приходилось
выбирать меж двух грозных сил. О дайв! Такая путаница в делах, что в ней
не разобрался бы даже старый пройдоха Анхраман, бог зла, мрака и
лукавства.
Стать на сторону Бесса? Бесс объявил себя повелителем Востока. Новому
царю нужен верный человек, на которого можно опираться в Согдиане. Он
назначит Спантамано сатрапом этой страны. Заманчиво! Но... тогда
Спантамано только наполовину сделается повелителем своей родины, а он
хотел видеть себя ее полным хозяином! Кроме того, долго ли продержится на
троне этот новоявленный Артахшатра? Если перед Искендером не устоял сам
Дариавуш, то Бесс не устоит и подавно. Рано или поздно его сметут с лица
земли, а вместе с ним исчезнет, как дым, и потомок Сиавахша. Значит,
присоединяться к Бессу нет смысла.
Итак, не персы, а юнаны. Перейти на сторону Искендера? Но кто знает
его желания? Намерен ли он, истребив остатки персидских войск, навсегда
уйти обратно? Или царь юнанов, подобно Гахаманидам, поставит в Мараканде и
других городах отряды своих солдат? Что будет тогда? Искендер, конечно,
назначит Спантамано правителем Согдианы. И опять Спантамано окажется лишь
наполовину хозяином государства.
Круг замыкался. Честолюбивого согдийца бесило сознание того, что он
не может распоряжаться страной отцов по своему усмотрению. И это
возбуждало в нем лютую ненависть и к персам, и к македонцам.
Так он и не придумал ничего. Другой на его месте, озлобленный
собственными бесплодными раздумьями, совершил бы опрометчивый шаг. Но
Спантамано, обладая бездной мелких слабостей, становился твердым и
холодным, как его бронзовый нож, когда дело касалось главного. Он
пересилил в себе нетерпение, желание сейчас же действовать: вихрь чувств,
что бушевал у него в груди, нашел исход в безобидной песенке:
Горшок измучила тоска,
Разбился он на три куска.
Спантамано решил ждать. Настанет час, когда события сами покажут, как
быть. И когда этот час наступит, все увидят, на что способен Спантамано.
Придя к такому выводу, согдиец допил вино (оказывается, помогает от горя,
проклятье твоему отцу!) и завалился спать возле красивой жены, к которой
искренне привязался с первого же взгляда.
Не одного Спантамано одолевали в эту ночь невеселые мысли. Ждал
поворота событий Вахшунварта. Он так же, как и Спантамано, не хотел ни
персов, ни македонцев. Но если молодой и горячий согдиец готовился к
схваткам, намереваясь принять в них самое живое участие, то старый и
осторожный бактриец заботился лишь о том, чтобы уберечь себя, своих
родичей и свои богатства как от персов, так и от юнанов. Ему вспомнилась
скала Шаш-и-Михра на востоке, у горного озера. На вершине скалы один из
владетелей, преданных Вахшунварте, построил неприступную крепость.
Вахшунварта надумал укрыться вместе с домочадцами в этой крепости и
дожидаться там лучших времен.
Что касается Бесса, то он всю ночь слонялся по комнате, не находя
себе места. У него на плечах неглупая голова. Под рукой войско. Но нет
смелости, чтобы выступить против Искендера.
Долго не спал и Ороба. Мысли владетеля Наутаки отличались простотой.
Он готовился примкнуть к тому, кто победит.
Так четверо столь разных людей встретили начало того дня, который
решил судьбу одного из них, остальных же, наконец, заставил действовать.

Раньше этих двух бактрийцев не видели в Наутаке. Тогда без расспросов
бы не обошлось, но теперь в городе кишели толпы чужих людей, явившихся из
Бактрианы, и на подозрительных торговцев никто не обратил внимания.
Они молча слонялись по рынку, не собираясь ничего покупать или
продавать. Один из них был высок, сух, носат и волосат; другой приземист,
лыс и толст. Они, кажется, искали кого-то и негромко переговаривались
между собой на языке, который не разобрал бы никакой бактриец. Они только
глядели и никого ни о чем не спрашивали.
Обойдя базар, необычные купцы забрели в харчевню и присели в темном
уголке, чтобы не привлекать к себе внимание присутствующих. В харчевне,
как и везде, где собирается больше десяти человек, стоял шум. Крестьяне из
окрестных селений, мелкие торговцы и ремесленники толковали о своих делах.
- Ни к чему не приступишься, все дорого.
- Еще бы. Товаров мало, все персы забрали.
- И когда мы от них избавимся?
- Скоро уже. Вот Явится Искендер и тогда...
- Думаете, будет лучше, если Искендер явится? Что перс, что юнан -
все равно чужой.
- Не надо бы ни персов, ни юнанов.
- Это верно, да не получается так.
- А может, получится?
У входа пожилой воин из согдийцев рассказывал разинувшим рты селянам
о битве при Гавгамелах.
- Выходит, вы сражались хорошо? - сказал, вмешиваясь в разговор,
какой-то худой человек, судя по черным рукам - кузнец.
- А как же! - гордо ответил воин. - Уж мы показали этим негодным
юнанам.
- То-то они бежали за вами до самой Бактры, - заметил кузнец ехидно.
Воин побагровел от стыда.
- Ну, ты, - заворчал он грозно. - Не твоего ума это дело.
- Конечно, не моего, - согласился мастер. - Почему не бежать, если
хочется бежать? Свет велик. Можно удирать до тех пор, пока не достигнешь
края земли. Говорят, Искендер скоро придет сюда. Куда вы теперь
направитесь, доблестные воители? На север, где вечно лежит снег? Или на
восток, в страну узкоглазых? Или на юг, к индийцам?
Селяне расхохотались. Воин смутился и разжал кулак.
- Никуда не направимся, - сказал он угрюмо. - Мы ушли из Ирана,
потому что не хотели защищать персов. Тут же наша земля, и если юнаны
пойдут на нас войной, мы постоим за себя, так и знай. Пусть только
Спантамано прикажет.
- А, ты из отряда Спантамано? - спросил кузнец с любопытством, в
котором сквозило уважение. При этих словах бактрийские купцы
переглянулись.
- Да, - ответил воин. - Ладно, прощайте, мне пора в крепость.
Он вышел. Оба торговца незаметно выскользнули следом. Высокий нагнал
согдийца и тронул его за руку. Воин оглянулся.
- Добрый человек, - сказал купец. - Я друг Спантамано. Но здесь я
никому не знаком, поэтому мне трудно попасть в замок. Не снесешь ли ты
Спантамано вот это письмо? Из него он узнает, что я приехал, и примет
меня. Умоляю тебя, сделай это если не ради меня, то ради Спантамано,
твоего предводителя! Я торговец. Глупые люди утверждают, будто торговцы
скупы. Но я докажу тебе, что это не так.
И бактриец вручил воину золотую монету.
- Для друга Спантамано я готов на все! - воскликнул обрадованный
воин, пряча за пазухой монету и тугой свиток, зашитый в узкий шерстяной
мешочек. - Где тебя найти, если господин сатрап пошлет за тобой.
- В харчевне, из которой ты вышел сейчас.
Когда воин удалился, один бактриец сказал другому на греческом языке:
- Или Спитамен согласится...
- Или отрубит нам головы, - добавил его товарищ.
Согдиец честно доставил послание Спантамано. Тот удивился и подробно
расспросил воина о "друге". Затем отослал его, вскрыл мешочек и развернул
свиток из папируса. Письмо было написано по-персидски. Первые же слова
послания повергли Спантамано в изумление.
"Искендер Зулькарнейн шлет привет потомку великого Сиавахша, -
прочитал Спантамано, не веря своим глазам. - Радуйся! Я много слышал о
твоих достоинствах считаю тебя благороднейшим из мужей Согдианы. Вот
почему я обращаюсь к тебе, а не к другим вельможам твоей благословенной
страны. Слушай же то, что тебе говорит сын бога Аммона..."
Спантамано отер широким рукавом вспотевший лоб и продолжал читать:
"...Забота о благе моего народа заставила меня покинуть страну отцов
и повела по дороге войны против Дариавуша. Тебе известно, сколько
притеснений чинили персы юнанам, как надругались они над храмами наших
богов. Пока существует корень Гахаманидов, народы мира не могут жить
спокойно. Боги повелевают мне истребить этот проклятый род и водворить
повсюду радость и благополучие. Я разметал полчища иранцев, как ветер
золу, и освободил множество племен от персидского ига. Но враг еще не
растоптан. Братоубийца сатрап Бесс жив и скрывается в Наутаке..."
Потомок Сиавахша поднялся, трясущимися руками наполнил кубок,
опорожнил его тремя глотками и снова склонился над свитком.
"...Я узнал, что Бесс опирается на тебя, и скорби моей нет предела.
Разве Бесс не враг и тебе, о потомок Сиавахша? Разве Гахаманиды не отняли
престол Согдианы у твоих отцов? Почему же ты пригрел на своей груди
ядовитую змею, которая рано или поздно тебя ужалит? Неужели ты хочешь
выступать вместе с кровожадным Бессом против того, кто идет к тебе с
братской улыбкой на устах? Неужели ты не поможешь мне пресечь козни
мерзкого человека, которого мы ненавидим оба? Воины мои утомлены
бесконечным походом. Я давно вернулся бы в свою страну, если бы злой Бесс
не угрожал мне мечом за моей спиной. В сердце моем нет ненависти, в голове
нет дурных мыслей против согдийцев. Наказав Бесса, я уйду обратно, так как
меня зовет очаг родного дома. И Согдиане станет твоей. Подумай над этими
словами, мой брат Спантамано..."
Согдиец выронил свиток и оцепенел. Затем порывисто вскочил с места и
побежал к выходу. Но у порога спохватился, остыл и неверным шагом
возвратился в зал. Не кроется ли подвох в речах Искендера? Нет, разве сын
бога Аммона осквернит свои уста ложью? А почему бы нет? Разве не пропитано
ложью все вокруг?
Спантамано, боясь сделать неверный шаг, призвал Датафарна, Оробу,
Вахшунварту и Хориена, знатного согдийца, такого же осторожного человека,
как и старый бактриец. Послание Искендера их тоже поразило и заставило
задуматься. Всех беспокоило одно: не таится ли в письме Зулькарнейна
обман? Быть может, он замыслил расколоть объединенные силы персов,
согдийцев и бактрийцев, а потом разгромить их по одиночке?
- Любое решение опасно, - пробормотал Вахшунварта. - Я не знаю, что
делать.
- Я тоже, - присоединился к нему Хориен.
- Но выбирать все-таки надо! - воскликнул Ороба. - И поскольку это
так, неужели мы окажемся дураками и станем на сторону слабейшего? К дайву
Бесса! Оробе неплохо жилось при персах. Я думаю, при юнанах будет не хуже.
Хватайте Бесса - и делу конец!
- Ороба прав, - тихо сказал Датафарн. - Свяжите Бесса и отдайте
Искендеру. Одной собакой станет меньше.
Спантамано быстро повернул голову и бросил на Датафарна удивленный
взгляд.
"Ага, братец! - усмехнулся он про себя. - Ты, оказывается, зубаст. Мы
с тобой еще поживем на белом свете, я вижу".
- Так что же вы советуете, Вахшунварта и Хориен? - сердито спросил
потомок Сиавахша.
- Решай сам, - промямлил Вахшунварта, пряча глаза.
- Сам решай, - повторил Хориен.
- Шакалы! - не сдержался владетель Пенджикента. - Я решу, а потом вы
камнями забросаете меня, если выйдет неудача. Не так ли?
Они промолчали. В это время у входа во дворец послышался шум.
"Спантамано! Спантамано!" - кричала толпа. Появились испуганные
телохранители. Один из них сообщил, что тысяча или две горожан,
вооруженных дубинами и топорами, оттеснили от ворот стражу и ворвались в
замок. Они хотят видеть Спантамано.
- Зачем? - спросил пенджикентец.
- Не знаю.
- Спантамано! Спантамано! - ревела толпа.
Тот, кого она призывала, проворно вскочил на ноги и быстро вышел на
террасу, бледный, злой, готовый ко всему.
Как только он появился, толпа мгновенно стихла. Лишь над скопищем
черноволосых, светлых и седых голов колыхались, стукаясь и звеня друг о
друга, дубины, пики и секиры.
- Я здесь! - крикнул Спантамано звонко. - Чего вы от меня хотите?
- Защити от персов! - опять загремела толпа.
- Что там произошло такое?
- Притесняют!
- Обирают!
- Женщин похищают!
- Крадут детей!
- Отнимают скот!
- Почему вы обращаетесь ко мне? - сердито заорал потомок Сиавахша. -
У вас есть свой правитель, - Спантамано ткнул в появившегося сбоку Оробу,
- пусть он и спасает вас от грабителей. Разве у меня мало своих дел, чтобы
я тут еще с вами возился?
Его слова смутили и, видимо, обидели этих людей. По толпе пошел
недобрый гул. Вперед выступил загорелый до черноты старик с распахнутой на
волосатой груди рубахой.
- Нет, Спантамано! - сказал он громко. - Только ты можешь защитить
нас от персов.
- Почему я? Что это взбрело в твою пустую голову, старый ты чурбан?
Резкость Спантамано нисколько не смутила наутакца. Он спокойно глядел
прямо в глаза молодого военачальника.
- Ты обязан защитить нас, Спантамано, - проговорил он твердо.
- Обязан? - Наглость старика вывела Спантамано из себя. - Разве ты
пенджикентец, чтобы я из-за тебя лез из кожи, будь ты проклят? Мне мои
пенджикентцы не дают покоя, чтоб им провалиться вместе с вами, а тут еще
вы пристаете!
- Да, ты обязан, - проговорил старик упрямо. - И мы не просим тебя,
мы требуем, чтобы ты защитил нас от воинов Бесса!
- Требуете? - Спантамано расхохотался. - Ну, Ороба, тебе пришел
конец. Твой народ, как я вижу, поголовно лишился разума. Отчего же вы,
добрые люди, требуете защиты у меня, а не у своего князя?
- Потому, что ты потомок Сиавахша! - гневно загремел старик. -
Потому, что ты из древнего рода царей Согдианы! Потому, что мои отцы
кормили твоих отцов! Потому, что в каждой капле твоей крови - сок
гранатов, выращенных нашими предками! Потому, что народ верит тебе одному!
Ты сказал, что ты пенджикентец? Нет! Ты не пенджикентец, не бахарец, не
маракандец, не наутакец - ты согдиец! Ты обязан нам, как и мы обязаны
тебе. У тебя нет своих дел, есть наши дела. Понял ты меня?
Усмешка на губах Спантамано погасла. Удивленный словами наутакца, он
подался вперед и впился острым взглядом в обветренные лица. До сих пор он
думал всегда о себе и никогда не думал об этих людях. Он полагал, что
родство с божественным Сиавахшем - честь, но, оказывается, оно налагает на
него и какие-то обязанности.
- Спантамано слушает вас! - крикнул он голосом, дрожащим, как тетива.
- Говорите!
Седой наутакец схватил за руку какую-то женщину, подвел ее к ногам
Спантамано, сорвал с нее грубое покрывало, поклонился и отступил на шаг.
Первое, что увидел Спантамано, - это две кровавые раны вместо грудей.
Ни растрепанных черных волос, ни огромных глаз, ни красивого, но
изможденного лица, ни синяков на тонких руках, ни царапин и ссадин на
животе и голых бедрах - ничего не видел Спантамано, - только две круглые
алые раны зияли перед ним, точно две половины разрезанного граната.
- Это жена моего сына Баро! - зарыдал старик. - Четыре дня назад она
пошла за водой и не вернулась. Сосед увидел, как ее схватили персы. Баро
припал к ногам Бесса. И Бесс ответил Баро: "Не будь таким скаредным. Ты
тешился этой женщиной три года, пусть же мои воины насладятся ею три дня".
Сегодня утром она сама явилась домой. Они отрезали ей груди ради забавы.
Люди, плачьте! Богиня плодородия Анахита обесчещена. Источник жизни иссяк.
Не окропится земля священным материнским молоком. Наступят засуха, мор и
оскудение.
Старик, причитая, упал на колени. И сотни людей, причитая, упали на
колени, ибо персы, отрезав женщине груди, осквернили в ней материнское
начало, образ богини Анахиты, дающей жизнь всему сущему.
У Спантамано закружилась голова. И он сам не заметил, как бросил в
толпу два слова, которые, точно камни, вызывающие снежную лавину, разом
сдвинули с места густое скопище охваченных яростью людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30