Они отыскали машину Стриткорны, которую знали после нескольких дней наблюдения за танцором, и забрались внутрь. Вырулив на Лорел-Кэньон, они поехали в сторону Голливудских холмов. Никем не преследуемая, машина быстро растворилась в потоке, направлявшемся в сторону Голливуда. Полиция прибыла к месту происшествия минут через семь. Были организованы поиски с воздуха. Вертолет засек автомобиль на обочине у пересечения Колдуотер-Кэньон и Малхолланд-драйв. Он оказался брошенным и совершенно чистым. Служащие пожарного депо на вершине холма рассказали, что заметили машину, бесцельно стоявшую у обочины дороги, но какой она была модели и как выглядел водитель они так и не вспомнили. Никто не обратил внимания ни на то, как подъехал «фольксваген», ни на то, как отъехала ожидавшая его машина.
Когда полиция конфисковала сумку Стриткорны, никаких кассет в ней не оказалось, а на дне лежали четыреста долларов с мелочью.
Глава 42
Четверг, 18 часов 41 минута, Гамбург, Германия
Пол Худ вошел в офис Хаузена, в нескольких шагах за ним следовала Нэнси. У нее был настороженный вид, как если бы она сомневалась, кого здесь встретит — друзей или врагов. Однако на данный момент она обнаружила людей, целиком погруженных в собственные проблемы.
Хаузен говорил в приемной по сотовому телефону. Видимо, он сомневался в своих офисных аппаратах. Мобильный телефон тоже не давал гарантий, но по крайней мере не надо было беспокоиться, что враг услышит каждое слово.
Ланг сидел тут же на краю стола, поджав губы, и смотрел сверху вниз на заместителя министра. Мэтт Столл, как и прежде, прирос к компьютеру Хаузена в кабинете.
Заместитель министра повелительным тоном говорил по-немецки с кем-то по имени Эрвин. Немцы всегда казались Худу излишне жесткими, но эта беседа выглядела особенно грубой, а сам Хаузен весьма недовольным.
Ланг подошел к американцам, и Худ представил ему Нэнси.
— Знакомьтесь, Нэнси-Джо Босуорт. Она является сотрудницей «Демэн». — Даже после того, как он уже произнес эти слова, Худ никак не мог поверить, что они слетели с его губ. Должно быть, он сошел с ума, решив заехать к ней в гостиницу. Полностью и бесповоротно.
— Понятно, — кивнул Ланг с вежливой официальной улыбкой.
— Я не отношусь к друзьям Доминика, — пояснила ему Нэнси. — Я его плохо знаю.
— Похоже, не вы одна, — сказал Ланг, по-прежнему сдержанно улыбаясь.
Худ извинился, сказав, что должен представить Нэнси Столлу. Затем он оставил компьютерщиков вдвоем, а сам возвратился в приемную.
— Чем занимается герр Хаузен? — спросил он у Ланга.
— Ведет переговоры с французским послом в Берлине и пытается организовать скорейшую поездку во Францию, чтобы разобраться в случае с этой игрой и ее создателем. Герр Хаузен хочет встретиться лицом к лицу с Домиником в присутствии французских представителей власти. — Ланг наклонился ближе. — Он попытался связаться непосредственно с Домиником, но не сумел дозвониться. Кажется, замминистра необычайно взволнован всем случившимся. Уж больно близко к сердцу он принимает всякое преступление, связанное с нацизмом.
— И как продвигается дело с послом? — поинтересовался Худ.
— А практически никак, — ответил Ланг. — Похоже, Доминик обладает там огромным влиянием. Он контролирует банки, ряд промышленных отраслей и ужасающее число политиков.
Бросив на Хаузена короткий ободряющий взгляд, Пол вернулся обратно в кабинет. Он знал по Вашингтону, как трудно иметь дело с системой. Полу все труднее представлялось то доброжелательное сотрудничество между нациями, какое по идее должно бы было существовать. Особенно между нациями с долгим опытом взаимной нетерпимости, как у этих двух.
Худ встал рядом с Нэнси, которая наблюдала, как Столл управляет мультиплицированными собаками, несущимися через болото. Пол обнаружил, что самому ему трудно сосредоточиться на игре.
— Как успехи, Мэтт? — поинтересовался он. Ткнув пальцем в клавишу «пауза», Столл развернулся в кресле и поднял глаза на Худа.
— Шеф, ну и гнусная же это игра. В то, что персонажи творят с людьми с помощью веревок, ножей и собак трудно поверить. Там дальше сами сможете увидеть, — пообещал он Худу. — Я подключил видеомагнитофон и хочу прокрутить всю игру. Позже я просмотрю всю запись в замедленном режиме, чтобы посмотреть, нет ли там чего-то, что действует на подсознание, каких-то ключей или того, что я мог упустить в обычном режиме.
— Насколько я понимаю, это и есть та самая игра, которую установили герру Хаузену? — уточнила Нэнси.
— Угу, — хмыкнул Столл, снова включая игровой режим. Почти тут же одна из собак на экране угодила в трясину и начала тонуть.
— Черт! — выругался Столл. — Знаете что, пока вас тут не было, у меня все получалось...
— Займитесь собакой, — перебила его Нэнси. Перегнувшись через его плечо, она нажала клавишу со стрелкой «вниз».
— Эй, что вы делаете? — возмутился Столл. — Не лезьте в мою игру, чтобы...
— Вы и впрямь кое-что упускаете, — опять перебила его Нэнси.
— Я кое-что что?
Пока Нэнси удерживала клавишу, собака провалилась сквозь трясину и очутилась в подземной пещере. Нэнси стала быстро нажимать клавиши то с левой, то с правой стрелками, подхватывая на экране предметы с нацистской символикой и тем самым набирая очки.
Худ подошел поближе.
— Откуда ты знала, что так все получится? — спросил он.
— Это модификация разработанной мною игры под названием «Чудовище на болоте», — ответила женщина. — Такое же игровое поле — задние планы, передние планы, ловушки. Хотя персонажи и сценарий совсем другие. У меня было болотное чудовище, сбежавшее от своего создателя и разъяренных деревенских жителей. Ясно, что тут все совсем другое.
— Но это точно твоя игра? — настаивал Худ.
— Абсолютно. — Она снова повернулась к компьютеру и Столлу. — «Выход», если проползти через водосток, который по левую сторону.
— Спасибо... — выдохнул Столл и продолжил игру. Худ отошел от компьютера. Он сопротивлялся отчаянному желанию взять Нэнси за руку и так, не отпуская, и вести ее за собой. Но он заметил, как Столл постреливал взглядом в их сторону, пока они отходили в угол комнаты. Несмотря на все свои качества и меры высшей безопасности, кое в чем Оперативный центр ничем не отличался от других учреждений. Его люди умели хранить государственные тайны, но сочетание слов «личные тайны» для них было почти несовместимым.
— Пол, — заговорила Нэнси мягким голосом, — я понимаю, что в прошлом поступала не лучшим образом, но в данном случае это не мое творенье. Внести подобные изменения было бы под силу очень многим.
— Ты имеешь в виду людей из ближайшего окружения Доминика?
Нэнси кивнула.
— Тебе-то я верю, — сказал он. — Вопрос только в том, что нам со всем этим делать?
Засигналил сотовый телефон, Худ извинился.
— Алло? — отозвался он.
— Пол, — послышалось в трубке, — это Даррелл. Вы можете говорить?
Худ ответил утвердительно.
— Я тут встречался с Лиз и Майком, — сообщил ему Маккаски, — и похоже, что парень, о котором вы запрашивали, сам мистер Нацизм. И у него хватит могущества, чтобы избежать ареста.
— Объясните.
— Оказывается, он использует сеть банков для отмывания денег и финансирования расистских группировок по всему свету. Законники вокруг него порой кое-что вынюхивают, но никогда не наказывают. Одновременно он, похоже, собирается выпустить в продажу новый джойстик, который позволяет игрокам испытывать, такие ощущения, как если бы происходящее на экране было очень реальным.
— Догадываюсь, что этот джойстик совместим с расистскими видеоиграми.
— Ну конечно же, совместим, — подтвердил Маккаски. — Но непосредственной проблемой для нас ни то, ни другое не является. Очень может быть, что утренний арест команды из « Чистой нации» был подстроен. Похоже, и арест и расистские игры — часть более обширного плана по превращению городов США в зоны расовых сражений. Опять же, у нас нет веских доказательств. Только смутные догадки и внутреннее чутье.
— Обычно за наше чутье нам и платят, — заметил Худ. — Есть какие-то намеки, что все происходит по некоему плану?
— Трудно сказать. Пресса только и занята «Чистой нацией» , и мы думаем, она не преминет высосать из этого сборища все, что возможно.
— И конечно же, высосет, — согласился с ним Худ.
— Игры тоже готовы к распространению, — продолжил Маккаски. — Если все эти действия скоординированы, то координатор не должен дать страхам остынуть. Пара провокаций против черных, и общественные группы не просто вспыхнут — они взорвутся. Я только что разговаривал с нашими друзьями из ФБР, и мы согласились, что при худшем сценарии инциденты начнутся в течение нескольких дней, если не часов.
Худ не стал задавать вопрос, каким образом один-единственный иностранный бизнесмен ухитрился стать источником стольких, как сказал бы Роджерс, «плохих новостей». Ответ был известен. У Доминика были деньги, независимость и терпение. Обладая лишь деньгами и терпением, японская секта «Аум-Синрике» получила возможность действовать из манхэттенского офиса с 1987 по 1995 годы, покупая все что угодно: от лазерной системы, определяющей наличие плутония, до компьютерного оборудования и десяти тонн стали для производства ножей. И все это они собирались использовать, чтобы развязать войну между Японией и Соединенными Штатами. И хотя сама война вряд ли бы началась, уничтожение одного из американских городов ядерным взрывом могло бы вполне состояться, если бы люди из сенатского Постоянного комитета по расследованиям во взаимодействии с ЦРУ и ФБР не смогли бы внедриться в секту и арестовать ее членов, решивших устроить конец света.
— Каковы шансы на то, чтобы остановить это на вашей стороне? — спросил Худ.
— Понятно, что до тех пор, пока нам не станут известны пределы амбиций этого человека или хотя бы его отдельные цели, я этого сказать не могу.
— Но вы считаете — у вас такое ощущение, — что все это исходит от одного человека?
— Так это выглядит отсюда, — пояснил Маккаски.
— Значит, если бы нам удалось добраться до этого человека, — продолжал Худ, — мы смогли бы затормозить все остальное?
— По-видимому, так, — ответил Маккаски. — По крайней мере мне думается, что так.
— Тогда давайте над этим поработаем, — подытожил Худ. — А пока, кто-нибудь что-нибудь слышал о Бобе?
— Ну, в общем.., да, — сказал с запинкой Маккаски, и Полу не понравилось, как это прозвучало.
— И чем же он занят? — спросил он.
Маккаски начал объяснять, а Пол, слушая, испытывал адское чувство вины за то, что позволил Херберту уехать самому по себе. Рыскать по лесам одному, в инвалидной коляске, наперегонки с набитым неонацистами микроавтобусом? Это был абсурд. И тут на него накатила злость. Оперативный центр потерял в Корее рядового База Мура, а в России — подполковника Чарли Скуайрза. Херберту следовало бы сообразить, что, случись с ним что, Конгресс прикует их всех цепями к письменным столам, и все операции будут проводиться из кабинетов. Боб не имел права подвести организацию в целом. Но в конце концов Пол ощутил прилив гордости. Херберт занимался тем, что отличало американцев от большинства других народов. Он боролся с несправедливостью независимо от того, против кого та была совершена.
Однако насколько бы ни был прав Херберт, он представлял собой своего рода бомбу замедленного действия. Он был агентом американского правительства, охотящимся за неонацистами на территории Германии. Стоит ему нарушить закон или даже просто обнаружить себя, и неонацисты повернут это так, как будто бы их преследуют и на них нападают. Это вызвало бы шквал критики в адрес Оперативного центра, Вашингтона и Хаузена.
И конечно, существовала еще более вероятная опасность: нацистам удастся убрать Херберта. Возможно, людям в автобусе и неизвестно, кто он такой. Но даже если бы они и знали, не все радикалы стремятся к огласке своих действий. Некоторые из них предпочитают просто убить врага.
Если бы Пол был уверен, что Херберт его послушает, он приказал бы ему вернуться обратно в отель. И будь у него еще два больших «если» , он даже попросил бы Хаузена послать туда людей и подобрать своего человека — если бы он доверял сотрудникам Хаузена, которым он больше не верил, и если бы не боялся, что те могут только испортить так бы и оставшуюся тайной тихую вылазку и действительно создадут ситуацию.
— Вайенз следит за Хербертом? — спросил Худ.
— К сожалению, нет, — ответил Маккаски. — У Стива там только один «глаз» , да и тот не привязан постоянно к району. Ему даже пришлось отодвинуть Ларри, чтобы предоставить Бобу кое-какие сведения, о которых тот запрашивал.
— Поблагодарите его от меня, — с искренним чувством попросил Худ, хотя про себя не переставал ругаться почем зря. Что ж, тогда ничего не поделаешь. Только и оставалось, что отпустить события и надеяться, что Херберт останется в живых и не раскроет собственную анонимность.
— Пол, подождите секунду, — оживился Маккаски. — У меня приоритетный звонок.
Худ принялся ждать. В трубке слышались наводки радиопередачи Си-эн-эн, что-то о кончине какой-то знаменитости в Атланте. Худ успел уловить лишь несколько слов, как на другом конце линии снова заговорил Маккаски.
— Пол, Майк тоже на нашей линии, — сообщил он. — У нас тут вполне может сложиться опасная ситуация.
— Что еще за ситуация?
— Мне только что позвонил Дон Уорби, мой связной из ФБР. Их предупредили, что белые совершили пять одновременных убийств чернокожих в пяти разных городах. Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Новый Орлеан, Балтимор и Атланта. В каждом случае двое-четверо молодых белых расправились с чернокожими исполнителями песен в стиле рэп. В Атланте они прикончили Свит Ти, номер один среди певиц в этом стиле...
— Наверно, именно об этом я как раз только что слышал, — сказал Худ.
— Где? — удивился Маккаски.
— По Си-эн-эн.
— Вот же гады, — выругался Маккаски. — Может, нам стоит из них набирать себе агентов? В разговор вступил Роджерс.
— Вы осознали, что здесь только что произошло? — мрачно спросил он. — Эти нападения своего рода современная «Kristallnacht» Худ не додумался до этой аналогии, но Роджерс был прав. События с убийствами походили на «Хрустальная ночь», когда гестапо срежиссировало погромы в еврейских молельных домах и синагогах, на кладбищах, в больницах, в школах, в домах и на предприятиях по всей Германии. В эту ночь были также произведены тридцать тысяч арестов, положившие начало уничтожению евреев в концентрационных лагерях типа Дахау, Заксенхаузена и Бухенвальда.
Почерк убийств действительно схож, подумал Пол, но все же что-то их все-таки отличало...
— Нет, — неожиданно возразил Худ с тревогой в голосе. — Это еще не «Хрустальная ночь». Это только прелюдия.
— Это как же?
— Неонацисты расправляются с рэпперами, — начал объяснять им Худ. — Это приводит в ярость так называемых «гангстас», черных боевиков, и прочих фанатов. Они обращают свой гнев на белых, многие из которых, кстати, не очень-то любят рэп, и кончается все еще большим количеством расовых столкновений, бунтов, и американские города полыхают. Вот тогда-то и придут нацисты. Когда белая Америка устанет от бунтовщиков, которых будут скорее сдерживать, чем наказывать, когда станет понятно, что арестов происходит слишком мало, когда средства массовой информации начнут показывать черных радикалов, требующих крови белых, вот тогда и наступит «Хрустальная ночь» — четко спланированные вооруженные выступления.
— И что они этим выиграют? — усомнился Роджерс. — Ведь не могут же они сначала нарушить законы, а потом разбежаться по своим конторам?
— Принаряженные нацисты смогут, — заверил Худ. — Те, кто дистанцируют себя от нарушителей закона, но не от расовой нетерпимости, которая и является для них побудительным мотивом.
Подобный план имел смысл, и чем дальше Худ над ним размышлял, тем более блестящим в своей простоте тот ему казался. Он подумал о собственной дочери Харлей, чьи музыкальные интересы включали и рэп. Худ являлся приверженцем свободы самовыражения, но настаивал на совместном прослушивании каждого альбома с вкладышем «родительские советы» не для того, чтобы запрещать, а чтобы обсудить. Некоторые тексты были очень грубыми, и в душе он должен был признаться, что не стал бы возражать, если бы тот или иной исполнитель рэпа занялся другим делом. Но Худ был либералом во всем. Слушая разговоры в школе и в церкви, он понял, что многие родители были настроены и на более крутые меры. Он подозревал, что, если бы чернокожие начали мстить, симпатии белого среднего класса оказались бы на стороне белых убийц, которые, вероятно, объявили бы, что наносят вынужденные удары. А ответные удары черных только узаконили бы эти заявления. Волнения и бунты станут разрастаться, полиция будет вынуждена вести себя до какой-то степени сдержанно, и в глазах белого населения неонацисты превратятся в карающих ангелов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49