– Я хотела сказать, что это очень хорошо.
– Ну, да! Он зашел, и мы с ним решили обновить декорации к "Ромео и Джульетте". Ко времени следующих гастролей у нас будут полностью новые декорации и костюмы.
– Мы решили? Как прекрасно с твоей стороны видеть такой интерес к нашим постановкам, особенно после того, как тебя не было на репетиции! – Порция была взбешена.
– Фаина, не расстраивайся. Мы прекрасно справились без тебя, – вмешался Роуди. – Я хотел сходить за тобой, но Порция вернулась и помогла нам закончить. – Он повернулся к Порции с неодобрением. – Какая муха тебя укусила, Порция? Мы знали, где найти Фаину, если бы она нам понадобилась.
"Понятно" Порции прозвучало слабо. Ей хотелось подняться и уйти. Всеобщее молчание увеличило ее страдания.
Гораций откашлялся и оглядел стол. Он чувствовал неловкость Порции и хотел помочь ей. Она так долго была опорой семьи, что просто ожесточилась. Сейчас она хочет принизить Даниэля и преуменьшить проявившуюся Фаинину независимость.
Он пытался перевести разговор в другое русло.
– Ну как, Фаина, ты провела приятный день с Эдвардом? – спросил Гораций, положив бисквит на тарелку и передавая блюдо по столу для Порции.
– Да, папа, вниз по дороге есть еще два отеля, прекрасных отеля. Конечно, они не такие громадные, как «Свитуотер», но они очень уютные. Мы с Эдвардом…
– Я думала, что вы хотите остаться наедине, – язвительно вставила Порция.
– Я в этом тоже не сомневаюсь, Порция.
Капитан Макинтош налил в стакан минеральную воду и вручил кувшин Роуди, как будто ожидая, что тот последует его примеру.
Роуди подозрительно посмотрел на капитана, покачал головой, а потом быстро передал кувшин Фаине.
– Между прочим, доченьки, – спокойно продолжал Гораций, – нам будет оказана особая честь. Эвелина сказала мне, что примерно в середине лета мистер Джоэль Чандлер Харрис намерен посетить лекции в Чатакве. Он хочет ознакомить нас с одной из своих работ.
– Эвелина?
Порция недовольно сморщила губы. Новейшая страстная увлеченность отца была следующим по порядку делом, которое она намеревалась обсудить. Но это следует обсудить наедине с отцом. Она и так уже слишком много сказала перед труппой.
– Харрис? Вы говорите об авторе, который пишет чудесные детские рассказы о животных? – спросил один из актеров. И еще долго шло оживленное обсуждение необычайных сказок, рассказанных дядюшкой Римусом, старым негром, которого мистер Харрис представил как главного героя своих сказок.
Порция поковыряла еду, сделала несколько глотков минеральной воды и не вступала в разговор, продолжающийся вокруг нее. Она просто устава, сказала она себе. Никогда прежде она не чувствовала себя бесполезной. Ее не интересовали ни готовые платья, ни шелковые чулки, ни новые детективные истории о Шерлоке Холмсе. И она сама не понимала, зачем надела платье Фаины и сыграла в переодевание к обеду.
Первый раз Фаина казалась более созвучной действиям труппы, чем она. Хотя ведь она, а не Фаина была человеком, который руководил рабочими сцены. Она не оставляла работы и по покраске декораций.
Внезапно Порция отодвинула свой стул и встала из-за стола. Пробормотав «извините», она выбежала из столовой, промчавшись мимо преподобного отца и миссис Бартоломео, которые в этот момент входили в обеденный зал.
– Такого срама я еще не встречала, – проворчала миссис Бартоломео. – Ты такое видел? По тому, как это платье болтается на этой девчонке, совершенно ясно, что оно надето без корсета и только с одной нижней юбкой. Эти актрисы исчадие дьявола!
– Будь милосердна, Френсис, – предостерег ее муж. – Она выглядит так, будто у нее произошло несчастье. Она, может быть, нуждается в нашей помощи. Мы должны помолиться за нее, миссис Бартоломео.
– Папа, что стряслось с Порцией? – спросила Фаина с беспокойством в голосе. – Она ведет себя очень странно. Не думаешь ли ты, что она тоже заболела?
– Нет. Она… То, что случилось, очень тяжело для нее, дочка. Вы просто обе выросли. А я не заметил это. Я полагаю, что и сейчас не осознал этого до конца. Я думаю, она очень беспокоилась о нас. Она так много дала нам, Фаина. Теперь мы должны дать ей время прийти в себя.
Гораций спокойно завершил трапезу. В своих объяснениях с Фаиной он был прав лишь наполовину. Положение для Порции более чем тяжелое, хотел он сказать. Ты уже немаленькая девочка, за которой еще нужно надзирать. И она влюбилась прежде, чем успела создать себе новое положение. Она становится женщиной и противится каждому шагу на этом пути.
Был ли он прав, сказав Даниэлю, что Порция и Филипп – одно и то же? Он не знал. Может быть, его затея плохо кончится. Но он устал от поездок, устал от ответственности, он знал, что не может продолжать так, как было в прошлом. Доктор Джеррит не сказал ему ничего, чего он уже не знал бы. Он только надеялся, что то направление, в котором они, казалось, двигались, было правильным для всех.
– Что тебя беспокоит? – Ян бросил халат, который складывал, и с недоверием посмотрел на Даниэля.
– Сирота, ребенок, маленький мальчик шести или семи лет, я уже говорил.
– Но почему? Ты занимаешься несвойственным тебе делом, когда ты уже вступил во владение актерской труппой, с хитрым старым грабителем во главе и двумя его дочерьми, одна из которых шляется кругом, изображая из себя бандита с угла Тендерлойн-стрит. К чему тебе этот маленький сирота? Покусай меня собака!
Даниэль не мог удержаться. Он взорвался приступом смеха. За все годы, что он знал Яна, он никогда не слышал, чтобы тот допускал подобные выражения.
– Ян, у мальчика корь. Он жил со своей бабушкой, которая умерла на прошлой неделе. Он очень болен сейчас, но доктор Джеррит уверяет меня, что худшее миновало. Мы не в состоянии обеспечить ему сносные условия жизни, но мне говорили, что у миссис Эфридж доброе сердце и если мы заплатим за его содержание, она примет его к себе.
– Ты хочешь сказать, что все это должен сделать я?
– Ну нет, Ян. Я не предлагаю, чтобы ты оформлял соглашение. Этим я займусь сам, как всегда.
– Ах, Даниэль. Просто ты привык брать на себя ответственность. Ты ведущий, а я ведомый. Я работал на тебя многие годы, чтобы менять наш стиль сейчас. Я не возражаю, в самом деле. Где сейчас мальчик?
– В доме миссис Андерсон. Это медсестра у доктора Джеррита. Она оставит его у себя до тех пор, пока ей не придется снова идти на дежурство. Кстати, эта миссис Эфридж, которая хочет взять мальчика, – настоящая суфражистка. Считает, что женщинам нужно разрешить голосовать.
– И я так считаю, – сухо прокомментировал Ян. – По крайней мере, некоторым женщинам.
– Некоторым женщинам, вроде мисс Виктория Тревильон?
– Разумеется, нет. Виктория не должна заниматься политикой. Она представляет собой тип женщины, которым нужен мужчина, чтобы заботиться о ней.
– Мужчина вроде тебя, Ян?
– В самом деле, Даниэль! Может быть и так. Виктория – впечатлительная молодая леди, которой отец предоставил слишком много свободы. Я уверен, что я просто интересная загадка для нее. Чего она может хотеть от такого скучного старика как я?
– Действительно, нельзя представить, почему бы вдруг леди должна хотеть богатого, красивого, преданного человека себе в мужья, Ян?
– В мужья? – как эхо повторил удивленно Ян. – Постой минутку. Просто потому, что я имел счастливый случай обедать с леди в течение двух вечеров…
– И пригласил ее покататься в лодке, покататься на велосипеде, и на долгую прогулку в глухие уголки парка, без ее мамаши или другого компаньона? Это не кажется тебе некоторым отступлением от условности, Ян? – Даниэль скрыл улыбку в вопросительно-отцовской интонации.
– Кроме того, что она чувствует себя неудобно с посторонними людьми, ее мать слегка приболела. Виктория объяснила мне это. И я верю, что ее мать думает, будто служанка Виктории сопровождала нас весь день.
– А почему же она не сопровождала?
– Ну, Виктория уверена, что я никогда не скомпрометирую ее репутацию. Кроме того, ее служанка слишком глупа. От Виктории нельзя ожидать, что она будет терпеть при себе целый день эту девицу. Я хочу сказать, что служанка даже не умеет кататься на велосипеде.
– Не ездит на велосипеде? Ха-ха! Конечно. Не сомневаюсь, что ей нельзя доверить и голосование, правда?
– Разумеется, нет. – Облегчение Яна от перемены темы было более чем очевидным. – Но я считают, что есть женщины, которые могут быть достаточно сведущими для того, чтобы участвовать в избирательной кампании, – поспешил он добавить. – И таких женщин уже немало.
– Да, – серьезно согласился Даниэль, – например, Порция. Если ей заняться политикой, она сможет стать президентом. Ты не видел, как она управляется с мужчинами? Белле она тоже понравилась бы.
– Не сомневаюсь. Но Порция – не благородная дама, а простая девчонка, Даниэль. И я думаю, если в роли этого мужчины ты видишь себя, ты забываешь, как далеко ты зашел.
– Может быть, ты и прав, Ян. Жизнь далеко не так забавна, как должна быть, Ян.
Даниэль вышел на террасу и бросил взгляд через вершины деревьев по направлению к общежитию:
– Я всегда бросал вызов судьбе, рисковал. А теперь все это осталось в прошлом… Богатство дает какие-то гарантии, но это дьявольски скучно.
– Это просто потому, что у тебя сузилось поле деятельности, – спокойно сказал Ян. – Вот почему ты занялся уголовным расследованием для братьев Пинкертон. На самом деле тебе не нужен ни риск, ни деньги. Ты просто сидишь и ждешь, зная, что рано или поздно преступники сами заглотят крючок.
– Я удачлив. Но риск, Ян, риск – вот что делает жизнь интересной, азарт и самонадеянная ответственность за свои поступки. Сейчас нам успех сопутствует только в том риске, который мы преодолеваем, решая, какой сюртук надеть.
– Может быть, есть такие, кто рискует, не думая о последствиях, – заметил Ян с нотой сожаления в голосе.
– Да? Ты можешь конкретно кого-нибудь назвать?
– Да, Эдвард Делекорт. Он, кажется, увлекся Фаиной Макинтош, и я немного беспокоюсь за девушку.
– Ах, Ян, ты не прав. Что страшного случилось с Эдвардом и Фаиной? Они явно увлеклись друг другом. Это так естественно. Он всерьез намерен жениться на ней, как только они смогут уладить проблему труппы, остающейся без ведущей актрисы.
– Ты это точно знаешь?
– Абсолютно, Эдвард приходил ко мне утром после их свидания и просил меня освободить Фаину от ангажемента.
– Тогда почему ты до сих пор участвуешь в этой игре?
– О, Фаина вовсе не моя невеста, – с улыбкой произнес Даниэль. – Порция – вот та женщина, с которой я обручился.
Окно общежития Чатаквы было темным. Даниэль испытывал чувство досады. Что он за глупец? Совсем не проблемы актерской труппы, и не похитители драгоценностей, и не бездомный мальчик занимали его мысли, мешали сосредоточиться и заставляли шагать по террасе взад и вперед. Причиной была Порция. С тех пор, как поцеловал ее, он постоянно находился в почти забытом, необузданном волнении.
Ребенком он частенько наблюдал за работой искателей золота. Они неистово работали, не замечая часов, без еды и сна, до тех пор, пока не падали до изнеможения. Когда он повзрослел, он узнал, что существуют другие виды изнеможения. Белла научила его читать и писать. Она научила его составлять план действий и скрывать свои эмоции до тех пор, пока этот план не будет выполнен. Беллины девушки научили его любви. Даниэль шел к намеченной цели с тем же едва сдерживаемым бешеным волнением, что и искатели золота. Он стал управляющим в Беллиной пивной в Вирджиния-Сити, потом в ее главном магазине и, наконец, в отеле, который они вместе построили. Он пребывал в печали, когда Белла отдалилась от дел. Он плакал в одиночестве, когда она умерла.
В конце концов он покинул Вирджиния-Сити и уехал в Нью-Йорк. Теперь те трудные годы казались ему прекрасной мечтой. Сделав исключение для Яна, он больше никому не позволял приближаться к себе. Но вот сейчас он встретил Порцию, и она вернула ему ту мечту, которую, он думал, навсегда спрятал под замок.
Ян смотрел на Даниэля настороженно. После долгого молчания он, наконец, произнес:
– Эх, Дан, вот если бы я мог еще поговорить с тобой о Виктории.
– Давай, а в чем дело?
Ян вышел на террасу к Даниэлю.
– Я встречаюсь с ней за вечерним кофе, Дан, и я… я полагаю, что у нас с ней что-то должно произойти.
– Да? И что же тебя смущает?
– Это Виктория. Она… мы держались за руки. Ее бедро прикасалось к моему под скатертью за столом. Я не мог сделать вид, что не заметил этого. Но я не знаю, как мне себя вести с ней дальше.
– О, Ян. Ты же не школьник. У тебя же было немало женщин, хотя ты и осторожен сверх разумного. Что тебя сейчас-то смущает?
Ян нервно потер руки. Он не мог доверить этого Даниэлю, но ему казалось, что он потерял чувство пристойности. Маленькая фамильярность за столом, которую он описал, взбудоражила его, и это-то и смущало.
– Просто мои интимные опыты происходили с женщинами другого рода. Виктория училась в частном пансионе в Англии. Она воспитывалась как леди, хоть она и не капризный тепличный цветок. Она мне очень нравится. Боюсь, что она слишком нравится мне, и я не знаю, что мне делать.
– Ян, я не знаю, почему ты спрашиваешь меня об этом. В настоящий момент я чувствую себя таким же профаном в обращении с женщиной, как и ты. То есть Порция сделала меня сумасшедшим, и я… Ян глубоко вздохнул:
– Я это подозревал. Какие же мы с тобой оба дураки!
– Может быть, но в одном я уверен: когда мужчина и женщина тянутся друг к другу, им никто не поможет никакими советами. Может быть, нам обоим нужно перестать бороться с неизбежностью, мой друг. Я подозреваю, что Виктория хочет более великих дел, чем кофе, и клянусь, что ты тоже. Я иду на прогулку. Не дожидайся меня, – сказав Даниэль, надевая куртку и выходя за дверь.
– И не подумаю, – крикнул вслед ему Ян. Через минуту он выключил свет в номере и выскользнул из холла. Ян удивился, как он мог раскрыть свою тайну Даниэлю. Втайне он просто надеялся, что Даниэль найдет какой-нибудь повод вмешаться и убедить его остановиться.
Общение с Даниэлем ввело Яна в светское общество. Сопротивление девушек этого круга всегда было знаком того, что они увлеклись. Глупые намеки, жеманный смех, наигранное равнодушие с их стороны удерживали Яна от того, чтобы на какую-нибудь из них посмотреть серьезно. Он всегда предпочитал женщин попроще. Они были именно тем, чем были, и их правила поведения были ясны.
Но Виктория бросила единственный взгляд на веранде и перевернула всю его жизнь. Встречи с ней наедине невыносимо терзали его чувства. Ее густой, теплый смех был заразителен. Она любила комплименты. Она призналась, что его старомодные манеры интригуют ее. Казалось, что она играет с ним как кошка с мышонком, и когда он был рядом с ней, он был не в силах сопротивляться ей.
Потом она сама целовала его в коридоре. Поцелуй не показался ему невинным; он не ожидал этого. Он надеялся, что более опытный Даниэль подскажет ему, как себя вести с подобными девицами. Но Даниэль казался настолько поглощенным своими делами, что Ян не нашел благоприятной возможности, чтобы полностью довериться ему.
Теперь он тихо шел в полночь по коридору в сторону ее комнаты. Он не представлял себе, что Виктория на самом деле собирается выйти на встречу с ним так поздно.
Он не смог довериться Даниэлю, но он понимал, что влюбился в Викторию. Он не подходил ей, слишком стар для нее и слишком осторожен. Но в ней была какая-то пленительная тайна, и он знал, что не в силах отступить.
Ян остановился у кадки с пальмой. О чем она думает? Виктория могла и не понимать, что она так привлекательна для него. Но он-то давно уже не мальчик и знает, что порядочная леди никогда не предложит полночного рандеву. Он стоял в коридоре, растерянный и близкий к тому, чтобы отступить в спасительное укрытие своей комнаты.
Неожиданно возникшие из ниоткуда две нежные ручки обвились вокруг его шеи и повлекли его в темную нишу за кадкой:
– Ян, я думала, что ты никогда не придешь.
Когда руки сомкнулись вокруг его шеи, все опасения Яна исчезли вместе с прикосновением горячих нетерпеливых губ Виктории. Вечернее платье, которое было на ней, когда он оставил ее час назад, было сменено на нечто шелковое и восхитительно тонкое.
– Как насчет нашего кофе? – наконец сумел он выдавить из себя.
– Я не думаю, что ты захочешь, чтобы я шла по лестнице полураздетая, – шутливо прошептала Виктория, запуская руку ему под рубашку и гладя его волосатую грудь.
Ян посмотрел на свою расстегнутую рубашку, смущенно почувствовав отсутствие галстука:
– Виктория, извини. Я не мог представить себе, что ты обо мне думаешь. Я больше никогда не буду…
– Но я буду, Ян. И я хочу этого, с тобой, сейчас, сегодня ночью.
Она расстегнула пуговку на своем халатике, и лиф распался на две половины.
Ниша была темная. Но электрический свет в холле серебряно освещал ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Ну, да! Он зашел, и мы с ним решили обновить декорации к "Ромео и Джульетте". Ко времени следующих гастролей у нас будут полностью новые декорации и костюмы.
– Мы решили? Как прекрасно с твоей стороны видеть такой интерес к нашим постановкам, особенно после того, как тебя не было на репетиции! – Порция была взбешена.
– Фаина, не расстраивайся. Мы прекрасно справились без тебя, – вмешался Роуди. – Я хотел сходить за тобой, но Порция вернулась и помогла нам закончить. – Он повернулся к Порции с неодобрением. – Какая муха тебя укусила, Порция? Мы знали, где найти Фаину, если бы она нам понадобилась.
"Понятно" Порции прозвучало слабо. Ей хотелось подняться и уйти. Всеобщее молчание увеличило ее страдания.
Гораций откашлялся и оглядел стол. Он чувствовал неловкость Порции и хотел помочь ей. Она так долго была опорой семьи, что просто ожесточилась. Сейчас она хочет принизить Даниэля и преуменьшить проявившуюся Фаинину независимость.
Он пытался перевести разговор в другое русло.
– Ну как, Фаина, ты провела приятный день с Эдвардом? – спросил Гораций, положив бисквит на тарелку и передавая блюдо по столу для Порции.
– Да, папа, вниз по дороге есть еще два отеля, прекрасных отеля. Конечно, они не такие громадные, как «Свитуотер», но они очень уютные. Мы с Эдвардом…
– Я думала, что вы хотите остаться наедине, – язвительно вставила Порция.
– Я в этом тоже не сомневаюсь, Порция.
Капитан Макинтош налил в стакан минеральную воду и вручил кувшин Роуди, как будто ожидая, что тот последует его примеру.
Роуди подозрительно посмотрел на капитана, покачал головой, а потом быстро передал кувшин Фаине.
– Между прочим, доченьки, – спокойно продолжал Гораций, – нам будет оказана особая честь. Эвелина сказала мне, что примерно в середине лета мистер Джоэль Чандлер Харрис намерен посетить лекции в Чатакве. Он хочет ознакомить нас с одной из своих работ.
– Эвелина?
Порция недовольно сморщила губы. Новейшая страстная увлеченность отца была следующим по порядку делом, которое она намеревалась обсудить. Но это следует обсудить наедине с отцом. Она и так уже слишком много сказала перед труппой.
– Харрис? Вы говорите об авторе, который пишет чудесные детские рассказы о животных? – спросил один из актеров. И еще долго шло оживленное обсуждение необычайных сказок, рассказанных дядюшкой Римусом, старым негром, которого мистер Харрис представил как главного героя своих сказок.
Порция поковыряла еду, сделала несколько глотков минеральной воды и не вступала в разговор, продолжающийся вокруг нее. Она просто устава, сказала она себе. Никогда прежде она не чувствовала себя бесполезной. Ее не интересовали ни готовые платья, ни шелковые чулки, ни новые детективные истории о Шерлоке Холмсе. И она сама не понимала, зачем надела платье Фаины и сыграла в переодевание к обеду.
Первый раз Фаина казалась более созвучной действиям труппы, чем она. Хотя ведь она, а не Фаина была человеком, который руководил рабочими сцены. Она не оставляла работы и по покраске декораций.
Внезапно Порция отодвинула свой стул и встала из-за стола. Пробормотав «извините», она выбежала из столовой, промчавшись мимо преподобного отца и миссис Бартоломео, которые в этот момент входили в обеденный зал.
– Такого срама я еще не встречала, – проворчала миссис Бартоломео. – Ты такое видел? По тому, как это платье болтается на этой девчонке, совершенно ясно, что оно надето без корсета и только с одной нижней юбкой. Эти актрисы исчадие дьявола!
– Будь милосердна, Френсис, – предостерег ее муж. – Она выглядит так, будто у нее произошло несчастье. Она, может быть, нуждается в нашей помощи. Мы должны помолиться за нее, миссис Бартоломео.
– Папа, что стряслось с Порцией? – спросила Фаина с беспокойством в голосе. – Она ведет себя очень странно. Не думаешь ли ты, что она тоже заболела?
– Нет. Она… То, что случилось, очень тяжело для нее, дочка. Вы просто обе выросли. А я не заметил это. Я полагаю, что и сейчас не осознал этого до конца. Я думаю, она очень беспокоилась о нас. Она так много дала нам, Фаина. Теперь мы должны дать ей время прийти в себя.
Гораций спокойно завершил трапезу. В своих объяснениях с Фаиной он был прав лишь наполовину. Положение для Порции более чем тяжелое, хотел он сказать. Ты уже немаленькая девочка, за которой еще нужно надзирать. И она влюбилась прежде, чем успела создать себе новое положение. Она становится женщиной и противится каждому шагу на этом пути.
Был ли он прав, сказав Даниэлю, что Порция и Филипп – одно и то же? Он не знал. Может быть, его затея плохо кончится. Но он устал от поездок, устал от ответственности, он знал, что не может продолжать так, как было в прошлом. Доктор Джеррит не сказал ему ничего, чего он уже не знал бы. Он только надеялся, что то направление, в котором они, казалось, двигались, было правильным для всех.
– Что тебя беспокоит? – Ян бросил халат, который складывал, и с недоверием посмотрел на Даниэля.
– Сирота, ребенок, маленький мальчик шести или семи лет, я уже говорил.
– Но почему? Ты занимаешься несвойственным тебе делом, когда ты уже вступил во владение актерской труппой, с хитрым старым грабителем во главе и двумя его дочерьми, одна из которых шляется кругом, изображая из себя бандита с угла Тендерлойн-стрит. К чему тебе этот маленький сирота? Покусай меня собака!
Даниэль не мог удержаться. Он взорвался приступом смеха. За все годы, что он знал Яна, он никогда не слышал, чтобы тот допускал подобные выражения.
– Ян, у мальчика корь. Он жил со своей бабушкой, которая умерла на прошлой неделе. Он очень болен сейчас, но доктор Джеррит уверяет меня, что худшее миновало. Мы не в состоянии обеспечить ему сносные условия жизни, но мне говорили, что у миссис Эфридж доброе сердце и если мы заплатим за его содержание, она примет его к себе.
– Ты хочешь сказать, что все это должен сделать я?
– Ну нет, Ян. Я не предлагаю, чтобы ты оформлял соглашение. Этим я займусь сам, как всегда.
– Ах, Даниэль. Просто ты привык брать на себя ответственность. Ты ведущий, а я ведомый. Я работал на тебя многие годы, чтобы менять наш стиль сейчас. Я не возражаю, в самом деле. Где сейчас мальчик?
– В доме миссис Андерсон. Это медсестра у доктора Джеррита. Она оставит его у себя до тех пор, пока ей не придется снова идти на дежурство. Кстати, эта миссис Эфридж, которая хочет взять мальчика, – настоящая суфражистка. Считает, что женщинам нужно разрешить голосовать.
– И я так считаю, – сухо прокомментировал Ян. – По крайней мере, некоторым женщинам.
– Некоторым женщинам, вроде мисс Виктория Тревильон?
– Разумеется, нет. Виктория не должна заниматься политикой. Она представляет собой тип женщины, которым нужен мужчина, чтобы заботиться о ней.
– Мужчина вроде тебя, Ян?
– В самом деле, Даниэль! Может быть и так. Виктория – впечатлительная молодая леди, которой отец предоставил слишком много свободы. Я уверен, что я просто интересная загадка для нее. Чего она может хотеть от такого скучного старика как я?
– Действительно, нельзя представить, почему бы вдруг леди должна хотеть богатого, красивого, преданного человека себе в мужья, Ян?
– В мужья? – как эхо повторил удивленно Ян. – Постой минутку. Просто потому, что я имел счастливый случай обедать с леди в течение двух вечеров…
– И пригласил ее покататься в лодке, покататься на велосипеде, и на долгую прогулку в глухие уголки парка, без ее мамаши или другого компаньона? Это не кажется тебе некоторым отступлением от условности, Ян? – Даниэль скрыл улыбку в вопросительно-отцовской интонации.
– Кроме того, что она чувствует себя неудобно с посторонними людьми, ее мать слегка приболела. Виктория объяснила мне это. И я верю, что ее мать думает, будто служанка Виктории сопровождала нас весь день.
– А почему же она не сопровождала?
– Ну, Виктория уверена, что я никогда не скомпрометирую ее репутацию. Кроме того, ее служанка слишком глупа. От Виктории нельзя ожидать, что она будет терпеть при себе целый день эту девицу. Я хочу сказать, что служанка даже не умеет кататься на велосипеде.
– Не ездит на велосипеде? Ха-ха! Конечно. Не сомневаюсь, что ей нельзя доверить и голосование, правда?
– Разумеется, нет. – Облегчение Яна от перемены темы было более чем очевидным. – Но я считают, что есть женщины, которые могут быть достаточно сведущими для того, чтобы участвовать в избирательной кампании, – поспешил он добавить. – И таких женщин уже немало.
– Да, – серьезно согласился Даниэль, – например, Порция. Если ей заняться политикой, она сможет стать президентом. Ты не видел, как она управляется с мужчинами? Белле она тоже понравилась бы.
– Не сомневаюсь. Но Порция – не благородная дама, а простая девчонка, Даниэль. И я думаю, если в роли этого мужчины ты видишь себя, ты забываешь, как далеко ты зашел.
– Может быть, ты и прав, Ян. Жизнь далеко не так забавна, как должна быть, Ян.
Даниэль вышел на террасу и бросил взгляд через вершины деревьев по направлению к общежитию:
– Я всегда бросал вызов судьбе, рисковал. А теперь все это осталось в прошлом… Богатство дает какие-то гарантии, но это дьявольски скучно.
– Это просто потому, что у тебя сузилось поле деятельности, – спокойно сказал Ян. – Вот почему ты занялся уголовным расследованием для братьев Пинкертон. На самом деле тебе не нужен ни риск, ни деньги. Ты просто сидишь и ждешь, зная, что рано или поздно преступники сами заглотят крючок.
– Я удачлив. Но риск, Ян, риск – вот что делает жизнь интересной, азарт и самонадеянная ответственность за свои поступки. Сейчас нам успех сопутствует только в том риске, который мы преодолеваем, решая, какой сюртук надеть.
– Может быть, есть такие, кто рискует, не думая о последствиях, – заметил Ян с нотой сожаления в голосе.
– Да? Ты можешь конкретно кого-нибудь назвать?
– Да, Эдвард Делекорт. Он, кажется, увлекся Фаиной Макинтош, и я немного беспокоюсь за девушку.
– Ах, Ян, ты не прав. Что страшного случилось с Эдвардом и Фаиной? Они явно увлеклись друг другом. Это так естественно. Он всерьез намерен жениться на ней, как только они смогут уладить проблему труппы, остающейся без ведущей актрисы.
– Ты это точно знаешь?
– Абсолютно, Эдвард приходил ко мне утром после их свидания и просил меня освободить Фаину от ангажемента.
– Тогда почему ты до сих пор участвуешь в этой игре?
– О, Фаина вовсе не моя невеста, – с улыбкой произнес Даниэль. – Порция – вот та женщина, с которой я обручился.
Окно общежития Чатаквы было темным. Даниэль испытывал чувство досады. Что он за глупец? Совсем не проблемы актерской труппы, и не похитители драгоценностей, и не бездомный мальчик занимали его мысли, мешали сосредоточиться и заставляли шагать по террасе взад и вперед. Причиной была Порция. С тех пор, как поцеловал ее, он постоянно находился в почти забытом, необузданном волнении.
Ребенком он частенько наблюдал за работой искателей золота. Они неистово работали, не замечая часов, без еды и сна, до тех пор, пока не падали до изнеможения. Когда он повзрослел, он узнал, что существуют другие виды изнеможения. Белла научила его читать и писать. Она научила его составлять план действий и скрывать свои эмоции до тех пор, пока этот план не будет выполнен. Беллины девушки научили его любви. Даниэль шел к намеченной цели с тем же едва сдерживаемым бешеным волнением, что и искатели золота. Он стал управляющим в Беллиной пивной в Вирджиния-Сити, потом в ее главном магазине и, наконец, в отеле, который они вместе построили. Он пребывал в печали, когда Белла отдалилась от дел. Он плакал в одиночестве, когда она умерла.
В конце концов он покинул Вирджиния-Сити и уехал в Нью-Йорк. Теперь те трудные годы казались ему прекрасной мечтой. Сделав исключение для Яна, он больше никому не позволял приближаться к себе. Но вот сейчас он встретил Порцию, и она вернула ему ту мечту, которую, он думал, навсегда спрятал под замок.
Ян смотрел на Даниэля настороженно. После долгого молчания он, наконец, произнес:
– Эх, Дан, вот если бы я мог еще поговорить с тобой о Виктории.
– Давай, а в чем дело?
Ян вышел на террасу к Даниэлю.
– Я встречаюсь с ней за вечерним кофе, Дан, и я… я полагаю, что у нас с ней что-то должно произойти.
– Да? И что же тебя смущает?
– Это Виктория. Она… мы держались за руки. Ее бедро прикасалось к моему под скатертью за столом. Я не мог сделать вид, что не заметил этого. Но я не знаю, как мне себя вести с ней дальше.
– О, Ян. Ты же не школьник. У тебя же было немало женщин, хотя ты и осторожен сверх разумного. Что тебя сейчас-то смущает?
Ян нервно потер руки. Он не мог доверить этого Даниэлю, но ему казалось, что он потерял чувство пристойности. Маленькая фамильярность за столом, которую он описал, взбудоражила его, и это-то и смущало.
– Просто мои интимные опыты происходили с женщинами другого рода. Виктория училась в частном пансионе в Англии. Она воспитывалась как леди, хоть она и не капризный тепличный цветок. Она мне очень нравится. Боюсь, что она слишком нравится мне, и я не знаю, что мне делать.
– Ян, я не знаю, почему ты спрашиваешь меня об этом. В настоящий момент я чувствую себя таким же профаном в обращении с женщиной, как и ты. То есть Порция сделала меня сумасшедшим, и я… Ян глубоко вздохнул:
– Я это подозревал. Какие же мы с тобой оба дураки!
– Может быть, но в одном я уверен: когда мужчина и женщина тянутся друг к другу, им никто не поможет никакими советами. Может быть, нам обоим нужно перестать бороться с неизбежностью, мой друг. Я подозреваю, что Виктория хочет более великих дел, чем кофе, и клянусь, что ты тоже. Я иду на прогулку. Не дожидайся меня, – сказав Даниэль, надевая куртку и выходя за дверь.
– И не подумаю, – крикнул вслед ему Ян. Через минуту он выключил свет в номере и выскользнул из холла. Ян удивился, как он мог раскрыть свою тайну Даниэлю. Втайне он просто надеялся, что Даниэль найдет какой-нибудь повод вмешаться и убедить его остановиться.
Общение с Даниэлем ввело Яна в светское общество. Сопротивление девушек этого круга всегда было знаком того, что они увлеклись. Глупые намеки, жеманный смех, наигранное равнодушие с их стороны удерживали Яна от того, чтобы на какую-нибудь из них посмотреть серьезно. Он всегда предпочитал женщин попроще. Они были именно тем, чем были, и их правила поведения были ясны.
Но Виктория бросила единственный взгляд на веранде и перевернула всю его жизнь. Встречи с ней наедине невыносимо терзали его чувства. Ее густой, теплый смех был заразителен. Она любила комплименты. Она призналась, что его старомодные манеры интригуют ее. Казалось, что она играет с ним как кошка с мышонком, и когда он был рядом с ней, он был не в силах сопротивляться ей.
Потом она сама целовала его в коридоре. Поцелуй не показался ему невинным; он не ожидал этого. Он надеялся, что более опытный Даниэль подскажет ему, как себя вести с подобными девицами. Но Даниэль казался настолько поглощенным своими делами, что Ян не нашел благоприятной возможности, чтобы полностью довериться ему.
Теперь он тихо шел в полночь по коридору в сторону ее комнаты. Он не представлял себе, что Виктория на самом деле собирается выйти на встречу с ним так поздно.
Он не смог довериться Даниэлю, но он понимал, что влюбился в Викторию. Он не подходил ей, слишком стар для нее и слишком осторожен. Но в ней была какая-то пленительная тайна, и он знал, что не в силах отступить.
Ян остановился у кадки с пальмой. О чем она думает? Виктория могла и не понимать, что она так привлекательна для него. Но он-то давно уже не мальчик и знает, что порядочная леди никогда не предложит полночного рандеву. Он стоял в коридоре, растерянный и близкий к тому, чтобы отступить в спасительное укрытие своей комнаты.
Неожиданно возникшие из ниоткуда две нежные ручки обвились вокруг его шеи и повлекли его в темную нишу за кадкой:
– Ян, я думала, что ты никогда не придешь.
Когда руки сомкнулись вокруг его шеи, все опасения Яна исчезли вместе с прикосновением горячих нетерпеливых губ Виктории. Вечернее платье, которое было на ней, когда он оставил ее час назад, было сменено на нечто шелковое и восхитительно тонкое.
– Как насчет нашего кофе? – наконец сумел он выдавить из себя.
– Я не думаю, что ты захочешь, чтобы я шла по лестнице полураздетая, – шутливо прошептала Виктория, запуская руку ему под рубашку и гладя его волосатую грудь.
Ян посмотрел на свою расстегнутую рубашку, смущенно почувствовав отсутствие галстука:
– Виктория, извини. Я не мог представить себе, что ты обо мне думаешь. Я больше никогда не буду…
– Но я буду, Ян. И я хочу этого, с тобой, сейчас, сегодня ночью.
Она расстегнула пуговку на своем халатике, и лиф распался на две половины.
Ниша была темная. Но электрический свет в холле серебряно освещал ее обнаженное тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35