Казарин пробежал его сверху вниз, и вдруг его глаз споткнулся на последней строчке.– Подписано… подписано… «Шумаков, Панин… Ша-пилин».Эти подписи, как гром среди ясного неба, поразили Казарина. Все смешалось в его голове. Три знакомые до боли фамилии, пропавший документ и пресс-папье, исчезнувшее из кабинета убитого, – начинали сплетаться в один зловещий узел. Правда, на вопрос, причем здесь пресс-папье, Лешка пока ответить не мог. Очевидным было лишь одно: оно никак не сочеталось с деньгами, золотом и драгоценностями, найденными в сейфе Якова Михайловича.Но самый главный вопрос, который волновал Казарина в этот момент, заключался в друтом. Каким образом под документом оказалась подпись Петра Саввича Шапилина? И почему он ни словом не обмолвился о том, что принимал непосредственное участие во вскрытии сейфа? А если учесть, что два свидетеля тех далеких событий были очень близки Шапилину, но теперь находились в могиле, – вырисовывалась вполне определенная картина преступления, в которой Петр Саввич мог играть весьма неблаговидную роль. К тому же странное поведение начальника и явное нежелание вникать в косвенные улики, обнаруженные Казариным, только усиливали подозрение.С этими мыслями, выйдя из Четырнадцатого корпуса, Лешка обогнул здание и медленно двинулся вдоль Кремлевской стены. Он дошел до окон кабинета Панина и стал еще раз внимательно осматривать рамы, карниз, цоколь, грязно-желтую штукатурку стен. Все было нормально. Как всегда. От старой крепостной стены его отделяли всего два десятка метров. И тут его осенило.На поиски ключа от двери возле Никольской башни у него ушло полчаса, к концу которых Казарин уже сгорал от нетерпения. Отворив дверь, он приказал сопровождавшему сотруднику комендатуры идти обратно, а сам включил фонарь и шагнул внутрь старых кремлевских стен.Расстояние, которое в детстве казалось огромным, Казарин преодолел за несколько минут. Тусклый свет фонаря едва освещал путь по кремлевскому подземелью. Но дорога была знакома. Двигаясь в тесном коридоре, Лешка нащупал тот самый лаз, через который они с Танькой чуть не попали когда-то в Первый правительственный корпус. Ох и досталось им тогда от Варфоло-меева за самодеятельность. Осветив проход, Казарин присвистнул. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: совсем недавно здесь кто-то был. И этот «кто-то» даже не пытался скрыть свои следы: проход, который всегда был завален гнилыми досками, теперь был открыт. Лешка чуть было не споткнулся о разбросанные вокруг доски и не расшиб себе лоб.Протиснувшись в узкую штольню, Казарин огляделся. Лаз уходил далеко вперед, и конца-края ему не было видно. Лешка приподнялся и, перебирая локтями, пополз по скользким доскам. Он уже начал уставать, когда лаз закончился. Казарин выбрался на небольшую площадку и наконец смог осмотреться. Дальше подземный ход разделялся на две части. Немного подумав и представив расположение панинского кабинета наверху, Алексей двинулся левее, но неожиданно споткнулся о тяжелый предмет. Он нагнулся, поднял его и поднес к фонарю. Это было то самое пресс-папье со старинным гербом на ручке, о котором рассказывала накануне Вера Чугунова. На гербе, помимо всяких украшений, значился вензель «фон Шпеер». Но не это поразило Лешку: ручка пресс-папье была повернута на 90 градусов, а под ней открывалась полость – тайник. Лешка еще раз осмотрелся вокруг. Луч фонаря уперся в смятый бумажный лист, в верхней части которого значился заголовок «План эвакуации культурных ценностей».Алексей вновь присвистнул:– Вот тебе и реликвия… Аи да Яков Михалыч!…В принципе, можно было возвращаться назад, но Ка-зарин решил пройти весь путь до конца. Он вновь нагнулся и протиснулся в тот лаз, что уходил в сторону панинс-кого кабинета. Через десять-пятнадцать метров тоннель уперся в железный щит с двумя ручками по бокам. Закрепив поудобнее фонарь, Казарин взялся за ручки и потянул дверцу на себя. Она оказалась неимоверно тяжелой. Сдвинуть ее удалось лишь с третьего раза. Вначале Лешка просунул голову, затем оттолкнулся ногами и очутился в самом углу кабинета Панина. Металлическая заслонка, через которую он попал сюда, покрытая черным несмываемым налетом, ничем не отличалась от двух других стен печной топки.Выбравшись из лаза, Лешка стряхнул с одежды грязь и принялся за очередной осмотр кабинета. Ничего нового он не обнаружил и уже направился к двери, но тут вспомнил, что ключи от опечатанного кабинета лежат у него дома на столе. Вздохнув, Казарин подошел к печи и вновь скрылся в узком проходе… Глава 10 На дворе стояла глубокая ночь. Подвальная сырость и вековая пыль кремлевских подземелий сделали свое дело: Всю дорогу до Соборной площади Лешка чихал. Спать ему совсем не хотелось. Мозг работал с предельным напряжением. Правда, вопросов было больше, чем ответов.«Кто такой этот фон Шпеер? – размышлял Лешка, идя по ночному Кремлю. – Где он сейчас? Поди, даже не знает, что его фамильной бандурой по башке видному партийцу съездили. Что же лежало в тайнике и как преступник об этом узнал? Почему полез за пресс-папье сейчас, а не год или два назад? Откуда узнал про подземный ход? Что все-таки произошло, когда Панин вернулся в кабинет?»Главное, Казарин понимал, что ему все равно придется найти ответы на все эти вопросы. Причем пока не делясь информацией с Шапилиным. Подпись Петра Саввича под актом вскрытия сейфа Свердлова не выходила у Лешки из головы. И тут Казарин вспомнил о Варфоломе-еве и просьбе отца забежать к хранителю.«Вот с кем стоит посоветоваться! Время, конечно, позднее, – подумал он, – но старик меня наверняка простит. Сколько ж мы с ним не виделись? Три года…»Лешка свернул в сторону Оружейной палаты и через несколько минут уже стучался в знакомую дверь.Варфоломеев вскочил навстречу, и они обнялись.– Ну, здравствуй, здравствуй! – забормотал Герман Степанович, утирая выступившие слезы. – Не забыл старика? – Он еще раз крепко обнял своего любимого воспитанника. – Надолго? Или скоро на фронт?– Не знаю еще.Оба сели друг против друга и улыбки не сходили с их лиц.– Возмужал!– Зато вы не меняетесь. Как сердце? Старик махнул рукой.– И не спрашивай. Какое сейчас здоровье. Видишь, готовимся к эвакуации… Чайку, по старой памяти?– Давайте, заодно помозгуем, как когда-то. Алексей извлек из кармана пресс-папье и положил его на стол.– Как всегда, нужна ваша помощь, Герман Степанович.– Ну вот, не успел приехать, уже что-то затеял… Старик взял в руки пресс-папье и с любопытством посмотрел на Лешку. Потом опять уставился на предмет:– Пресс-папье как пресс-папье… XIX век. В общем, барахло. А что тебя так в нем заинтересовало?– Вот это, – Алексей ткнул пальцем в фамильный герб.– Ах, вот оно что…Варфоломеев понимающе закивал головой.– Это фамильный герб старинного рода фон Шпееров. Были когда-то такие люди в империи. Много полезного сделали для России… А откуда у тебя эта вещь?Алексей почесал затылок.– Понимаете, Герман Степанович, не могу я всего говорить, дело государственное… Скорее всего, эта штука замешана в одной неприятной истории. Мне нужно знать про нее все-все-все. А особенно про этих Шпееров. Поможете?Старик пожал плечами.– Да чем я могу помочь? Это ж не камень, не драгоценность какая.Лешка подумал и отодвинул верхнюю часть пресс-папье, демонстрируя тайник.– Похоже, что это пресс-папье поинтереснее любой драгоценности будет.Варфоломеев нахмурил брови.– Ну, если так…Он водрузил на глаз окуляр и принялся рассматривать герб.– Герб не очень древний. В первую турецкую кампанию один из Шпееров покрыл себя славой, за что Екатерина Вторая пожаловала ему баронское звание и золотой жезл.Старик отложил пресс-папье и снял окуляр.– Вот все, что я знаю. Лешка был разочарован.– Герман Степанович, эта штука была найдена среди уникальных драгоценностей. Не могла она просто так туда попасть.Варфоломеев задумался, а потом, пожав плечами, сказал:– Ты вот что, заходи через день, а я кое-что за это время постараюсь выяснить. Оставь мне эту штуковину.Лешка замялся:– Нет, Герман Степанович, я ее должен показать там. Он сопроводил слова многозначительным жестом, подняв указательный палец кверху. Старик понимающе кивнул.Владимир Константинович еще хлопотал на кухне, когда сын вернулся домой. Не снимая сапоги, Лешка прошел в комнату, сел за круглый стол и вновь достал пресс-папье. Минут пять он бесцельно крутил его в руках, разглядывая со всех сторон, как будто это могло ему чем-то помочь. И тут в комнату зашел отец. Владимир Казарин поставил на стол чайник и сковородку с жареной картошкой, но в этот момент увидел Лешкину находку. Он взял ее в руки, молча сел на стул и стал внимательно изучать.– Откуда у тебя эта вещь?Было видно, что отец сильно потрясен увиденным. Алешка это заметил.– Похоже, что Панина этой штукой жизни лишили. Казарин-старший молча повертел в руках пресс-папье, а затем тихо произнес:– А ты к Герману ходил? Лешка кивнул.– А ты знаешь, что настоящая фамилия Варфоломее-ва – фон Шпеер? Барон фон Шпеер.У Лешки перехватило дыхание.– Кто? Герман Степанович? Барон?! Отец кивнул.– Герман Степанович – барон?! – В словах Лешки появились издевательские нотки.Но отцу было не до шуток. Он еще раз посмотрел на сына и снова молча кивнул.И тут до Алексея наконец дошел смысл сказанного.– Не может быть…Его мозг отказывался что-либо понимать, он лишь вспышками выдавал калейдоскоп последних событий: барон, убийство, документ, подземный лаз, монах…– Монах… – одними губами прошептал Казарин. – А откуда караульные узнали про Монаха?…Чуть не сбив отца со стула, Лешка бросился из дома, выбежал на улицу и помчался в сторону Арсенала. Нужную кровать Алексей нашел быстро, и в истерике растолкал сладко спящего солдата, с которым говорил накануне.– А откуда ты про Монаха-то знаешь? – не дав ему опомниться, выпалил Лешка.Солдат спросонья заморгал глазами.– Монаха?… А-а-а… Так ведь нам надысь экскурсию по Кремлю устроили. Вот экскурсовод – чудной такой дед из «Оружейки» – нам про Монаха и рассказывал…Дальше Лешка слушать не стал. Через пять минут он уже стоял на пороге каморки Германа Степановича. Дверь была открыта, но в комнате никого не было. Еле восстановив дыхание, Алексей шагнул за один из стеллажей, заваленный старинными предметами, и начал ждать. Вскоре послышались шаги, и в кабинет вошел Варфоломеев. Хранитель прикрыл за собой дверь, погасил верхний свет, зажег настольную лампу и начал складывать какие-то предметы в небольшой саквояж. Ждать больше не было никакого смысла, и Казарин шагнул вперед.– Собираетесь, Герман Степанович? Варфоломеев испуганно обернулся, но при виде воспитанника заулыбался.– Собираюсь. А ты чего? Мы ж только что попрощались.– Вроде того, – буркнул Лешка.– Ну, тогда давай заново поздоровкаемся?Старик протянул руку для рукопожатия, но Казарин резко шагнул к столу и взял в руки саквояж.Варфоломеев внимательно посмотрел вначале на саквояж, затем в глаза Алексея:– Что с тобой, Алеша?Казарин молча вытряхнул содержимое саквояжа на стол. Варфоломеев недоуменно спросил:– Ты что-нибудь ищешь?– Ищу, – холодно ответил Лешка.Среди горы барахла Лешка сразу отметил небольшую статуэтку на тяжелом постаменте. Ни слова не говоря, Казарин вынул перочинный нож, поддел лезвием срез бархатной ткани в основании, и на его ладонь выкатился очень крупный алмаз. Такой он видел лишь раз в своей жизни, в 38-м, в руках цыганки Лили незадолго до ее гибели. Этот камень, кстати, был очень похож на тот. Лешка поднял глаза на Варфоломеева и поразился страшному выражению его лица. Было такое ощущение, что Германа Степановича сейчас хватит удар.– Может, поговорим, – процедил сквозь зубы старик, – по старой дружбе, а, Леш?Алексей сел на табурет:– Ну что же, давайте, Герман Степанович. Или как вас там: господин барон?Старик еще больше оторопел, но все-таки взял себя в руки.– Все знаешь? Ну, тем лучше.Он засеменил к двери, но Алексей остановил его:– Бежать не советую.Герман Степанович усмехнулся.– Боже упаси!Варфоломеев зачем-то выглянул за дверь и вернулся к Казарину.– Значит, папа твой решил открыться? Ну что ж, замечательно… замечательно.Он сел напротив и молча уставился на правую руку Лешки, которая сжимала алмаз. И тут Алексей не выдержал:– Эх, Герман Степанович, Герман Степанович! Как же вы могли? Вы же для меня как отец были.Старик поднял глаза на воспитанника.– А что, собственно говоря, я «смог»? – холодно спросил Варфоломеев. – Ничего такого! Просто пытаюсь вернуть то, что было отнято в девятнадцатом у барона фон Шпеера и его семьи…Герман Степанович сжал кулаки и начал свой невеселый рассказ. Глава 11 Февраль 1919 года
По лестницам старого питерского дома поднимался вооруженный отряд, состоявший из двух матросов и трех солдат. Возглавлял отряд комиссар в кожаной тужурке и такой же кожаной фуражке. В руках он комкал список, по которому сверял номера квартир и таблички с фамилиями под ними.– Сюда!Комиссар ткнул кулаком в нужную дверь и нажал кнопку звонка, под которым значилось: «Барон фон Шпеер». За дверью стояла тишина. Комиссар сделал знак матросам, и они прикладами заколотили в дверь. Это возымело действие. Из квартиры послышался пожилой женский голос:– Вам кого?– Именем революции приказываю открыть дверь! – хрипло прокричал в ответ комиссар.– Что вам надо? – В голосе хозяйки еще теплилась надежда, что все обойдется.Ответ прозвучал как приговор:– Открывайте. Обыск.Внутри воцарилась тишина, и матросы снова принялись вышибать дверь. Наконец, хозяйка сдалась.– Не ломайте, я сейчас открою. Дверь приоткрылась на цепочку.– По какому праву вы шумите? – донеслось из темного коридора.Комиссар протянул мандат.– По нашим сведениям, в этой квартире прячется враг.В полоске света появилось лицо пожилой женщины. Несмотря на почтенные года – очень красивое лицо.– Вы ошибаетесь, никакого врага у нас нет.Матросы не стали дослушивать баронессу. Они ворвались в квартиру и бесцеремонно рассредоточились по комнатам, заглядывая во все многочисленные закутки фамильного гнезда Шпееров.– Никого нет, – доложил комиссару один из солдат, закончив осмотр. – Сбег, кажись…Комиссар зачем-то погладил себя по щеке и вытащил из кобуры маузер. Перед ним стояли два испуганных пожилых человека, которых он ненавидел.– Слушайте, вы, Шпееры. По нашим сведениям, ваш сын – белый офицер, скрывается в этом доме. Если вы не поможете нам арестовать его, вы будете считаться врагами революции и пособниками белогвардейской нечисти.Барон Шпеер поправил пенсне.– Простите, господин комиссар, но, во-первых, мы и так считаемся врагами вашей революции, хотя и не знаем почему. А во-вторых, нам неизвестно, где находится наш сын.Комиссар подошел к старику вплотную.– Врешь, сволочь, – прошипел он. – И твоя старая потаскуха врет…Удар барона пришелся комиссару прямо в челюсть. Тот устоял, но вынужден был присесть на одно колено, а в следующее мгновение раздался выстрел. Утерев выступившую на губе кровь, комиссар положил дымящийся маузер в карман и с презрением посмотрел на зашедшуюся в крике баронессу.– А со старухой что делать? – спросил один из матросов. – Тоже кончать?Комиссар равнодушно кивнул, и тут же грянул еще один выстрел.Неожиданно в одной из комнат послышался грохот упавшей посуды. Переглянувшись, красноармейцы бросились на шум. Возле распахнутых дверок старинного буфета сидел на корточках один из бойцов и с изумлением смотрел на небольшой кофр со стеклянным верхом. В нем на бархатных подушечках лежали алмазы разных размеров, чистоты и огранки.– Хорошие дела! – воскликнул вбежавший матрос. – Где ты это взял?– Да водочки я решил выпить, кастрюлю вон ту двинул, а она и грохнись на пол, а в ней вот это…Когда шок от увиденного прошел, в тишине раздался сиплый голос:– Ну что, поделим и разбежимся? Комиссар щелкнул затвором маузера.– Заткнись, Кольцов! Теперь это национализированная собственность государства, и она будет передана куда надо.Звериный блеск появился в глазах матроса.– А «куда надо» – это где?!Комиссар сунул ствол под самый нос бойца и хрипло ответил:– В ЧК тебе объяснят.Сочетание магических букв «Ч» и «К» сразу успокоило бузотера.– Николаев, разбей стекло и достань камни, – скомандовал комиссар.Николаев огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь увесистого. На глаза попалось пресс-папье, лежавшее рядом с кофром. Звон разбитого стекла размножился эхом и растаял где-то под сводами огромной квартиры. Комиссар распорол наволочку, вытряхнул подушку и засыпал бриллианты в импровизированный мешок. Туда же зачем-то бросил и пресс-папье.– Пошли, – прохрипел он, завязав тугой узел. Отряд проследовал по длинному коридору, спустился по лестнице и вышел на улицу. С ним едва не столкнулся мужчина лет тридцати в серой шинели без знаков отличия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34