Надеясь получить какие-нибудь новые сведения от Ролана, он велел ему войти.
— Честное слово, — пробурчал он, — весь твой департамент взбунтовался против меня. Ну-ка, посмотри сам.
Бросив взгляд на донесения, Ролан все понял.
— Вот именно, генерал! — ответил он. — Потому и я вернулся, чтобы это обсудить.
— Хорошо, обсудим, но сначала вели Бурьенну достать атлас департаментов Франции.
Ролан принес атлас и, угадывая желание Бонапарта, раскрыл карту департамента Эн.
— Та самая, — кивнул головой первый консул. — Теперь покажи, где это произошло.
Ролан указал точку в окрестностях Лиона.
— Смотрите, генерал, вот место первого нападения, вот здесь, против селения Белиньё.
— Авторов?
— Оно произошло тут, — продолжал Ролан, проведя пальцем к другому краю департамента, ближе к Женеве. — Вот озеро Нантюа, а вот озеро Силан.
— Ну, а третье?
Ролан ткнул пальцем в середину карты.
— Генерал, вот точное место; Кароньеры не обозначены на карте, как пункт незначительный.
— Что такое Кароньеры?
— Генерал, у нас так называют мастерские, где изготавливают черепицу. Они принадлежат гражданину Терье. Вот место, где они должны быть обозначены на карте.
И Ролан отметил кончиком карандаша на листе атласа участок, где была задержана почтовая карета.
— Как? — удивился Бонапарт. — Это произошло всего в полульё от Бурка?
— Почти в полульё, генерал; этим объясняется, почему раненого коня привели в Бурк и он околел в конюшнях «Доброго согласия».
— Вам ясны все обстоятельства дела, сударь? — резко спросил Бонапарт министра полиции.
— Да, гражданин первый консул, — ответил тот.
— Я требую, чтобы грабежи на дорогах прекратились!
— Я приложу все усилия…
— Дело не в том, чтобы приложить усилия, а в том, чтобы добиться успеха.
Министр поклонился.
— Лишь при этом условии, — добавил Бонапарт, — я соглашусь признать, что вы действительно умелый человек, каким себя считаете.
— Я постараюсь вам помочь, гражданин! — заявил Ролан.
— Я не осмеливался просить вашего содействия… — сказал министр.
— Я окажу вам помощь. Не предпринимайте ничего, не обсудив это вместе со мной.
Министр вопросительно посмотрел на первого консула.
— Хорошо, — сказал Бонапарт. — Ступайте. Ролан посетит вас в министерстве.
Министр поклонился и вышел.
— В самом деле, — продолжал первый консул, — для тебя, Ролан, вопрос чести — уничтожить этих бандитов. Во-первых, грабежи происходят в твоем департаменте, и, кроме того, разбойники, похоже, что-то замышляют против тебя и твоих родных.
— Наоборот, — возразил Ролан, — меня приводит в бешенство именно то, что они щадят меня и мою семью.
— Постой, объяснись точнее, Ролан: здесь каждая подробность имеет значение. Мы как будто снова начинаем войну с бедуинами.
— Судите сами, генерал: я принимаю решение провести ночь в Сейонском монастыре, ибо там, по слухам, водятся привидения. И действительно, передо мной появляется призрак, но совершенно безобидный. Я дважды стреляю в него из пистолета, но он даже не оборачивается. Далее: задержан дилижанс, в котором едет моя мать, она падает в обморок. Один из разбойников с величайшей заботливостью приводит ее в чувство, трет ей виски уксусом, подносит нюхательные соли. Мой брат Эдуард стреляет в бандитов, а те обнимают его, ласкают, хвалят за храбрость, чуть ли не дарят ему конфеты в награду за хорошее поведение. И наоборот, моего друга сэра Джона, когда он после меня идет в монастырь, принимают за шпиона и закалывают кинжалом.
— Но он не умер?
— Нет, совсем напротив, он чувствует себя превосходно и хочет жениться на моей сестре.
— Вот как! Он сделал предложение?
— По всем правилам.
— И что же ты ответил?
— Ответил, что согласие зависит от двух лиц.
— От твоей матери и тебя — это справедливо.
— Вовсе нет: от самой моей сестры… и от вас.
— От нее самой — это понятно, но при чем тут я?
— Вы же говорили, генерал, что хотите сами выдать ее замуж.
Бонапарт задумался и, скрестив руки на груди, стал ходить по кабинету. Потом вдруг спросил, остановившись перед Роланом:
— Кто он такой, твой англичанин?
— Вы его видели, генерал.
— Я не говорю о наружности — все англичане одинаковы: бледная кожа, голубые глаза, рыжие волосы и лошадиная челюсть.
— Это из-за «the», генерал, — серьезным тоном пояснил Ролан.
— То есть как из-за «the»?
— Ну да. Вы ведь учились английскому языку, генерал?
— Точнее, я пробовал учиться.
— Тогда учитель, верно, объяснял вам, что «the» произносят, уперев язык в зубы; а так как англичане поминутно произносят «the» и, стало быть, толкают зубы языком, то под конец у них и вытягивается челюсть, та самая, как вы правильно заметили, лошадиная челюсть — характерная черта их физиономии.
Бонапарт вопросительно взглянул на Ролана, не зная, шутит ли этот неисправимый насмешник или говорит серьезно. Ролан был невозмутим.
— Таково твое мнение?
— Да, генерал, и мне кажется, что с точки зрения физиологии оно стоит любого другого. У меня множество наблюдений такого рода, и я их высказываю при всяком удобном случае.
— Вернемся к твоему англичанину.
— Охотно, генерал.
— Я спрашивал, что он за человек?
— Это настоящий джентльмен, очень смелый, очень спокойный, очень невозмутимый, очень благородный, очень богатый, и, кроме того — что вряд ли служит ему рекомендацией в ваших глазах, — племянник лорда Гран-вилла, первого министра его величества Британского.
— Как ты сказал?
— Я сказал, что он племянник первого министра его величества Британского.
Бонапарт снова зашагал по кабинету. Потом, подойдя к Ролану, вдруг спросил:
— Могу я повидать твоего англичанина?
— Вы отлично знаете, генерал, что для вас нет невозможного.
— Где он?
— В Париже.
— Отправляйся за ним и доставь его ко мне.
Ролан привык повиноваться без рассуждений. Он взял шляпу и направился к двери.
— Пошли ко мне Бурьенна, — приказал первый консул, когда Ролан дошел до порога.
Через пять минут после ухода Ролана явился Бурьенн.
— Садитесь, Бурьенн! — сказал первый консул. Секретарь сел за стол, разложил листы бумаги, обмакнул перо в чернильницу и приготовился писать.
— Вы готовы? — спросил Бонапарт, усевшись на край стола, за которым писал Бурьенн. То была одна из его привычек, приводившая в отчаяние секретаря, так как первый консул, диктуя, непрерывно раскачивался, отчего письменный стол шатался и колыхался словно корабль в бурном море.
— Я готов, — ответил Бурьенн, который привык в конце концов ко всем причудам первого консула.
— Тогда пишите. И начал диктовать:
«Его Величеству королю Великобритании и Ирландии от Бонапарта, первого консула Республики.
Призванный по воле французской нации стать высшим должностным лицом Республики, я счел уместным обратиться с личным посланием к Вашему Величеству.
Неужели война, которая в течение восьми лет опустошает четыре части света, должна длиться вечно? Неужели нельзя прийти к соглашению?
Как могут две великие нации, самые просвещенные в Европе, более сильные и могущественные, чем того требует их безопасность и независимость, как могут они приносить в жертву ложно понятому престижу и безрассудной ненависти выгоды торговли, благосостояние страны, благоденствие населения?
Почему они не хотят признать, что мир — это величайшая необходимость и высшая слава?
Подобные мысли не могут быть чужды сердцу Вашего Величества, короля, правящего свободным народом ради его счастья и процветания.
Пусть Ваше Величество не сомневается, что мною движет только искреннее желание вторично попытаться содействовать всеобщему умиротворению. Итак, я предпринимаю новый шаг, обращаясь непосредственно к Вам с полным доверием, не прибегая к дипломатическим формальностям, каковые, быть может, и необходимы для слабых государств, желающих скрыть свое бессилие, но у государств могущественных лишь доказывают стремление обмануть друг друга.
Франция и Англия, злоупотребляя своей мощью, еще долгое время могут, к несчастью для всех народов, воевать до полного истощения, но, смею Вас заверить, судьба всех цивилизованных наций зависит от окончания войны, охватившей пожаром весь мир».
Бонапарт остановился.
— Кажется, так будет хорошо, — сказал он. — Прочтите вслух, Бурьенн. Секретарь прочитал продиктованное ему письмо. После каждого абзаца первый консул удовлетворенно кивал, говоря:
— Продолжайте.
Даже не дослушав последних слов, он взял письмо из рук Бурьенна и поставил свою подпись новым пером. Он никогда не пользовался тем же пером больше одного раза: ничто так не раздражало его, как чернильное пятно на пальцах.
— Хорошо! — сказал он. — Запечатайте и проставьте адрес: «Лорду Гранвиллу».
Бурьенн исполнил приказание.
В это время послышался стук коляски, въехавшей во двор Люксембургского дворца.
Минуту спустя дверь отворилась и вошел Ролан.
— Ну что? — спросил Бонапарт.
— Я же говорил, что для вас нет невозможного, генерал.
— Твой англичанин с тобой?
— Я встретил его на перекрестке Бюси и, зная, что вы не любите ждать, принудил его сесть в коляску. Честное слово, мне едва не пришлось тащить его силой, прибегнув к помощи стражников с улицы Мазарини: он в рединготе и высоких сапогах.
— Пусть войдет! — бросил Бонапарт.
— Входите, милорд! — пригласил Ролан, обернувшись к двери.
Лорд Тенли появился на пороге.
Бонапарту довольно было одного взгляда, чтобы понять этого образцового джентльмена.
Слегка похудевший, немного бледный, сэр Джон выглядел подлинным аристократом.
Он молча поклонился, выжидая, как истый англичанин, чтобы его представили.
— Генерал! — торжественно произнес Ролан, — имею честь представить вам сэра Джона Тенли, который прежде готов был ехать на край света, чтобы увидеть вас своими глазами, и которого сегодня я чуть ли не насильно привел в Люксембургский дворец.
— Входите, милорд, входите! — сказал Бонапарт. — Мы видимся не впервые, и я не впервые выражаю желание с вами познакомиться. Было бы почти неблагодарностью с вашей стороны противиться моему желанию.
— Мне служит оправданием только то, генерал, — как всегда, на чистом французском языке отвечал сэр Джон, — что я не смел поверить оказанной мне чести.
— И, кроме того, вы, разумеется, ненавидите меня из чувства патриотизма, подобно всем вашим соотечественникам, не правда ли?
— Ничуть не бывало, генерал, — возразил сэр Джон с любезной улыбкой, — они искренне восхищаются вами.
— А вы разделяете нелепый предрассудок, будто национальная честь требует ненавидеть сегодня врага, который может стать другом завтра?
— Франция почти стала для меня второй отчизной, генерал, и мой друг Ролан подтвердит, что я с нетерпением ожидаю дня, когда Франция станет моей истинной родиной.
— Итак, вы не будете возмущены, если Франция и Англия примирятся на благо народов всего мира?
— День, когда это произойдет, станет для меня самым счастливым днем.
— А если бы вы могли содействовать успеху этого дела, вы бы согласились помочь нам?
— Я готов посвятить этому жизнь!
— Ролан мне сказал, что вы в родстве с лордом Гранвиллом?
— Я его племянник.
— Вы с ним в добрых отношениях?
— Он очень любил свою старшую сестру, мою покойную мать.
— Он питает к вам те же родственные чувства, что и к вашей матери?
— Да, но думаю, что он бережет их для того момента, когда я вернусь в Англию.
— Вы согласились бы вручить ему письмо от меня?
— Кому оно адресовано?
— Королю Георгу Третьему.
— Такое поручение — большая честь для меня.
— Вы возьметесь передать вашему дяде то, чего нельзя написать в письме?
— Слово в слово: каждая фраза генерала Бонапарта — достояние истории.
— Тогда скажите ему… — Тут первый консул обратился к секретарю: — Бурьенн, достаньте последнее послание русского императора.
Раскрыв папку, Бурьенн вынул письмо и подал Бонапарту.
Бросив взгляд на письмо, первый консул протянул его лорду Тенли.
— Скажите ему сначала и прежде всего другого, что вы прочли это послание, — добавил Бонапарт.
Сэр Джон с поклоном взял письмо и прочел:
«Гражданин первый консул!
Вы возвратили мне вооруженными и в новом обмундировании по форме их частей девять тысяч русских солдат, взятых в плен в Голландии, и Вы прислали их мне без выкупа, без обмена пленными, без каких-либо условий.
Это поистине рыцарский поступок, а я имею честь считать себя рыцарем.
Полагаю, что лучшее, чем я могу отплатить Вам, гражданин первый консул, за сей великолепный подарок, — это предложить свою дружбу.
Угодно ли Вам принять сей дар?
В залог нашей дружбы я возвращаю паспорта лорду Уитворту, английскому послу в Санкт-Петербурге.
Помимо того, если Вы согласитесь стать — не говорю, моим секундантом, но моим свидетелем, я вызываю на дуэль, один на один, всех монархов, каковые не пожелают вступить в борьбу против Англии и не закроют ей доступ в свои морские порты.
Я начинаю с ближайшего соседа, короля Дании, и Вы сами можете прочесть в «Придворных ведомостях» письменный вызов, который я ему посылаю.
Что мне еще остается добавить?
Ничего.
Кроме того, что мы двое, объединившись, можем повелевать всем миром.
Остаюсь Вашим почитателем и искренним другом.
Павел».
Обернувшись к первому консулу, лорд Тенли спросил:
— Известно ли вам, что русский император сумасшедший?
— Вас навело на эту мысль письмо, милорд? — спросил Бонапарт.
— Нет, но оно подтверждает мое мнение.
— Что же, Генрих Шестой Ланкастер унаследовал от помешанного корону Людовика Святого, и на британском гербе до сих пор красуются французские лилии, — пока я еще не соскоблил их своей шпагой.
Сэр Джон усмехнулся: его национальную гордость задели дерзкие притязания победителя битвы у пирамид.
— Впрочем, — продолжал Бонапарт, — сейчас еще рано говорить об этом: всему свое время.
— Да, — процедил сквозь зубы сэр Джон, — морской бой при Абукире произошел не так давно.
— О, я разобью вас не на море, — живо возразил Бонапарт. — Мне понадобилось бы лет пятьдесят, чтобы обратить Францию в морскую державу. Я одержу победу вот здесь…
И он указал рукой на восток.
— В настоящее время, повторяю вам, дело идет не о войне, а о мире: мне необходим мир, дабы осуществить свои замыслы, и прежде всего мир с Англией. Как видите, я играю в открытую, я достаточно силен, чтобы говорить откровенно. Если когда-либо дипломат скажет правду, это будет самый искусный дипломат в мире, ибо никто ему не поверит и он беспрепятственно достигнет своей цели.
— Значит, я должен передать моему дяде, что вы хотите мира?
— Разъяснив при этом, что я не боюсь войны. То, чего я не добьюсь от короля Георга, я, как видите, могу получить от императора Павла. Однако Россия еще не достигла той степени цивилизации, чтобы я желал иметь ее союзницей.
— Послушное орудие порою бывает полезнее, чем союзник.
— Верно, но вы сами сказали, что император сумасшедший, а помешанных, милорд, лучше разоружать, чем вооружать. Я убежден, что такие великие нации, как Франция и Англия, должны быть либо неразлучными друзьями, либо непримиримыми врагами. В дружбе они, как два полюса, будут сохранять равновесие земного шара; во вражде одна держава должна уничтожить другую и стать осью земли.
— А если лорд Гранвилл, не подвергая сомнению ваш военный гений, усомнится в вашем могуществе? Если он убежден, подобно нашему поэту Кольриджу, что грозно рокочущий океан охраняет наш остров и ограждает его неприступной стеной, как тогда поступить?
— Разверните нам карту земного шара, Бурьенн, — приказал Бонапарт.
Секретарь разостлал карту.
— Видите эти две реки? — спросил первый консул, подойдя к столу.
И он показал сэру Джону Волгу и Дунай.
— Вот дорога в Индию! — сказал он.
— Я полагал, что дорога в Индию лежит через Египет, генерал, — заметил лорд Тенли.
— Я тоже так думал прежде, или, вернее, я выбрал этот путь за неимением другого. Теперь же русский царь открывает мне новый путь. Пускай ваше правительство не вынуждает меня вступить на него! Вы видите карту?
— Да, гражданин, я смотрю внимательно.
— Итак, если Англия заставит меня начать войну и мне придется взять в союзники преемника Екатерины, вот что я сделаю: я погружу на суда сорок тысяч русских солдат, пущу их вниз по Волге до Астрахани. Они переплывут Каспийское море и станут лагерем в Астрабаде в ожидании моего прихода.
Сэр Джон, внимательно слушая, нагнулся над картой. Бонапарт продолжал:
— На Дунае я посажу на корабли сорок тысяч французских солдат…
— Прошу прощения, гражданин первый консул, но ведь Дунай принадлежит Австрии.
— К тому времени я возьму Вену.
Сэр Джон с изумлением взглянул на Бонапарта.
— К тому времени я возьму Вену, — повторил тот. — Итак, по Дунаю спустятся на судах сорок тысяч французских солдат; в устье реки их встретит русская флотилия и переправит в Таганрог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79