В открытое окно он выставил автомат, прицелился в сторону «мерседеса» и открыл огонь.
Глава 31
Четверг, 16 часов 11 минут, Гамбург, Германия
В черной короткой юбке и таком же жакете поверх белой блузки, с ниткой жемчуга на шее Нэнси, казалось, появилась как какой-то мираж. Размытые черты, неторопливая, переливающаяся.
А может быть, она показалась Худу такой из-за слез, что навернулись у него на глазах.
На мгновение зажмурившись и тряхнув головой, он сжал кулаки. Каждый шаг Нэнси захлестывал его волной эмоций.
«Это правда ты?» — мелькнула первая мысль.
«Почему ты так сделала, черт побери?» — последовала вторая.
«От тебя еще больше захватывает дух, чем прежде...»
«А как же Шарон? Я должен буду уйти, но я же не могу их бросить».
И, наконец:
«Уходи. Мне это не нужно...»
Но ему это было нужно. И пока она, словно в замедленной съемке, скользила в его сторону, ее образ заслонил собою все. Он позволил, чтобы сердце наполнилось старой любовью, чтобы тело испытало старое влечение, а из памяти хлынули драгоценные воспоминания.
— Герр Худ? — нерешительно окликнул его Хаузен. Голос немца казался приглушенным и безжизненным, как если бы донесся из какого-то далекого далека.
— С вами все в порядке?
— Не уверен, — ответил Худ. Похоже, его собственный голос исходил из того же далека.
Худ не сводил глаз с Нэнси. Она не помахала рукой, ничего больше не произнесла, но тоже отводила взгляд, продолжая быстро приближаться грациозным до умопомрачения шагом.
— Это Нэнси, — сообщил наконец Худ своему собеседнику.
— Интересно, как она вас отыскала? — вслух удивился Хаузен.
И вот она подошла. Пол понятия не имел, как он выглядит в ее глазах. Он пребывал в шоке — его рот слегка приоткрылся, в глазах стояли слезы, голова медленно покачивалась из стороны в сторону. Вот уж никак не серебряный рыцарь — это точно.
По лицу Нэнси скользнуло легкое изумление — правый уголок губ слегка приподнялся, — тут же сменившееся этой ее обворожительной до слабости в коленях улыбкой, которую он так хорошо помнил.
— Здравствуй, — тихо сказала она.
Ее голос стал старше, впрочем, как и лицо. Линии прочертили когда-то гладкий лоб, в уголках голубых глаз и над верхней губой — этим дивным изгибом над легкой припухлостью нижней — появились морщинки. Но все это не отталкивало. Наоборот. Пол находил их почти нестерпимо привлекательными. Они говорили о том, что их хозяйка все это время жила, любила, боролась и.., выжила, не согнулась под ударами и была по-прежнему полна сил.
И смотрелась она еще лучше, чем когда-либо прежде. При росте пять футов шесть дюймов ее фигура казалась точеной, и Пол мог себе представить, как она занимается аэробикой, бегает трусцой или плавает. И делает это до седьмого пота и добивается от своего тела в точности того, чего хочет. С присущей ей самодисциплиной и силой воли.
Ясно, что у нее и раньше была возможность на него выйти, со вспышкой горечи подумалось Худу.
Нэнси больше не пользовалась темно-вишневой помадой, которую он помнил. Ее губы были более спокойного арбузного цвета. Веки едва тронуты голубизной туши, что для него оказалось тоже внове, а в ушах поблескивали маленькие бриллиантики. Пол с великим трудом переборол почти непреодолимое желание обнять ее и покрепче прижать к себе с головы до пят.
— Здравствуй, Нэнси, — сказал он вместо этого. Несмотря на кажущееся несоответствие этих слов после столь долгой разлуки, они, тем не менее, помогли заглушить все обвинения и эпитеты, которые лезли ему в голову. Считая себя жертвой несчастной любви, Пол нашел свою собственную смиренную кротость где-то даже трогательной.
Глаза Нэнси скользнули правее Худа, и она протянула руку Хаузену.
— Нэнси Джо Босуорт, — представилась она.
— Рихард Хаузен, — представился он в ответ.
— Знаю, — ответила она. — Я вас узнала.
Худ не слышал последовавшего обмена фразами. Нэнси Джо Босуорт, повторил он про себя. Нэнси относилась к числу тех женщин, которые не стали бы сохранять девичью фамилию. Значит, она не замужем, решил он. Пол почувствовал, как его душа начинает петь от радости, и тут же ощутил всплеск вины. Но ты-то ведь женат, напомнил он себе.
Худ рывком повернул голову в сторону Хаузена. Он сознательно сделал резкое движение, потому что иначе ему вряд ли удалось бы даже пошевельнуться. Заглянув в глаза Хаузена, он прочел в них выражение грусти и сочувствия. Не себе, а ему, Худу. И Пол оценил это умение сопереживать. Если бы Худ и сам не проявлял подобные качества, он сломал бы немало судеб.
— Мне хотелось бы попросить, не дадите ли вы нам несколько минут? — обратился он к Хаузену.
— Конечно, — заверил Хаузен. — Увидимся у меня в кабинете. Худ согласно кивнул.
— Что касается нашей беседы... — напомнил он. — Мы еще вернемся к ней. Тут я мог бы вам помочь.
— Спасибо, — поблагодарил немец. После короткого, но вежливого кивка в сторону женщины он направился к зданию.
Худ перевел взгляд на Нэнси. Он не знал, что та видит в его глазах, однако то, что он увидел в ее, для Пола было смертельным. В них светились все те же покорность и страсть, это по-прежнему чертовски возбуждающее сочетание, противостоять которому было почти бесполезно.
— Прости, — сказала она.
— Все в порядке, — успокоил Худ. — Мы с ним почти закончили.
— Не за это, — улыбнулась она.
Щеки и шея Худа покраснели. Он почувствовал себя ослом. Нэнси прикоснулась к его лицу.
— Была причина, из-за которой я ушла так, как ушла, — объяснила она.
— Уверен, что была, — сказал несколько оправившись Худ. — У тебя всегда находились причины на все, что ты делала. Он накрыл ее ладонь своей и отвел ее руку вниз.
— Как ты меня нашла?
— Мне нужно было вернуть бумаги в отель, — ответила она. — Швейцар сказал, что меня спрашивал «Пол» и что он был вместе с заместителем министра иностранных дел Рихардом Хаузеном. Я позвонила в его офис и приехала прямо сюда.
— Зачем? — спросил Худ. Нэнси рассмеялась.
— Господи, Пол, существует с десяток важных причин. Повидаться с тобой, извиниться, объяснить... Но увидеть тебя — это главная. Я страшно по тебе соскучилась. Я следила за твоей карьерой в Лос-Анджелесе, как только могла. И я очень гордилась твоими делами.
— Меня словно подхлестывало, — признался Худ.
— Да, я видела, и мне это было странно. Никогда в не подумала, что у тебя столько амбиций.
— Меня подхлестывали не амбиции, а отчаяние. Я старался занять себя, чтобы не превратиться в Хитклифа, который сидит в горах в ожидании собственной смерти. И все это, Нэнси, сделала со мной ты. Ты оставила меня в таком состоянии и в такой растерянности, что единственное, о чем я помышлял, было отыскать тебя, исправить что бы то ни было и вернуть все обратно. Я любил тебя до такой степени, что, если бы ты сбежала с другим мужчиной, я не стал бы его ненавидеть, я завидовал бы ему белой завистью.
— Это не был другой мужчина, — заверила она.
— Неважно. Можешь ты хотя бы отчасти осознать всю степень моего тогдашнего отчаяния?
Теперь слегка порозовела Нэнси.
— Да, — ответила она. — Потому что испытала то же самое. И у меня были страшные неприятности. Если бы я осталась или сказала, куда уезжаю...
— То что? — потребовал Худ. — Что могло бы случиться? Что могло бы быть хуже того, что в результате произошло?
Голос Пола сорвался, и он снова был вынужден бороться с подкатившими слезами. Он слегка отвернулся от Нэнси.
— Прости, — попросила она еще более проникновенно. Нэнси подошла ближе и снова коснулась его щеки. На этот раз отводить ее руку он не стал.
— Пол, я украла чертежи нового чипа, который собиралась производить моя компания, и продала их зарубежной фирме. Взамен я получила кучу денег. Мы поженились бы, были богаты, а ты стал бы чертовски большим политиком.
— И ты думаешь, это то, чего я жаждал? — спросил Худ. — Преуспеть за счет чьих-то усилий? Нэнси покачала головой.
— Ты бы никогда не узнал. Я хотела, чтобы ты мог заняться своим делом, не беспокоясь о деньгах. Пол, я считала, что ты способен был осуществить большие дела, если бы тебе не пришлось оглядываться на интересы отдельных групп и дотации от компаний. Я имею в виду, ты смог бы тогда отойти от подобных вещей.
— Не могу поверить, что ты это сделала.
— Знаю. Именно поэтому я тебе и не рассказала. Еще больше, чем потерять тебя, мне не хотелось, чтобы ты меня презирал, — призналась она. — В то время ты относился совершенно нетерпимо к любым нарушениям порядка. Даже в мелочах. Помнишь, как ты расстроился, когда я схлопотала штраф за не правильную парковку перед кинотеатром «Синерама-Доум», после того как мы смотрели «Роллербол»? Штраф, о котором ты меня предостерегал?
— Помню, — признался Худ. Конечно же, помню, Нэнси, добавил он про себя. Я помню все, что мы делали... Она опустила руку и отвернулась в сторону.
— Как бы то ни было, но на меня как-то вышли. Подруга.., ты помнишь, Джессика...
Худ кивнул. Ему были видны жемчужины, которые Нэнси всегда любила, и он чувствовал запах ее духов «Шанель», так как если бы она стояла совсем рядом.
— Джесс задержалась на работе, — продолжила Нэнси, — я как раз дома собиралась на встречу с тобой у кинотеатра, но она позвонила мне и сказала, что пара агентов ФБР заходили к ним в контору. Она сказала, что они хотят меня допросить и уже выехали ко мне домой. У меня оставалось время только на то, чтобы прихватить паспорт, кое-что из одежды и кредитную карточку, черкнуть тебе записку и убраться к чертям из квартиры. — Она опустила голову. — И из страны.
— И из моей жизни, — добавил Худ. Он плотно сжал губы. Пол совсем не был уверен, что хочет, чтобы Нэнси продолжала говорить. Слышать каждое ее слово было для него пыткой, от которой поднималась нестерпимая боль.
— Как я говорила, была еще одна причина для того, чтобы не устанавливать с тобой связь, — сказала Нэнси, поднимая взгляд. — Я полагала, что тебя будут допрашивать, станут следить или прослушивать телефон. Если бы я тебе написала или позвонила, ФБР смогло бы меня найти.
— Это верно, — согласился Худ. Ко мне домой действительно приходили из ФБР. Не сказав мне о том, что ты натворила, они меня допросили, и я обещал дать им знать, если что-то о тебе услышу.
— И ты бы это сделал? — Нэнси удивленно подняла брови. — Ты бы меня выдал?
— Да, — подтвердил он. — Только я никогда бы тебя не покинул.
— У тебя не осталось бы выбора, — сказала она. — Меня бы судили и отправили бы в тюрьму...
— Это верно. Но я ждал бы.
— Двадцать лет?
— Даже двадцать, — ответил Худ. — Но столько ждать не пришлось бы. Промышленный шпионаж, совершенный молодой влюбленной женщиной, — можно было бы просить о снисхождении, и ты была бы на свободе через пять лет.
— Пять лет, — повторила она. — И ты женился бы потом на преступнице?
— Нет. На тебе.
— Ладно, на бывшей заключенной. Ни тебе, ни мне никто не доверил бы самого маленького секрета. На этом бы кончились все твои мечты о жизни политика.
— Ну и что?! — воскликнул он. — Зато я не чувствовал бы себя так, будто жизнь кончилась вообще.
Нэнси перестала спорить. Она снова заулыбалась.
— Бедный Пол, — заговорила она. — Это так романтично, но и несколько театрально, и именно эти черты я в тебе и любила. Однако реальность заключается в том, что с моим исчезновением твоя жизнь не кончилась. Ты встретил кого-то еще, кого-то очень милого. Ты женился. У тебя есть желанные дети. Ты устроился.
Да, устроился, подумал Пол, прежде чем успел остановить свою мысль. Он ненавидел себя за то, что так подумал, и про себя извинился перед Шарон.
— Чем ты занималась после отъезда? — спросил Худ, стараясь не думать, а говорить.
— Отправилась в Париж, — начала рассказывать Нэнси, — и попыталась найти работу по системному программированию. Но выбор у меня оказался невелик. Рынок сбыта был еще не очень развит, и существовали протекционистские законы, не позволявшие американцам отбирать работу у французов. А поэтому, поистратив свои тридцать сребреников — Париж дорогой город, особенно когда ты вынужден давать взятки чиновникам из-за того, что у тебя нет визы, и ты не можешь показываться в американском посольстве, — я переехала в Тулузу и стала работать на компанию.
— Компанию?
— Ту, которой я продала секреты, — пояснила она. — Я не стану ее называть, потому как мне не хотелось бы, чтобы ты что-то предпринял из-за своей известной репутации белого рыцаря. Ты и сам знаешь, что предпринял бы.
Нэнси была права. По возвращении в Вашингтон он нашел бы с десяток способов, как правительству США добраться до воров.
— Самое смешное, — продолжила Нэнси, — у меня всегда было подозрение, что парень, которому я продала чертежи, сам же меня и сдал, чтобы вынудить перейти к нему на работу. Не потому, что я была блестящей программисткой. Кстати, учти, я стащила собственную лучшую идею, ладно? А потому, что он считал, что коль скоро я от него завишу, то никогда его не предам. Я не хотела на него работать, так как стыдилась того, что сделала, но мне нужно было на что-то жить.
Она невесело улыбнулась.
— Ну, и в довершение всего я раз за разом терпела неудачи в любви из-за того, что всех сравнивала с тобой.
— Ха! — воскликнул Пол. — Не могу передать, насколько мне от этого стало легче.
— Не надо, — попросила Нэнси. — Не надо быть таким. Ведь я все еще тебя любила. Чтобы просто быть в курсе твоих забот, я покупала в киоске с международной прессой «Лос-Анджелес тайме». И случалось — очень-очень много раз, — что я хотела тебе написать или просто позвонить. Но решала, что лучше не стоит.
— Тогда почему же на этот раз ты изменила себе? — продолжал настаивать Худ. Он снова был зажат между болью и горестными чувствами. — Неужели ты думаешь, что сегодня мне хоть чуточку менее больно?
— Я ничего не смогла с собой поделать, — призналась она. — Узнав о том, что ты в Гамбурге, я не могла не увидеть тебя. И еще я подумала, что ты сам хотел со мной встретиться.
— Да, я бросился за тобой там, в отеле. Я хотел с тобой встретиться. Мне это было нужно. — Худ тряхнул головой. — Господи, Нэнси, я до сих пор не могу поверить, что это ты.
— Это я, — ответила она.
Пол заглянул в эти глаза, глаза, с которыми он провел вместе столько дней и ночей. Их притяжение было каким-то сверхъестественным и одновременно страшным, сладким сном и кошмаром. Он был просто в иной весовой категории, чтобы этому сопротивляться.
Прохладный ветер, подувший с наступлением сумерек, холодил влажную спину. Худ готов был возненавидеть Нэнси. У него появилось желание повернуться и уйти. Но больше этого ему хотелось вернуться во времени и не дать тогда уйти ей.
Взгляд Нэнси продолжал его удерживать, когда она взяла его за руки. От этого прикосновения Пола словно ударило током, и разряд дрожью пробежал от головы до пят. Худ понял, что должен освободиться.
Он сделал шаг назад, и нервная связь пропала.
— Я не могу это сделать, — сказал ей Худ.
— Не можешь сделать что? Быть честным? — спросила она, и тут же нанесла один из своих мелких уколов, которые так хорошо у нее получались. — Что с тобой сделала политика?
— Нэнси, ты знаешь, что я имею в виду. Я не могу здесь с тобою остаться.
— Даже на часок? Хотя бы перехватить кофе?
— Нет, — твердо ответил Худ. — Конец дебатам.
— Пол, это не конец, — усмехнулась она. — Что угодно, только не конец.
Она была права. Ее взгляд, ее мысли, ее походка, ее присутствие — все вдохнуло новую жизнь во что-то такое, что на самом деле так до конца и не умерло. Худу хотелось закричать.
Пол сделал шаг и встал рядом с ней, глядя в сторону.
— Господи, Нэнси, я не хотел бы испытывать чувство вины. Это ты ушла от меня. Это ты сбежала без всяких объяснений, а я после этого кого-то встретил. И этот кто-то разделил со мной очень многое, она доверила мне свою жизнь и сердце. И я не сделаю ничего такого, что хоть как-то это обесценит.
— А я тебя об этом и не прошу, — сообщила Нэнси. — Кофе — это еще не предательство.
— Предательство, учитывая, как мы обычно его пили, — возразил ей Худ.
Нэнси рассмеялась и опустила голову.
— Понимаю. Прости меня за все, поверь, мне во всех смыслах жаль и жаль гораздо больше, чем я могу это выразить. И мне горько. Но я понимаю.
Она встала к нему лицом.
— Я остановилась в «Амбассадоре» и останусь в городе до вечера. Если передумаешь, позвони или черкни записку.
— Я не передумаю. — Худ посмотрел ей в глаза. — Как бы мне этого ни хотелось на самом деле.
Нэнси сжала его руку. Пол снова ощутил электрический заряд.
— Значит, политика тебя не испортила, — сказала она. — Я не удивляюсь. Просто немного растеряна.
— Ты с этим справишься, — заверил ее Худ. — В конце концов, и со мной ты тоже справишься.
У Нэнси изменилось выражение лица. Первый раз Худ увидел то горе, что скрывалось за улыбкой и страстью во взгляде.
— И ты в это веришь? — спросила она.
— Да. В противном случае ты не смогла бы обходиться все это время одна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49