— Книги. — Малькольм сделал такое лицо, словно он проглотил лимон. — Должен признать, моя дорогая, что я не слишком знаю, как с ними обращаться. Книги, должно быть, хороши для ученых и тех, слишком кто стар и ленив, чтобы самому переживать великие события. Сам я предпочитаю славу собственных деяний игре воображения какого-то фантазера.
Мэри откусила следующий кусочек хлеба с конфитюром и должна была очень медленно жевать его, чтобы не выдать, как больно ее задели эти слова. Одним махом Малькольм оскорбил не только сэра Вальтера и его труд, но и обвинил косвенно ее саму в бездействии и лености, довольно серьезно, если учитывать, что они только что познакомились друг с другом.
Возможно, Мэри могла бы и не ответить на слова лэрда Ратвена, но он настойчиво желал услышать ее реакцию.
— Как вы считаете, моя дорогая? — спросил он. — Не разделяете ли вы того же мнения, что мужчине знатного происхождения подобает самому добывать славу, нежели подражать приключениям выдуманных героев?
— Не все герои сэра Вальтера Скотта выдуманные, — возразила на это Мэри. — Один из его самых знаменитых романов посвящен, например, Робу Рою.
— Вору и преступнику? — с ужасом спросила Элеонора.
— Вор и преступник он всегда лишь в глазах англичан. Скотт же представил его как героя и борца за свободу, который противостоит несправедливости, которую совершили по отношению к нему и его семье.
— Тогда меня не удивляет, что преступление и беззаконие приобретают в Лоулэндсе все больший размах, — подвел итог Малькольм, — если такие люди, как этот Скотт, свободно разъезжают повсюду и возводят бандитов в ранг героев.
— Сэр Вальтер знаменитый писатель и великий человек, — сказала Мэри, при этом она больше не прилагала усилий, чтобы укрощать гнев в своем голосе. — Он спас жизнь мне и моей камеристке, принял у себя в доме. Я нахожусь в глубоком долгу перед ним и не потерплю, чтобы его честь подвергалась сомнению в моем присутствии.
— Спокойнее, дитя мое, — холодно одернула ее Элеонора. — Ты ошиблась в выборе тона.
— Оставь, матушка. — Малькольм улыбался. — Совершенно очевидно, что моя будущая супруга не только внешне прекрасна и очаровательна, но и обладает также сердцем борца. Это нравится мне. Вы не простите мне мои скороспелые замечания, драгоценная Мэри?
Мэри колебалась только миг. — Конечно, — сказала она затем. — И я прошу извинить меня, что я повысила свой голос.
— Прощено, — заверил ее Малькольм и сменил тему. — После завтрака я проведу вас и покажу владения семейства Ратвен. Вы будете впечатлены.
— В этом я не сомневаюсь.
— Семейство Ратвенов опирается на столетние традиции, дитя мое, — объяснила Элеонора с выражением, которое не понравилось Мэри. — Сохранить эти традиции и положение нашей семьи — высшая обязанность моего сына.
— Конечно, матушка, — сказал Малькольм. — Но не утоми мою будущую жену сухими фактами. Я охотнее поведал бы ей, каких удивительных успехов мы достигли за прошедшие годы на нашей земле. Там, где мой отец, мир праху его, сдавал в аренду землю крестьянам, десятины которых едва хватало, чтобы покрыть расходы, мы сегодня получаем огромные прибыли.
— Каким образом? — хотела знать Мэри.
— Овцеводство, — лаконично ответил Малькольм.
— Вы занимаетесь овцеводством?
— Да, нет же, дитя, не мы, — сказала Элеонора таким тоном, словно вопрос не мог быть более абсурдным. — Мы предоставляем наши земельные угодья овцеводам с юга, которые хорошо платят за то, чтобы пасти свой скот.
— Понимаю, — задумчиво ответила Мэри. — Простите мои вопросы, которые вам явно кажутся наивными… Но что происходит с крестьянами, которые работали на этой земле еще во времена вашего батюшки?
— Они переселились, — пожимая плечами, ответил Малькольм. — На побережье.
— Они добровольно покинули землю?
— Ну не совсем так. — Лэрд засмеялся. — Меньшая часть из них была настолько благоразумна, что ушла сразу добровольно. Других силой прогнали оттуда, а некоторым, особенно упрямым, сперва подожгли крышу над головой, пока и до них наконец не дошло, что мое решение незыблемо.
Мэри вопросительно посмотрела на своего жениха.
— Вы выгнали этих людей из их родных мест? И вы считаете это справедливым?
— Это прогресс, дитя мое. Прогресс редко справедлив. Во всяком случае, не для нищих и крестьян, не так ли?
Он снова засмеялся, и Мэри не могла иначе, как воспринять его смех издевательским и фальшивым. С горечью она вспомнила о том, что рассказал ей старый шотландец в «Таверне Джедборо» о переселении, и в тот же миг ей показалось, будто Малькольм смеется над ним.
— Простите, дорогой лэрд, — поэтому холодно перебила она его, — но я опасаюсь, что вы не представляете, о чем говорите.
Самодовольный смех Малькольма Ратвена стих, и взгляд, которым он одарил как свою мать, так и Мэри, был одновременно пристальным и укоряющим.
— Что вы хотите этим сказать, дорогая Мэри?
— Я хочу этим сказать, что вы не знаете, каково быть изгнанным из своей родины и к тому же быть вынужденным начинать на чужбине все заново. Вы не знаете, какое мужество требуется для этого, и вы не имеете и малейшего понятия, на какую нужду и какие бедствия вы обрекаете этих несчастных людей.
Цвет лица Элеоноры заметно изменился: краска гнева бросилась в лицо хозяйке замка и окрасила его бледный цвет в розовый оттенок. Она глубоко вздохнула, чтобы резко оборвать Мэри, но ее сын удержал ее.
— Если ты позволишь, дорогая матушка, — сказал он, — я бы сам с удовольствием ответил и объяснил Мэри.
— Существует объяснение, которое способно оправдать такое притеснение? — Мэри подняла бровь. — Должна признать, что я заинтригована.
Малькольм снова засмеялся, но это больше не звучало так самодовольно и высокомерно, как прежде.
— Вас послушать, дорогая Мэри, так можно решить, что вы провели последние недели в обществе восставших шотландцев. Университеты Эдинбурга и Глазго наводнены молодыми ярыми поборниками старины, кричащими против огораживания и желающими вызвать духов древних времен, когда они были свободны и страна, в которой они жили, принадлежала им самим.
— И? — только спросила Мэри.
— Истина, моя дорогая, в том, что эта страна никогда в действительности не принадлежала этим людям. Мы, правители клана, были теми, кто столетиями держал власть в своих руках. Нам принадлежала эта страна, на которой живут эти люди. И во все времена мы терпели их, хотя им никогда не удавалось стряхнуть пыль бедности и добиться благополучия на этой скудной земле. В нынешние, прогрессивные времена здесь все изменилось. Люди покидают свои глиняные хижины в Хайлэндсе и переселяются на побережье, потому что там есть работа, а значит, и благосостояние. В рыболовецком промысле нуждаются в прилежных мужчинах, а для ткачества требуется рабочая сила сотни женщин. За это платят хорошие деньги, и уже не за горами время, когда прогресс доберется до всех немногих. Такими, как вы и я, эти люди никогда не станут, драгоценная Мэри. Они ничто, и у них ничего нет, и их имя как дым на ветру. Но благодаря мерам, которые проводит правительство в сотрудничестве с лэрдами и герцогами, благополучие станет теперь возможным для всех. А знаете ли вы, что большинство шалопаев, выросших на удаленных хуторах, не умеют ни читать, ни писать? Что самое ближайшее медицинское обслуживание чаще всего находится на расстоянии дня пути, и потому многие люди вынуждены умирать? Все это изменится, Мэри, благодаря прогрессу.
Его слова стихли, и Мэри молча сидела у стола. Она не знала, что возразить, и стыдилась того, что так быстро и необдуманно составила свои суждения. Возможно, то, что она пережила в Джедборо, замутило ее разум, и также ее собственное положение способствовало тому, что судьба прогоняемых с насиженных мест жителей Хайлэндса была ей близка больше, чем следовало.
Возможно, что Малькольм прав; может быть, жителям Хайлэндса действительно лучше переселиться на побережье. Это как с детьми, которые еще не знают, что для них хорошо, и чьи родители должны принимать решения за них. Как хозяин земли, которую они брали в аренду, Малькольм должен был решать за этих людей. Наверняка он не легкомысленно сделал свой выбор, и Мэри теперь немного стыдилась, что подозревала его в жажде наживы.
— Я прошу вас, — сказала она и смиренно наклонила при этом голову, — простить мои дерзкие и необдуманные слова. Боюсь, я должна еще научиться всему, что касается моей новой родины.
— И я охотно помогу вам в этом, — ответил с улыбкой Малькольм. — Следуйте за мной, Мэри. Я покажу вам все, что относится к моим владениям…
Глава 2
— Еще нет конкретных результатов?
Голос Вальтера Скотта почти оборвался. Сложив руки за спиной, он расхаживал по кабинету взад и вперед. У Квентина возникло сравнение с диким зверем, запертым в клетку.
— Уже с начала недели вы преследуете этих убийц-поджигателей, инспектор, и все, что вы можете мне сказать, это то, что еще нет конкретных результатов?
Чарльз Деллард стоял посередине комнаты. Его мундир, как всегда, сидел на нем идеально, черные сапоги для верховой езды были начищены до блеска. Угловатые черты лица инспектора все же утратили немного своей уверенности.
— Я прошу прощения, сэр, — сказал он тихо. — Расследование, к сожалению, не привело к желаемым итогам.
— Нет? — с выпяченным вперед подбородком Скотт пошел на своего гостя, так что Квентин уже опасался, как бы его дядя не дал волю рукам. — Я полагаю, вы были готовы вот-вот схватить этих людей, причастных к нападениям?
— Пожалуй, — признался Деллард осклабившись, — это было недоразумение.
— Недоразумение! — Скотт фыркнул, как взбешенный бык. Квентин редко видел раньше своего дядю таким разъяренным. — Это недоразумение, драгоценный инспектор, переполошило весь мой дом и ввело меня в сильное волнение. Мы все испытали дикий ужас той ночью. И если бы не этот молодой человек, — Скотт указал на Квентина, — который защищался так мужественно и храбро, то, возможно, произошло бы самое худшее.
— Я знаю, сэр, и прошу вас, принять мои извинения по этому поводу.
— Ваши извинения при всем уважении не делают опасность ни на толику меньше, инспектор. Я требую, чтобы вы выполняли свою работу и схватили этих бандитов, которые напали на мой дом и угрожали всем его обитателям.
— Ничего другого я и не делаю, сэр. К сожалению, утеряны следы, по которым мы преследовали их. Так иногда случается.
— Да, возможно, потому, что вы изначально шли по ложному следу, — горько заметил сэр Вальтер. — Неоднократно я указывал вам на улики, на которые мы натолкнулись с моим племянником, но вы отказались от всякой помощи. Там снаружи, — он указал на большое окно, через которое открывался вид на другую сторону реки, — выгорело на земле неопровержимое доказательство того, что все это время мы не ошибались в наших предположениях. Нападения и знак рун находятся в тесной взаимосвязи, Деллард, нравится ли вам это или нет.
Инспектор задумчиво кивнул головой, затем подошел к окну и выглянул наружу. Хотя со времени нападения уже прошла почти неделя, все еще можно было видеть место, где выгорел знак в траве на склоне берега. Месяц, перечеркнутый вертикальной чертой.
Скотт подошел к инспектору, едва владея собой от ярости и разочарования.
— Моя супруга с той ночи вне себя, Деллард. Ее преследуют ночные кошмары, в которых появляются закутанные в черные балахоны всадники, жаждущие ее смерти. Это должно прекратиться, вы понимаете?
— Что вы ждете от меня? Я не врач. Я не знаю, что предпринять против ночных видений вашей супруги.
— Верно, но вы можете устранить их причину. Вы советовали мне оставаться в Абботсфорде, и я последовал вашему совету, Деллард. Но из этого получилось только хуже, потому что я приманил своих врагов. Эта трусливая шайка убийц подстерегла меня в моих собственных стенах, и не было никого, кто бы мог защитить моих домашних.
— Я знаю, сэр, и мне очень жаль. Я…
— Я просил вас выделить нескольких из ваших людей для защиты Абботсфорда, но даже эту просьбу вы отклонили. Вы были настолько уверены в себе и в вашей дурацкой теории, что упустили все остальное из виду. Мы были буквально на волосок от гибели.
Деллард весь выпрямился, черты его лица стали еще жестче. Стоически, как статуя, он выслушивал обвинения сэра Вальтера в свой адрес, не показывая даже вида.
— Сэр, — наконец сказал он, — Вы имеете полное право гневаться на меня. На вашем месте я бы, возможно, тоже — в этом я не могу вам помешать — отправил следующее письмо в Лондон, чтобы пожаловаться на меня и на мой способ ведения дел. Я не сомневаюсь, что вашим словам поверят и, учитывая ваше положение как председателя верховного суда и ваши знакомства при дворе, примут вашу сторону. После чего я, предвосхищая развитие событий, сам подам в отставку как посредственный инспектор. Шериф Слокомбе тут же снова примет на себя ответственность за события в округе.
— Проклятье, что вы за человек, Деллард? Это ваше представление о чести? Просто уйти, когда задача становится трудной?
— Ну, сэр, я допустил, что вы будете настаивать на моей отставке, и считал это знаком чести…
— Ваша честь превыше чести других, Деллард, — закричал сэр Вальтер, — но я ничего не имел бы против, если бы вы для разнообразия воспользовались вашим разумом! Вы совершили ошибку, без вопросов, но я, как и прежде, считаю вас способным сыщиком, даже если не одобряю ваших методов. Я не хочу, чтобы вы уходили, но я требую, чтобы вы продолжали проводить расследование. Я хочу, чтобы вы схватили этих людей, виновных в этих подлых и трусливых нападениях, и чтобы они предстали перед судом. Тогда моя жена снова обретет безмятежный сон, и мы все спокойно вздохнем. Но я ожидаю, что вы в дальнейшем включите в ваши расследования все без исключения ссылки и указания, даже тот загадочный знак там снаружи.
Деллард оглянулся и снова выглянул наружу.
— Я не хочу верить в это, — тихо сказал он. — Я не хочу серьезно воспринимать, что пожар в библиотеке и руна меча имеют что-то общее.
— Почему же? — спросил сэр Вальтер, прежде чем у него возник следующий вопрос. — И откуда вы вообще знаете значение этой руны? Если я все верно припоминаю, то я никогда не упоминал об этом в вашем присутствии….
— Откуда я…? — Деллард покраснел. Он понял, что совершил непростительную ошибку. — Ну… теперь это всем известный факт, не так ли? — он попытался выкрутиться.
— Отнюдь нет. — Сэр Вальтер покачал головой. — Этой руне сотни, возможно, даже тысячи лет, инспектор. Кроме Квентина и меня, до сих пор было еще одно лицо в Келсо, знавшее ее значение.
— И от этого лица я узнал об этом, — поспешно сказал Деллард. — Вы говорите об аббате Эндрю, не так ли? Да, монахи могут иногда хранить древние тайны, во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.
— Тогда вы уже собирали сведения о руне?
— Зачем мне это делать? В конце концов, у меня не было мнения, что существует взаимосвязь между ней и убийством.
— Но вы разговаривали об этом с аббатом.
— Да, было дело. Как и о многих других вещах. Должен ли я теперь представить вам отчет, с кем я и о чем беседую?
— Нет, инспектор, но я настаиваю на честности. Почему вы расспрашивали аббата Эндрю об этой руне? И что он рассказал вам по этому поводу?
— То, что это очень древний знак, который использовался, вероятно, уже много столетий назад языческой сектой.
— Сектой? — Сэр Вальтер пристально посмотрел на Делларда. — Он так сказал?
— Так или что-то в этом роде, я не могу вспомнить дословно. У меня и без того сложилось впечатление, что эти события важны для моего расследования.
— Теперь, инспектор, — сказал сэр Вальтер, выделяя каждое слово в отдельности, — в ходе расследования вам стало ясно, что вы ошибались в этом вопросе. Руна, хотите вы этого или нет, находится в прямой зависимости с событиями в Келсо и нападением на мой дом. Итак, вы должны начать вести расширенный поиск в этом направлении.
— Это я и делаю, сэр, но я не думаю, что нам удастся продвинуться далеко. Даже если мы будем исходить из того, что речь идет о роли каких-то сектантов в этих злодеяниях, мы все равно почти ничего не знаем о них. Они не оставляют никаких улик, а их следы теряются в ночном лесу. Можно даже предположить, что имеешь дело с живыми привидениями.
Скотт заметил, как Квентин весь передернулся. Он сам не раз моргал ресницами.
— Привидения, — сказал он спокойно, — не имеют обыкновения скакать на лошадях, мой глубоко уважаемый инспектор. И они не должны быть уязвимы для свинцовых пуль. Человек, которого застрелил той ночью мой племянник в целях самообороны, был не привидением, а существом из крови и плоти.
— Личность которого, однако, еще не установлена. Опросы в округе ни к чему не привели, — подвел итог Деллард. — Никто, похоже, не знал этого человека. Он возник как фантом, пришедший к нам из другого мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57