В залах дворца было много света и воздуха. Потолки украшала тонкая
резьба по алебастру. По верхнему краю высоких стен тянулись лепные фризы,
изображающие то розетку, то следующих одна за другой куропаток, то оленей,
убегающих от леопарда. Ниже фризов раскинулась по голубому полю вязь
красочных росписей: охотники на тонконогих, быстро скачущих конях пронзали
стрелой нежных серн; юноши в дорогих нарядах поднимали чаши; раскинув
руки, выступали группы обнаженных танцовщиц.
"В храме огня, где Вахшунварта совершает обряд, ни одной завитушки не
увидишь, - подумал Спантамано. - А дома у него вон сколько их наворочено.
Такова твоя святость, хитрец?"
Поручив Спантамано заботам рабов, хозяин удалился. Пока Вахшунварта
размещал согдийцев и дахов по хижинам, а их коней - по конюшням, потомок
Сиавахша обмылся прохладной водой. Он долго плескался в каменном бассейне
внутри дома, и его некрупное, суховатое, но ладно сложенное, как бы
отлитое из бронзы тело отдыхало от дорожных невзгод.
Рабы, цокая языками от восхищения, умастили длинные волосы согдийца
душистым маслом и расчесали серебряным гребнем; густые локоны отливали
золотым блеском и ниспадали на плечи мягкой волной. Каково же было
удивление слуг, когда знатный согдиец отказался от приготовленных для него
ярких бактрийских одежд и опять облачился в пятнистые шкуры леопарда! Он
поглядел в медное зеркало, поправил тонкие усы и весело подмигнул
столпившимся вокруг него рабам. Они завыли от восторга. Так дружески с
ними еще никто не обращался.
Освеженный, ловкий и быстрый, согдиец, проворно ступая по мягким
багровым коврам, проследовал в зал, где за низким столом, уставленным
золотой и серебряной посудой, его ожидал старый Вахшунварта. При виде
сдобного пшеничного хлеба, жирного вареного риса, горой лежащего на
круглом подносе, жареных сазанов, щук и сомов, раскрывших пасти на блюдах,
тонко нарезанного, посыпанного красным перцем и политого уксусом лука и
крупных, на огне каленных орехов ноздри Спантамано дрогнули, как у
голодного барса, уловившего запах пасущейся недалеко антилопы.
Хозяин подошел к бронзовому жертвеннику, установленному на высокой
медной треноге, разрезал плод граната, окропил кровавым соком священное
пламя и едва слышно пробормотал короткое заклинание:
- О Хаом, владыка дома, владыка селения, владыка города, владыка
страны! О силе и победе для нас молюсь тебе, - сохрани нас от ненависти
ненавидящих, лиши разума притеснителей. Кто в этом доме, в этом селении, в
этом городе, в этой стране нам враждебен, отними у того мощь, ослепи его
глаза. Да не будет крепок ногами, да не будет могуч руками, да не увидит
земли и неба тот, кто обижает наше сердце...
Ели молча. Спантамано, отведав понемногу всего, напал на свое любимое
блюдо - острую горячую похлебку с жирной бараниной, диким чесноком, черным
перцем и айвой. Вахшунватра равнодушно жевал сушеные абрикосы и задумчиво
глядел куда-то в угол. Ему не хотелось есть, и он только из приличия
присоединился к согдийцу. Его одолевал рой невеселых мыслей.
- Рассказывай! - проворчал жрец, когда Спантамано, запив еду кубком
темного кислого вина, прилег на правый бок и подоткнул под локоть подушку.
- Рассказ мой будет краток. - Потомок Сиавахша усмехнулся. - Персам
пришел конец!
- Ты этому рад?
- Рад? - повторил Спантамано. - Конечно, будь я проклят! Так свободно
дышу сейчас, как никогда за двадцать шесть лет жизни своей не дышал. Э, да
сегодня мне как раз двадцать шесть лет стукнуло! Забыл совсем, будь я
проклят... Ну ладно, это к делу не относится. Важно что? Спантамано
по-другому заживет теперь!
Он прищурил глаза, щелкнул пальцами и засмеялся. Вахшунварта молча
ожидал, что скажет дальше этот согдиец.
- Слушай, Вахшунварта, - продолжал отпрыск Сиавахша. - Спантамано не
любит говорить о себе. Он таков по своей природе. Но сегодня... или я
просто пьян и кубок вина развязал мне язык? Нет. События - вот что
отомкнуло замок на моих устах. Ты спросил меня: рад ли я падению Кодомана?
Да, безумно рад! Почему? Я скажу тебе, Вахшунварта. Слушай меня, отец. Ты
ведь знаешь, я - из царского рода потомков Сиавахша. Сиавахш похоронен в
городе Бахаре [Бахар - ныне Бухара], что стоит на Золотоносной реке
[Золотоносная река - Зарафшан]. Весной, в день Нового Года, жители Бахара
поднимаются на холм, где погребен Сиавахш, и при восходе солнца режут на
его могиле священных петухов. Сиавахш происходил от Михры, великого бога
Солнца. Вот почему у меня золотые волосы, - они напоминают о лучах
знойного светила. Вот почему у меня синие глаза, - они походят на цвет
неба, по которому шествует Михра. Из нашего рода вышел пророк Заратуштра,
которому поклоняются мидяне, персы, бактрийцы, согдийцы и жители Хорезма.
Да, я от великого корня! Отец моего деда обитал на холме посередине Бахара
- на холме, где погребен Сиавахш. Там же, в крепости, за толстой стеной,
жил и отец моего отца. Кто во всей Согдиане был более почитаем и богат,
чем цари из рода Сиавахша? Но вот явился Кир...
Лицо Спантамано потемнело. Вахшунварта, заметив злой огонек,
разгоравшийся в глазах молодого согдийца, пугливо отодвинулся.
- Царь персов Кир, - продолжал Спантамано, - покорил и унизил моего
прадеда. Дариавуш изгнал моего деда из Бахара. Наш род бежал на восток, в
Пенджикент. Ты слыхал о Пенджикенте? Он за Маракандой, в горах, на берегу
Зарафшана. Но и там, будь я проклят, нас не оставили в покое! Персы
добрались до нашего становища и отняли даже то, что у нас еще оставалось.
Почему? Да потому, что наш род священ, а Кшайарша, сын Дариавуша, - тот
самый Кшайарша, который объявил себя "саошиантом" - Спасителем
Человечества, не хотел, будь проклято его имя, чтобы на востоке
существовал род, более славный, чем корень Гахамана.
О судьба! Если когда-то все богатства Согдианы доставались нам, то
при персах они обратились в добычу чужеземных царей. Согдиану сделали
сатрапией Персидского государства. Знаешь, какую дань платили согдийцы
совместно с племенами хорезмийцев, парфян и харайва? По триста золотых
талантов [всего около 700 тысяч золотых рублей] каждый год! Из-за тяжелых
поборов род Сиавахша обнищал, как и все в Согдиане. Поверь мне, из каждых
десяти овец половину мы отдавали - кому? Персам. Из каждых десяти юношей
половину мы отдавали - куда? В персидское войско, и все они пропадали
вдалеке от своих лачуг, пропадали ради чужого благополучия! Из каждых
десяти женщин половину мы отдавали персам, они служили забавой их лопоухим
старикам и никогда уже не возвращались домой, тогда как наши мужчины не
могли жениться и умирали, не оставив на земле потомства... Наше семя стало
вырождаться. Из потомков Сиавахша остался всего один человек на свете, -
это я, Спантамано.
Все говорят: Спантамано безбожник и бродяга, для которого ничего не
свято. И так оно и есть, разве я отрицаю? Немало горя видел Спантамано,
немало всякой нужды перенес, чтобы корчить из себя человека, угодного царю
и богу. Персы на моих глазах - на моих глазах, будь я проклят! - убили за
неповиновение моего отца... Я, потомок Сиавахша, мерз, одетый в лохмотья,
в пустой хижине, а дети персидских старейшин дразнили меня блеском своих
нарядов. Я голодал, как волчонок, они же... разве они задумывались
когда-нибудь над тем, что будут есть завтра?
Я был красивым и веселым юношей. Но разве мне предназначались дочери
богатых старейшин? Нет, их отдавали персидским молокососам, у которых
пояса распирало от золота - золота, отнятого у нас! В двадцать лет я был
мудр, как старец, но стадо тупых иранских юнцов, людей жалкого, скудного
ума, из которого ничего не выжмешь, сколько ни бейся, - это стадо ослов
глядело на меня сверху вниз. Как же! Ведь они умели так красиво говорить,
хотя в речах не было никакого смысла, а я, хотя и видел их всех насквозь,
не мог связать два слова от смущения и унижения.
Что же из того, что я стал видным человеком в Согдиане? Я достиг
высокого места только благодаря собственной изворотливости. Да, я добился
многого, я сделался приближенным сатрапа Бесса, женился на его сестре. Но
разве это нужно потомку Сиавахша? Я хочу сам быть себе владыкой. Я хочу
сам есть хлеб, выращенный на моих полях. Я хочу сам есть мясо моих овец.
Я хочу сам править Согдианой, будь я проклят, а не доверять это
приятное дело какому-то Бессу! Всю жизнь я тайно ненавидел персов и желал
конца их владычеству. Но у меня не хватило бы сил с ними расправиться. Это
сделал за меня другой - великий человек, властелин западных стран Искендер
Зулькарнейн. Иго персов свергнуто. Ты спросил меня, Вахшунварта, рад ли я
поражению Дариавуша? Я визжу от счастья, ликую, проглоти меня дайв!
И Спантамано, сверкая ровными зубами, расхохотался прямо в лицо
бактрийцу. Вахшунварта, пораженный столь откровенной речью потомка
Сиавахша, подавленно молчал. На смуглых губах Спантамано блуждала странная
улыбка. И Вахшунварта подумал, что этот молодой согдиец не остановится ни
перед чем, чтобы добиться своего.
- Я... э-э... хорошо понимаю тебя, - сказал, наконец, Вахшунварта. -
Кто не рад краху Персидского царства? Тысячи тысяч людей от Египта до
Согдианы разогнули спину. Десятки народов мечтали о свободе, - мечта их
исполнилась. Но... - Вахшунварта вздохнул, - не променяли мы петуха на
ястреба, а?
- Ты о чем? - спросил Спантамано, блаженно улыбаясь.
- Я говорю об Искендере. Когда юнан воевал на западе, я заклинал
Охрамазду о победе Зулькарнейна. Когда юнаны сожгли Фарс, я принес
благодарственную молитву богу Михре. Но... Дариавуш убит, персы
разбежались, а Искендер все еще движется на восток. Он уже в Кабуре.
Одного нет - другой зачем? Может, он будет еще хуже? А не получится так:
если раньше из десяти твоих овец персы съедали только половину, то теперь
юнаны съедят всех, да и тебя самого а придачу? Ты не думал об этом, а?
Улыбка Спантамано погасла. Он опустил глаза и глухо ответил:
- Нет.
- Зря. Я боюсь Искендера. Он объявил: "Иду на восток, чтобы
освободить всю Азию от персов". Персов Зулькарнейн уже победил. Зачем же
он идет сюда?
- Победил, да не всех! - горячо возразил Спантамано. - Ты забыл про
Бесса? Он собирает войско, хочет выступить против юнана. Вот зачем идет к
нам Искендер. Истребит остатки персов и вернется обратно. Что тут
страшного?
- Не знаю, - пробормотал Вахшунварта. - Может быть и так. Но я... не
верю Зулькарнейну. Кто знает, что у него на уме? Ты заглядывал в его душу?
Нет. Я тоже. Подумай - стал бы он губить своих людей ради нас? Нет, не
станет он из-за тебя и меня своей головой рисковать. Говорят Искендер
лукав. Спаси Охрамазда от его рук.
- Ты от страха голову потерял, - криво усмехнулся Спантамано. -
Вспомни-ка: при Дариавуше Первом и персы два или три раза нападали на
Юнан, учиняли там неслыханный погром. Пока у персов сила, юнанам спокойно
не спать. Чтобы и завтра, и послезавтра, вечно был мир, юнаны хотят уже
сегодня с корнем вырвать раз и навсегда родословное древо Гахаманидов. Не
потому ли Искендер вот уже пять лет гонит их и громит, чтобы до конца
истребить их боевую силу? Пастух не спокоен за стадо, пока не уничтожит
волчью стаю до последнего щенка, у которого еще даже зубы не прорезались.
- Не знаю, - опять сказал Вахшунварта, с сомнением покачав головой. -
Может быть, ты и прав. Но я все-таки не верю Зулькарнейну. Я много думал,
думал целый месяц, да. И решился... решился, пока не поздно, бежать их
Бактры.
- Бежать? - Спантамано вскинул брови. - Куда?
- На север. В Согдиану. Ороба, правитель Наутаки, мой друг. Он примет
меня.
- А как же Бактриана? Как народ, который видит в тебе своего отца?
- Народ? - Вахшунварта усмехнулся. - Сейчас он видит своего отца в
Искендере. Зулькарнейна превозносят на всех перекрестках как освободителя.
Все ждут не дождутся, чтобы он скорей явился и выбил персов из Бактры. Что
мне народ? Пусть поступает, как ему хочется, Окажется прав - хорошо.
Ошибется - ему же будет плохо. Мне сейчас не до народа. Я хочу спасти себя
и своих родичей от юнанов, - все другое меня не касается. Я готов к
отъезду. Мы выступаем через три дня. Если хочешь, поедем со мной.
- А Бесс?
- Бесс? Плюнь на него. Пусть он хоть утопится.
- А если он с нами захочет?
- Пусть едет. Но кормить его я не буду.
- Та-а-ак... - Глаза Спантамано приняли сосредоточенное выражение. Он
забарабанил пальцами по медному подносу и стал негромко насвистывать
сквозь зубы. Потом резко встряхнул головой. - Хорошо! Уйдем на север, за
Окс [Окс - современная река Аму-Дарья].
В Бактре, по донесениям лазутчиков, остался двухтысячный отряд мидян
и персов, не примкнувших к Бессу и решивших защищаться. Отдохнув в
Драпсаке, македонец сделал внезапный налет на Бактру и взял ее после
недолгой осады. Жители города так ненавидели персов, что во время приступа
стали избивать их. Народ открыл ворота и встретил македонцев как
освободителей. Чтобы еще больше склонить местных жителей на свою сторону,
Александр приказал солдатам никого до времени не обижать.
Бактра показалась Александру унылой и запустелой. Персы довели город
до разорения. "Когда я наведу порядок на всей азиатской земле, - сказал
Александр себе, - открою здесь хорошую торговлю, и город оживет".
Солдатам было объявлено, что в Бактре они отдохнут, запасутся хлебом
и направятся в Согдиану, чтобы разгромить Бесса.

ЗАРА, ДОЧЬ ОРОБЫ
В золото Зевс обратился, когда захотел он с Данаи
Девичий пояс совлечь, в медный проникнув чертог.
Миф этот нам говорит, что и медные стены, и цепи -
Все подчиняет себе золота мощная власть.
Золото все расслабляет ремни, всякий ключ бесполезным
Делает; золото гнет женщин с надменным челом
Так же, как душу Данаи согнуло. Кто деньги приносит,
Вовсе тому не нужна помощь Киприды в любви.
Силенциарий, "Эпиграммы"
Напротив Тармиты [Тармита - ныне город Термез] беглецы переправились
в больших лодках на правый берег Окса и сожгли суда, чтобы они не
достались македонцам. Отсюда путь лежал по горам и пустыням до Наутаки
[ныне город Шахрисябз] - города, расположенного недалеко от Мараканды.
Впереди ехали согдийцы и дахи Спантамано. Воины из Мараканды, Бахара,
Наутаки, Пенджикента и других мест Согдианы распевали песни - долгие
странствия по далеким, чужим краям закончились, кони согдийцев ступали по
родной земле.
Иным было состояние бактрийцев. Толпа многочисленных сородичей жреца
Вахшунварты, его вооруженных слуг, жен и детей, среди которых выделялась
редкой красотой четырнадцатилетняя Рохшанек, а также семейства других
бактрийских жрецов и старейшин, бежавших вместе с Вахшунвартой, тосковали
о покинутой Бактриане и тревожно глядели вперед, невесело размышляя о
будущем. Оно не сулило им ничего хорошего.
Персы же, замыкавшие это скорбное шествие, были трижды мрачней унылых
бактрийцев, и угрюмей всех казался их предводитель Бесс. Он долго
отговаривал Вахшунварту и Спантамано от бегства в Наутаку, но они его не
послушались. Без них же Бесс не решился остаться в Бактре, боясь не
столько Александра, сколько мести туземцев. И вот он ехал сейчас во главе
своего отряда, проклиная судьбу, которая так немилостиво с ним обошлась.
Все меньше и меньше друзей оставалось у Бесса, все больше становилось
врагов. Самым опасным из них был Спантамано. После ухода из Бактры в нем
произошла разительная перемена. Согдиец держит себя не так, как держал
прежде, и это не укрылось от глаз Бесса. Раньше потомок Сиавахша с утра до
ночи орал во все горло песню о разбитом горшке, хохотал на каждом шагу и
не упускал случая позубоскалить. Сейчас он вопреки своему обычаю, не пел,
не смеялся и не разговаривал. Все эти дни он озабоченно посвистывал и
сосредоточенно думал. О чем? Этого не знал никто в целом мире. А
неизвестность настораживала, пугала Бесса.
- Посмотрим.
- Там видно будет.
- Время покажет.
Так отвечал Спантамано, когда его спрашивали, что он станет делать
после приезда в Наутаку.
Вместе со Спантамано ехал в Наутаку и бледный перс Датафарн. Странный
это был человек - все время хмурился, никому не задавал вопросов, никому
не отвечал, всех сторонился, и только Спантамано улыбался иногда своей
обычной грустной улыбкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30