— Вы меня звали, генерал? — спросил он.
— Да! — отвечал Бонапарт. — Садитесь и пишите. Резким отрывистым тоном, не подыскивая выражений, точно слова сами срывались с языка, он продиктовал следующее воззвание:
«Солдаты!
Обещая мир французскому народу, я говорил от вашего имени. Я знаю вам цену!
Вы все те же герои, что завоевали Рейн, Голландию, Италию, что даровали мир Европе под стенами потрясенной Вены.
Солдаты! Отныне ваша задача не в том, чтобы защищать наши границы, теперь вам предстоит вторгнуться во владения неприятеля.
Солдаты! Когда пробьет час, я сам поведу вас в поход и изумленная Европа вновь удостоверится, что вы из породы храбрецов!»
Дописав последние слова, Бурьенн вопросительно взглянул на генерала.
— Что ж, это все! — сказал Бонапарт.
— Надо ли добавить обычный лозунг: «Да здравствует Республика»?
— Почему вы спрашиваете?
— Мы уже четыре месяца не писали воззваний, за это время формулы могли измениться.
— Оставьте текст воззвания таким, как он есть! — решил Бонапарт. — Не добавляйте ничего.
Крепко нажимая не перо, он поставил под воззванием свою подпись и приказал, вручая бумагу Бурьенну:
— Пусть это завтра же напечатают в «Монитёре»! Взяв документ, Бурьенн тут же вышел.
Оставшись один на один с лордом Тенли, Бонапарт шагал из угла в угол, будто забыв о его присутствии, потом внезапно остановился перед ним.
— Милорд, — спросил он, — вы уверены, что добились от вашего дяди всего, чего достиг бы другой на вашем месте?
— Я добился большего, гражданин первый консул.
— Большего?.. Чего же именно вы добились?
— Осмелюсь предположить, гражданин первый консул, что вы не прочли королевскую ноту с тем вниманием, какого она заслуживает.
— Вот еще! Я знаю ее наизусть! — отрезал Бонапарт.
— Значит, вы не изволили вникнуть в смысл одного параграфа, взвесить каждое слово.
— Вы полагаете?
— Я убежден… и если гражданин первый консул дозволит мне перечесть этот параграф-Бонапарт разжал руку, сминавшую текст ноты, расправил его и протянул лорду Тенли:
— Читайте.
Сэр Джон, пробежав глазами ноту, видимо основательно им изученную, дошел до десятого параграфа и прочитал вслух:
«Лучшим и наиболее надежным залогом длительного нерушимого мира было бы восстановление на престоле той королевской династии, которая в течение стольких веков пеклась о внутреннем благосостоянии Франции и о внешнем ее престиже. Подобное событие устранило бы раз и навсегда все препятствия, стоящие на пути к мирным переговорам; оно подтвердило бы право Франции на владение ее исконной территорией и даровало бы другим европейским народам, при условии мира и согласия, ту безопасность, каковой ныне они вынуждены добиваться другими средствами».
— Что же? — нетерпеливо перебил Бонапарт. — Я все это прочел и прекрасно понял: последуйте примеру Монка, совершайте подвиги ради другого — и вам простят ваши победы, вашу славу, ваш военный талант; унижайтесь — и вас возвысят!
— Гражданин первый консул, — возразил лорд Тенли, — никто не знает лучше меня, какая разница между вами и Монком, насколько вы превосходите его гением и громкой славой.
— Тогда зачем же вы мне это читали?
— Я прочел это лишь для того, чтобы вы оценили по достоинству следующий параграф.
— Послушаем следующий параграф, — согласился Бонапарт, сдерживая нетерпение.
Сэр Джон продолжал:
«Однако сколь бы ни было желательно такое событие для Франции и для всего мира, Его Величество отнюдь не исключает иных путей, ведущих к достижению прочного и надежного умиротворения».
Сэр Джон сделал ударение на последних словах.
— Ах, вот как! — воскликнул Бонапарт, подойдя вплотную к нему. Англичанин продолжал читать:
«Его Величество не имеет притязаний предписывать Франции, какой образ правления ей избрать и в чьих руках сосредоточить всю полноту власти, необходимой для управления столь великой и могущественной державой».
— Прочтите еще раз, сударь! — перебил его Бонапарт.
— Соблаговолите перечитать сами, — ответил сэр Джон.
И протянул ему ноту.
Первый консул прочел.
— Это вы, сударь, предложили добавить последний параграф? — спросил он.
— Во всяком случае, я настоял, чтобы его включили. Бонапарт задумался.
— Вы правы, — согласился он, — это очень важный пункт. Восстановление на престоле Бурбонов уже не ставится как условие sine qua non note 26. За мной признают не только военную мощь, но и силу политическую.
И он протянул руку сэру Джону.
— Нет ли у вас какой-либо просьбы ко мне, милорд?
— Единственная милость, которой я домогаюсь, — это то, о чем просил вас мой друг Ролан.
— И я уже ответил ему, сударь, что весьма охотно даю согласие на ваш брак с его сестрой… Если бы я был богаче, а вы беднее, я предложил бы дать за ней приданое…
Сэр Джон сделал протестующий жест. — Но мне известно, что вашего состояния вполне хватит на двоих, даже с излишком, — продолжал Бонапарт с улыбкой. — И потому представляю вам приятную возможность подарить любимой женщине не только счастье, но и богатство.
Затем он громко позвал:
— Бурьенн! Вошел секретарь.
— Воззвание отправлено, генерал, — доложил он.
— Отлично, но я звал вас не за этим, — заявил первый консул.
— Жду ваших приказаний.
— В какой бы час дня или ночи ни явился лорд Тенли, я приму его с радостью и без промедления. Слышите, дорогой Бурьенн? Вы слышите, милорд?
Лорд Тенли поклонился в знак благодарности.
— А теперь, как я предполагаю, — продолжал Бонапарт, — вы торопитесь ехать в замок Черных Ключей. Не буду вас задерживать, ставлю лишь одно условие.
— Какое, генерал?
— Если мне понадобится отправить вас с новым поручением…
— Это не условие, гражданин первый консул, это великая честь.
И лорд Тенли откланялся.
Бурьенн хотел последовать за ним, но Бонапарт задержал секретаря, спросив:
— Есть ли во дворе запряженный экипаж?.
Бурьенн глянул в окно.
— Стоит, генерал.
— Тогда собирайтесь: мы едем вместе.
— Я готов, генерал, только захвачу в кабинете редингот и шляпу.
— Тогда едем!
Надев шляпу и пальто, Бонапарт сбежал по узкой лестнице и знаком приказал карете подъехать.
Как ни торопился Бурьенн, он едва успел его догнать. Лакей отворил дверцу, и Бонапарт вскочил в экипаж.
— Куда мы едем, генерал? — спросил Бурьенн.
— В Тюильри, — отвечал первый консул.
Удивленный Бурьенн, отдав приказ кучеру, повернулся к Бонапарту, чтобы спросить объяснения; но тот был так поглощен своими мыслями, что секретарь, хотя и был еще в те годы ему другом, не решился его потревожить.
Лошади неслись галопом — Бонапарт любил быструю езду, — и карета повернула к Тюильри.
Тюильрийский дворец, где после 5 и 6 октября жил Людовик XVI, где помещался сначала Конвент, затем Совет пятисот, теперь был пуст и безлюден.
После 18 брюмера Бонапарт не раз подумывал обосноваться в этом старинном королевском дворце, но опасался вызвать подозрений, что в жилище свергнутых королей поселится король будущий.
Первый консул привез из Италии великолепный бюст Юния Брута; ему не нашлось подходящего места в Люксембургском дворце, и Бонапарт в конце ноября, вызвав к себе республиканца Давида, поручил ему установить бюст в галерее Тюильри.
Кто мог заподозрить, что Давид, друг Марата, поставив бюст убийцы Цезаря в галерее Тюильри, украшает резиденцию будущего императора?
Никто не поверил бы этому, никому бы даже в голову это не пришло. Заехав однажды проверить, хорошо ли стоит бюст в галерее, Бонапарт обнаружил, что дворец Екатерины Медичи опустошен и разграблен. Конечно, Тюильри уже не был жилищем королей, но считался национальным достоянием. Не мог же французский народ оставить в запустении один из своих великолепных дворцов!
Бонапарт вызвал к себе гражданина Леконта, дворцового архитектора, и приказал ему как следует «почистить» дворец Тюильри.
Это слово можно было понять и буквально, и в более широком смысле. Архитектору велели составить смету, чтобы знать, во сколько обойдется эта «чистка».
Был представлен счет на сумму в пятьдесят тысяч франков.
Бонапарт осведомился, можно ли, приведя дворец в порядок, обратить Тюильри в резиденцию правительства.
Архитектор заверил, что этой суммы достаточно и он берется не только вернуть зданию былое великолепие, но и сделать его пригодным для жилья.
Дворец, пригодный для жилья, — это все, чего желал Бонапарт. Ему, республиканцу, не нужна была королевская роскошь… Однако для резиденции правительства требовалась парадная, торжественная обстановка, строгий орнамент, бюсты, статуи. Но какие именно статуи? Выбор был предоставлен первому консулу.
Бонапарт выбрал исторические памятники трех столетий и трех великих народов: Греции, Рима, Франции, а также других стран, ее соперниц.
Из греков он взял Александра и Демосфена — гения войны и гения красноречия.
Из римлян он выбрал Сципиона, Цицерона, Катона, Брута и Цезаря, поставив рядом с бюстом убитого императора бюст (почти такого же размера) его убийцы.
Из исторических личностей нового времени он взял Густава Адольфа, Тюренна, Великого Конде, Дюге-Труэна, Мальборо, принца Евгения, маршала Саксонского и, наконец, Фридриха Великого и Вашингтона, то есть коронованного лжефилософа и истинного мудреца, основателя свободного государства.
В ряду военных героев он поместил Дампьера, Дюгомье и Жубера; этим он хотел показать, что, как не страшна ему память о Бурбонах в лице Великого Конде, так не завидует он и славе своих соратников, павших в бою за великое дело, за которое он сам теперь, пожалуй, не стал бы сражаться.
Так развертывались события в описываемый нами период, то есть к концу февраля 1800 года. Тюильри был приведен в порядок, бюсты стояли на постаментах, статуи — на пьедесталах; ждали только подходящего случая для торжественного открытия дворца.
Такой случай вскоре представился: пришло известие о смерти Вашингтона. Основатель свободного государства, президент Соединенных Штатов скончался 14 декабря 1799 года.
Об этом-то сообщении и раздумывал Бонапарт, когда Бурьенн понял по его лицу, что не следует прерывать этих размышлений.
Экипаж остановился у дворца Тюильри. Бонапарт выскочил из коляски, стремительно поднялся по лестницам и быстро обошел всю анфиладу зал, с особым вниманием осмотрев покои Людовика XVI и Марии Анутанетты.
Остановившись в кабинете Людовика XVI, он внезапно повернулся к секретарю.
— Итак, мы поселимся здесь, Бурьенн, — заявил Бонапарт, словно не сомневаясь, что секретарь непрерывно следовал за ним по сложным лабиринтам, куда вела его нить Ариадны, именуемая мыслью, — итак, мы поселимся здесь. Третий консул поместится в павильоне Флоры. Камбасерес останется жить в здании министерства юстиции.
— Таким образом, — заметил Бурьенн, — в случае необходимости вам придется переселить только одного из них.
Бонапарт ущипнул его за ухо.
— Недурно сказано! — засмеялся он.
— А когда мы переезжаем, генерал? — спросил секретарь.
— О, не так скоро; нужна, по крайней мере, неделя, чтобы парижане освоились с мыслью о моем переселении из Люксембургского дворца в Тюильри.
— Что ж, неделю можно и подождать, — улыбнулся Бурьенн.
— Особенно, если мы сразу примемся за дело. Скорее, Бурьенн, едемте в Люксембургский дворец!
И с необычайной быстротой, свойственной ему в решительные минуты, Бонапарт снова промчался по анфиладе комнат, сбежал по лестнице и, вскочив в коляску, приказал кучеру:
— В Люксембургский дворец!
— Стойте, стойте! — крикнул ему вслед Бурьенн, едва успевший спуститься в вестибюль. — Разве вы не подождете меня, генерал?
— Долго копаешься! — проворчал первый консул. Лошади помчались галопом с той же быстротой, как и по пути в Тюильри.
Войдя в кабинет, Бонапарт увидел, что его ожидает министр полиции.
— Ну, что стряслось, гражданин Фуше? — спросил он. — На вас лица нет! Может быть, меня уже убили?
— Гражданин первый консул, — сказал министр, — насколько я знаю, вы считаете важнейшей задачей уничтожение разбойничьих банд, именующих себя Соратниками Иегу?
— Еще бы, раз я отправил в погоню за ними самого Ролана! У вас есть какие-то новости?
— Есть.
— От кого?
— От их главаря.
— Как, от самого главаря?
— Он имел наглость прислать мне отчет о их последнем нападении.
— Каком нападении?
— Они похитили пятьдесят тысяч франков, которые вы отправили монахам монастыря святого Бернара.
— И что с ними стало?
— С деньгами?
— Да.
— Деньги в руках грабителей, и их главарь сообщает мне, что вскоре передаст их Кадудалю.
— Значит, Ролан убит?..
— Нет.
— Как так?
— Один из моих полицейских убит, убит и командир бригады Сен-Морис, но ваш адъютант цел и невредим.
— Тогда он повесится… — решил Бонапарт.
— К чему? Все равно веревка оборвется: вы же знаете, ему поразительно везет!
— Или отчаянно не везет… Где же рапорт?
— Вы хотите сказать, письмо?
— Письмо, рапорт, что угодно — словом, то, откуда вы узнали эту новость.
Министр полиции протянул первому консулу изящно сложенную бумагу в надушенном конверте.
— Что это такое?
— То, что вы спрашивали.
Бонапарт прочел на конверте: «Гражданину Фуше, министру полиции. Париж, собственный дом».
Он развернул письмо; оно гласило следующее:
«Гражданин министр, имею честь уведомить Вас, что пятьдесят тысяч франков, предназначенных монахам монастыря святого Бернара, попали к нам в руки вечером 25 февраля 1800 года (старого стиля) и что ровно через неделю они перейдут в руки гражданина Кадудаля.
Операция прошла вполне успешно, если не считать прискорбной гибели Вашего полицейского и командира бригады Сен-Мориса. Что же касается г-на Ролана де Монтревеля, то имею удовольствие Вам сообщить, что с ним ничего дурного не случилось. Яне забыл, что именно он в свое время провел меня в Люксембургский дворец.
Я только потому беру на себя смелость писать Вам, гражданин министр, что г-н Ролан де Монтревель, по моим предположениям, слишком занят сейчас и так рьяно преследует нас, что не может известить Вас лично.
Но я убежден, что в первую же свободную минуту он пошлет Вам обстоятельный доклад со всеми подробностями, которых я не имею ни времени, ни возможности Вам сообщить.
В обмен на услугу, которую я Вам оказываю, прошу Вас, гражданин министр, не откажите в любезности без промедления известить г-жу де Монтревель, что сын ее жив и здоров.
Морган.
Белый Дом, дорога из Макона в Лион. Суббота, девять часов вечера».
— Черт побери! — вскричал Бонапарт. — Экая наглая бестия! — И прибавил со вздохом: — Какие храбрые командиры, какие полковники вышли бы из этих молодцов!
— Будут ли приказания, гражданин первый консул? — осведомился министр полиции.
— Никаких. Это уж дело Ролана: здесь затронута его честь. Раз его не убили, он сумеет им отомстить!
— Значит, вы больше не намерены заниматься этим делом?
— Нет, по крайней мере, сейчас.
И Бонапарт обернулся к своему секретарю.
— У нас есть дела поважнее! — заявил он. — Не правда ли, Бурьенн? Бурьенн утвердительно кивнул головой.
— Когда вы прикажете явиться к вам, гражданин первый консул? — спросил министр.
— Будьте здесь сегодня вечером, ровно в десять. Через неделю мы переезжаем.
— Куда вы изволите направляться?
— В Тюильри.
Фуше невольно вздрогнул.
— Я знаю, это не вяжется с вашими убеждениями, — продолжал первый консул. — Но я все беру на себя, вам остается только повиноваться.
Поклонившись, Фуше направился к выходу.
— Погодите! — крикнул Бонапарт. Фуше обернулся.
— Не забудьте сообщить госпоже де Монтревель, что сын ее цел и невредим! Это самое меньшее, чем вы можете отплатить гражданину Моргану за оказанную вам услугу.
И он повернулся спиной к министру полиции, а тот вышел из кабинета, кусая себе губы до крови.
XLIV. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В тот же день, оставшись с Бурьенном, первый консул продиктовал ему следующий приказ, обращенный к консульской гвардии и ко всей армии:
«Вашингтон скончался! Этот великий человек боролся против тирании, он установил в Америке свободу. Его память всегда будет священна для французского народа, для всех свободных людей Старого и Нового Света, в особенности для французских солдат, которые, подобно ему и американским солдатам, сражались за свободу и равенство. Поэтому первый консул приказывает в течение десяти дней вывешивать траурные ленты на всех знаменах и на всех вымпелах Республики».
Первый консул отнюдь не собирался ограничиться этим приказом по армии. Обдумывая способы облегчить свой переезд из Люксембургского дворца в Тюильри, он решил устроить одно из тех пышных празднеств, которыми так хорошо умел не только услаждать взоры, но и воспламенять сердца. Церемония должна была состояться в Доме инвалидов, или, как тогда говорили, в храме Марса. Там он намеревался торжественно открыть памятник Вашингтону и принять из рук генерала Ланна боевые знамена Абукира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79