После переправы через Минчо Бонапарт, смертельно усталый, отдыхал в небольшом замке и собирался принять ванну, как вдруг рота отступающих австрийцев, сбившись с пути, вторглась в замок, охраняемый лишь несколькими часовыми. Бонапарт, выскочив в одной рубашке, едва успел спастись бегством.
Утром знаменательного дня 30 плювиоза возникло одно затруднение, о котором стоит рассказать.
У генералов, разумеется, были верховые лошади, у министров — собственные кареты, но прочие правительственные служащие не считали нужным в то время идти на подобные расходы.
Поэтому экипажей не хватало.
Тогда решили нанять городские фиакры, заклеив их номера бумагой одного цвета с кузовом.
В консульский экипаж впрягли шесть белых коней, но поскольку в нем ехали все три консула — Бонапарт и Камбасерес позади, Лебрен на переднем месте, — то на каждого консула в итоге приходилось по две лошади.
К тому же разве шесть белых коней, подаренных императором Францем генералу Бонапарту после подписания мирного договора в Кампо-Формио, не были военным трофеем?
Коляска проследовала по улице Тьонвиль, набережной Вольтера и по Королевскому мосту.
От проезда на площадь Карусель до парадного въезда в Тюильри по обеим сторонам выстроилась консульская гвардия.
Проезжая под аркой площади Карусель, Бонапарт поднял голову и прочел висевшую там надпись:
10 августа 1792.
Королевская власть во Франции уничтожена и не будет восстановлена никогда.
На губах первого консула мелькнула еле заметная усмешка.
У въезда в Тюильри Бонапарт вышел из экипажа и вскочил на коня, чтобы произвести смотр.
Увидев генерала на его боевом коне, толпа разразилась рукоплесканиями. Объехав строй, он осадил коня перед павильоном Часов; по правую его руку стал Мюрат, по левую — Ланн, позади выстроился штаб победоносной Итальянской армии.
И смотр начался.
Во время торжественного марша чутье подсказало Бонапарту один из тех поступков, которые оставляли неизгладимый след в памяти солдат.
Когда перед ним проносили знамена девяносто шестой, тридцатой и тридцать третьей полубригад, вернее, древки с лоскутами знамен, изрешеченных пулями, почерневших от пороха, он снял шляпу и низко поклонился.
По окончании парада Бонапарт сошел с коня и уверенно поднялся по лестнице во дворец Валуа и Бурбонов.
Вечером, когда они остались одни с Бурьенном, секретарь спросил его:
— Ну что же, генерал, вы довольны?
— Доволен, — коротко ответил Бонапарт. — Все прошло хорошо, не правда ли?
— Великолепно!
— Я видел вас рядом с госпожой Бонапарт; вы стояли у окон первого этажа в павильоне Флоры.
— Я тоже видел вас, генерал: вы читали надпись над аркой площади Карусель.
— Как же! — подтвердил Бонапарт. — «Десятого августа тысяча семьсот девяносто второго королевская власть во Франции уничтожена и не будет восстановлена никогда».
— Надо ли снять эту надпись, генерал? — осведомился Бурьенн.
— Не стоит. Она упадет сама собой, — произнес первый консул и добавил со вздохом: — Знаете, Бурьенн, кого мне недоставало в этот день?
— Не знаю, генерал.
— Ролана… Чем он там занят, черт возьми, почему от него нет вестей? Чем был занят Ролан, мы скоро узнаем.
XLV. СЛЕДОПЫТ
Читатель помнит, какую картину видели егеря седьмой бригады, подскакав к шамберийскому мальпосту.
Первым делом конвойные стали искать, что препятствовало Ролану выйти из кареты, и, обнаружив висячий замок, взломали дверцу. Ролан выскочил из экипажа, точно тигр из клетки.
Мы уже говорили, что земля была покрыта снегом.
Ролан, охотник и солдат, думал лишь об одном: немедленно броситься в погоню за Соратниками Иегу.
Он видел, что они ускакали в сторону Туасе, но тут же вспомнил, что на пути к этому городку протекает Сона, а мосты через реку наведены только в Бельвиле и в Маконе.
Он приказал конвойным и кондуктору подождать его на дороге и устремился один, пешком, даже не успев перезарядить пистолеты, по следам Моргана и его спутников.
Он не ошибся: в четверти льё от дороги, где беглецам преградила путь Сона, они осадили коней, посовещались с минуту — было видно, как лошади топтались на месте, — затем разделились на две группы: одни отправились вверх по реке в сторону Макона, другие — вниз по течению в сторону Бельвиля.
Они разъехались с явной целью — на случай погони сбить с толку преследователей.
Ролан сам слышал приказ их главаря: «Завтра вечером. Место встречи вам известно». Поэтому он не сомневался, что, куда бы он ни направился, вверх или вниз по течению Соны, следы приведут его, если только снег не растает слишком быстро, к условленному месту встречи, поскольку Соратники Иегу, вместе или порознь, непременно должны собраться в одном пункте.
Ролан возвратился обратно; он велел кондуктору надеть сапоги, брошенные на дороге мнимым возницей, сесть на лошадь и довезти почтовую карету до следующей станции, то есть до Бельвиля. Старшему сержанту и четырем егерям, умевшим писать, он приказал сопровождать кондуктора, чтобы вместе с ним составить протокол.
Ролан строго запретил упоминать в нем свое имя: грабители дилижансов ничего не должны знать о его тайных замыслах.
Остальным солдатам поручалось перевезти тело командира бригады в Макон и, в свою очередь, составить дополнение к протоколу кондуктора; там тоже не должно быть ни слова о Ролане.
Отдав эти приказания, молодой человек велел спешиться одному из конных егерей, чья лошадь показалась ему самой резвой, перезарядил пистолеты и спрятал их в седельную кобуру на место пистолетов егеря. Затем, заверив солдат и кондуктора, что, если они сохранят все в тайне, он очень скоро отомстит разбойникам, Ролан вскочил на коня и умчался галопом в том же направлении, куда ходил на разведку.
Подъехав к берегу, где банда разделилась на две группы, он заколебался, в какую сторону двинуться.
Он выбрал путь вниз по Соне, по направлению к Бель-вилю. У него были веские причины принять это решение, хотя ему, вероятно, пришлось бы проделать два или три лишних льё.
Прежде всего до Бельвиля было ближе, чем до Макона.
К тому же он недавно провел в Маконе целые сутки, и его могли там узнать, между тем как в Бельвиле, проезжая на почтовых, он задерживался лишь на то время, пока перепрягали лошадей.
Все события, о которых мы рассказали, заняли не больше часа. На колокольне в Туасе пробило восемь часов вечера, когда Ролан пустился в погоню за беглецами.
Дорога была вся истоптана; на снегу виднелись следы копыт пяти или шести лошадей; одна из них бежала иноходью.
Ролан переправился через два или три ручья, пересекавшие равнину в окрестностях Бельвиля.
Шагов за сто до города он остановился; здесь группа всадников снова разделилась: двое из шести свернули направо, в сторону от Соны, четверо взяли налево, держа путь на Бельвиль.
У первых городских домов всадники опять разъехались: трое поскакали в объезд города, а один пустил коня по улице.
Ролан решил направиться по его следу; он не сомневался, что не упустит и остальных.
Тот, кто ехал по улице, сделал остановку у красивого домика со двором и садом, под номером 67. Он позвонил у ворот, и кто-то открыл ему. Через решетку сада видны были следы человека, отворившего ворота, а рядом следы копыт лошади, которую вели на конюшню.
Было ясно, что один из Соратников Иегу остановился в этом доме.
Ролан имел полную возможность обратиться к мэру, предъявить свои полномочия и с помощью полиции тут же арестовать бандита.
Но его цель состояла вовсе не в этом. Ему было мало арестовать одного человека, он решил во что бы то ни стало захватить всю банду разом.
Он запомнил дом под номером 67 и продолжал свой путь.
Проехав через весь город и еще шагов сто, он не обнаружил никаких следов.
Ролан уже собирался вернуться, но подумал, что верховые, вероятно, съедутся у предмостных укреплений.
И действительно, перед мостом он увидел следы копыт трех коней, несомненно тех же самых, поскольку один из них был иноходцем.
Ролан пустил лошадь в галоп по следам своих врагов. Перед Монсо они приняли такие же меры предосторожности: все трое обогнули поселок стороной; но Ролан был слишком опытным следопытом, чтобы это сбило его с толку. Он продолжал свой путь и на другом конце Монсо вновь обнаружил следы беглецов.
Не доехав до Шатийона, один из бандитов свернул в сторону и направился к небольшому замку на холме, неподалеку от дороги из Шатийона на Треву. Остальные всадники, видимо считая, что достаточно запутали следы и могут не опасаться погони, преспокойно проследовали по улицам Шатийона и свернули на дорогу в Невиль.
Маршрут, избранный беглецами, чрезвычайно обрадовал Ролана. Они, несомненно, держали путь на Бурк, иначе отправились бы по дороге на Марлиё.
А ведь именно в Бурке и решил обосноваться Ролан; оттуда, как из центра, он мог руководить боевыми действиями. Бурк был его родным городом, и по воспоминаниям детства он знал каждый кустик, каждую лачугу, каждую пещеру в его окрестностях.
Достигнув Невиля, беглецы вновь объехали поселок кружным путем.
Ролана не обеспокоила эта уловка, уже знакомая и разгаданная; однако при выезде из Невиля он обнаружил следы только одной лошади.
Сомнений не было: здесь проехал иноходец.
Уверенный, что не собьется со следа, Ролан ненадолго повернул обратно.
Двое друзей расстались на распутье: один направился к Вона, второй, как мы уже говорили, обогнул поселок и вернулся на дорогу в Бурк. Именно за ним-то и надо было гнаться; к тому же следы иноходца облегчали задачу преследователя: их нельзя было спутать ни с какими другими.
Кроме того, незнакомец направился в Бурк, а между Невилем и Бурком находился лишь один поселок — Сен-Дени.
Наконец, было маловероятно, что последний из беглецов не сделает остановки в Бурке.
Ролан сбросился в погоню с тем большим азартом, что явно приближался к цели. И действительно, всадник не стал объезжать Бурка, а смело углубился в город.
Здесь, как показалось Ролану, незнакомец остановился в нерешительности, не зная, куда ехать, если только это не был хитрый маневр с целью запутать следы.
Но минут через десять, изучив все круги и повороты, Ролан окончательно убедился: то была не хитрость, а неуверенность.
Судя по следам, из боковой улицы вышел какой-то человек: всадник и пешеход, видимо, о чем-то поговорили, а затем пешеход вызвался указать дорогу. После этого следы сапог проводника отпечатались уже рядом со следами лошадиных копыт. Те и другие вели к постоялому двору «Доброе согласие».
Ролан припомнил, что именно на этот постоялый двор привели раненую лошадь после нападения на почтовую карету в Кароньерах.
Очевидно, хозяин был в сговоре с Соратниками Иегу.
По всей вероятности, постоялец останется в «Добром согласии» до завтрашнего вечера. Судя по своей собственной усталости, Ролан догадывался, что путнику необходимо отдохнуть.
Стараясь не утомлять своего коня и внимательно изучая следы на дорогах, Ролан потратил целых шесть часов, чтобы проехать двенадцать льё.
На колокольне церкви Богоматери пробило три часа.
Как следовало теперь поступить Ролану? Заночевать в какой-нибудь городской гостинице? Немыслимо: его слишком хорошо знали в Бурке. Вдобавок его лошадь, покрытая чепраком егеря, могла возбудить подозрения.
Одним из условий успеха была полная тайна: никто не должен был знать о его присутствии в Бурке.
Удобнее всего было укрыться в замке Черных Ключей и вести наблюдения оттуда; но мог ли он положиться на молчание слуг?
Мишель и Жак не выдадут его. В них Ролан был вполне уверен. Амели тоже будет молчать. Но Шарлотта, дочка тюремного смотрителя, пожалуй, может проговориться.
Было три часа утра, все спали; молодой офицер решил, что самое надежное обратиться к Мишелю.
Уж Мишель-то найдет способ его спрятать.
К большому огорчению своей лошади, которая, вероятно, почуяла запах конюшни, Ролан натянул поводья и повернул назад, на дорогу в Пон-д'Эн.
Проезжая мимо церкви в Бру, он бросил взгляд на казарму. По всей видимости, жандармы и их капитан спали сном праведников.
Ролан въехал в небольшую рощу, через которую пролегала дорога. Снег заглушал топот лошадиных копыт.
Выехав на открытое место, он заметил двух человек, которые пробирались по краю оврага, неся убитую косулю, привязанную за ноги к длинному шесту.
Что-то в их повадках показалось ему знакомым.
Он пришпорил коня и помчался им вдогонку.
Двое мужчин держались настороже; оглянувшись, они увидели всадника, который как будто гнался за ними. Они бросили косулю в овраг и пустились бежать по полям к Сейонскому лесу.
— Эй, Мишель! — крикнул Ролан, все больше убеждаясь, что это его садовник.
Мишель остановился как вкопанный, но его спутник продолжал удирать.
— Эй, Жак! — крикнул Ролан еще раз. Второй охотник тоже остановился. Уж если их узнали, убегать бесполезно. Вдобавок в голосе всадника не слышалось никакой угрозы; их окликнул скорее друг, чем враг.
— Гляди-ка! Мне кажется, это господин Ролан! — удивился Жак.
— Пожалуй, он самый и есть! — подтвердил Мишель.
И двое мужчин, вместо того чтобы бежать к лесу, повернули обратно на проезжую дорогу.
Ролан, хоть и не слышал, но угадал, какими словами обменялись браконьеры.
— Ну да, это я, черт побери! — воскликнул он. Через минуту Мишель и Жак подбежали к нему.
Отец и сын наперебой забросали его вопросами, и надо признать, им было чему удивляться.
Почему это Ролан, одетый в штатское, верхом на лошади егеря, оказался в три часа утра на дороге из Бурка в замок Черных Ключей?
Но молодой офицер живо положил конец расспросам.
— Помолчите, браконьеры! — бросил он. — Привяжите косулю на лошадь и живее домой! Никто не должен знать, что я приехал, даже моя сестра!
Ролан произнес это тоном военной команды, и слуги знали, что его приказам надлежит повиноваться беспрекословно.
Охотники подобрали косулю, приторочили ее к седлу Ролана и пустились бегом вслед за ним, не отставая от лошади, трусившей рысцой.
До поместья оставалось всего четверть льё.
Они проделали этот путь за какие-нибудь десять минут.
За сто шагов от замка Ролан осадил коня.
Он послал обоих слуг на разведку — удостовериться, что все спокойно.
Осмотрев все кругом, они подали знак Ролану.
Тот подъехал к воротам, соскочил с коня и вошел в сторожку привратника. Мишель отвел лошадь на конюшню и отнес косулю на кухню; он принадлежал к тем благородным браконьерам, которые стреляют дичь из любви к охоте, ради удовольствия, а не ради наживы.
О коне и о косуле можно было не беспокоиться: Амели не интересовалась тем, что происходит на конюшне, и не замечала, что ей подают к столу.
Тем временем Жак разжег огонь в очаге.
Возвратившись, Мишель принес с собой остаток бараньей ноги и полдюжины яиц для омлета. Жак приготовил постель в соседней каморке.
Ролан обогрелся и поужинал, не проронив ни слова.
Отец и сын глядели на него с изумлением, не лишенным тревоги.
В округе уже разнесся слух о походе в Сейонский монастырь, и соседи поговаривали, будто всем руководил Ролан.
Ясно, что он возвратился недаром и предпримет какую-то операцию в том же роде.
Покончив с ужином, Ролан поднял голову и позвал Мишеля.
— А! Ты здесь? — сказал он.
— Я ждал ваших распоряжений, сударь.
— Вот мой приказ, слушай внимательно.
— Я весь внимание.
— Дело идет о жизни и смерти, более того, дело идет о моей чести.
— Приказывайте, господин Ролан. Ролан вынул часы.
— Теперь пять часов утра. Как только откроется постоялый двор «Доброе согласие», ты подойдешь к двери, будто случайно проходил мимо, и остановишься поболтать с тем, кто выйдет первым.
— Уж, верно, это будет Пьер.
— Пьер или кто другой, все равно. Ты расспросишь его о путешественнике, что приехал этой ночью на иноходце. Ты знаешь, что такое иноходец?
— Еще бы, черт подери! Это лошадь, которая идет как медведь: сперва выносит обе правые ноги, потом обе левые.
— Молодец… Ты постараешься также выведать, собирается ли гость уехать нынче утром или проведет на постоялом дворе целый день.
— Само собой разумеется, выведаю!
— Так вот, когда все разузнаешь, возвращайся сюда и доложи мне. Только помни: никому ни слова о том, что я здесь! Если спросят, скажи, что вчера пришло от меня письмо и что я нахожусь в Париже при первом консуле.
— Так все и скажу.
Мишель ушел. Поручив Жаку охрану сторожки, Ролан улегся и задремал.
Когда он проснулся, Мишель уже возвратился домой.
Он разузнал все, о чем просил его хозяин.
Всадник, прибывший ночью, собирался уехать вечером, а в регистрационной книге, которую в те годы каждый хозяин гостиницы обязан был аккуратно заполнять, стояла запись:
«Суббота, 30 плювиоза, десять часов вечера. Гражданин Валансоль, проездом из Лиона, направляется в Женеву».
Итак, алиби было заготовлено заранее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Утром знаменательного дня 30 плювиоза возникло одно затруднение, о котором стоит рассказать.
У генералов, разумеется, были верховые лошади, у министров — собственные кареты, но прочие правительственные служащие не считали нужным в то время идти на подобные расходы.
Поэтому экипажей не хватало.
Тогда решили нанять городские фиакры, заклеив их номера бумагой одного цвета с кузовом.
В консульский экипаж впрягли шесть белых коней, но поскольку в нем ехали все три консула — Бонапарт и Камбасерес позади, Лебрен на переднем месте, — то на каждого консула в итоге приходилось по две лошади.
К тому же разве шесть белых коней, подаренных императором Францем генералу Бонапарту после подписания мирного договора в Кампо-Формио, не были военным трофеем?
Коляска проследовала по улице Тьонвиль, набережной Вольтера и по Королевскому мосту.
От проезда на площадь Карусель до парадного въезда в Тюильри по обеим сторонам выстроилась консульская гвардия.
Проезжая под аркой площади Карусель, Бонапарт поднял голову и прочел висевшую там надпись:
10 августа 1792.
Королевская власть во Франции уничтожена и не будет восстановлена никогда.
На губах первого консула мелькнула еле заметная усмешка.
У въезда в Тюильри Бонапарт вышел из экипажа и вскочил на коня, чтобы произвести смотр.
Увидев генерала на его боевом коне, толпа разразилась рукоплесканиями. Объехав строй, он осадил коня перед павильоном Часов; по правую его руку стал Мюрат, по левую — Ланн, позади выстроился штаб победоносной Итальянской армии.
И смотр начался.
Во время торжественного марша чутье подсказало Бонапарту один из тех поступков, которые оставляли неизгладимый след в памяти солдат.
Когда перед ним проносили знамена девяносто шестой, тридцатой и тридцать третьей полубригад, вернее, древки с лоскутами знамен, изрешеченных пулями, почерневших от пороха, он снял шляпу и низко поклонился.
По окончании парада Бонапарт сошел с коня и уверенно поднялся по лестнице во дворец Валуа и Бурбонов.
Вечером, когда они остались одни с Бурьенном, секретарь спросил его:
— Ну что же, генерал, вы довольны?
— Доволен, — коротко ответил Бонапарт. — Все прошло хорошо, не правда ли?
— Великолепно!
— Я видел вас рядом с госпожой Бонапарт; вы стояли у окон первого этажа в павильоне Флоры.
— Я тоже видел вас, генерал: вы читали надпись над аркой площади Карусель.
— Как же! — подтвердил Бонапарт. — «Десятого августа тысяча семьсот девяносто второго королевская власть во Франции уничтожена и не будет восстановлена никогда».
— Надо ли снять эту надпись, генерал? — осведомился Бурьенн.
— Не стоит. Она упадет сама собой, — произнес первый консул и добавил со вздохом: — Знаете, Бурьенн, кого мне недоставало в этот день?
— Не знаю, генерал.
— Ролана… Чем он там занят, черт возьми, почему от него нет вестей? Чем был занят Ролан, мы скоро узнаем.
XLV. СЛЕДОПЫТ
Читатель помнит, какую картину видели егеря седьмой бригады, подскакав к шамберийскому мальпосту.
Первым делом конвойные стали искать, что препятствовало Ролану выйти из кареты, и, обнаружив висячий замок, взломали дверцу. Ролан выскочил из экипажа, точно тигр из клетки.
Мы уже говорили, что земля была покрыта снегом.
Ролан, охотник и солдат, думал лишь об одном: немедленно броситься в погоню за Соратниками Иегу.
Он видел, что они ускакали в сторону Туасе, но тут же вспомнил, что на пути к этому городку протекает Сона, а мосты через реку наведены только в Бельвиле и в Маконе.
Он приказал конвойным и кондуктору подождать его на дороге и устремился один, пешком, даже не успев перезарядить пистолеты, по следам Моргана и его спутников.
Он не ошибся: в четверти льё от дороги, где беглецам преградила путь Сона, они осадили коней, посовещались с минуту — было видно, как лошади топтались на месте, — затем разделились на две группы: одни отправились вверх по реке в сторону Макона, другие — вниз по течению в сторону Бельвиля.
Они разъехались с явной целью — на случай погони сбить с толку преследователей.
Ролан сам слышал приказ их главаря: «Завтра вечером. Место встречи вам известно». Поэтому он не сомневался, что, куда бы он ни направился, вверх или вниз по течению Соны, следы приведут его, если только снег не растает слишком быстро, к условленному месту встречи, поскольку Соратники Иегу, вместе или порознь, непременно должны собраться в одном пункте.
Ролан возвратился обратно; он велел кондуктору надеть сапоги, брошенные на дороге мнимым возницей, сесть на лошадь и довезти почтовую карету до следующей станции, то есть до Бельвиля. Старшему сержанту и четырем егерям, умевшим писать, он приказал сопровождать кондуктора, чтобы вместе с ним составить протокол.
Ролан строго запретил упоминать в нем свое имя: грабители дилижансов ничего не должны знать о его тайных замыслах.
Остальным солдатам поручалось перевезти тело командира бригады в Макон и, в свою очередь, составить дополнение к протоколу кондуктора; там тоже не должно быть ни слова о Ролане.
Отдав эти приказания, молодой человек велел спешиться одному из конных егерей, чья лошадь показалась ему самой резвой, перезарядил пистолеты и спрятал их в седельную кобуру на место пистолетов егеря. Затем, заверив солдат и кондуктора, что, если они сохранят все в тайне, он очень скоро отомстит разбойникам, Ролан вскочил на коня и умчался галопом в том же направлении, куда ходил на разведку.
Подъехав к берегу, где банда разделилась на две группы, он заколебался, в какую сторону двинуться.
Он выбрал путь вниз по Соне, по направлению к Бель-вилю. У него были веские причины принять это решение, хотя ему, вероятно, пришлось бы проделать два или три лишних льё.
Прежде всего до Бельвиля было ближе, чем до Макона.
К тому же он недавно провел в Маконе целые сутки, и его могли там узнать, между тем как в Бельвиле, проезжая на почтовых, он задерживался лишь на то время, пока перепрягали лошадей.
Все события, о которых мы рассказали, заняли не больше часа. На колокольне в Туасе пробило восемь часов вечера, когда Ролан пустился в погоню за беглецами.
Дорога была вся истоптана; на снегу виднелись следы копыт пяти или шести лошадей; одна из них бежала иноходью.
Ролан переправился через два или три ручья, пересекавшие равнину в окрестностях Бельвиля.
Шагов за сто до города он остановился; здесь группа всадников снова разделилась: двое из шести свернули направо, в сторону от Соны, четверо взяли налево, держа путь на Бельвиль.
У первых городских домов всадники опять разъехались: трое поскакали в объезд города, а один пустил коня по улице.
Ролан решил направиться по его следу; он не сомневался, что не упустит и остальных.
Тот, кто ехал по улице, сделал остановку у красивого домика со двором и садом, под номером 67. Он позвонил у ворот, и кто-то открыл ему. Через решетку сада видны были следы человека, отворившего ворота, а рядом следы копыт лошади, которую вели на конюшню.
Было ясно, что один из Соратников Иегу остановился в этом доме.
Ролан имел полную возможность обратиться к мэру, предъявить свои полномочия и с помощью полиции тут же арестовать бандита.
Но его цель состояла вовсе не в этом. Ему было мало арестовать одного человека, он решил во что бы то ни стало захватить всю банду разом.
Он запомнил дом под номером 67 и продолжал свой путь.
Проехав через весь город и еще шагов сто, он не обнаружил никаких следов.
Ролан уже собирался вернуться, но подумал, что верховые, вероятно, съедутся у предмостных укреплений.
И действительно, перед мостом он увидел следы копыт трех коней, несомненно тех же самых, поскольку один из них был иноходцем.
Ролан пустил лошадь в галоп по следам своих врагов. Перед Монсо они приняли такие же меры предосторожности: все трое обогнули поселок стороной; но Ролан был слишком опытным следопытом, чтобы это сбило его с толку. Он продолжал свой путь и на другом конце Монсо вновь обнаружил следы беглецов.
Не доехав до Шатийона, один из бандитов свернул в сторону и направился к небольшому замку на холме, неподалеку от дороги из Шатийона на Треву. Остальные всадники, видимо считая, что достаточно запутали следы и могут не опасаться погони, преспокойно проследовали по улицам Шатийона и свернули на дорогу в Невиль.
Маршрут, избранный беглецами, чрезвычайно обрадовал Ролана. Они, несомненно, держали путь на Бурк, иначе отправились бы по дороге на Марлиё.
А ведь именно в Бурке и решил обосноваться Ролан; оттуда, как из центра, он мог руководить боевыми действиями. Бурк был его родным городом, и по воспоминаниям детства он знал каждый кустик, каждую лачугу, каждую пещеру в его окрестностях.
Достигнув Невиля, беглецы вновь объехали поселок кружным путем.
Ролана не обеспокоила эта уловка, уже знакомая и разгаданная; однако при выезде из Невиля он обнаружил следы только одной лошади.
Сомнений не было: здесь проехал иноходец.
Уверенный, что не собьется со следа, Ролан ненадолго повернул обратно.
Двое друзей расстались на распутье: один направился к Вона, второй, как мы уже говорили, обогнул поселок и вернулся на дорогу в Бурк. Именно за ним-то и надо было гнаться; к тому же следы иноходца облегчали задачу преследователя: их нельзя было спутать ни с какими другими.
Кроме того, незнакомец направился в Бурк, а между Невилем и Бурком находился лишь один поселок — Сен-Дени.
Наконец, было маловероятно, что последний из беглецов не сделает остановки в Бурке.
Ролан сбросился в погоню с тем большим азартом, что явно приближался к цели. И действительно, всадник не стал объезжать Бурка, а смело углубился в город.
Здесь, как показалось Ролану, незнакомец остановился в нерешительности, не зная, куда ехать, если только это не был хитрый маневр с целью запутать следы.
Но минут через десять, изучив все круги и повороты, Ролан окончательно убедился: то была не хитрость, а неуверенность.
Судя по следам, из боковой улицы вышел какой-то человек: всадник и пешеход, видимо, о чем-то поговорили, а затем пешеход вызвался указать дорогу. После этого следы сапог проводника отпечатались уже рядом со следами лошадиных копыт. Те и другие вели к постоялому двору «Доброе согласие».
Ролан припомнил, что именно на этот постоялый двор привели раненую лошадь после нападения на почтовую карету в Кароньерах.
Очевидно, хозяин был в сговоре с Соратниками Иегу.
По всей вероятности, постоялец останется в «Добром согласии» до завтрашнего вечера. Судя по своей собственной усталости, Ролан догадывался, что путнику необходимо отдохнуть.
Стараясь не утомлять своего коня и внимательно изучая следы на дорогах, Ролан потратил целых шесть часов, чтобы проехать двенадцать льё.
На колокольне церкви Богоматери пробило три часа.
Как следовало теперь поступить Ролану? Заночевать в какой-нибудь городской гостинице? Немыслимо: его слишком хорошо знали в Бурке. Вдобавок его лошадь, покрытая чепраком егеря, могла возбудить подозрения.
Одним из условий успеха была полная тайна: никто не должен был знать о его присутствии в Бурке.
Удобнее всего было укрыться в замке Черных Ключей и вести наблюдения оттуда; но мог ли он положиться на молчание слуг?
Мишель и Жак не выдадут его. В них Ролан был вполне уверен. Амели тоже будет молчать. Но Шарлотта, дочка тюремного смотрителя, пожалуй, может проговориться.
Было три часа утра, все спали; молодой офицер решил, что самое надежное обратиться к Мишелю.
Уж Мишель-то найдет способ его спрятать.
К большому огорчению своей лошади, которая, вероятно, почуяла запах конюшни, Ролан натянул поводья и повернул назад, на дорогу в Пон-д'Эн.
Проезжая мимо церкви в Бру, он бросил взгляд на казарму. По всей видимости, жандармы и их капитан спали сном праведников.
Ролан въехал в небольшую рощу, через которую пролегала дорога. Снег заглушал топот лошадиных копыт.
Выехав на открытое место, он заметил двух человек, которые пробирались по краю оврага, неся убитую косулю, привязанную за ноги к длинному шесту.
Что-то в их повадках показалось ему знакомым.
Он пришпорил коня и помчался им вдогонку.
Двое мужчин держались настороже; оглянувшись, они увидели всадника, который как будто гнался за ними. Они бросили косулю в овраг и пустились бежать по полям к Сейонскому лесу.
— Эй, Мишель! — крикнул Ролан, все больше убеждаясь, что это его садовник.
Мишель остановился как вкопанный, но его спутник продолжал удирать.
— Эй, Жак! — крикнул Ролан еще раз. Второй охотник тоже остановился. Уж если их узнали, убегать бесполезно. Вдобавок в голосе всадника не слышалось никакой угрозы; их окликнул скорее друг, чем враг.
— Гляди-ка! Мне кажется, это господин Ролан! — удивился Жак.
— Пожалуй, он самый и есть! — подтвердил Мишель.
И двое мужчин, вместо того чтобы бежать к лесу, повернули обратно на проезжую дорогу.
Ролан, хоть и не слышал, но угадал, какими словами обменялись браконьеры.
— Ну да, это я, черт побери! — воскликнул он. Через минуту Мишель и Жак подбежали к нему.
Отец и сын наперебой забросали его вопросами, и надо признать, им было чему удивляться.
Почему это Ролан, одетый в штатское, верхом на лошади егеря, оказался в три часа утра на дороге из Бурка в замок Черных Ключей?
Но молодой офицер живо положил конец расспросам.
— Помолчите, браконьеры! — бросил он. — Привяжите косулю на лошадь и живее домой! Никто не должен знать, что я приехал, даже моя сестра!
Ролан произнес это тоном военной команды, и слуги знали, что его приказам надлежит повиноваться беспрекословно.
Охотники подобрали косулю, приторочили ее к седлу Ролана и пустились бегом вслед за ним, не отставая от лошади, трусившей рысцой.
До поместья оставалось всего четверть льё.
Они проделали этот путь за какие-нибудь десять минут.
За сто шагов от замка Ролан осадил коня.
Он послал обоих слуг на разведку — удостовериться, что все спокойно.
Осмотрев все кругом, они подали знак Ролану.
Тот подъехал к воротам, соскочил с коня и вошел в сторожку привратника. Мишель отвел лошадь на конюшню и отнес косулю на кухню; он принадлежал к тем благородным браконьерам, которые стреляют дичь из любви к охоте, ради удовольствия, а не ради наживы.
О коне и о косуле можно было не беспокоиться: Амели не интересовалась тем, что происходит на конюшне, и не замечала, что ей подают к столу.
Тем временем Жак разжег огонь в очаге.
Возвратившись, Мишель принес с собой остаток бараньей ноги и полдюжины яиц для омлета. Жак приготовил постель в соседней каморке.
Ролан обогрелся и поужинал, не проронив ни слова.
Отец и сын глядели на него с изумлением, не лишенным тревоги.
В округе уже разнесся слух о походе в Сейонский монастырь, и соседи поговаривали, будто всем руководил Ролан.
Ясно, что он возвратился недаром и предпримет какую-то операцию в том же роде.
Покончив с ужином, Ролан поднял голову и позвал Мишеля.
— А! Ты здесь? — сказал он.
— Я ждал ваших распоряжений, сударь.
— Вот мой приказ, слушай внимательно.
— Я весь внимание.
— Дело идет о жизни и смерти, более того, дело идет о моей чести.
— Приказывайте, господин Ролан. Ролан вынул часы.
— Теперь пять часов утра. Как только откроется постоялый двор «Доброе согласие», ты подойдешь к двери, будто случайно проходил мимо, и остановишься поболтать с тем, кто выйдет первым.
— Уж, верно, это будет Пьер.
— Пьер или кто другой, все равно. Ты расспросишь его о путешественнике, что приехал этой ночью на иноходце. Ты знаешь, что такое иноходец?
— Еще бы, черт подери! Это лошадь, которая идет как медведь: сперва выносит обе правые ноги, потом обе левые.
— Молодец… Ты постараешься также выведать, собирается ли гость уехать нынче утром или проведет на постоялом дворе целый день.
— Само собой разумеется, выведаю!
— Так вот, когда все разузнаешь, возвращайся сюда и доложи мне. Только помни: никому ни слова о том, что я здесь! Если спросят, скажи, что вчера пришло от меня письмо и что я нахожусь в Париже при первом консуле.
— Так все и скажу.
Мишель ушел. Поручив Жаку охрану сторожки, Ролан улегся и задремал.
Когда он проснулся, Мишель уже возвратился домой.
Он разузнал все, о чем просил его хозяин.
Всадник, прибывший ночью, собирался уехать вечером, а в регистрационной книге, которую в те годы каждый хозяин гостиницы обязан был аккуратно заполнять, стояла запись:
«Суббота, 30 плювиоза, десять часов вечера. Гражданин Валансоль, проездом из Лиона, направляется в Женеву».
Итак, алиби было заготовлено заранее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79