А Феликс и его товарищи осторожно пробирались сонными улицами в район Эсквилина, где можно было надежно укрыться от вигилов и стражников.Им повезло — они не наткнулись ни на один из патрулей Сеяна и благополучно добрались до Кливус Вибриус.Мятеж был подавлен. Тучи, сгустившиеся было над Империей и головой Тиберия, начали рассеиваться. Глава XIXОтчаяние Когда Кассий Херея и Сабин вошли в палатку главнокомандующего Рейнской армией, Германик с улыбкой пошел им навстречу.— Рад видеть тебя, Кассий, — сказал он. — Долго же ты путешествовал.— Да уж, — буркнул трибун. — Я мог и вообще не вернуться, если бы не этот человек.И он указал на Сабина.Германик окинул того дружелюбным взглядом и жестом пригасил пройти.— Садитесь вон там, — показал он. — Выпейте вина и расскажите мне все.На небольшом походном столике стояли чаши с вином и подносы с закуской.Оба трибуна присели на табуретки, Германик расположился рядом. Он очень устал за последнее время, похудел и осунулся, но в глазах по-прежнему горел огонь.— Рассказывайте, — приказал он, когда гости сделали по нескольку глотков.Кассий Херея начал говорить, Сабин дополнял его повествование. Германик слушал молча, иногда он хмурил брови, иногда закусывая губу, время от времени его пальцы сжимались в кулаки, а лицо покрывалось бледностью.— Это все? — спросил он тихо, когда рассказ был окончен и Кассий замолчал.— Да, командир, — ответил Херея. — Все, что нам известно. Выводы делай сам.Германик обхватил голову руками и некоторое время сидел не шевелясь. Наконец, он выпрямился и посмотрел на Кассия.— Так, значит, это действительно Постум? — спросил он. — Не беглый раб, как мне сообщил цезарь?— Нет, — твердо ответил трибун. — Это действительно Марк Агриппа Постум. Мы можем поклясться всеми богами Рима.— Значит, Сатурнин был прав, — прошептал Германик с болью. — А я еще сомневался...Он горестно покачал головой, и в его глазах мелькнули искорки гнева.— Так кому же я служу здесь? — воскликнул он. — Цезарю, Империи или убийцам и изменникам?Оба трибуна промолчали. Да и что тут было сказать?Германик вскочил на ноги и в возбуждении забегал по палатке.— О, боги! — восклицал он. — Дайте мне силы во всем разобраться!— В чем ты еще хочешь разобраться? — тихо спросил Кассий. — Прости, командир, но тут все ясно. Тебе надо немедленно спешить на помощь Постуму. Ты один можешь выполнить волю Божественного Августа. Только ты.— А граница? — в отчаянии спросил Германик. — Разве я могу бросить сейчас провинцию? Ведь варвары в любой момент могут перейти реку. Да и искры бунта еще тлеют.Он схватил себя за волосы, его лицо исказилось, словно от боли.— Да и как я, приемный сын Тиберия, поведу легионы на Рим, на мой родной город?Молодой полководец невыносимо страдал. Его чувство справедливости говорило, что надо идти на помощь Постуму, но обостренное чувство долга запрещало ему делать это. Как, развязать, по сути, гражданскую войну? Бросить границу и провинции на растерзание варварам? Невозможно!Но Постум, Постум... Ведь он же брат его жены, да и самому ему был как брат. Бедный Агриппа и так семь лет провел на пустынном острове по ложному обвинению, а теперь может вообще жизни лишиться. В чем он виноват?Эти мысли метались в голове Германика, рвали на кусочки его мозг. Оба офицера с сочувствием смотрели на него. Они понимали состояние своего командира. Что тут можно посоветовать?У входа в палатку раздался лязг оружия, и появился дежурный центурион в полном вооружении.— Достойный Германик, — возвестил он. — К тебе гонец из Рима с цезарской почтой.Все трое напряглись, впившись глазами в центуриона. Вести из Рима! Какие? Хорошие или...Сабин почувствовал, как страх холодной змеей вползает в сердце. Что-то случилось в столице, но что?Кассий Херея залпом осушил свой кубок. Германик овладел собой и кивнул.— Пусть войдет, — приказал он.Появился запыленный и уставший курьер с кожаной сумкой на плече. Он по уставу приветствовал главнокомандующего и протянул ему восковые таблички, опечатанные перстнем с Диоскурами.Германик нетерпеливо схватил письмо, сломал цезарскую печать и вонзил глаза в текст.— О, Юпитер! — воскликнул он в следующий момент. — Цезарь Тиберий сообщает, что мятеж беглого раба Клемента подавлен, а сам главарь схвачен и ожидает казни!Сабин и Херея переглянулись.— Почему же он не подождал? — прошептал Кассий. — Почему?— Видно, что-то заставило его действовать более решительно, — ответил Сабин.Он чувствовал в душе полное опустошение, так же, как и тогда, после смерти Августа. Снова рушатся все надежды, снова он проиграл и остался ни с чем.Германик посмотрел на них.— Так кому же верить? — спросил он резко. — Вам или моему приемному отцу? Кто схвачен? Постум или Клемент?Кассий отрешенно пожал плечами.— Мы сказали тебе все, — негромко произнес он. — Решай сам.Германик швырнул таблички на стол, опрокинув кубок с вином. Кроваво-красная жидкость брызнула на пол.— Нет, я разберусь во всем! — в отчаянии крикнул командующий, грозя кому-то кулаком. — Я разберусь и узнаю правду! И тогда — берегитесь!Он резко повернулся на месте и вновь заходил по палатке, на его щеках выступил нездоровый румянец.— Берегитесь! — повторил он. — Кто бы ни оказался преступником и обманщиком, он мне за все заплатит. Будь это даже мой отец... — Германик посмотрел на Кассия. — Или мой верный друг, — добавил он тихо.Кассий встал и с достоинством выпрямился.— Командир, — сказал он твердо. — Прошу тебя и предупреждаю — не тяни. Ты должен во всем разобраться, это так, но действовать надо быстро. Иначе изменники сумеют замести следы и уничтожить доказательства своих преступлений.Германик скрипнул зубами.— Да я бы сейчас на крыльях полетел в Рим, — глухо сказал он. — Но я давал присягу, у меня есть долг, который я обязан выполнять, невзирая ни на что!— Но ведь можно... — начал было Сабин.В палатку шагнул все тот же дежурный центурион.— Командир! — крикнул он в тревоге. — Донесение из Бонны. Варвары перешли Рейн. Их там целое племя, а ведет бандитов сам Арминий!— Ну, вот видишь, — отрешенно сказал Германик и тут же оживился.Действительно, сейчас для него существовала только проблема безопасности границы на западе, она вытеснила из головы все остальное, даже Постума.— Я выезжаю через час, — сказал он центуриону. — Чтобы все было готово. Со мной пойдут три когорты Тринадцатого легиона — надо привести подкрепление. Слушай внимательно. Я приказываю...Сабин и Кассий молча слушали, как Германик отдает распоряжения, полностью захваченный очередной опасностью. Ему явно было уже не до Рима.Когда центурион вышел, Германик развернул на столе карту и начал водить по ней пальцем.Кассий Херея наклонился к уху Сабина.— Видишь, какой он? — шепнул трибун. — Ты уж меня прости, но, кажется, в столице меня не очень-то ждут. Я остаюсь здесь. Это моя жизнь, и будь проклят тот день, когда я влез в политические игры.Сабин внимательно посмотрел на него.— Что ж, — сказал он, — твое право выбирать свою дорогу. А я возвращаюсь.— А может, тоже останешься? — с надеждой спросил Кассий. — Будешь служить в моем легионе. Мы с тобой славно повоюем.— Нет, — покачал головой Сабин. — Не могу. Ты, я вижу, совсем забыл еще об одном.— О чем? — удивленно спросил Кассий.Сабин не ответил и шагнул к Германику.— Прости, что отвлекаю тебя, командир, — сказал он. — Но я бы хотел закончить наш разговор.Германик недовольно повернулся к нему.— Говори, — бросил он нетерпеливо.— Как быть с завещанием Августа? — спросил Сабин. — Разве ты забыл о нем?— Нет, не забыл, — резко ответил Германик. — Но пока ничего не могу сделать.— У меня есть одно предложение, — продолжал трибун. — Напиши письмо в сенат, письмо, которое я мог бы там зачитать от твоего имени... или нет, лучше, адресуй это письмо Гнею Сентию Сатурнину, он сможет успешнее справиться с этой ролью. Поручи ему огласить на заседании завещание Божественного Августа...— А что это даст? — перебил его Кассий. — Ведь сейчас, после смерти Постума, именно Тиберий является законным наследником.— Многое даст, — ответил Сабин. — Пусть все узнают о преступлениях Ливии и Тиберия. Тогда и сенат, и народ поднимутся против них и сметут изменников в Тибр. Справедливость восторжествует, Агриппа и все другие, безвинно убитые, будут отомщены.А потом достойный Германик вернется в Рим — когда уже расправится с варварами — и примет верховную власть. Я думаю, Август одобрил бы такой план.Германик думал несколько секунд.— Хорошо, — сказал он наконец. — Я напишу такое письмо и ты отвезешь его в столицу. Пусть завещание будет оглашено, а Постума хотя бы похоронят с почестями.Он снова задумался, а потом с горечью махнул рукой.— А я не могу ехать, — произнес он. — Ведь здесь я служу даже не цезарю, а всему римскому народу. И не имею права не оправдать его доверия. * * * — Ну, прощай, — сказал Кассий Херея, обнимая Сабина. — Желаю тебе удачи. Пусть хранит тебя Фортуна.— Спасибо, — тихо ответил Сабин. — И тебе того же, Надеюсь, мы еще увидимся.— И я надеюсь.Они крепко обнялись, Сабин вскочил на лошадь.Кассий Херея махнул рукой Корниксу, который уже восседал на своем муле.— Будь здоров, доблестный воин, — сказал он. — Береги своего хозяина.— Пусть бога его берегут, — буркнул галл. — А мне все это уже до смерти надоело.— Корникс собрался вернуться в родные места, — пояснил Сабин. — Что ж, это его дело. Хотя мне будет недоставать столь прославленного бойца.Все трое расхохотались.— Удачи, трибун, — повторил Кассий. — Буду ждать вестей из Рима. Когда мы вернемся из похода за Рейн, в столице не должно уже быть ни Ливии, ни Тиберия.— Ни Сеяна, — добавил Сабин. — Ладно, постараюсь. Фортуна должна мне помочь.— Ну-ну, — с сомнением покачал головой Корникс. — Что-то, судя по всему, не очень-то она нас любит.— А мы заставим, — улыбнулся Сабин. — Она, ведь, что ни говори, женщина, а? Глава XXПоследняя победа На следующий день после разгрома попытки мятежа в Риме было спокойно. Правда, город полнился слухами, но ничего конкретного о ночных событиях никто не знал.Опасаясь волнений и демонстраций, Ливия приказала вывести на улицы усиленные наряды вигилов и городских стражников. Преторианцы оставались на своих квартирах, но были приведены в состояние повышенной боевой готовности.Однако меры предосторожности оказались напрасными — никто не пытался выступить в поддержку побежденного и схваченного Агриппы Постума; все чаще люди стали поговаривать, что никакой это был не внук Августа, а самый обыкновенный беглый раб-авантюрист, который собирался использовать поднятую им смуту в своих корыстных целях.Многочисленные агенты Ливии, рассеянные по городу, старательно подогревали эти слухи. * * * В небольшом кабачке в Аполлинском квартале посетители, сидя за грубыми столами из неоструганных досок и прихлебывая вино из глиняных кубков, оживленно переговаривались.На устах у всех были ночные события, но мало кто мог сказать что-то по существу, больше было догадок и предположений.— Я тебе говорю — это был Постум. Ему удалось бежать, и скоро он снова поднимет бучу, — убеждал собеседника небритый гончар из Субуры.— Да вранье это все, — сопротивлялся тот. — Я слышал, что того раба, который выдавал себя за Агриппу, сразу же вздернули прямо на воротах.— Ничего вы не знаете, — встрял какой-то мелкий торговец. — Мой брат ночью привозил в город овощи, так он сам видел...В углу комнаты сидел человек. Он молча прихлебывал из кружки фалернское, заедал виноградом. Этот человек многое мог бы порассказать о мятеже и о том, как и благодаря кому он был подавлен. Но он пока предпочитал помалкивать, хитро улыбаясь про себя. Вино еще не развязало ему язык.То был шкипер Никомед.Ливия выразила ему свою признательность, но приказала пока не толкаться во дворце — пусть пройдет время, пусть утихнут страсти. А уж тогда — обещанная награда.Вот и сидел Никомед в кабачке, попивал винцо, слушал болтовню людей вокруг и улыбался приятным мыслям. * * * В два часа пополудни сенат собрался на экстренное заседание. Необходимо было решить, что сообщить народу, ибо пока еще не было никакого официального выступления по поводу ночных событий. Неизвестность вызывала ненужный ажиотаж, а этого — как сказала Ливия Тиберию — следовало избегать.Послушный и благодарный сын тут же созвал сенаторов.Помещение Юлийской курии заполнилось очень быстро — сенаторы не лучше простых горожан были осведомлены о происшедшем, и сгорали от любопытства.Со многими из них, правда, императрица через своих людей уже провела необходимую подготовительную работу, некоторые и сами были достаточно сообразительны, чтобы правильно оценить ситуацию. Лишь немногие оставались в полном неведении, а еще меньше было таких, которые — возмущенные очередным преступлением — шли в курию, чтобы осудить расправу над сторонниками Агриппы.Решительнее всех был настроен сенатор Гней Сентий Сатурнин. Когда он узнал о том, что Постум не внял советам и просьбам и все-таки пошел на Рим, и был разбит, то расстался с последними иллюзиями.Он понял, что его дело теперь проиграно окончательно и бесповоротно. Ливия может торжествовать победу. Ей удалось справиться со старым врагом.Но Сатурнин был слишком гордым и самолюбивым человеком, чтобы вот так просто сойти со сцены. Он решил показать, что не боится никого и ничего, и именно с этой целью шел сейчас на заседание сената в Юлийскую курию.Впрочем, Ливия тоже понимала, что ей, наконец-то, представился шанс раз и навсегда разделаться с непокорным сенатором. И императрица не собиралась его упускать. * * * Большой зал заседаний был уже заполнен, жрецы принесли традиционную жертву на алтаре богини Победы и удалилась. Поднялся консул Секст Апулей.— Почтенные сенаторы, — обратился он, — мы собрались здесь сегодня, чтобы обсудить достойные сожаления события, происшедшие ночью в нашем городе.Всем вам хорошо известно, что вот уже несколько недель некий беглый раб, выдававший себя за покойного внука Августа Агриппу Постума, сеял смуту в народе и пытался спровоцировать беспорядки.Вчера этот безумец собрал толпу бандитов и авантюристов и во главе ее двинулся на Рим. К счастью, наши доблестные преторианцы сумели дать проходимцу достойный отпор. Мятежники были частью перебиты, частью захвачены в плен и понесут заслуженное наказание.Возблагодарим же богов и нашего достойного цезаря Тиберия Клавдия за то, что они стояли и стоят на страже, оберегая покой своих подданных.Секст Апулей закончил свою короткую речь и сел, весьма довольный собой. Раздалось несколько жидких хлопков. Но сенаторам было этого мало. Они жаждали услышать подробности. Однако желающих выступить пока не находилось.Тиберий молча сидел на своем месте, как обычно, хмуря брови и глядя в пол.Поднялся Квинт Гатерий.— Достойные сенаторы, — сказал он. — Все мы радуемся, что удалось избежать очередной смуты, и благодарим цезаря за заботу о наших жизнях и имуществе. Но мы хотим знать, как могло дойти до того, что беглый раб сумел увлечь за собой несколько тысяч человек и войти в Рим. Мы хотим знать, что стало с ним самим. Если он мертв — надо осмотреть тело и дать официальное заключение, чтобы раз и навсегда пресечь пагубные для страны слухи о том, что это, якобы, был Агриппа Постум. А если этот человек жив — пусть предстанет перед нами и перед народом, чтобы каждый мог воочию убедиться в беспочвенности сплетен, распространяемых врагами цезаря.Хитрый Гатерий намеренно поставил Тиберия в столь неловкое положение, и с интересом ждал, как же отреагирует цезарь. Ведь после таких слов он просто не мог не выступить — это выглядело бы подозрительно.Недовольно кряхтя, Тиберий поднялся с места и поплелся на трибуну. Сенаторы молча следили за неуклюжей фигурой.Поднявшись по ступенькам, цезарь оглядел зал и раздвинул свои тяжелые, медленные челюсти.— Достойные сенаторы, — глухо произнес он. — Консул Секст Апулей сказал уже все, что следовало сказать. Могу лишь добавить, что у меня нет возможности предъявить вам зачинщика смуты ни живым, ни мертвым. Среди пленных его не оказалось, среди бежавших в Остию моряков — тоже. Вероятно, он погиб в ночном бою и вместе с телами остальных преступников был вывезен за город и похоронен.Сенаторы загудели и начали перешептываться. Версия звучала весьма неправдоподобно. Ведь, казалось бы, Тиберий сам должен быть кровно заинтересован в том, чтобы пресечь слухи, и настоять на розыске самозванца. А тут выходило, что этим никто и не занимался. Странно, очень странно...Тиберий замолчал. Молчали и сенаторы. Все понимали, что здесь что-то не так, но никто не осмеливался выступить. Избавившаяся от последних ограничений власть цезаря словно придавила их, не давая возможности подняться со скамьи.Но тут встал сенатор Гней Сентий Сатурнин.Несколько секунд он и Тиберий смотрели друг на друга;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53