"Какие трусы и ничтожества! Они боятся прогневить меня, боятся открыто сказать, что считают меня недостойным быть преемником цезаря. Но у них нет другого кандидата, и теперь они наперегонки будут стараться завоевать мое расположение.Но если бы сейчас вдруг сказать им, что Август снял опалу с Агриппы Постума и именно его назвал главным наследником, то эти же самые достойные подхалимы с радостью приветствовали бы нового правителя.А если бы вдруг претензии на власть предъявил Германик, поддержанный преданными ему легионами, они вообще на коленях поползли бы ему навстречу".Так думал Тиберий, стоя на трибуне в курии Юлиев. "Ладно, — решил он наконец, — дам им последний шанс устранить меня. Но если страх в них возьмет верх над благоразумием, значит, они и не заслуживают ничего лучшего. Тогда я действительно соглашусь стать первым гражданином, и отброшу всякие сантименты. Посмотрим, как вы взвоете потом.А Постум? Что ж, Постум останется на своем острове. Ему не повезло — Август умер слишком рано. Колесо фортуны крутанулось в другую сторону. Ничего не поделаешь. Ну, посмотрим, может быть, попозже я и верну его в Рим.Остаются еще, правда, люди, которые знали о последней воле цезаря — Сатурнин, его друзья, тот трибун, который привозил письмо... Ну, что-нибудь придумаем. А моей почтенной матушке придется умерить свои амбиции. На сей раз все сделал я сам, и она не будет более вести меня на поводке".— Выслушайте меня, достойные сенаторы, — заговорил Тиберий решительно, — и еще раз обдумайте мои слова. Август завещал власть мне, но вручить ее должны вы, старейшины. Учтите, мне уже пятьдесят с лишним лет, и силы мои убывают с каждым днем. Смогу ли я нести тот груз, который был под силу нашему мудрому Августу? Не стану ли я тормозом на пути его дела? Учтите — призывая меня занять это место, вы вручаете мне свои жизни и свое достояние. Сумею ли я правильно распорядиться ими? Не станете ли вы потом жалеть и сетовать, что приняли такое решение? Взвесьте все еще раз.Он пристальным взглядом обвел скамьи, отмечая реакцию сенаторов. Большинство из них принялись кричать, не жалея связок, что он просто обязан согласиться, что его скромность и порядочность всем известны, что лучшего правителя трудно и пожелать.Некоторые, выбежав в проход, даже стали на колени, протягивая руки и умоляя не отказать их нижайшим просьбам.— Какая мерзкая комедия, — шепнул Гатерий Сатурнину. — Он же давным-давно все уже решил, и теперь наслаждается раболепием этих ослов.Сатурнин не ответил. Низкопоклонство сенаторов — лучших, как считалось, римских граждан — болью отозвалось в его сердце. Ради кого он старался, ради кого положил столько трудов? Ради этих червей? Да им самое место в рабстве. Нет, хватит. Он уходит. Пусть другие пресмыкаются перед лицемером Тиберием, а они с Либоном отыщут Лепиду и Корнелию и уедут куда-нибудь в провинцию. И будут мирно, спокойно и счастливо жить вдали от столичной грязи и интриг. Решено...Тиберий продолжал ломать комедию, жалуясь на возраст, недостаток опыта, слабое зрение... Многим это начало надоедать, просьбы становились все тише, но наследник так вошел в роль, что, кажется, и не думал останавливаться.— Чего доброго, он действительно откажется, — шепнул Курций Аттик Сильвану. — Ливия ни ему, ни нам этого не простит.Он решительно поднялся с места и вскинул руку в знак того, что хочет говорить. Тиберий жестом попросил всех умолкнуть, и вскоре в зале установилась тишина.— Мы выслушали твои аргументы, достойный Тиберий Цезарь, — громко сказал Аттик, — и обдумали их. А теперь послушай нас. Сообразуясь с волей покойного Августа, Сенат предлагает тебе верховную власть. Так вот, дай прямой ответ — принимаешь ли ты ее или нет?Вопрос был поставлен так, что у Тиберия не оставалось возможности уклониться. Он задумчиво пожевал челюстями.— Да, — ответил он после паузы, — принимаю, если такое ваше желание. Но с условием, что когда вам покажется, что можно уже дать отдых моей старости, вы снимете с моих плеч это ярмо.Громовые аплодисменты приветствовали слова Тиберия. Сенаторы всячески выражали свою радость и восторг, обнимались, целовались и плакали. При виде этого фарса Гатерий тоже встал.— Пойдем, друг, — сказал он Сатурнину. — Больше тут делать нечего.Они двинулись было к выходу, но неожиданно дверь открылась, и в зал вбежал один из секретарей Сената.— Почтенные отцы! — возвестил он. — Прибыл префект преторианцев Элий Сеян, чтобы по поручению императрицы Ливии сообщить вам известие государственной важности. Соблаговолите ли вы выслушать его?— Пусть войдет, — сказал Тиберий, поднимая руку и призывая всех к спокойствию. — Мы выслушаем его.Он знал, что Сеян был любимчиком его матери, ходили также слухи, что красавец офицер находился в более чем дружеских отношениях с его невесткой Ливиллой, но сам он почти не встречался с этим человеком и мало что мог о нем сказать.Послышался лязг доспехов, и в курию вошел Элий Сеян. Он прекрасно смотрелся в новеньком мундире — позолоченном нагруднике с изображением орла, блестящем шлеме со страусиными перьями и пурпурном плаще, расшитом серебряными нитями.Новый префект обнажил голову в знак почтения и замер рядом с трибуной, ожидая, когда ему разрешат говорить.Шум в курии постепенно стих и глаза всех присутствующих обратились к Сеяну. Гатерий и Сатурнин тоже сели на свои места. Тиберий кивнул.— Я прибыл сообщить вам, достойные отцы, — звучным голосом заговорил Сеян, — что приказ Тиберия Цезаря выполнен. Изменник и преступник Агриппа Постум казнен.Зал словно парализовало. Никто не шевелился добрую минуту, ни один звук не нарушил тишину.Наконец, Тиберий спохватился.— Я не давал такого приказа! — крикнул он испуганно. — Это ошибка!— Прости, достойный, — сказал Сеян, прижимая руку к груди и наглым взглядом скользя по лицу Тиберия. — Приказ был подписан твоим отцом, мудрым Августом, но поскольку ты являешься его преемником, то это и твой приказ. Вот почему я так сказал.Сенаторы начали постепенно приходить в себя. Настроения среди них были самые разные. Одни были потрясены откровенным убийством несчастного молодого человека, и так наказанного жизнью. Другие хвалили мудрость Августа, который — понимая, что, пока живет Агриппа, сохраняется возможность междоусобной войны — сумел преступить через свои чувства, и в очередной раз показал пример гражданского мужества. Третьи восхищались своей собственной мудростью — как вовремя они выразили свою преданность Тиберию, а ведь был риск, да еще какой. Сатурнин, Гатерий и их сторонники расставались с последними иллюзиями. Это уже конец. Они не сомневались, что приказ отдал не Август, а Ливия, но изменить что-либо теперь было просто невозможно.— Я лично наблюдал за исполнением приговора, — добавил Сеян. — После экзекуции труп бросили в море.Тиберий опустил голову. Что ж, свершилось. Значит, так было угодно богам. Теперь он действительно остался единственным законным наследником. Совесть его чиста. Ладно, он примет власть и будет ею пользоваться, как считает нужным.— Прошу тишины! — сказал он громко. — Этот вопрос считаю закрытым. Переходим к следующему. Глава IIDies Imperii DIES IMPERII (лат.) — здесь: начало правления.
С места поднялся консул Секст Апулей.— Ставлю на обсуждение сената вопрос о полном обожествлении цезаря Августа, — сказал он и сел.По залу пробежало движение. Консул сказал то, о чем думали многие, но никто пока не решался предложить.Культ Августа — как нового полубога — был создан уже довольно давно. Эту идею подал ближайший друг цезаря Мунаций Планк. Но до сих пор божеские почести ему воздавались лишь в провинциях; в Италии и в самом Риме это было запрещено по требованию принцепса. Римляне постоянно воздвигали храмы очередным небожителям — заимствуя их у покоренных народов, изобретая новых или модифицируя старых. И вот так возникла священная троица — Рома, покровительница Вечного города, и полубоги Август и Юлий, олицетворявший Юлия Цезаря. Точно так же. как главные олимпийцы — Юпитер, Юнона и Минерва охраняли и поддерживали самих римлян, — новые божества выполняли ту же роль вне Италии, служа делу цивилизации среди варваров и диких племен.Теперь же, когда Август скончался, вполне логичным выглядело бы полностью обожествить его и распространить культ на всю территорию Империи. Вот с этим предложением и выступил консул Секст Апулей, надеясь заслужить благосклонность Тиберия. Приятно все же иметь отцом, хоть и приемным, — бога. Пусть теперь кто-нибудь осмелится оспаривать его право на власть.Сенаторы особенно не возражали. Им тоже польстило, что один из них — а ведь Август считался формально лишь первым среди сенаторов — засядет вместе с Юпитером и прочими бессмертными на Олимпе. Только несколько человек — и среди них старый упрямец Гатерий — попытались возражать.— Все мы ценим и уважаем Августа, — сказал он, поднявшись, — мы глубоко благодарны ему за то, что он сделал для страны. Но, насколько мне известно, нельзя вот так просто превратить обычного человека в бога, пусть даже и очень заслуженного человека. Согласно законам, должны быть какие-то вещие знаки, подтверждающие то, что наш цезарь удостоился чести вознестись на небо. Что по этому поводу говорят жрецы? Что отметили авгуры? Что прочли по внутренностям жертв гаруспики?Оппоненты замолчали. Никто не мог припомнить каких-нибудь явных доказательств того, что Август стал богом.Тиберий медленно подвигал челюстями и глухо кашлянул. Его, собственно, не очень волновало, будет ли обожествлен цезарь — он не отличался религиозностью и вообще сомневался в существовании олимпийцев. Но это был первый день его правления; сейчас он покажет всем, что сумеет настоять на своем. Пусть запомнят на будущее.— Был такой знак, — глухо сказал от — Правда, тогда никто не обратил на него внимания, но сейчас, в новой ситуации, думаю, это послужит достаточным доказательством.Напомню, что примерно четыре месяца назад мы с Августом приносили традиционные жертвы и давали обеты на следующее пятилетие у храма Близнецов. И когда церемония закончилась, неожиданно разразилась гроза и молния ударила в статую Божественного Юлия Цезаря. Она расплавила первую букву его имени — букву "С" в слове «CAESAR».Теперь скажите мне, что в нашем латинском написании означает эта буква? Я отвечу — она означает цифру «сто». Если вы сейчас займетесь подсчетами, то увидите, что Август умер ровно через сто дней после этого случая.А что означает оставшееся слово «AESAR»? Этого вы, наверное, не знаете, но я могу вам сказать. «AESAR» по-этрусски означает «бог». По-моему, все ясно. Через сто дней Август скончался и стал богом. Можно ли пожелать более убедительного предзнаменования? Жду вашего ответа, почтенные сенаторы.На случай с расплавленной буквой обратил внимание Фрасилл и истолковал его Тиберию. Тот приказал астрологу никому больше об этом не говорить — он приберег этот веский аргумент для особого момента, и такой представился. Что тут можно возразить? Крикунам придется прикрыть рты.Но Гатерий тоже был не лыком шит. Он ничего не имел против обожествления Августа, которого любил и уважал, хотя и открыто критиковал за то, что тот не спешит восстанавливать республику. Но старый сенатор, в свою очередь, хотел показать Тиберию, что не все присутствующие в Юлийской курии готовы лизать ему подметки. Пусть приучается доказывать свою правоту цивилизованными методами, а не окриками и кулаками, как он делал в армии.— Действительно, это серьезное знамение, — согласился Гатерий. — Но возникает несколько вопросов. Почему жрецы, по долгу службы обязанные следить за такого рода явлениями и отмечать их, не занесли сей факт в свои книги? Почему Юпитер вдруг решил выразить свою волю по-этрусски, на языке мертвом, которого уже почти никто, кроме ученых и астрологов, не знает? Чем ему не угодила латынь или хотя бы греческий?И, наконец, не сочтите мои слова кощунством, но мы ведь разумные люди, а не дикие варвары, и не можем слепо и односторонне истолковывать знамения — давайте взглянем на сей вещий знак под другим углом.Всем известно, что молнии — это оружие богов, они пользуются ими, когда разгневаются на кого-нибудь. И вот, молния ударила в статую Юлия Цезаря, приемного отца Августа. Не означает ли это, наоборот, предостережение, чтобы мы не спешили заполнять небеса смертными людьми, пусть даже и самыми достойными из нас?И Гатерий сел, весьма довольный своей речью. Действительно, она произвела сильное впечатление. Сенаторы принялись нерешительно оглядываться и перешептываться, никто не пожелал выступить с опровержением. Конечно, им хотелось подольститься к Тиберию, но, все-таки, с богами задираться опасно. Кто его знает, вот сейчас обидится Юпитер да и долбанет молнией в курию. Кому нужна тогда милость нового правителя?Тиберий и сам растерялся. Он был уверен, что аргумент со статуей снимет все возражения и на тебе — откуда-то взялся этот въедливый Гатерий. «Ну, подожди, — подумал Тиберий, — я до тебя доберусь, старая пиявка».Положение спас Курций Аттик. Он добросовестно отрабатывал благорасположение и деньги императрицы Ливии. Тем более, что она обещала в следующем году сделать его проконсулом Испании, а там с одних только серебряных рудников можно выкачивать столько денег, что на три жизни хватит. Курций Аттик был жаден и не скрывал этого, а императрица с успехом использовала его алчность.— Прошу слова, достойные сенаторы, — произнес он торжественно громким голосом. — Я могу доказать, что Август стал богом.В зале стало совсем тихо. Все головы повернулись к Аттику. А тот сделал эффектную паузу и продолжал:— Когда мы все стояли вокруг погребального костра, на котором лежало тело нашего повелителя, я видел нечто, о чем не осмеливался сказать до сих пор, ибо не предполагал, что среди нас найдутся такие маловеры, которые не захотят признавать очевидного.Так вот, когда пламя уже охватило носилки, я, повинуясь какому-то внутреннему толчку, поднял голову, и хотя глаза мои — как и ваши — застилали слезы, вызванные невосполнимой утратой, увидел все же, как с неба спустилось облако, а душа Августа ступила на него и вознеслась вверх. С того момента я уже не сомневался. Ведь именно так, как говорят легенды, были взяты с земли на небо Ромул и Геркулес — смертные, которых боги приняли в свое общество.Гатерий презрительно фыркнул.— Тоже мне, доказательство! — воскликнул он. — Придумай что-нибудь получше.Аттик был серьезен. Он не ответил на насмешку Гатерия и продолжал стоять с выражением благоговейного экстаза на лице.— Это правда, почтенные сенаторы, — произнес он. — И я готов поклясться всеми богами Рима, что действительно видел то, что сказал. Пусть меня сейчас приведут к присяге!Аттик соврал. Ничего он не видел и видеть не мог, ибо в то время, когда пламя пожирало тело цезаря, он был занят другим — подсчитывал прибыль, которую получил в результате нескольких ловких финансовых операций, проведенных через подставных лиц. Независимо от приказа Ливии, у него была и своя причина быть благодарным Августу и почтить его за это даже обожествлением.Дело в том, что Аттик, когда одним из первых узнал о смерти принцепса, при первом же удобном случае отправил в Рим доверенного вольноотпущенника с секретными инструкциями. Об этом не проведал никто, даже Ливия. Аттик правильно рассчитал, что известия о кончине цезаря вызовут панику на Бирже, и можно будет использовать ее с выгодой для себя. Ведь имя Августа для римских граждан являлось синонимом стабильности, а когда умирает стабильность, наступает хаос. И предприимчивый сенатор не ошибся — его агенты быстро провернули несколько сделок, а он положил в карман кругленькую сумму и остался весьма доволен своей изобретательностью.Но его заявление в сенате произвело впечатление. Неизвестно, поверили ли собравшиеся словам Аттика или нет, но возражать больше никто не стал. Даже Гатерий лишь махнул рукой:— Ну, пошло-поехало, — сказал он Сатурнину. — Таким болванам впору молиться не Августу, а дубовым колодам., как варвары в Британии. Что ж, они сами роют себе яму. Помяни мои слова, скоро в Риме плюнуть будет нельзя, чтоб не попасть в какого-нибудь нового бога, придуманного нашими почтенными коллегами-сенаторами. А когда не хватит места для очередного идола, они начнут ломать старых. И тогда уж даже Юпитеру может не поздоровиться.Значительным большинством голосов сенат принял решение считать цезаря Августа богом и воздвигнуть ему храмы и алтари во всех городах Италии, не исключая столицы. Тут же была создана коллегия жрецов для попечительства над новым культом, а во главе ее — по предложению того же Аттика — поставили Ливию, как жену и самого близкого Августу человека.Плавтий Сильван, пользуясь случаем, предложил присвоить Ливии титул Августы, дабы приблизить ее к божественному супругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
С места поднялся консул Секст Апулей.— Ставлю на обсуждение сената вопрос о полном обожествлении цезаря Августа, — сказал он и сел.По залу пробежало движение. Консул сказал то, о чем думали многие, но никто пока не решался предложить.Культ Августа — как нового полубога — был создан уже довольно давно. Эту идею подал ближайший друг цезаря Мунаций Планк. Но до сих пор божеские почести ему воздавались лишь в провинциях; в Италии и в самом Риме это было запрещено по требованию принцепса. Римляне постоянно воздвигали храмы очередным небожителям — заимствуя их у покоренных народов, изобретая новых или модифицируя старых. И вот так возникла священная троица — Рома, покровительница Вечного города, и полубоги Август и Юлий, олицетворявший Юлия Цезаря. Точно так же. как главные олимпийцы — Юпитер, Юнона и Минерва охраняли и поддерживали самих римлян, — новые божества выполняли ту же роль вне Италии, служа делу цивилизации среди варваров и диких племен.Теперь же, когда Август скончался, вполне логичным выглядело бы полностью обожествить его и распространить культ на всю территорию Империи. Вот с этим предложением и выступил консул Секст Апулей, надеясь заслужить благосклонность Тиберия. Приятно все же иметь отцом, хоть и приемным, — бога. Пусть теперь кто-нибудь осмелится оспаривать его право на власть.Сенаторы особенно не возражали. Им тоже польстило, что один из них — а ведь Август считался формально лишь первым среди сенаторов — засядет вместе с Юпитером и прочими бессмертными на Олимпе. Только несколько человек — и среди них старый упрямец Гатерий — попытались возражать.— Все мы ценим и уважаем Августа, — сказал он, поднявшись, — мы глубоко благодарны ему за то, что он сделал для страны. Но, насколько мне известно, нельзя вот так просто превратить обычного человека в бога, пусть даже и очень заслуженного человека. Согласно законам, должны быть какие-то вещие знаки, подтверждающие то, что наш цезарь удостоился чести вознестись на небо. Что по этому поводу говорят жрецы? Что отметили авгуры? Что прочли по внутренностям жертв гаруспики?Оппоненты замолчали. Никто не мог припомнить каких-нибудь явных доказательств того, что Август стал богом.Тиберий медленно подвигал челюстями и глухо кашлянул. Его, собственно, не очень волновало, будет ли обожествлен цезарь — он не отличался религиозностью и вообще сомневался в существовании олимпийцев. Но это был первый день его правления; сейчас он покажет всем, что сумеет настоять на своем. Пусть запомнят на будущее.— Был такой знак, — глухо сказал от — Правда, тогда никто не обратил на него внимания, но сейчас, в новой ситуации, думаю, это послужит достаточным доказательством.Напомню, что примерно четыре месяца назад мы с Августом приносили традиционные жертвы и давали обеты на следующее пятилетие у храма Близнецов. И когда церемония закончилась, неожиданно разразилась гроза и молния ударила в статую Божественного Юлия Цезаря. Она расплавила первую букву его имени — букву "С" в слове «CAESAR».Теперь скажите мне, что в нашем латинском написании означает эта буква? Я отвечу — она означает цифру «сто». Если вы сейчас займетесь подсчетами, то увидите, что Август умер ровно через сто дней после этого случая.А что означает оставшееся слово «AESAR»? Этого вы, наверное, не знаете, но я могу вам сказать. «AESAR» по-этрусски означает «бог». По-моему, все ясно. Через сто дней Август скончался и стал богом. Можно ли пожелать более убедительного предзнаменования? Жду вашего ответа, почтенные сенаторы.На случай с расплавленной буквой обратил внимание Фрасилл и истолковал его Тиберию. Тот приказал астрологу никому больше об этом не говорить — он приберег этот веский аргумент для особого момента, и такой представился. Что тут можно возразить? Крикунам придется прикрыть рты.Но Гатерий тоже был не лыком шит. Он ничего не имел против обожествления Августа, которого любил и уважал, хотя и открыто критиковал за то, что тот не спешит восстанавливать республику. Но старый сенатор, в свою очередь, хотел показать Тиберию, что не все присутствующие в Юлийской курии готовы лизать ему подметки. Пусть приучается доказывать свою правоту цивилизованными методами, а не окриками и кулаками, как он делал в армии.— Действительно, это серьезное знамение, — согласился Гатерий. — Но возникает несколько вопросов. Почему жрецы, по долгу службы обязанные следить за такого рода явлениями и отмечать их, не занесли сей факт в свои книги? Почему Юпитер вдруг решил выразить свою волю по-этрусски, на языке мертвом, которого уже почти никто, кроме ученых и астрологов, не знает? Чем ему не угодила латынь или хотя бы греческий?И, наконец, не сочтите мои слова кощунством, но мы ведь разумные люди, а не дикие варвары, и не можем слепо и односторонне истолковывать знамения — давайте взглянем на сей вещий знак под другим углом.Всем известно, что молнии — это оружие богов, они пользуются ими, когда разгневаются на кого-нибудь. И вот, молния ударила в статую Юлия Цезаря, приемного отца Августа. Не означает ли это, наоборот, предостережение, чтобы мы не спешили заполнять небеса смертными людьми, пусть даже и самыми достойными из нас?И Гатерий сел, весьма довольный своей речью. Действительно, она произвела сильное впечатление. Сенаторы принялись нерешительно оглядываться и перешептываться, никто не пожелал выступить с опровержением. Конечно, им хотелось подольститься к Тиберию, но, все-таки, с богами задираться опасно. Кто его знает, вот сейчас обидится Юпитер да и долбанет молнией в курию. Кому нужна тогда милость нового правителя?Тиберий и сам растерялся. Он был уверен, что аргумент со статуей снимет все возражения и на тебе — откуда-то взялся этот въедливый Гатерий. «Ну, подожди, — подумал Тиберий, — я до тебя доберусь, старая пиявка».Положение спас Курций Аттик. Он добросовестно отрабатывал благорасположение и деньги императрицы Ливии. Тем более, что она обещала в следующем году сделать его проконсулом Испании, а там с одних только серебряных рудников можно выкачивать столько денег, что на три жизни хватит. Курций Аттик был жаден и не скрывал этого, а императрица с успехом использовала его алчность.— Прошу слова, достойные сенаторы, — произнес он торжественно громким голосом. — Я могу доказать, что Август стал богом.В зале стало совсем тихо. Все головы повернулись к Аттику. А тот сделал эффектную паузу и продолжал:— Когда мы все стояли вокруг погребального костра, на котором лежало тело нашего повелителя, я видел нечто, о чем не осмеливался сказать до сих пор, ибо не предполагал, что среди нас найдутся такие маловеры, которые не захотят признавать очевидного.Так вот, когда пламя уже охватило носилки, я, повинуясь какому-то внутреннему толчку, поднял голову, и хотя глаза мои — как и ваши — застилали слезы, вызванные невосполнимой утратой, увидел все же, как с неба спустилось облако, а душа Августа ступила на него и вознеслась вверх. С того момента я уже не сомневался. Ведь именно так, как говорят легенды, были взяты с земли на небо Ромул и Геркулес — смертные, которых боги приняли в свое общество.Гатерий презрительно фыркнул.— Тоже мне, доказательство! — воскликнул он. — Придумай что-нибудь получше.Аттик был серьезен. Он не ответил на насмешку Гатерия и продолжал стоять с выражением благоговейного экстаза на лице.— Это правда, почтенные сенаторы, — произнес он. — И я готов поклясться всеми богами Рима, что действительно видел то, что сказал. Пусть меня сейчас приведут к присяге!Аттик соврал. Ничего он не видел и видеть не мог, ибо в то время, когда пламя пожирало тело цезаря, он был занят другим — подсчитывал прибыль, которую получил в результате нескольких ловких финансовых операций, проведенных через подставных лиц. Независимо от приказа Ливии, у него была и своя причина быть благодарным Августу и почтить его за это даже обожествлением.Дело в том, что Аттик, когда одним из первых узнал о смерти принцепса, при первом же удобном случае отправил в Рим доверенного вольноотпущенника с секретными инструкциями. Об этом не проведал никто, даже Ливия. Аттик правильно рассчитал, что известия о кончине цезаря вызовут панику на Бирже, и можно будет использовать ее с выгодой для себя. Ведь имя Августа для римских граждан являлось синонимом стабильности, а когда умирает стабильность, наступает хаос. И предприимчивый сенатор не ошибся — его агенты быстро провернули несколько сделок, а он положил в карман кругленькую сумму и остался весьма доволен своей изобретательностью.Но его заявление в сенате произвело впечатление. Неизвестно, поверили ли собравшиеся словам Аттика или нет, но возражать больше никто не стал. Даже Гатерий лишь махнул рукой:— Ну, пошло-поехало, — сказал он Сатурнину. — Таким болванам впору молиться не Августу, а дубовым колодам., как варвары в Британии. Что ж, они сами роют себе яму. Помяни мои слова, скоро в Риме плюнуть будет нельзя, чтоб не попасть в какого-нибудь нового бога, придуманного нашими почтенными коллегами-сенаторами. А когда не хватит места для очередного идола, они начнут ломать старых. И тогда уж даже Юпитеру может не поздоровиться.Значительным большинством голосов сенат принял решение считать цезаря Августа богом и воздвигнуть ему храмы и алтари во всех городах Италии, не исключая столицы. Тут же была создана коллегия жрецов для попечительства над новым культом, а во главе ее — по предложению того же Аттика — поставили Ливию, как жену и самого близкого Августу человека.Плавтий Сильван, пользуясь случаем, предложил присвоить Ливии титул Августы, дабы приблизить ее к божественному супругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53