Он разглядел, как на некотором удалении тускло мигнули тормозные огни. В салоне зажегся свет, и из машины стали выходить темные фигуры. Затем снова наступили тьма и тишина.
Очевидно, это и было то место, куда ему нужно было попасть.
Херберт двинулся по кочковатой земле в сторону машины. Он не стал пользоваться дорогой, опасаясь, что по ней мог приехать кто-то еще. От усилий, потребовавшихся на преодоление этого последнего лесного участка, руки его почти онемели. Единственное, на что можно было надеяться, — Джоди все же не примет его за неонациста и не спрыгнет на него с дерева.
Поравнявшись с автомобилем, который оказался лимузином, Херберт решил двигаться дальше. «Скорпион» лежал у него на коленях, и он сунул его под себя, чтобы автомат не было видно. В случае нужды он по-прежнему мог быстро его выхватить. Отъехав от машины, Боб увидел макушки палаток и поднимавшийся за ними дым костров. Разведчик разглядел молодых людей, которые стояли между палатками, глядя в сторону огней. И тут он увидел минимум две, а то и три сотни людей, выстроившихся вокруг площадки на берегу озера. В центре площадки стояли только двое — мужчина и женщина.
Мужчина выступал с речью. Херберт закатил кресло за дерево и прислушался. Большая часть выступления ему была понятна, хотя мужчина говорил по-немецки.
— ..этот день положит конец соперничеству на пути к достижению общих целей. С сегодняшнего вечера обе наши группировки станут работать вместе, объединенные общностью цели и единым наименованием «Пламя нации»!
Мужчина выкрикнул название не для риторического эффекта, а чтобы его услышали все. Херберт ощутил, как возвращаются силы и как вместе с ответными приветственными криками толпы растет его гнев. Молодчики заголосили и вскинули руки вверх, как будто их команда только что выиграла чемпионат мира. Херберта не удивили нацистские приветствия и крики «зиг хайль». При всем при том, что они, конечно же, стремились к «спасению» родины и ко всеобщей победе и что среди них хватало и головорезов, и убийц, но это были уже не фашисты Адольфа Гитлера. И все же они были намного опаснее, потому что имели неоспоримое преимущество перед фюрером: у них был опыт его ошибок. Тем не менее, почти у каждого в руках было что-нибудь из гитлеровской атрибутики — у кого-то штык-нож, у кого-то награда, а у кого-то даже пара сапог. Вероятно, это были предметы, украденные со съемочной площадки. Так что Гитлер по-своему присутствовал и на этом сборище.
Херберт отвернулся от света, чтобы глаза снова привыкли к темноте, и стал высматривать Джоди.
Когда крики немного стихли, он услышал за спиной шепот:
— Я ждала вас тут.
Херберт обернулся и увидел Джоди. Девушка явно нервничала.
— Лучше бы ты подождала меня там, — прошипел Херберт, тыкая пальцем в сторону, откуда они пришли. — Я бы смог воспользоваться хоть какой-то помощью.
Он взял ее за руку.
— Джоди, давай вернемся обратно. Пожалуйста. Это же безумие. Девушка мягко высвободила свою руку.
— Да, мне страшно, но теперь еще больше прежнего мне необходимо бороться с этим.
— Тебе страшно, — зашептал Херберт, — и у тебя навязчивая идея. Ты зациклилась на цели, которая живет теперь в тебе своей собственной жизнью. Поверь мне, Джоди, они не стоят того, чтобы к ним выходить, как ты хочешь.
Выступавший продолжил речь и перекрыл их шепот. Херберт уже жалел, что ему приходится слушать этот голос, доносившийся громко и отчетливо без всякого мегафона. Боб снова прикоснулся к девушке, но та даже не шелохнулась.
— Женщина, что стоит рядом со мной, — говорил немец, — это Карин Доринг, наш второй вождь...
Толпа спонтанно разразилась аплодисментами, и мужчина выжидательно замолчал. Женщина коротко наклонила голову, но ничего не произнесла.
— Карин уже направила своих представителей в Ганновер, — выкрикнул мужчина, когда аплодисменты стихли. — Буквально через несколько минут мы все направимся в «Пивной зал», чтобы объявить о нашем объединении всему миру. Там мы предложим нашим братьям присоединяться к нам, к нашему движению, вместе мы покажем человеческой цивилизации ее будущее. Будущее, где пот и труд найдут достойное вознаграждение...
Опять послышались аплодисменты и восторженные выкрики.
— ..где порочные культуры, вероисповедания и люди будут отсечены от тела сообщества...
Аплодисменты нарастали и уже так и не прекращались.
— ..где ярким светом прожекторов будут высвечены наши символы и наши достижения.
Аплодисменты переросли в овацию, и Херберт воспользовался шумом, чтобы достучаться до Джоди.
— Давай же! — выкрикнул он, снова хватая ее за руку. — Эти люди набросятся на тебя, словно стая диких псов.
Джоди смотрела на толпу. Херберт не видел выражения ее лица. У него было острое желание выстрелить ей в ногу, перекинуть поперек колен и пуститься в отступление.
— А если власти в Ганновере выступят против нас — пусть только попробуют! Пусть только попробуют! Больше года гауптман Розенлохер из полиции Гамбурга преследует меня. Если я слишком быстро еду — он тут как тут. Если я включаю музыку погромче — он тут как тут. Стоит мне встретиться со своими товарищами — и он где-то поблизости. Но ему меня не победить. Пусть только попробуют взять нас поодиночке или всех вместе! Они увидят всю нашу организованность и несокрушимую крепость нашей воли!
Джоди, не мигая, уставилась на сборище.
— Я не хочу умирать, но и вести жалкий образ жизни тоже не хочу.
— Джоди, тебе не надо...
Девушка резко выдернула руку. Херберт оставил попытки ее удерживать. Он покатил вслед за ней, проклиная собственное упрямство, которое не позволяло поставить на кресло этот чертов моторчик. Затем он принялся проклинать эту девчонку, которую он понимал и уважал, даже несмотря на то, что та не желала прислушаться к голосу разума. Впрочем, он сам прислушивался к нему не больше, чем она.
Аплодисменты стали стихать, и шаги Джоди показались Херберту очень отчетливыми. Как, наверно, и ближайшему часовому, который на них обернулся. Увидев в свете от костров чужих, он что-то крикнул тем, кто стояли ближе к нему, а мгновением позже направился в сторону девушки. Тем временем остальные выстроились в цепочку с явным намерением не дать пришельцам приблизиться к толпе или к ее лидерам.
Херберт остановился. Джоди продолжала идти навстречу немцам. Крякнув с досады, Херберт покатил вслед за ней.
Глава 48
Четверг, 20 часов 36 минут, к юго-западу от Виши, Франция
— В том, что я буду летать, не было даже никаких сомнений.
Пол Худ стоял за спиной Рихарда Хаузена, который пилотировал «лирджет». Они были уже в небе Франции. Немец говорил громко, стараясь перекрыть гул двух мощных турбореактивных двигателей. Рядом с ним сидела постоянный пилот самолета Элизабет Штрох. Это была привлекательная брюнетка лет тридцати семи, ее французский и английский звучали безукоризненно. Ланг дал ей распоряжение доставить их во Францию, ждать с самолетом, сколько потребуется, и привезти всех обратно. Ее реплики в основном ограничивались переговорами с диспетчерской в Гамбурге; а теперь в Тулузе и сообщениями для пассажиров о графике полета. Если у нее и вызывали интерес рассказы Хаузена, то она этого не показывала.
До того Худ находился в салоне вместе со Столлом и Нэнси. Однако часа через полтора полета он почувствовал, что разделять общество обоих ему больше невмоготу. Со Столлом — из-за того, что тот ни на секунду не умолкал, а с Нэнси — из-за ее нежелания начинать разговор.
Рассевшись на одном из протянувшихся вдоль стен салона плюшевых диванов, Столл без конца бубнил, что никогда не считал себя командным игроком. Что он согласился на работу в Оперативном центре только потому, что был настоящим одиночкой и считал, что им нужен самодостаточный сотрудник, который любит сидеть за своим столом и разрабатывать компьютерные программы или чинить аппаратуру. Столл подчеркивал, что он совсем не «страйкер» и не обязан выходить на оперативную работу. Что он это делает не потому, что такой смелый, а только из уважения к Худу. Остальное время он сетовал по поводу возможных недоработок в «терасканере» и предупреждал, что не дает никаких гарантий.
Нэнси же, наоборот, большую часть времени сидела, уставившись в иллюминатор. Худ спросил, о чем она думает, но та так и не ответила. Он, конечно же, догадывался о чем и жалел, что не может облегчить ее состояние.
Нэнси предоставила им кое-какую информацию относительно внутренней планировки здания «Демэн». Столл деловито совместил ее описания с поэтажным планом. Тот был получен ими из Оперативного центра с помощью пакета программ для удаленного доступа, разработанных Столлом. Благодаря расширенному каналу передачи информации на принадлежавшем Национальному бюро разведки спутнике «Гермит» основные структуры Оперативного центра были способны устанавливать беспроволочную связь с переносными компьютерами оперативников. Патентованные программы Столла увеличили пропускную способность системы «гермитлинк» с двух до пяти килобайтных блоков с использованием протокола передачи файлов Z-модема и широкополосной радиотрансляцией в диапазоне от 2,400 до 2,483 гигагерц.
Впрочем, все это не слишком помогло. Нэнси сумела рассказать им не так уж много. Она знала о расположении производственного и программного отделов. Но ей ничего не было известно о помещениях для руководителей и личных апартаментах Доминика.
Худ оставил Нэнси с ее думами, а решившего расслабиться Столла — за игрой на компьютере. Пробравшись в кабину пилотов, Пол стал слушать, как возбужденный, почти жизнерадостный Хаузен рассказывает о своей юности.
Отец его, Максимиллиан Хаузен, проходил службу в «люфтваффе». Будучи специалистом по ведению ночного боя, он участвовал в испытаниях самолетов Хейнкеля и во время первого же боевого вылета на своем He-219 сбил пять английских бомбардировщиков «ланкастер». В голосе Хаузена не было извиняющихся интонаций за военные подвиги отца. Служба в армии была неизбежна, и она не уменьшила ни сыновней любви, ни уважения. И все же, пока немец рассказывал о делах своего родителя, Полу трудно было не думать о семьях тех молодых членов экипажей, что были сбиты вместе с «ланкастерами».
По-видимому, как-то ощутив мысли Худа, Хаузен сменил тему.
— А ваш отец проходил службу? — спросил он американца — Мой отец был медиком. Он служил в Форт-Маклеллане, это в штате Алабама, сращивал сломанные кости и лечил... — Худ бросил взгляд на Элизабет, — м-м.., в общем разные болезни.
— Я вас понял, — сказал Хаузен.
— Я тоже, — вставила Элизабет.
Пол почувствовал себя, как если бы он снова очутился в Оперативном центре и старается пройти по натянутому канату между политической корректностью и дискриминацией по половому признаку.
— И вам никогда не хотелось стать врачом? — продолжал допытываться Хаузен.
— Нет, — признался Худ. — Мне хотелось помогать людям, и я счел, что политика тут лучший из способов. Некоторые представители моего поколения думали, что решением могла бы стать революция. Но я предпочел поработать с так называемым истеблишментом.
— Это мудрый выбор, — одобрил Хаузен. — Революция редко становится решением.
— А как насчет вас? — поинтересовался Худ. — Вы всегда хотели стать политиком?
Хаузен отрицательно покачал головой.
— С того момента, как я научился ходить, я хотел летать, — ответил он. — Когда мне было семь лет, мы жили на ферме в Вестфалии, неподалеку от Рейна. Отец научил меня летать на моноплане «фоккер-спайдер» девятьсот тринадцатого года выпуска, который он сам же и восстановил. Когда мне исполнилось десять и я учился в боннской начальной школе, я на близлежащем летном поле пересел на двухместный биплан «букер». — Хаузен улыбнулся. — Но я видел, как то, что казалось прекрасным сверху, превращалось в убожество, когда я был на земле. И повзрослев, подобно вам, решил помогать людям.
— Должно быть, родители испытывают за вас гордость, — заметил Худ.
Хаузен слегка помрачнел.
— Не сказал бы. Ситуация была довольно сложной. У отца было вполне определенное мировоззрение, в том числе и на то, чем должен заниматься его сын, чтобы зарабатывать на жизнь.
— И он хотел, чтобы вы летали, — утвердительно сказал Худ.
— Да, он хотел, чтобы я оставался с ним.
— Почему? Ведь вы даже не предавали какого-то семейного бизнеса.
— Хуже того, — ответил Хаузен. — Я предал отцовские надежды.
— Понимаю. И они по-прежнему никак не простят вас?
— Папа умер два года назад. Незадолго до его смерти нам удалось поговорить, правда, многое, очень многое так и осталось не досказанным. С мамой мы беседуем постоянно, хотя она и очень изменилась после смерти отца.
Слушая Хаузена, Худ не мог не вспомнить замечания Байона о том, что замминистра гоняется за мельканием своего имени в газетных заголовках. Будучи сам политиком, Худ понимал, что хорошая пресса — дело важное. Но ему очень хотелось надеяться, что этот человек был искренен. В любом случае никакого освещения прессой во Франции не предвиделось.
Политическая «уловка-22», подумал Худ, криво усмехнувшись. Никто не сообщит о нашем триумфе в случае успеха, но и никто не расскажет о нашем аресте в случае провала.
Худ и сам уже собирался вернуться в салон, но тут послышались настоятельные призывы Столла.
— Шеф, идите сюда! Тут что-то не так с компьютером! В речи опцентровского компьютерного гения больше не проскальзывало испуганного тремоло. Голос Матта Столла звучал озабоченно, но очень твердо. Худ быстро направился к нему по белому мягкому ковру.
— Что там у вас не так?
— Посмотрите, что только что влезло в мою игру. Худ уселся справа от него. Нэнси покинула свое место по другую сторону салона и устроилась справа от Мэтта. Столл опустил шторку на иллюминаторе, чтобы было лучше видно. Все уставились на экран.
Там пошло изображение пергаментного свитка с готическим текстом. Одна белая рука держала свиток сверху, другая — снизу. Текст гласил:
"Внимание, граждане!
Ради Бога простите нас за это вторжение. Знаете ли вы, что согласно данным Программы о приговорах и Группы по защите общественных интересов треть всех чернокожих в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет находятся в тюрьмах, под надзором или осуждены условно? Знаете ли вы, что эта цифра была на десять процентов меньше каких-то пять лет назад? Знаете ли вы, что эти черные ежегодно обходятся государству более чем в шесть миллиардов долларов? Следите за нашим сообщением через восемьдесят три минуты..."
— Мэтт, откуда это взялось? — спросил Худ.
— Понятия не имею.
— Обычно прерывания происходят через порты интерактивных терминалов, — заговорила Нэнси, — или порты передачи файлов...
— Или порты электронной почты, да, — добавил Столл. — Но это прерывание начинается не из Оперативного центра, а откуда-то еще. И это «где-то еще» скорей всего очень хорошо спрятано.
— Что вы имеете в виду? — не понял Худ.
— Сложные прерывания вроде этого обычно проходят через серию компьютеров.
— Так не могли бы вы их отследить, просто двигаясь в обратную сторону? — спросил Худ. Столл покачал головой.
— Вы правы, что эти олухи используют свой компьютер для того, чтобы влезть в другой, затем используют тот, чтобы влезть в следующий, и так далее. Но это не так, как в случае с линией, последовательно соединяющей точки, где каждая остановка представляет собой единственную точку. Дело в том, что каждый компьютер представляет собой тысячи возможных путей. Это скорее походит на вокзал с сотнями путей, разбегающихся в разных направлениях.
Экран очистился, и появился следующий текст:
«Знаете ли вы, что уровень безработицы среди черных мужчин и женщин вдвое выше, чем среди белых? Знаете ли вы, что в среднем девять из десяти национальных рекордов за этот год установлены черными и что ваши белые дочери и возлюбленные покупают записи, состоящие на шестьдесят процентов из так называемой музыки чернокожих? Знаете ли вы, что в нашей стране только пять процентов книг покупается черными? Следите за нашим сообщением через восемьдесят две минуты».
— А где-нибудь еще это появляется? — спросил Худ. Пальцы Столла уже летали над клавиатурой.
— Сейчас проверим, — сказал он, набирая электронный адрес «listserv@cfrvm.sfc.ufs.stn». — Это адрес группы, которая обсуждает гон-конгские кинобоевики. Самый малоизвестный электронный адрес, который я помню.
Через мгновение экран изменился.
«Я все-таки думаю, что Джеки Чан интерпретирует Вонг Фей Хонга достаточно точно. И хотя личностные внеэкранные черты Джеки просматриваются в фильме, он заставляет сработать и их».
— Вроде чисто, — сообщил Столл. — Значит, взломщиков интересуют только игроки.
— Что имеет полный смысл, — вставила Нэнси, — если они собираются скинуть расистские игры на этот рынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Очевидно, это и было то место, куда ему нужно было попасть.
Херберт двинулся по кочковатой земле в сторону машины. Он не стал пользоваться дорогой, опасаясь, что по ней мог приехать кто-то еще. От усилий, потребовавшихся на преодоление этого последнего лесного участка, руки его почти онемели. Единственное, на что можно было надеяться, — Джоди все же не примет его за неонациста и не спрыгнет на него с дерева.
Поравнявшись с автомобилем, который оказался лимузином, Херберт решил двигаться дальше. «Скорпион» лежал у него на коленях, и он сунул его под себя, чтобы автомат не было видно. В случае нужды он по-прежнему мог быстро его выхватить. Отъехав от машины, Боб увидел макушки палаток и поднимавшийся за ними дым костров. Разведчик разглядел молодых людей, которые стояли между палатками, глядя в сторону огней. И тут он увидел минимум две, а то и три сотни людей, выстроившихся вокруг площадки на берегу озера. В центре площадки стояли только двое — мужчина и женщина.
Мужчина выступал с речью. Херберт закатил кресло за дерево и прислушался. Большая часть выступления ему была понятна, хотя мужчина говорил по-немецки.
— ..этот день положит конец соперничеству на пути к достижению общих целей. С сегодняшнего вечера обе наши группировки станут работать вместе, объединенные общностью цели и единым наименованием «Пламя нации»!
Мужчина выкрикнул название не для риторического эффекта, а чтобы его услышали все. Херберт ощутил, как возвращаются силы и как вместе с ответными приветственными криками толпы растет его гнев. Молодчики заголосили и вскинули руки вверх, как будто их команда только что выиграла чемпионат мира. Херберта не удивили нацистские приветствия и крики «зиг хайль». При всем при том, что они, конечно же, стремились к «спасению» родины и ко всеобщей победе и что среди них хватало и головорезов, и убийц, но это были уже не фашисты Адольфа Гитлера. И все же они были намного опаснее, потому что имели неоспоримое преимущество перед фюрером: у них был опыт его ошибок. Тем не менее, почти у каждого в руках было что-нибудь из гитлеровской атрибутики — у кого-то штык-нож, у кого-то награда, а у кого-то даже пара сапог. Вероятно, это были предметы, украденные со съемочной площадки. Так что Гитлер по-своему присутствовал и на этом сборище.
Херберт отвернулся от света, чтобы глаза снова привыкли к темноте, и стал высматривать Джоди.
Когда крики немного стихли, он услышал за спиной шепот:
— Я ждала вас тут.
Херберт обернулся и увидел Джоди. Девушка явно нервничала.
— Лучше бы ты подождала меня там, — прошипел Херберт, тыкая пальцем в сторону, откуда они пришли. — Я бы смог воспользоваться хоть какой-то помощью.
Он взял ее за руку.
— Джоди, давай вернемся обратно. Пожалуйста. Это же безумие. Девушка мягко высвободила свою руку.
— Да, мне страшно, но теперь еще больше прежнего мне необходимо бороться с этим.
— Тебе страшно, — зашептал Херберт, — и у тебя навязчивая идея. Ты зациклилась на цели, которая живет теперь в тебе своей собственной жизнью. Поверь мне, Джоди, они не стоят того, чтобы к ним выходить, как ты хочешь.
Выступавший продолжил речь и перекрыл их шепот. Херберт уже жалел, что ему приходится слушать этот голос, доносившийся громко и отчетливо без всякого мегафона. Боб снова прикоснулся к девушке, но та даже не шелохнулась.
— Женщина, что стоит рядом со мной, — говорил немец, — это Карин Доринг, наш второй вождь...
Толпа спонтанно разразилась аплодисментами, и мужчина выжидательно замолчал. Женщина коротко наклонила голову, но ничего не произнесла.
— Карин уже направила своих представителей в Ганновер, — выкрикнул мужчина, когда аплодисменты стихли. — Буквально через несколько минут мы все направимся в «Пивной зал», чтобы объявить о нашем объединении всему миру. Там мы предложим нашим братьям присоединяться к нам, к нашему движению, вместе мы покажем человеческой цивилизации ее будущее. Будущее, где пот и труд найдут достойное вознаграждение...
Опять послышались аплодисменты и восторженные выкрики.
— ..где порочные культуры, вероисповедания и люди будут отсечены от тела сообщества...
Аплодисменты нарастали и уже так и не прекращались.
— ..где ярким светом прожекторов будут высвечены наши символы и наши достижения.
Аплодисменты переросли в овацию, и Херберт воспользовался шумом, чтобы достучаться до Джоди.
— Давай же! — выкрикнул он, снова хватая ее за руку. — Эти люди набросятся на тебя, словно стая диких псов.
Джоди смотрела на толпу. Херберт не видел выражения ее лица. У него было острое желание выстрелить ей в ногу, перекинуть поперек колен и пуститься в отступление.
— А если власти в Ганновере выступят против нас — пусть только попробуют! Пусть только попробуют! Больше года гауптман Розенлохер из полиции Гамбурга преследует меня. Если я слишком быстро еду — он тут как тут. Если я включаю музыку погромче — он тут как тут. Стоит мне встретиться со своими товарищами — и он где-то поблизости. Но ему меня не победить. Пусть только попробуют взять нас поодиночке или всех вместе! Они увидят всю нашу организованность и несокрушимую крепость нашей воли!
Джоди, не мигая, уставилась на сборище.
— Я не хочу умирать, но и вести жалкий образ жизни тоже не хочу.
— Джоди, тебе не надо...
Девушка резко выдернула руку. Херберт оставил попытки ее удерживать. Он покатил вслед за ней, проклиная собственное упрямство, которое не позволяло поставить на кресло этот чертов моторчик. Затем он принялся проклинать эту девчонку, которую он понимал и уважал, даже несмотря на то, что та не желала прислушаться к голосу разума. Впрочем, он сам прислушивался к нему не больше, чем она.
Аплодисменты стали стихать, и шаги Джоди показались Херберту очень отчетливыми. Как, наверно, и ближайшему часовому, который на них обернулся. Увидев в свете от костров чужих, он что-то крикнул тем, кто стояли ближе к нему, а мгновением позже направился в сторону девушки. Тем временем остальные выстроились в цепочку с явным намерением не дать пришельцам приблизиться к толпе или к ее лидерам.
Херберт остановился. Джоди продолжала идти навстречу немцам. Крякнув с досады, Херберт покатил вслед за ней.
Глава 48
Четверг, 20 часов 36 минут, к юго-западу от Виши, Франция
— В том, что я буду летать, не было даже никаких сомнений.
Пол Худ стоял за спиной Рихарда Хаузена, который пилотировал «лирджет». Они были уже в небе Франции. Немец говорил громко, стараясь перекрыть гул двух мощных турбореактивных двигателей. Рядом с ним сидела постоянный пилот самолета Элизабет Штрох. Это была привлекательная брюнетка лет тридцати семи, ее французский и английский звучали безукоризненно. Ланг дал ей распоряжение доставить их во Францию, ждать с самолетом, сколько потребуется, и привезти всех обратно. Ее реплики в основном ограничивались переговорами с диспетчерской в Гамбурге; а теперь в Тулузе и сообщениями для пассажиров о графике полета. Если у нее и вызывали интерес рассказы Хаузена, то она этого не показывала.
До того Худ находился в салоне вместе со Столлом и Нэнси. Однако часа через полтора полета он почувствовал, что разделять общество обоих ему больше невмоготу. Со Столлом — из-за того, что тот ни на секунду не умолкал, а с Нэнси — из-за ее нежелания начинать разговор.
Рассевшись на одном из протянувшихся вдоль стен салона плюшевых диванов, Столл без конца бубнил, что никогда не считал себя командным игроком. Что он согласился на работу в Оперативном центре только потому, что был настоящим одиночкой и считал, что им нужен самодостаточный сотрудник, который любит сидеть за своим столом и разрабатывать компьютерные программы или чинить аппаратуру. Столл подчеркивал, что он совсем не «страйкер» и не обязан выходить на оперативную работу. Что он это делает не потому, что такой смелый, а только из уважения к Худу. Остальное время он сетовал по поводу возможных недоработок в «терасканере» и предупреждал, что не дает никаких гарантий.
Нэнси же, наоборот, большую часть времени сидела, уставившись в иллюминатор. Худ спросил, о чем она думает, но та так и не ответила. Он, конечно же, догадывался о чем и жалел, что не может облегчить ее состояние.
Нэнси предоставила им кое-какую информацию относительно внутренней планировки здания «Демэн». Столл деловито совместил ее описания с поэтажным планом. Тот был получен ими из Оперативного центра с помощью пакета программ для удаленного доступа, разработанных Столлом. Благодаря расширенному каналу передачи информации на принадлежавшем Национальному бюро разведки спутнике «Гермит» основные структуры Оперативного центра были способны устанавливать беспроволочную связь с переносными компьютерами оперативников. Патентованные программы Столла увеличили пропускную способность системы «гермитлинк» с двух до пяти килобайтных блоков с использованием протокола передачи файлов Z-модема и широкополосной радиотрансляцией в диапазоне от 2,400 до 2,483 гигагерц.
Впрочем, все это не слишком помогло. Нэнси сумела рассказать им не так уж много. Она знала о расположении производственного и программного отделов. Но ей ничего не было известно о помещениях для руководителей и личных апартаментах Доминика.
Худ оставил Нэнси с ее думами, а решившего расслабиться Столла — за игрой на компьютере. Пробравшись в кабину пилотов, Пол стал слушать, как возбужденный, почти жизнерадостный Хаузен рассказывает о своей юности.
Отец его, Максимиллиан Хаузен, проходил службу в «люфтваффе». Будучи специалистом по ведению ночного боя, он участвовал в испытаниях самолетов Хейнкеля и во время первого же боевого вылета на своем He-219 сбил пять английских бомбардировщиков «ланкастер». В голосе Хаузена не было извиняющихся интонаций за военные подвиги отца. Служба в армии была неизбежна, и она не уменьшила ни сыновней любви, ни уважения. И все же, пока немец рассказывал о делах своего родителя, Полу трудно было не думать о семьях тех молодых членов экипажей, что были сбиты вместе с «ланкастерами».
По-видимому, как-то ощутив мысли Худа, Хаузен сменил тему.
— А ваш отец проходил службу? — спросил он американца — Мой отец был медиком. Он служил в Форт-Маклеллане, это в штате Алабама, сращивал сломанные кости и лечил... — Худ бросил взгляд на Элизабет, — м-м.., в общем разные болезни.
— Я вас понял, — сказал Хаузен.
— Я тоже, — вставила Элизабет.
Пол почувствовал себя, как если бы он снова очутился в Оперативном центре и старается пройти по натянутому канату между политической корректностью и дискриминацией по половому признаку.
— И вам никогда не хотелось стать врачом? — продолжал допытываться Хаузен.
— Нет, — признался Худ. — Мне хотелось помогать людям, и я счел, что политика тут лучший из способов. Некоторые представители моего поколения думали, что решением могла бы стать революция. Но я предпочел поработать с так называемым истеблишментом.
— Это мудрый выбор, — одобрил Хаузен. — Революция редко становится решением.
— А как насчет вас? — поинтересовался Худ. — Вы всегда хотели стать политиком?
Хаузен отрицательно покачал головой.
— С того момента, как я научился ходить, я хотел летать, — ответил он. — Когда мне было семь лет, мы жили на ферме в Вестфалии, неподалеку от Рейна. Отец научил меня летать на моноплане «фоккер-спайдер» девятьсот тринадцатого года выпуска, который он сам же и восстановил. Когда мне исполнилось десять и я учился в боннской начальной школе, я на близлежащем летном поле пересел на двухместный биплан «букер». — Хаузен улыбнулся. — Но я видел, как то, что казалось прекрасным сверху, превращалось в убожество, когда я был на земле. И повзрослев, подобно вам, решил помогать людям.
— Должно быть, родители испытывают за вас гордость, — заметил Худ.
Хаузен слегка помрачнел.
— Не сказал бы. Ситуация была довольно сложной. У отца было вполне определенное мировоззрение, в том числе и на то, чем должен заниматься его сын, чтобы зарабатывать на жизнь.
— И он хотел, чтобы вы летали, — утвердительно сказал Худ.
— Да, он хотел, чтобы я оставался с ним.
— Почему? Ведь вы даже не предавали какого-то семейного бизнеса.
— Хуже того, — ответил Хаузен. — Я предал отцовские надежды.
— Понимаю. И они по-прежнему никак не простят вас?
— Папа умер два года назад. Незадолго до его смерти нам удалось поговорить, правда, многое, очень многое так и осталось не досказанным. С мамой мы беседуем постоянно, хотя она и очень изменилась после смерти отца.
Слушая Хаузена, Худ не мог не вспомнить замечания Байона о том, что замминистра гоняется за мельканием своего имени в газетных заголовках. Будучи сам политиком, Худ понимал, что хорошая пресса — дело важное. Но ему очень хотелось надеяться, что этот человек был искренен. В любом случае никакого освещения прессой во Франции не предвиделось.
Политическая «уловка-22», подумал Худ, криво усмехнувшись. Никто не сообщит о нашем триумфе в случае успеха, но и никто не расскажет о нашем аресте в случае провала.
Худ и сам уже собирался вернуться в салон, но тут послышались настоятельные призывы Столла.
— Шеф, идите сюда! Тут что-то не так с компьютером! В речи опцентровского компьютерного гения больше не проскальзывало испуганного тремоло. Голос Матта Столла звучал озабоченно, но очень твердо. Худ быстро направился к нему по белому мягкому ковру.
— Что там у вас не так?
— Посмотрите, что только что влезло в мою игру. Худ уселся справа от него. Нэнси покинула свое место по другую сторону салона и устроилась справа от Мэтта. Столл опустил шторку на иллюминаторе, чтобы было лучше видно. Все уставились на экран.
Там пошло изображение пергаментного свитка с готическим текстом. Одна белая рука держала свиток сверху, другая — снизу. Текст гласил:
"Внимание, граждане!
Ради Бога простите нас за это вторжение. Знаете ли вы, что согласно данным Программы о приговорах и Группы по защите общественных интересов треть всех чернокожих в возрасте от двадцати до двадцати девяти лет находятся в тюрьмах, под надзором или осуждены условно? Знаете ли вы, что эта цифра была на десять процентов меньше каких-то пять лет назад? Знаете ли вы, что эти черные ежегодно обходятся государству более чем в шесть миллиардов долларов? Следите за нашим сообщением через восемьдесят три минуты..."
— Мэтт, откуда это взялось? — спросил Худ.
— Понятия не имею.
— Обычно прерывания происходят через порты интерактивных терминалов, — заговорила Нэнси, — или порты передачи файлов...
— Или порты электронной почты, да, — добавил Столл. — Но это прерывание начинается не из Оперативного центра, а откуда-то еще. И это «где-то еще» скорей всего очень хорошо спрятано.
— Что вы имеете в виду? — не понял Худ.
— Сложные прерывания вроде этого обычно проходят через серию компьютеров.
— Так не могли бы вы их отследить, просто двигаясь в обратную сторону? — спросил Худ. Столл покачал головой.
— Вы правы, что эти олухи используют свой компьютер для того, чтобы влезть в другой, затем используют тот, чтобы влезть в следующий, и так далее. Но это не так, как в случае с линией, последовательно соединяющей точки, где каждая остановка представляет собой единственную точку. Дело в том, что каждый компьютер представляет собой тысячи возможных путей. Это скорее походит на вокзал с сотнями путей, разбегающихся в разных направлениях.
Экран очистился, и появился следующий текст:
«Знаете ли вы, что уровень безработицы среди черных мужчин и женщин вдвое выше, чем среди белых? Знаете ли вы, что в среднем девять из десяти национальных рекордов за этот год установлены черными и что ваши белые дочери и возлюбленные покупают записи, состоящие на шестьдесят процентов из так называемой музыки чернокожих? Знаете ли вы, что в нашей стране только пять процентов книг покупается черными? Следите за нашим сообщением через восемьдесят две минуты».
— А где-нибудь еще это появляется? — спросил Худ. Пальцы Столла уже летали над клавиатурой.
— Сейчас проверим, — сказал он, набирая электронный адрес «listserv@cfrvm.sfc.ufs.stn». — Это адрес группы, которая обсуждает гон-конгские кинобоевики. Самый малоизвестный электронный адрес, который я помню.
Через мгновение экран изменился.
«Я все-таки думаю, что Джеки Чан интерпретирует Вонг Фей Хонга достаточно точно. И хотя личностные внеэкранные черты Джеки просматриваются в фильме, он заставляет сработать и их».
— Вроде чисто, — сообщил Столл. — Значит, взломщиков интересуют только игроки.
— Что имеет полный смысл, — вставила Нэнси, — если они собираются скинуть расистские игры на этот рынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49