Тогда им не догнать «Сфинкс».— Гетул, убей его! — завопил главарь. — Быстрее!Нумидиец услышал приказ и бросился его выполнять. Но сделать это было не так-то просто. Перед ним вырос окровавленный и злой Селевк, с горящими бешенством глазами. Длинный узкий меч фессалийца молниеносно взвился в воздух и обрушился на незащищенную шлемом голову Гетула. Тот вскрикнул и повалился на палубу.А Бадуген все работал своим острым топором, мачта дрожала, летели щепки.Помощник Хирхана, глядя с палубы «Сфинкса», тоже понял, что задумал германец. И тут же — словно боги решили наконец вмешаться в схватку — над морем пронесся первый порыв ветра.— Парус! — завопил помощник, подпрыгнув на месте и забыв даже о баллисте. — Ставьте парус, быстрее!Матросы бросились выполнять приказ.Эвдем увидел, что добыча может ускользнуть, и грязно выругался. В этот момент рухнула мачта «Золотой стрелы». Падая, она задела Бадугена, и широкоплечий германец упал на колени, выронив топор. Кто-то из пиратов с силой ударил его копьем в спину.Селевк, размахивая мечом, бросился к борту. Он котел расцепить суда, сбросить в воду абордажный мостик, который привязывал их друг к другу.— Держите его! — закричал Эвдем, зажимая рукой кровоточащее плечо.Но удержать ловкого фессалийца было непросто. Он несколькими точными ударами меча расчистил себе дорогу, подбежал к мостику и с силой рванул его, выдергивая крюки из палубы. Двое бандитов снова бросились на Селевка, потрясая копьями, но тут из-за борта «Сфинкса» поднялся Кирен и одну за другой выпустил две стрелы. Пираты с воем покатились по палубе.Трап, наконец, выпустил из своих зубов унирему Никомеда.— Отплывай! — крикнул Селевк помощнику Хирхана.Тот быстро отдал приказ, рабы уперлись остатками весел в бок «Золотой стрелы», и вот расстояние между двумя кораблями начало стремительно увеличиваться. Над «Сфинксом» взвился прямоугольный парус и сразу наполнился ветром.Селевк сильно оттолкнулся и прыгнул. Он успел зацепиться за край борта биремы и повис там. А пираты, видя, что они теряют добычу — лишенная мачты «Золотая стрела» теперь никак не смогла бы угнаться за судном Сатурнина — снова взялись за луки. Засвистели стрелы, разя не успевших укрыться моряков. Одна из них вонзилась в обшивку, пропоров на руке Селевка кожу, но фессалиец успел таки перевалиться через борт. Кирен отвечал точными попаданиями, что несколько сдерживало противника.Суда расползлись уже футов на двадцать. Было ясно, что пиратам теперь не догнать бирему. Но стрелы продолжали свистеть.В этот момент на палубу вышла Лепида. Гордая римлянка двигалась спокойно и с достоинством.— Кому нужна помощь? — спросила она, оглядывая палубу, на которой лежало несколько тел — убитые и раненые. До сих пор о них некогда было позаботиться.— Сейчас, госпожа, — ответил помощник, выглядывая из-за мачты. — Отойдем еще немного. Лучше пока...Он не договорил. Кто-то на униреме в последней отчаянной попытке до упора натянул свой тугой лук и пустил стрелу. Она провизжала над ухом у поднявшего голову Селевка и вонзилась в грудь жене сенатора Сатурнина. Женщина на миг замерла, а потом тихо опустилась на палубу.— О боги! — в ужасе крикнул помощник капитана, бросаясь к ней.Расстояние между двумя кораблями все увеличивалось и увеличивалось. На «Золотой стреле» попытались еще взяться за весла, но скоро поняли тщетность этой попытки.Залитый кровью Эвдем глухо ругался; его люди устало опускались на дощатый настил, чтобы заняться своими ранами. Из каюты осторожно выглянул Никомед.Он облегченно вздохнул, увидев, что морское сражение закончилось. Глава XXIVХрам Фортуны Сабин проскакал в городские ворота и погнал коня дальше. Свежий воздух постепенно делал свое дело — похмелье проходило, голова работала уже гораздо лучше. Откормленный, застоявшийся в конюшне скакун резво перебирал ногами, копыта весело стучали по камням древней дороги. Легкий ветерок ласково шевелил волосы на непокрытой голове трибуна, обдувал лицо, забирался под панцирь. С каждым шагом лошади Сабин чувствовал себя все бодрее и увереннее, как и пристало чувствовать себя будущему префекту цезарской преторианской гвардии.Виа Аврелия — построенная двести пятьдесят лет назад — стрелой прорезала обширную Этрурию и горную Лигурию, распадаясь затем на несколько ответвлений, которые словно кровеносные сосуды пронизывали район западного побережья Римской Империи. Она соединяла между собой Геную и Массилию, Тарракону и Новый Карфаген и заканчивалась в Гадесе, на самой южной оконечности Иберийского полуострова, откуда в хорошую погоду можно было увидеть белые скалы африканского континента.Дороги, римские дороги... Во многом именно они сделали город на берегу Тибра столицей мира; в отличие от других монументальных творений человеческих рук — например, египетских пирамид, которые служили, главным образом, для удовлетворения болезненного самолюбия фараонов — они имели прежде всего практическое значение. По ним двигались железные легионы, энергичные купцы и достойные служители богов, чтобы распространить свое влияние — влияние силы, денег и веры — на бесчисленные народы, заселявшие необозримые территории по всему свету.Лишь богатое и крепкое государство могло создать нечто подобное, могло проложить тысячи миль безукоризненных мощеных камнем дорог, поддерживать их на протяжении веков в рабочем состоянии, обеспечивать их охрану, наладить функционирование всех необходимых путнику заведений: гостиниц, таверн, почтовых станций.Искусству строить дороги римляне научились у этрусков — таинственного народа, который появился в Италии девятьсот лет назад и долго жил там, процветая, пока воинственные квириты, потомки чудом ушедшего из-под Трои Энея и предки нынешних римлян, не покорили его и не подчинили своему оружию.Но победители поступили мудро: они не стали уничтожать — как то нередко делали египтяне и персы, ассирийцы и парфяне — все то, что было чуждым, а значит — враждебным. Нет, они жадно впитывали знания и опыт своих предшественников, и это помогло им впоследствии создать самую большую и сильную в истории человечества Империю.Этруски научили римлян строить дороги, сточные каналы, акведуки, многое другое. Но кое-где ученики превзошли учителей — так, на ровные, прямые и сухие этрусские дороги римляне стали класть еще и слой камней, и это было огромным достижением цивилизации.Со свойственным им педантизмом римляне не только создали систему отличных коммуникаций, но и до деталей продумали административный вопрос. В Италии у каждой дороги был свой куратор — комиссар, отвечавший за состояние трассы и порядок на ней. В провинциях же в обязанности наместников также вменялось следить за пролегавшими на их территории дорогами, вовремя их ремонтировать и строить дополнительные участки, если того требовала ситуация. Правда, население не очень охотно шло на принудительные работы — у него хватало и других проблем. Так что, главным образом и здесь использовались солдаты — вечная палочка-выручалочка Рима.Последним штрихом на этих прекрасных дорогах были миллиарии — специальные камни, установленные через каждую милю, то есть, через тысячу двойных шагов. На таких камнях были выбиты цифры, указывающие расстояние до Рима или до другого крупного города.А в самой столице, на Форуме стоял miliarium anreum — золотой камень, на котором было указано, сколько миль отделяет Рим от главных городов провинций.И вот, трибун Гай Валерий Сабин скакал сейчас по одной из таких дорог, по виа Аврелия. Слева доносился соленый резкий запах моря — оно плескалось неподалеку, справа поднималась гряда зеленых холмов, перераставших через несколько миль в красивые живописные Албанские горы.По обеим сторонам дороги росли стройные оливковые деревья, кипарисы и пинии, кое-где попадался сложенный из грубых камней алтарь в честь Меркурия — покровителя путешественников, торговцев и воров. Попутчиков или встречных было немного — ведь Сабин проспал, и двинулся в путь уже довольно поздно, в самую жару, когда более предусмотрительные путники предпочитали отдохнуть где-нибудь под сенью деревьев или в придорожном трактире.Трибун все гнал и гнал коня, глядя прямо перед собой. Он сдержанно улыбался приятным мыслям. Да, скоро, уже скоро Гай Валерий Сабин займет одну из самых высших должностей в государстве, будет вхож в Палатанский дворец, обретет почет и уважение, сможет жениться на правнучке Августа. Какая перспектива!Только бы боги не устроили какую-нибудь пакость, не испортили всего. С ними такое случается — ведь всем известно, что небожители порой бывают завистливы. Вот. Афина Паллада превратила в паука бедную Арахнию лишь за то, что та умела вышивать лучше, чем сама богиня. А благородный Аполлон не постеснялся живьем содрать кожу с певца Марсия, когда тот осмелился соревноваться с ним в игре на арфе. И вполне может так случиться, что невиданное счастье, которое ожидает бывшего трибуна Первого Италийского легиона, придется не по вкусу кому-нибудь из олимпийцев. Боги любят, когда их ублажают и обращаются к ним с горячими молитвами. Тогда они добреют и не мешают людям.Сабин никогда не отличался особой религиозностью, хотя верил в приметы и почитал культ ларов. Но теперь он вдруг с тревогой подумал, что с самого шестнадцатого июля, со дня, когда начались его необычные приключения, ни разу не вспомнил о могуществе Юпитера и прочих бессмертных. Он озабоченно огляделся и словно по волшебству — увидел вдруг незначительно возвышавшуюся над верхушками оливковых деревьев крышу какого-то храма.Трибун дернул поводья, заставляя коня свернуть с дороги, и — не раздумывая более — направился к святыне. Да, вовремя он вспомнил о богах, и они сразу показали ему, что тоже не забыли о нем.Храм стоял на небольшой полянке; это было скромное строение из известняка, надпись над входом возвещала, что посвящено оно богине удачи Фортуне. То, что нужно.Сабин соскочил на землю, набросил поводья на ветку ближайшего дерева и медленно двинулся к храму.Каждый бог или богиня в Риме имели свой культ, свои храмы и своих жрецов. Многие объекты поклонения были заимствованы из Греции, колыбели культуры Средиземноморья, другие привезли с собой из разных стран победоносные легионы после покорения других народов — таких, как Изиду, Кибелу и Митру. Некоторые боги были и чисто римского происхождения, но сейчас чтили их главным образом консервативно настроенные неграмотные крестьяне. Патриции требовали чего-то более пикантного.Фортуна пришла на берега Тибра из Греции, но квириты несколько модернизировали ее культ, придали ему черты, которых не было у эллинов. И в семьсот шестьдесят седьмом году от основания Рима эта богиня — при всеобщем разочаровании в старых традициях — не только сохранила, но и усилила свое влияние.Происхождение Фортуны всегда оставалось загадкой. Самые ученые мифографы отчаянно спорили, откуда же она все-таки взялась. Одни считали ее нереидой, морской нимфой, другие — дочерью Прометея, благодетеля человечества, третьи причисляли богиню к детям самого Юпитера.Храм, который представился глазам Гая Валерия Сабина на небольшой аккуратной полянке на обочине виа Аврелия в паре миль от Рима, отнюдь не поражал своей монументальностью или величием. Далеко ему было хотя бы до знаменитого святилища Фортуны Редусской, выстроенного по приказу Августа в ознаменование счастливого окончания войн на Востоке. Это великолепное здание из белого мрамора возвышалось на холме возле виа Пренесте и словно окидывало взглядом своих глаз-окон огромный город, вверенный его заботам.Но кроме этого, главного, было в Риме и его окрестностях еще несколько десятков храмов и храмиков поменьше, и не таких известных. Вот к одному из них судьба и виа Аврелия и привели трибуна Гая Валерия Сабина.Он прошел в невысокую дверь, решительно отдернув занавеску, и остановился. В помещении царил полумрак, и Сабин вынужден был подождать, пока его глаза привыкнут к темноте. Других людей в храме не было, но у трибуна появилось ощущение, что за ним кто-то наблюдает из укрытия.Наконец его зрение пришло в норму, и Сабин смог оглядеться. Прямо перед ним на каменном постаменте находилась мраморная статуя той, кому был посвящен этот храм, — богини Фортуны.Скульптура была выполнена в натуральную величину и представляла молодую женщину со строгим красивым лицом, одетую в просторную накидку, ниспадающую складками до самой земли. В правой руке она держала волшебный Рог изобилия — рог козы Амалтеи, в свое время вскормившей Юпитера, а в левой — корабельный руль.Этим неизвестный скульптор хотел показать, что Фортуна может принести урожай и богатство, а одновременно является той, которая управляет человеческими судьбами.На голове богини возвышалась корона в форме защитных городских стен и башен; это означало, что Фортуна также является покровительницей городов. Так повелось уже издавна — после завоеваний Александра Великого; основывая в далеких и чужих краях новые колонии, греки поручали их опеке и защите капризной богини.Сабин с некоторой тревогой всмотрелся в лицо холодной мраморной женщины. Что готовит ему судьба? Может, и правда, как утверждают философы, богов нет вовсе, но не помешает, все же, как-то выказать им свое уважение. Мало ли что?Оторвав глаза от богини, Сабин внимательно оглядел все помещение храма. Увидел алтарь для жертвоприношений и аккуратно сложенные рядом принадлежности для этой церемонии. Слева в небольшой нише стояла бронзовая статуя Гиацинта, стену справа украшая мраморный барельеф; что там было изображено, трибун не разглядел.Еще несколько картин и скульптур — из глины, бронзы и даже серебра — заполняли пространство вдоль стен храма. Но живых людей по-прежнему не было видно.Сабин уже собирался пойти поискать кого-нибудь, как вдруг послышались негромкие шаркающие шаги, и в зале появился старый сгорбленный жрец в далеко не новом белом ритуальном одеянии. Он опирался о длинный посох с загнутой рукояткой. Его черные внимательные и умные глаза выжидательно смотрели на Сабина.— Приветствую твою богиню и тебя, достойный жрец, — слегка охрипшим голосом произнес трибун.Он чувствовал какое-то непонятное волнение, и это ему не нравилось. Естественно, Сабину в его жизни не раз уже доводилось бывать в храмах самых разных божеств — и хмурого Юпитера, и неприступной Минервы, и грозного Марса, — но никогда еще он не испытывал подобного трепета. Даже таинственные мистерии в честь великой Изиды в Александрии оставили его почти равнодушным. Что же происходит с ним сейчас?Возможно, дело в том, что раньше он никогда не обращался к богам с такой серьезной просьбой, с которой собирался обратиться сегодня. В таком случае волнение — это нормальная реакция. Ведь ставка очень велика, и кто знает — может, все действительно зависит от капризной воли Фортуны?Эта мысль принесла Сабину некоторое облегчение и успокоение. Что ж, боги, как и люди, любят подарки. Сделаем подношение, помолимся, и, глядишь, Фортуна подобреет и не станет мешать счастью трибуна.Жрец молчал, изучающе глядя на неожиданного гостя. Он чуть нахмурился и левой рукой подергал себя за седую бороду.Сабин решил уж было, что старик не услышал его, и собрался повторить приветствие, когда тот вдруг произнес скрипучим тонким голосом:— Мир тебе, доблестный воин. Зачем пришел ты в это святилище? Могу я помочь тебе?— Да, — кивнул трибун. — Я хотел бы принести жертву богине и помолиться.— Это хорошо, — одобрительно сказал жрец, подходя ближе. — Хорошо, что ты не забываешь о богах. Сейчас многие обезумели до того, что или вообще не верят в них, или поклоняются каким-то восточным чудовищам с собачьими головами. Ах, не так было в прежние годы...Он прервал, заметив, что Сабин нетерпеливо переступил с ноги на ногу.— Прости, почтенный, — проскрипел жрец. — Конечно, тебе неинтересно слушать причитания древнего старика. Но сюда редко кто заходит, а ведь так хочется поговорить и с живым человеком.Глаза жреца лукаво блеснули из-под век.— Это ты прости меня, — сказал Сабин, — но я тороплюсь. У меня важное поручение, которое необходимо выполнить как можно скорее. Поэтому сейчас мы все сделаем быстро, но если богиня выслушает мою просьбу и поможет мне, я обещаю вернуться сюда и принести ей гекатомбу и золотой треножник. И о тебе, достойный жрец, тоже не забуду.— Благодарю, — старик с достоинством чуть склонил голову. — Конечно, наш храм небогат, и мы будем рады любому подношению. Уверен, что богиня прислушается к твоим молитвам. Главное, чтобы они шли от чистого сердца.Сабин кивнул.— Конечно. А что ты посоветуешь мне принести в жертву твоей подопечной?Жрец задумчиво пожевал губами.— Что ж, — сказал он, — у нас есть при храме небольшое хозяйство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53