— Сэр Джон, — сказал Ролан, еле сдерживая гнев, — что это еще за нежности во время поединка! Если уж дерутся, то насмерть! До дуэли еще можно рассыпаться в любезностях, как наши с вами предки перед битвой при Фонтенуа; но как только обнажены шпаги или заряжены пистолеты, один из дуэлянтов должен заплатить своей жизнью за труды, потраченные на подготовку, и за пережитые волнения. Дайте мне честное слово, сэр Джон, что, буду ли я ранен или убит, жив или мертв, ко мне не прикоснется хирург господина де Баржоля.
— Однако, господин Ролан…
— О! Тут одно из двух. Дайте мне честное слово, милорд, или — черт побери! — я не стану драться!
Англичанин удивленно посмотрел на молодого человека: его лицо стало мертвенно-бледным, он дрожал всем телом, словно охваченный ужасом.
Не понимая, в чем дело, сэр Джон дал честное слово.
— Наконец-то! — воскликнул Ролан. — Вот один из симптомов этой прелестной болезни! Стоит мне подумать о наборе хирургических инструментов и увидеть скальпель или ланцет, как мне становится дурно. Должно быть, я сильно побледнел?
— На минуту мне показалось, что вы сейчас потеряете сознание.
Ролан расхохотался.
— Нечего сказать, славный бы приключился казус, если бы наши противники подошли и увидели, что вы даете мне нюхать соль, точно даме, подверженной обморокам. Знаете, что они подумали бы и что решили бы вы сами? Все подумали бы, что я струсил.
Между тем противники приблизились и уже могли слышать их разговор, так что сэр Джон не успел ответить Ролану.
Подойдя, все трое поклонились. Ролан с улыбкой, обнажившей превосходные зубы, ответил на поклон.
Сэр Джон наклонился к его уху.
— Вы еще немного бледны, — шепнул он, — пройдитесь-ка до источника; я приду за вами, когда будет нужно.
— Какая прекрасная мысль! — отозвался Ролан. — Мне давно хотелось полюбоваться знаменитым Воклюзским источником, Иппокреной Петрарки. Вы знаете его сонет?
Chiare, fresche e dolci aque
Ove le belle membra
Pose colei, che sola a me perdona.note 8
Возможно, что мне больше не представится случай его повидать. С какой стороны находится источник?
— Он в тридцати шагах отсюда. Идите по этой тропинке, и вы увидите его за поворотом дороги, у подножия огромной скалы, — ее вершина видна отсюда.
— Милорд, — сказал Ролан, — вы превзошли всех чичероне, с которыми я имел дело. Благодарю вас.
И, приветливо махнув рукой своему секунданту, он направился в сторону источника, напевая вполголоса прелестную вилланеллу Филиппа Депорта:
Я уехал на время, и вскоре Вы,
Розетта, пленились другим.
Но не стал предаваться я горю, —
И теперь я другою любим.
Я изменницы знать не желаю, —
Мнится, пыл в моем сердце угас…
Ну, посмотрим, пастушка младая,
Кто раскается первым из нас!note 9
Сэр Джон невольно обернулся, восхищенный переливами его голоса, столь свежего и нежного, на высоких нотах напоминавшего женский; своим методическим холодным рассудком он не мог понять эту порывистую, нервную натуру; ему было ясно лишь одно: перед ним человек совершенно необычного душевного склада.
Двое молодых людей уже поджидали его; хирург держался несколько в стороне.
В руках у сэра Джона был ящик с пистолетами; он поставил его на камень, имевший форму стола, вынул из кармана маленький ключик, который, казалось, был сработан скорее ювелиром, чем слесарем, и открыл ящик.
Пистолеты были великолепные, хотя и весьма простого устройства; они вышли из мастерских Ментона, деда того оружейника, который и в наши дни считается одним из лучших в Лондоне. Сэр Джон передал пистолеты секунданту г-на де Баржоля, чтобы он рассмотрел их. Тот стал проверять пружины, двигать гашетку взад и вперед, чтобы определить, имеется ли там двойной спуск: он оказался простым.
Господин де Баржоль мельком взглянул на пистолеты, но даже не дотронулся до них.
— Наш противник не знаком с вашими пистолетами? — спросил г-н де Валансоль.
— Он даже не видел их, — ответил англичанин, — даю вам честное слово.
— О! — воскликнул г-н де Валансоль. — Достаточно было бы простого отрицания.
Еще раз, во избежание недоразумений, проверили установленные правила поединка, потом, чтобы не тратить времени на приготовления, зарядили пистолеты, положили их в ящик и вручили хирургу. Сэр Джон спрятал ключик в карман и отправился за Роланом.
Подойдя близко, он увидел, что Ролан, бросая камешки в воду, разговаривает с мальчишкой-пастушонком, который пас трех коз на крутом каменистом склоне горы.
Англичанин не успел раскрыть рта, чтобы сообщить Ролану, что все уже готово, как тот обернулся к нему:
— Знаете, милорд, что рассказывает мне этот малыш? Настоящую легенду, вроде тех, что родились на берегах Рейна. Он говорит, что этот водоем, который считают бездонным, простирается на два или три льё под горой и в глубине его живет фея, наполовину женщина, наполовину змея, которая в тихие, ясные летние ночи всплывает на поверхность и зовет к себе пастуха. Разумеется, она показывает ему только голову, роскошные длинные волосы, обнаженные плечи и прелестные руки. Глупого парня привлекает это подобие женщины. Он подходит к воде и манит ее, но фея в свою очередь зовет его к себе. Потеряв голову, пастух устремляется к ней, сам того не замечая, не глядя перед собой. Внезапно земля уходит у него из-под ног, фея тянется к нему и увлекает его в глубину, где находятся ее водяные дворцы, а на другой день снова появляется одна. Черт возьми, где подцепили эти невежественные пастухи сказку, которую Вергилий в свое время изложил в превосходных стихах Августу и Меценату?
С минуту он помолчал, задумчиво устремив взор на глубокие лазурные воды, потом обернулся к сэру Джону:
— Говорят, ни один пловец, даже самый сильный, нырнув в эту бездну, не выплывал из нее. Если бы я туда нырнул, милорд, это, пожалуй, было бы надежнее, чем пуля господина де Баржоля. В самом деле, этот выход остается у меня про запас. А пока что испытаем пулю. Идемте, милорд, идемте!
И взяв под руку англичанина, изумленного живостью его ума, он направился к ожидавшим его противникам.
Все это время они занимались поисками удобного для дуэли места и наконец нашли его.
То была небольшая площадка, примыкавшая к крутому склону горы, вся залитая лучами заходящего солнца; на краю ее виднелись развалины башни, где обычно укрывались пастухи, застигнутые мистралем.
На этой площадке, около пятидесяти шагов в длину и около двадцати в ширину, некогда стоял замок, а теперь на ней должна была разыграться драма, уже близившаяся к развязке.
— Вот и мы, господа! — сказал сэр Джон.
— Мы готовы, — отозвался г-н де Валансоль.
— Пусть противники соблаговолят выслушать условия поединка, — произнес сэр Джон.
И, повернувшись к г-ну де Валансолю, он добавил:
— Повторите их, сударь; вы француз, а я иностранец, вы разъясните их лучше меня.
— Вы из тех иностранцев, милорд, что превосходят слогом нас, бедных провансальцев, но раз вы так любезно предоставляете мне слово, я принимаю ваше предложение.
Он поклонился сэру Джону, и тот ответил ему поклоном.
— Господа, — продолжал секундант г-на де Баржоля, — решено, что вы встанете в сорока шагах друг от друга, что вы пойдете навстречу один другому, что каждый будет стрелять, когда захочет, и, независимо от того, ранен он или нет, имеет право идти вперед после выстрела противника.
Оба дуэлянта наклонили голову в знак согласия и воскликнули в один голос:
— Пистолеты!
Сэр Джон вынул из кармана ключик и открыл ящик.
Потом он подошел к г-ну де Баржолю и подал ему открытый ящик с пистолетами.
Молодой дворянин хотел предоставить выбор пистолетов своему противнику, но Ролан выразил протест движением руки и сказал нежным, почти женским голосом:
— Я возьму после вас, господин де Баржоль. Мне передавали, что вы отказались от всех преимуществ человека, подвергшегося оскорблению, так я хочу вам предложить хотя бы выбор пистолета, если это вообще преимущество.
Господин де Баржоль, не настаивая больше, взял наугад один из пистолетов.
Сэр Джон подошел к Ролану и передал ему другой пистолет, тот взял, взвел курок, и, не разглядывая механизм, опустил дулом вниз.
Между тем г-н де Валансоль отсчитывал сорок шагов; в начале этой дистанции он воткнул в землю трость.
— Не угодно ли вам, сударь, проверить после меня? — обратился он к сэру Джону.
— В этом нет надобности, сударь, — отвечал тот. — Мы с господином де Монтревелем вполне полагаемся на вас.
Господин де Валансоль воткнул в землю вторую трость в конце дистанции.
— Господа, — сказал он, — вы можете начинать в любой момент.
Противник Ролана уже стоял на своем месте, сбросив шляпу и сюртук.
Хирург и оба секунданта отошли в сторону.
Место дуэли выбрали так удачно, что ни одному из врагов солнце не било в глаза и оба стояли на одинаковой высоте.
Ролан положил на землю сюртук и шляпу и встал в сорока шагах от г-на де Баржоля, лицом к нему.
Оба они бросили взгляд в одну сторону, причем Ролан повернул голову направо, а де Баржоль — налево.
Пейзаж гармонировал с мрачной торжественностью сцены, которой предстояло здесь разыграться.
С одной стороны (справа от Ролана и слева от г-на де Баржоля) горизонт закрывала крутая гора, напоминавшая гигантскую крышу.
Зато с другой (то есть справа от г-на де Баржоля и слева от Ролана) открывалась безбрежная даль.
Ближе к зрителю расстилалась широкая равнина. Из красноватой земли повсюду торчали острые скалы, словно огромные кости, и картина напоминала кладбище гигантов.
На втором плане в лучах заходящего солнца четко вырисовывался Авиньон, опоясанный стенами, над которыми высился громадный дворец, похожий на льва, присевшего на задние лапы и готового растерзать злополучный город.
За Авиньоном, словно поток расплавленного золота, простиралась огненная полоса. То была Рона.
За Роной синела волнистая гряда холмов, отделяющих Авиньон от Нима и Юзеса.
И далеко-далеко в небесной выси солнце, которое один из противников, вероятно, видел в последний раз, медленно, величаво погружалось в пламенеющий океан золота и пурпура.
Противники представляли собой странный контраст.
Один из них, темноволосый, смуглолицый, черноглазый, худощавый, — тип человека южной расы, имеющей своими предками греков, римлян, арабов и испанцев.
Другой, белокурый, с большими голубыми глазами, нежным румянцем и изящными, как у женщины, руками олицетворял собою расу, населяющую страны с умеренным климатом и имеющую своими предками галлов, германцев и норманнов.
В этом было что-то символическое, и можно было себе представить, что происходит нечто большее, чем просто дуэль, — схватка двух человек.
Казалось, это столкновение двух народов, принадлежащих к южной и северной расам, поединок Юга с Севером.
Не роились ли такого рода мысли в голове Ролана, погруженного в грустное раздумье?
Нет, это маловероятно.
Но на минуту-другую он как будто позабыл о дуэли, о секундантах, о противнике, захваченный созерцанием великолепного зрелища.
Голос г-на де Баржоля вывел его из этого оцепенения:
— Когда вы будете готовы, сударь? Я уже готов. Ролан вздрогнул.
— Извините, что я заставил вас ждать, сударь, — сказал он, — но вам не следовало обращать на меня внимания, я очень рассеян. Но вот и я готов.
И с улыбкой на устах он пошел прямо на г-на де Баржоля; его волосы развевались на встречном ветру, он шел спокойно и непринужденно, как на обычной прогулке, в то время как его противник применял все меры предосторожности, обычные на дуэлях.
Лицо сэра Джона, вопреки его постоянной невозмутимости, выдавало крайнее волнение.
Расстояние между противниками быстро сокращалось.
Господин де Баржоль остановился первый, прицелился и выстрелил в тот момент, когда Ролан находился в десяти шагах от него. Пуля оторвала прядь его волос, но не коснулась головы.
Молодой человек повернулся к своему секунданту:
— Ну, что я вам говорил?
— Стреляйте, сударь, стреляйте же! — воскликнули секунданты.
Господин де Баржоль, не говоря ни слова, замер на месте.
— Простите, господа, — проговорил Ролан, — надеюсь, вы мне позволите самому решить, когда и как ответить. После выстрела господина де Баржоля мне следует сказать ему несколько слов, поскольку раньше я не мог этого сделать.
Потом, обращаясь к молодому аристократу, бледному, но спокойному, он добавил:
— Сударь, быть может, сегодня утром во время спора я чересчур погорячился?
Несколько секунд он ждал ответа.
— Ваша очередь стрелять, сударь, — отозвался г-н де Баржоль.
— Но сейчас, — продолжал Ролан, не обращая внимания на его слова, — вы поймете, чем была вызвана эта горячность, и, быть может, извините ее. Я военный и к тому же адъютант генерала Бонапарта.
— Стреляйте, сударь, — повторил молодой дворянин.
— Скажите, что вы отказываетесь от своих слов, сударь, — продолжал офицер. — Скажите, что репутация генерала Бонапарта как человека благородного и порядочного так высока, что скверная итальянская пословица, с досады придуманная побежденными, не имеет к нему никакого отношения. Скажите это, и я подальше заброшу пистолет и пожму вам руку; ведь я вижу, сударь, что вы храбрый человек!
— Я только тогда признаю вашего главнокомандующего благородным и порядочным человеком, как вы называете его, сударь, если этот гений, имеющий влияние на политику Франции, уподобится Монку, то есть вернет трон законному государю.
— О! — возразил с улыбкой Ролан. — Вы слишком многого хотите от республиканского генерала!
— В таком случае я не отступаюсь от своих слов, — заявил молодой дворянин. — Стреляйте, сударь, стреляйте!
Видя, что Ролан не спешит с выстрелом, он воскликнул, топнув ногой:
— Гром и молния! Стреляйте же!
При этих словах Ролан поднял кверху пистолет, собираясь выстрелить в воздух.
Но г-н де Баржоль остановил его движением руки и словами:
— Ради Бога, не делайте этого. А то я потребую, чтобы начали все сначала и чтобы вы стреляли первым!
— Клянусь честью, — вскричал Ролан, и лицо его стало мертвенно-бледным, будто он потерял всю кровь, — первый раз делаю такие уступки противнику… Убирайтесь к черту! Раз вы не хотите жить, то умрите!
И в тот же миг, не целясь, он опустил пистолет и выстрелил.
Альфред де Баржоль схватился рукой за грудь, качнулся вперед, потом назад, повернулся и упал ничком на землю.
Пуля Ролана пронзила ему сердце.
Увидев, что г-н де Баржоль упал, сэр Джон подошел к Ролану и повел его туда, где лежали сюртук и шляпа офицера.
— Вот и третий… — прошептал со вздохом Ролан. — Но вы свидетель, что он сам этого захотел.
И, подав англичанину дымящийся пистолет, он надел сюртук и шляпу.
Между тем г-н де Валансоль подобрал пистолет, выпавший из руки его друга, и вместе с ящиком вручил его сэру Джону.
— Ну что? — спросил англичанин, указывая глазами на Альфреда де Баржоля.
— Он умер, — ответил секундант.
— Что, сударь, я не уронил своей чести? — проговорил Ролан, вытирая платком с лица пот, выступивший при известии о смерти противника.
— Нет, сударь, — ответил г-н де Валансоль, — но позвольте сказать: у вас несчастливая рука…
И, поклонившись с безупречной вежливостью Ролану и его секунданту, он вернулся к телу своего друга.
— А вы что думаете, милорд? — снова спросил Ролан.
— По-моему, — ответил сэр Джон, невольно поддавшись восхищению, — вы из тех людей, которым божественный Шекспир вкладывает в уста такие слова: «Опасность и я — два льва, рожденные в один и тот же день; но старший я».
V. РОЛАН
На обратном пути оба были грустны и молчаливы. Как видно, потеряв шансы умереть, Ролан утратил и свою оживленность.
Быть может, катастрофа, виновником которой он стал, была одной из причин его молчаливости. Но поспешим сказать, что на полях сражений, особенно в Египетскую кампанию, он так часто заставлял своего коня перескакивать через трупы убитых им арабов, что едва ли смерть незнакомого человека могла произвести на него столь тягостное впечатление.
Значит, его печаль вызвана чем-то другим; вероятно, ее причиной была болезнь, о которой он поведал сэру Джону. Итак, он не скорбел о смерти другого человека, он отчаялся в своей собственной.
Вернувшись в гостиницу «Пале-Рояль», сэр Джон поднялся к себе наверх, чтобы оставить там пистолеты, при виде которых Ролан мог бы испытать что-то вроде угрызений совести; потом он вошел в комнату офицера, намереваясь вернуть три полученных от него накануне письма.
Ролан сидел в глубокой задумчивости, облокотившись на стол.
Не говоря ни слова, англичанин положил перед ним письма.
Молодой человек скользнул глазами по адресам, взял письмо, предназначавшееся его матери, распечатал и прочел.
Пока он читал, крупные слезы катились у него из глаз.
Сэр Джон наблюдал за ним с удивлением: ему открылось новое в характере Ролана.
Все что угодно ожидал он от столь сложной натуры, только не этих безмолвных слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79