Поговорим лучше о другом, чтобы вы забыли о голове Крестителя и могли отведать бараньей… Итак, как вы думаете, кто нарисовал эти восхитительные метки, которые красуются на бочках, – петуха и свинью? Я, собственной персоной, вот этими руками… а вы как думали? А знаете, почему именно петуха и свинью? Откуда вам знать, недотепы галилейские! Сейчас я вам это растолкую, чтобы просветить ваш умишко!
Петр смотрел, как головка стынет, но все не решался протянуть руку и вынуть из нее глаза. Он непрестанно видел перед собой Крестителя: и он вот так же смотрел на людей глазами навыкате.
– Итак, послушайте, чтобы просветился ваш умишко, – продолжал хозяин таверны. – Когда Бог сотворил мир – и захотелось же Ему этих хлопот, благословенному! – и отмывал руки от глины, Он кликнул, чтобы все новосотворенное явилось пред очи Его, и горделиво спросил: «Эй, птички и всякая прочая живность, как вам нравится сколоченный мною мир? Может быть, найдете какой-нибудь изъян?» Все тут же принялись реветь, мычать, мяукать, лаять, блеять и щебетать: «Никакого! Никакого! Никакого!» «Примите мое благословение, – сказал Бог. – И Я тоже – клянусь верой! – не нахожу никакого изъяна. Да здравствуют длани Мои!»
– Но тут на глаза Ему попались петух и свинья, которые стояли опустив головы и не проронив ни звука. «Эй, свинья, – воскликнул Бог, – а ты, твое превосходительство петух, вы почему молчите?! Может быть, вам не нравится сотворенный Мною мир? Неужто ему чего-то недостает?» Но те ни слова в ответ! Их, видите ли, научил Дьявол, шепнув им на ухо: «Скажите Ему вот что: «Миру недостает стелющегося по земле корня. Из него произрастает виноград, который нужно подавить, поместить в бочку и сделать из него вино». «Что молчите, твари?» – снова крикнул Бог, занося ручищу. И только тогда эти двое животных, которым Дьявол придал отваги, подняли головы: «Что тут сказать, Первотворец? Да здравствуют длани Твои, прекрасен Твой мир – тьфу, чтоб не сглазить! – но ему недостает стелющегося по земле корня, из которого произрастает виноград: его нужно подавить, поместить в бочку и сделать из него вино». «Ах вот как?! Вот я вам сейчас покажу, мошенники! – вскричал Бог, охваченный яростью. – Вина вам от Меня захотелось, пьянства, брани да блевотины? Да произрастет виноград!» Он засучил рукава, взял глины, вылепил лозу, посадил ее. «Да будет проклят всякий, кто перепьет! – изрек Бог. – Да имеет он петушиные мозги и свиное рыло!»
Все засмеялись, забыли о Крестителе и набросились на жареную головку. Самым проворным оказался Иуда, который в два счета вскрыл череп и набрал полную пригоршню бараньего мозга. При виде такого разбоя хозяин таверны перепугался. «Не оставят мне ни косточки», – подумал он.
– Эй, ребята, ешьте и пейте на здоровье, но не забывайте и покойного Иоанна Крестителя. Ох, бедная его головушка!
Все так и застыли на месте с куском в руке. А Петр, который жевал глаз, собираясь проглотить его, чуть было не подавился: проглотить глаз было противно, а выплюнуть жалко. Что было делать? Только Иуда не стеснялся. Симон наполнил стаканы:
– Вечная ему память! Жаль его головушку. И за ваше здоровье, ребята!
– И за твое тоже, пройдоха! – сказал Петр, собрался с духом и проглотил глаз.
– Не беспокойся, мне-то бояться нечего, – ответил хозяин таверны. – Я в дела Божьи не вмешиваюсь, а спасать людей мне никогда бы и в голову не пришло! Я держу таверну, я не ангел и не архангел, как вы, – от этого-то я избавлен – сказал он и схватил все, что осталось от головки.
Петр открыл было рот, но тут голос у него пропал: какой-то верзила дикою вида, с изрытым оспой лицом, остановился у двери и заглянул внутрь. Товарищи забились в угол, а Петр спрятался за широкие плечи Иакова.
– Это Варавва! – проворчал Иуда, сдвигая брови. – Входи!
Варавва согнул свою могучую шею, разглядел во мраке учеников, и его свирепая образина язвительно усмехнулась:
– Привет, ягнятки! Я обшарил всю землю, чтобы вытащить вас из норы.
Хозяин таверны поднялся, бормоча себе что-то под нос, и принес ему чашу.
– Тебя только не хватало, атаман Варавва, – проворчал он.
Его брало зло, что всякий раз, заглядывая в таверну, тот напивался допьяна и затевал ссору с проходившими мимо римскими солдатами, а ему это доставляло одни неприятности.
– Только не затевай снова своего обычного свинопетушения!
– Послушай-ка, до тех пор пока неверные попирают землю Израиля, я не сдамся – даже мысль такую выбрось из головы! Принеси закуску, шкура негодная!
Хозяин таверны подтолкнул к нему сковороду с костями.
– Жри, зубы у тебя собачьи, разгрызут и кости.
Варавва одним духом осушил свою чашу, подкрутил усы и повернулся к ученикам.
– А где же добрый пастырь, ягнятки? – спросил он, и в глазах у него заиграли искры. – У меня с ним старые счеты.
– Ты захмелел, прежде чем выпил, – строго сказал Иуда. – Твои славные деяния до сих пор доставляли нам одни только хлопоты. Довольно!
– Зачем он тебе? – без страха спросил Иоанн. – Он святой человек и, когда идет, смотрит себе под ноги, чтобы даже муравья не раздавить.
– «Даже муравья не раздавить» значит «бояться». Разве он мужчина?
– Он вырвал у тебя из лап Магдалину. Ты все фыркаешь на него, а ему до тебя и дела нет, – отважился и Иаков.
– Он оскорбил меня, – прорычал Варавва, и в глазах у него потемнело. – Он оскорбил меня и заплатит за это?
Но тут Иуда схватил его за плечо, отвел в сторону и тихо, но быстро и гневно проговорил:
– Что ты здесь околачиваешься? Почему ты оставил горы Галилеи? Братство там выделило тебе логово. Здесь, в Иерусалиме, распоряжаются другие.
– Разве мы не сражаемся за свободу? – яростно возразил Варавва. – Я свободен и потому поступаю, как знаю. Я тоже пришел сюда посмотреть, что представляет себя этот Креститель, который творил чудеса и посылал знамения. А вдруг он и есть Тот, кого мы ожидаем? Пришел наконец, чтобы встать во главе и начать расправу. Но я не успел: ему отрубили голову. Что скажешь об этом ты, мой старшой Иуда?
– Скажу, чтобы ты встал, ушел отсюда и не совался в чужие дела.
– Ушел? Ты это серьезно? Я пришел ради Крестителя и нападаю на след Сына Плотника. Я столько времени охочусь за ним, и вот теперь, когда Бог посылает мне его прямо в руки, уйти и оставить его?
– Уходи! – властным голосом приказал Иуда. – Это мое дело. Не распускай рук!
– Что ты задумал? Братство желает покончить с ним, тебе про то известно. Он римский наймит: ему платят, чтобы он провозглашал Царство Небесное, вводя в заблуждение народ, чтобы тот не видел, что творится на земле, не видел нашего рабства. А теперь ты… Что ты задумал?
– Ничего. Это моя забота. Уходи!
Варавва повернулся и напоследок бросил взгляд на учеников, которые внимательно следили за их разговором.
– До скорой встречи, ягнятки! – злобно крикнул Варавва. – От Вараввы так легко не отделаешься, мы еще поговорим!
С этими словами он исчез у Давидовых врат.
Хозяин таверны подмигнул Петру.
– Он дал ему указания, – тихо сказал Симон. – «Братство», видите ли! За убийство одного римлянина будет убито десять израильтян. Десять и пятнадцать. Имейте в виду, ребята! Он наклонился и прошептал Петру на ухо:
– Послушай-ка вот еще что: не верьте Иуде Искариоту. Они, рыжебородые… Тут он умолк, потому что рыжебородый снова занял свое, место на скамье.
Иоанн обеспокоенно поднялся, стал у двери, посмотрел по сторонам, по Учителя нигде не было видно. День уже начался, улицы заполнил народ. За Давидовыми вратами простиралась пустыня: щебень, пепел, ни одного зеленого листочка. Только кое-где возвышались белые камни – могильные памятники. В воздухе стоял смрад от трупов, собачьей и верблюжьей падали… Иоанну стало страшно от этой дикости: все здесь было из камня. Из камня – образины, из камня – сердца, из камня – Бог, которому здесь поклоняются. Где же милосердный Бог-Отец, которого нес им Учитель?! О, когда же придет любимый Учитель и они отправятся в Галилею!
– Пошли, братья! – сказал Петр и поднялся, потеряв уже терпение. – Он не придет!
– Я слышу, как он идет к нам… – робко прошептал Иоанн.
– Где же ты услыхал его, духопровидец? – спросил Иаков, – ему не нравилось, что брату являются призраки, и он тоже хотел уже возвратиться на озеро к своим лодкам. – Где ты услыхал его, скажи на милость?
– В сердце моем, – ответил младший брат. – Оно предвидит, оно предчувствует…
Иаков и Петр пожали плечами, но тут вмешался хозяин таверны.
– Парень прав, – сказал он. – Нечего пожимать плечами! Я слышал, будто Ноев Ковчег знаете что такое? Сердце человеческое! Там внутри пребывает Бог со своими созданиям. Все якобы захлебывается в воде и идет ко дну и только Ковчег плывет вместе со своим грузом. Ему все известно – да уж, не смейтесь! – ему все известно, сердцу человеческому!
Заиграли трубы, народ на улице раздался в стороны, поднялся крик. Ученики, словно ужаленные бросились к двери.
Прекрасные юноши левиты несли шитые золотом носилки, внутри которых возлежал, поглаживая бороду, облаченный в шелковые одежды, с лоснящимся от жира лицом, на котором отображалась прожитая беззаботно жизнь, с пальцами, унизанными золотыми перстнями, тучный вельможа.
– Каиафа! – сказал хозяин таверны. – Старый козел, первосвященник. Закройте носы, ребята, – рыба гниет с головы.
Он зажал нос и сплюнул:
– Снова направляется в свои сады нажраться, напиться, порезвиться со своими женщинами и мальчиками. Эх, да будь я Богом! Говорят, мир уже вист на волоске, так я бы оборвал этот волосок – да, клянусь вином! – оборвал бы его и катился бы мир к Дьяволу!
– Пошли отсюда! – снова сказал Петр. – Здесь для нас добром не кончится. Мое сердце тоже имеет уши и глаза и потому кричит мне: «Уходите! Уходите, злополучные!»
Сказав, что он услышал собственное сердце, он и вправду услышал его, испугался, вскочил, схватил из угла первый попавшийся посох. Все тоже вскочили и, видя испуг Петра, тоже перепугались.
– Если он придет, Симон, – ты ведь знаком с ним – скажи, что мы направились в Галилею, – дал поручение Петр.
– А платить кто будет? – обеспокоенно спросил хозяин таверны. – Головка, вино…
– Ты веришь в загробную жизнь, Симон Киренянин? – спросил Петр.
– Верю.
– Так вот, даю тебе слово, – а если хочешь, дам его тебе и в письменном виде, – там я тебе и заплачу.
Хозяин таверны почесал свою огромную голову.
– Как?! Разве ты не веришь в загробную жизнь?! – строго спросил Петр.
– Верю, Петр, верю. Но не настолько…
Глава 20
И тут среди этого разговора голубая тень упала на порог, и все сразу же отпрянули: Иисус стоял на пороге, с израненными ногами, в перепачканной грязью одежде, с неузнаваемо изменившимся лицом. Кто это? Ласковый Учитель или свирепый Креститель? Кручеными косами ниспадали на плечи его волосы, кожа выгорела на солнце и задубела, щеки запали, увеличившиеся глаза, казалось, занимали теперь все лицо, а правая рука была с силой сжата в кулак. Точь-в-точь таким был кулак Крестителя, такими были его волосы, щеки, глаза. Ученики молча уставились на него, разинув рты. Казалось, двое их соединились в одном теле.
«Это он убил Крестителя, – подумал Иуда и посторонился, уступая дорогу взволнованному пришельцу. – Он. Он».
Иуда наблюдал, как Иисус переступил через порог, как смерил строгим взглядом каждого, как закусил губу…
«Все забрал у него, все… – подумал Иуда. – Взял его тело. Но взял ли его душу и его гневное слово? Сейчас он отверзнет уста, и мы узнаем это…»
Некоторое время все молчали. Даже воздух в таверне стал другим. Хозяин забился в угол и, широко раскрыв глаза, смотрел на Иисуса. А тот медленно шел вперед, закусив губу, со вздувшимися на висках жилами. И вдруг раздался хриплый, гневный голос, повергший учеников в трепет: это был не его голос, но голос грозного пророка Крестителя:
– Уходить собрались?
Никто не ответил. Каждый старался спрятаться за спину другого.
– Уходить собрались? – снова грозно спросил Иисус. – Отвечай, Петр!
– Учитель, – сказал тот голосом, в котором была растерянность, – Учитель, Иоанн услыхал в сердце своем твои шаги, и мы собрались уже выйти тебе навстречу…
Иисус нахмурил брови. Горечь и гнев охватили его, но он нашел в себе силы совладать с ними.
– Пошли, – сказал Иисус и повернулся к двери. И тут он увидел Иуду, который стоял в стороне и смотрел на него своими жестокими голубыми глазами.
– Ты тоже с нами, Иуда? – спросил Иисус.
– Я не оставлю тебя, ты же знаешь. До самой смерти.
– Этого мало. Слышишь? Мало! И после смерти тоже. Пошли.
Из-за бочек выскочил забившийся туда хозяин таверны.
– Всего хорошего, ребята! – воскликнул он. – Хорошо, что все прояснилось! Счастливого пути, галилеяне! Как попадете в Рай – чего вам от души желаю! – не забудьте про вино, которым я вас потчевал! И про головку!
– Даю тебе слово, – ответил Петр с серьезным выражением лица, на котором было огорчение.
Ему стало стыдно, что он солгал со страху, а Учитель, несомненно, понял это, потому как гневно нахмурил брови. «Эх, Петр, малодушный лгун и предатель! – мысленно ругал он сам себя. – Когда же ты наконец станешь человеком?! Когда научишься преодолевать страх?! Когда перестанешь вращаться то в одну, то в другую сторону словно ветряная мельница?!»
Они все еще стояли у входа в таверну, ожидая, куда поведет их Учитель, но тот неподвижно застыл, слушая доносившуюся из-за Давидовых врат тягостную, заунывную мелодию, издаваемую высокими, надрывными голосами. Это были прокаженные, валявшиеся во прахе и простиравшие к прохожим обрубки своих рук, тихо напевая о величии Давидовом и о милосердии Бога, наславшего на них проказу, чтобы здесь, на земле, искупили они грехи свои и когда-то в грядущей жизни солнцем засияли в вечности их лица.
Скорбь охватила Иисуса, и он повернулся к городу. Лавки, мастерские, таверны были открыты, улицы полны людей. Как спешили, как кричали они, как обильно поднимались над ними испарения их пота! Грозный гул исходил от лошадей, людей, труб, барабанов. Страшным зверем предстал пред ним этот священный город, больным зверем, утробу которого заполняют проказа, безумие и смерть.
Улицы гудели все сильнее и сильнее, люди торопились.
«К чему эта спешка? Куда они торопятся? – подумал Иисус и вздохнул. – Все, все они торопятся в ад!»
Волнение охватило его. А может быть, его долг остаться здесь, в этом человекопожирающем городе, взойти на кровлю Храма и возглашать: «Покайтесь! Пришел День Господень!»?
«О, как нуждаются эти несчастные, запыхавшиеся, снующие туда-сюда по улицам люди в покаянии и утешении беспечных рыбаков и пахарей из Галилеи! Останусь здесь и здесь провозглашу погибель земли и Царство Небесное!»
Не в силах больше скрывать мучившую его боль, Андрей подошел к Иисусу и сказал:
– Учитель, они схватили Крестителя и убили его!
– Не беда, – спокойно ответил Иисус. – Он успел исполнить свой долг. Теперь дело за нами, Андрей.
И, увидав, что глаза старого ученика Предтечи наполняются слезами, добавил, ласково потрепав его по плечу:
– Не кручинься, Андрей. Умирает только тот, кто не успел стать бессмертным. А он успел: Бог дал ему время.
Произнеся эти слова, он почувствовал внутреннее озарение: воистину все в этом мире зависит от времени, которое дает созреть всему. Если есть достаточно времени, то человеческую грязь внутри себя можно преобразовать в дух и тогда незачем бояться смерти; если же времени не хватило, тогда все пропало…
«Боже мой, – мысленно взмолился Иисус, – Боже мой, дай мне время… Теперь только об одном прошу Тебя: дай мне время…»
Он чувствовал внутри себя еще слишком много грязи, чувствовал себя еще слишком человеком: он был еще подвластен гневу, страху, ревности. Он вспомнил о Магдалине, и взгляд его затуманился. А еще вчера вечером, когда он тайком поглядывал на Марию, сестру Лазаря…
Иисус покраснел, ему стало стыдно, и он тут же принял решение:
«Уйду из этого города, час моего убиения еще не пришел, я еще не готов… Боже мой, – снова мысленно взмолился он, – дай мне время. Время, и ничего больше…»
Он кивнул ученикам и сказал:
– Возвращаемся в Галилею, товарищи. Во имя Бога!
Словно уставшие и изголодавшиеся кони, которые возвращаются к желанным Яслям, спешили теперь ученики к Геннисаретскому озеру. Впереди снова, как всегда, бодро насвистывая, шагал рыжебородый Иуда. Впервые за многие годы на душе у него было так радостно. Суровость Учителя, его лицо и голос теперь, после возвращения из пустыни, были очень по сердцу Иуде.
«Он убил Крестителя, – все время мысленно повторял рыжебородый. – Он вобрал его в себя, агнец и лев соединились, стали единым целым. Может, и вправду Мессия есть агнец и лев, как прадавние чудища?» – Он шагал впереди, насвистывая, и все ожидал.
«Нет, не может этого быть. В одну из этих ночей по пути к озеру он отверзнет уста, заговорит и откроет нам тайну:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Петр смотрел, как головка стынет, но все не решался протянуть руку и вынуть из нее глаза. Он непрестанно видел перед собой Крестителя: и он вот так же смотрел на людей глазами навыкате.
– Итак, послушайте, чтобы просветился ваш умишко, – продолжал хозяин таверны. – Когда Бог сотворил мир – и захотелось же Ему этих хлопот, благословенному! – и отмывал руки от глины, Он кликнул, чтобы все новосотворенное явилось пред очи Его, и горделиво спросил: «Эй, птички и всякая прочая живность, как вам нравится сколоченный мною мир? Может быть, найдете какой-нибудь изъян?» Все тут же принялись реветь, мычать, мяукать, лаять, блеять и щебетать: «Никакого! Никакого! Никакого!» «Примите мое благословение, – сказал Бог. – И Я тоже – клянусь верой! – не нахожу никакого изъяна. Да здравствуют длани Мои!»
– Но тут на глаза Ему попались петух и свинья, которые стояли опустив головы и не проронив ни звука. «Эй, свинья, – воскликнул Бог, – а ты, твое превосходительство петух, вы почему молчите?! Может быть, вам не нравится сотворенный Мною мир? Неужто ему чего-то недостает?» Но те ни слова в ответ! Их, видите ли, научил Дьявол, шепнув им на ухо: «Скажите Ему вот что: «Миру недостает стелющегося по земле корня. Из него произрастает виноград, который нужно подавить, поместить в бочку и сделать из него вино». «Что молчите, твари?» – снова крикнул Бог, занося ручищу. И только тогда эти двое животных, которым Дьявол придал отваги, подняли головы: «Что тут сказать, Первотворец? Да здравствуют длани Твои, прекрасен Твой мир – тьфу, чтоб не сглазить! – но ему недостает стелющегося по земле корня, из которого произрастает виноград: его нужно подавить, поместить в бочку и сделать из него вино». «Ах вот как?! Вот я вам сейчас покажу, мошенники! – вскричал Бог, охваченный яростью. – Вина вам от Меня захотелось, пьянства, брани да блевотины? Да произрастет виноград!» Он засучил рукава, взял глины, вылепил лозу, посадил ее. «Да будет проклят всякий, кто перепьет! – изрек Бог. – Да имеет он петушиные мозги и свиное рыло!»
Все засмеялись, забыли о Крестителе и набросились на жареную головку. Самым проворным оказался Иуда, который в два счета вскрыл череп и набрал полную пригоршню бараньего мозга. При виде такого разбоя хозяин таверны перепугался. «Не оставят мне ни косточки», – подумал он.
– Эй, ребята, ешьте и пейте на здоровье, но не забывайте и покойного Иоанна Крестителя. Ох, бедная его головушка!
Все так и застыли на месте с куском в руке. А Петр, который жевал глаз, собираясь проглотить его, чуть было не подавился: проглотить глаз было противно, а выплюнуть жалко. Что было делать? Только Иуда не стеснялся. Симон наполнил стаканы:
– Вечная ему память! Жаль его головушку. И за ваше здоровье, ребята!
– И за твое тоже, пройдоха! – сказал Петр, собрался с духом и проглотил глаз.
– Не беспокойся, мне-то бояться нечего, – ответил хозяин таверны. – Я в дела Божьи не вмешиваюсь, а спасать людей мне никогда бы и в голову не пришло! Я держу таверну, я не ангел и не архангел, как вы, – от этого-то я избавлен – сказал он и схватил все, что осталось от головки.
Петр открыл было рот, но тут голос у него пропал: какой-то верзила дикою вида, с изрытым оспой лицом, остановился у двери и заглянул внутрь. Товарищи забились в угол, а Петр спрятался за широкие плечи Иакова.
– Это Варавва! – проворчал Иуда, сдвигая брови. – Входи!
Варавва согнул свою могучую шею, разглядел во мраке учеников, и его свирепая образина язвительно усмехнулась:
– Привет, ягнятки! Я обшарил всю землю, чтобы вытащить вас из норы.
Хозяин таверны поднялся, бормоча себе что-то под нос, и принес ему чашу.
– Тебя только не хватало, атаман Варавва, – проворчал он.
Его брало зло, что всякий раз, заглядывая в таверну, тот напивался допьяна и затевал ссору с проходившими мимо римскими солдатами, а ему это доставляло одни неприятности.
– Только не затевай снова своего обычного свинопетушения!
– Послушай-ка, до тех пор пока неверные попирают землю Израиля, я не сдамся – даже мысль такую выбрось из головы! Принеси закуску, шкура негодная!
Хозяин таверны подтолкнул к нему сковороду с костями.
– Жри, зубы у тебя собачьи, разгрызут и кости.
Варавва одним духом осушил свою чашу, подкрутил усы и повернулся к ученикам.
– А где же добрый пастырь, ягнятки? – спросил он, и в глазах у него заиграли искры. – У меня с ним старые счеты.
– Ты захмелел, прежде чем выпил, – строго сказал Иуда. – Твои славные деяния до сих пор доставляли нам одни только хлопоты. Довольно!
– Зачем он тебе? – без страха спросил Иоанн. – Он святой человек и, когда идет, смотрит себе под ноги, чтобы даже муравья не раздавить.
– «Даже муравья не раздавить» значит «бояться». Разве он мужчина?
– Он вырвал у тебя из лап Магдалину. Ты все фыркаешь на него, а ему до тебя и дела нет, – отважился и Иаков.
– Он оскорбил меня, – прорычал Варавва, и в глазах у него потемнело. – Он оскорбил меня и заплатит за это?
Но тут Иуда схватил его за плечо, отвел в сторону и тихо, но быстро и гневно проговорил:
– Что ты здесь околачиваешься? Почему ты оставил горы Галилеи? Братство там выделило тебе логово. Здесь, в Иерусалиме, распоряжаются другие.
– Разве мы не сражаемся за свободу? – яростно возразил Варавва. – Я свободен и потому поступаю, как знаю. Я тоже пришел сюда посмотреть, что представляет себя этот Креститель, который творил чудеса и посылал знамения. А вдруг он и есть Тот, кого мы ожидаем? Пришел наконец, чтобы встать во главе и начать расправу. Но я не успел: ему отрубили голову. Что скажешь об этом ты, мой старшой Иуда?
– Скажу, чтобы ты встал, ушел отсюда и не совался в чужие дела.
– Ушел? Ты это серьезно? Я пришел ради Крестителя и нападаю на след Сына Плотника. Я столько времени охочусь за ним, и вот теперь, когда Бог посылает мне его прямо в руки, уйти и оставить его?
– Уходи! – властным голосом приказал Иуда. – Это мое дело. Не распускай рук!
– Что ты задумал? Братство желает покончить с ним, тебе про то известно. Он римский наймит: ему платят, чтобы он провозглашал Царство Небесное, вводя в заблуждение народ, чтобы тот не видел, что творится на земле, не видел нашего рабства. А теперь ты… Что ты задумал?
– Ничего. Это моя забота. Уходи!
Варавва повернулся и напоследок бросил взгляд на учеников, которые внимательно следили за их разговором.
– До скорой встречи, ягнятки! – злобно крикнул Варавва. – От Вараввы так легко не отделаешься, мы еще поговорим!
С этими словами он исчез у Давидовых врат.
Хозяин таверны подмигнул Петру.
– Он дал ему указания, – тихо сказал Симон. – «Братство», видите ли! За убийство одного римлянина будет убито десять израильтян. Десять и пятнадцать. Имейте в виду, ребята! Он наклонился и прошептал Петру на ухо:
– Послушай-ка вот еще что: не верьте Иуде Искариоту. Они, рыжебородые… Тут он умолк, потому что рыжебородый снова занял свое, место на скамье.
Иоанн обеспокоенно поднялся, стал у двери, посмотрел по сторонам, по Учителя нигде не было видно. День уже начался, улицы заполнил народ. За Давидовыми вратами простиралась пустыня: щебень, пепел, ни одного зеленого листочка. Только кое-где возвышались белые камни – могильные памятники. В воздухе стоял смрад от трупов, собачьей и верблюжьей падали… Иоанну стало страшно от этой дикости: все здесь было из камня. Из камня – образины, из камня – сердца, из камня – Бог, которому здесь поклоняются. Где же милосердный Бог-Отец, которого нес им Учитель?! О, когда же придет любимый Учитель и они отправятся в Галилею!
– Пошли, братья! – сказал Петр и поднялся, потеряв уже терпение. – Он не придет!
– Я слышу, как он идет к нам… – робко прошептал Иоанн.
– Где же ты услыхал его, духопровидец? – спросил Иаков, – ему не нравилось, что брату являются призраки, и он тоже хотел уже возвратиться на озеро к своим лодкам. – Где ты услыхал его, скажи на милость?
– В сердце моем, – ответил младший брат. – Оно предвидит, оно предчувствует…
Иаков и Петр пожали плечами, но тут вмешался хозяин таверны.
– Парень прав, – сказал он. – Нечего пожимать плечами! Я слышал, будто Ноев Ковчег знаете что такое? Сердце человеческое! Там внутри пребывает Бог со своими созданиям. Все якобы захлебывается в воде и идет ко дну и только Ковчег плывет вместе со своим грузом. Ему все известно – да уж, не смейтесь! – ему все известно, сердцу человеческому!
Заиграли трубы, народ на улице раздался в стороны, поднялся крик. Ученики, словно ужаленные бросились к двери.
Прекрасные юноши левиты несли шитые золотом носилки, внутри которых возлежал, поглаживая бороду, облаченный в шелковые одежды, с лоснящимся от жира лицом, на котором отображалась прожитая беззаботно жизнь, с пальцами, унизанными золотыми перстнями, тучный вельможа.
– Каиафа! – сказал хозяин таверны. – Старый козел, первосвященник. Закройте носы, ребята, – рыба гниет с головы.
Он зажал нос и сплюнул:
– Снова направляется в свои сады нажраться, напиться, порезвиться со своими женщинами и мальчиками. Эх, да будь я Богом! Говорят, мир уже вист на волоске, так я бы оборвал этот волосок – да, клянусь вином! – оборвал бы его и катился бы мир к Дьяволу!
– Пошли отсюда! – снова сказал Петр. – Здесь для нас добром не кончится. Мое сердце тоже имеет уши и глаза и потому кричит мне: «Уходите! Уходите, злополучные!»
Сказав, что он услышал собственное сердце, он и вправду услышал его, испугался, вскочил, схватил из угла первый попавшийся посох. Все тоже вскочили и, видя испуг Петра, тоже перепугались.
– Если он придет, Симон, – ты ведь знаком с ним – скажи, что мы направились в Галилею, – дал поручение Петр.
– А платить кто будет? – обеспокоенно спросил хозяин таверны. – Головка, вино…
– Ты веришь в загробную жизнь, Симон Киренянин? – спросил Петр.
– Верю.
– Так вот, даю тебе слово, – а если хочешь, дам его тебе и в письменном виде, – там я тебе и заплачу.
Хозяин таверны почесал свою огромную голову.
– Как?! Разве ты не веришь в загробную жизнь?! – строго спросил Петр.
– Верю, Петр, верю. Но не настолько…
Глава 20
И тут среди этого разговора голубая тень упала на порог, и все сразу же отпрянули: Иисус стоял на пороге, с израненными ногами, в перепачканной грязью одежде, с неузнаваемо изменившимся лицом. Кто это? Ласковый Учитель или свирепый Креститель? Кручеными косами ниспадали на плечи его волосы, кожа выгорела на солнце и задубела, щеки запали, увеличившиеся глаза, казалось, занимали теперь все лицо, а правая рука была с силой сжата в кулак. Точь-в-точь таким был кулак Крестителя, такими были его волосы, щеки, глаза. Ученики молча уставились на него, разинув рты. Казалось, двое их соединились в одном теле.
«Это он убил Крестителя, – подумал Иуда и посторонился, уступая дорогу взволнованному пришельцу. – Он. Он».
Иуда наблюдал, как Иисус переступил через порог, как смерил строгим взглядом каждого, как закусил губу…
«Все забрал у него, все… – подумал Иуда. – Взял его тело. Но взял ли его душу и его гневное слово? Сейчас он отверзнет уста, и мы узнаем это…»
Некоторое время все молчали. Даже воздух в таверне стал другим. Хозяин забился в угол и, широко раскрыв глаза, смотрел на Иисуса. А тот медленно шел вперед, закусив губу, со вздувшимися на висках жилами. И вдруг раздался хриплый, гневный голос, повергший учеников в трепет: это был не его голос, но голос грозного пророка Крестителя:
– Уходить собрались?
Никто не ответил. Каждый старался спрятаться за спину другого.
– Уходить собрались? – снова грозно спросил Иисус. – Отвечай, Петр!
– Учитель, – сказал тот голосом, в котором была растерянность, – Учитель, Иоанн услыхал в сердце своем твои шаги, и мы собрались уже выйти тебе навстречу…
Иисус нахмурил брови. Горечь и гнев охватили его, но он нашел в себе силы совладать с ними.
– Пошли, – сказал Иисус и повернулся к двери. И тут он увидел Иуду, который стоял в стороне и смотрел на него своими жестокими голубыми глазами.
– Ты тоже с нами, Иуда? – спросил Иисус.
– Я не оставлю тебя, ты же знаешь. До самой смерти.
– Этого мало. Слышишь? Мало! И после смерти тоже. Пошли.
Из-за бочек выскочил забившийся туда хозяин таверны.
– Всего хорошего, ребята! – воскликнул он. – Хорошо, что все прояснилось! Счастливого пути, галилеяне! Как попадете в Рай – чего вам от души желаю! – не забудьте про вино, которым я вас потчевал! И про головку!
– Даю тебе слово, – ответил Петр с серьезным выражением лица, на котором было огорчение.
Ему стало стыдно, что он солгал со страху, а Учитель, несомненно, понял это, потому как гневно нахмурил брови. «Эх, Петр, малодушный лгун и предатель! – мысленно ругал он сам себя. – Когда же ты наконец станешь человеком?! Когда научишься преодолевать страх?! Когда перестанешь вращаться то в одну, то в другую сторону словно ветряная мельница?!»
Они все еще стояли у входа в таверну, ожидая, куда поведет их Учитель, но тот неподвижно застыл, слушая доносившуюся из-за Давидовых врат тягостную, заунывную мелодию, издаваемую высокими, надрывными голосами. Это были прокаженные, валявшиеся во прахе и простиравшие к прохожим обрубки своих рук, тихо напевая о величии Давидовом и о милосердии Бога, наславшего на них проказу, чтобы здесь, на земле, искупили они грехи свои и когда-то в грядущей жизни солнцем засияли в вечности их лица.
Скорбь охватила Иисуса, и он повернулся к городу. Лавки, мастерские, таверны были открыты, улицы полны людей. Как спешили, как кричали они, как обильно поднимались над ними испарения их пота! Грозный гул исходил от лошадей, людей, труб, барабанов. Страшным зверем предстал пред ним этот священный город, больным зверем, утробу которого заполняют проказа, безумие и смерть.
Улицы гудели все сильнее и сильнее, люди торопились.
«К чему эта спешка? Куда они торопятся? – подумал Иисус и вздохнул. – Все, все они торопятся в ад!»
Волнение охватило его. А может быть, его долг остаться здесь, в этом человекопожирающем городе, взойти на кровлю Храма и возглашать: «Покайтесь! Пришел День Господень!»?
«О, как нуждаются эти несчастные, запыхавшиеся, снующие туда-сюда по улицам люди в покаянии и утешении беспечных рыбаков и пахарей из Галилеи! Останусь здесь и здесь провозглашу погибель земли и Царство Небесное!»
Не в силах больше скрывать мучившую его боль, Андрей подошел к Иисусу и сказал:
– Учитель, они схватили Крестителя и убили его!
– Не беда, – спокойно ответил Иисус. – Он успел исполнить свой долг. Теперь дело за нами, Андрей.
И, увидав, что глаза старого ученика Предтечи наполняются слезами, добавил, ласково потрепав его по плечу:
– Не кручинься, Андрей. Умирает только тот, кто не успел стать бессмертным. А он успел: Бог дал ему время.
Произнеся эти слова, он почувствовал внутреннее озарение: воистину все в этом мире зависит от времени, которое дает созреть всему. Если есть достаточно времени, то человеческую грязь внутри себя можно преобразовать в дух и тогда незачем бояться смерти; если же времени не хватило, тогда все пропало…
«Боже мой, – мысленно взмолился Иисус, – Боже мой, дай мне время… Теперь только об одном прошу Тебя: дай мне время…»
Он чувствовал внутри себя еще слишком много грязи, чувствовал себя еще слишком человеком: он был еще подвластен гневу, страху, ревности. Он вспомнил о Магдалине, и взгляд его затуманился. А еще вчера вечером, когда он тайком поглядывал на Марию, сестру Лазаря…
Иисус покраснел, ему стало стыдно, и он тут же принял решение:
«Уйду из этого города, час моего убиения еще не пришел, я еще не готов… Боже мой, – снова мысленно взмолился он, – дай мне время. Время, и ничего больше…»
Он кивнул ученикам и сказал:
– Возвращаемся в Галилею, товарищи. Во имя Бога!
Словно уставшие и изголодавшиеся кони, которые возвращаются к желанным Яслям, спешили теперь ученики к Геннисаретскому озеру. Впереди снова, как всегда, бодро насвистывая, шагал рыжебородый Иуда. Впервые за многие годы на душе у него было так радостно. Суровость Учителя, его лицо и голос теперь, после возвращения из пустыни, были очень по сердцу Иуде.
«Он убил Крестителя, – все время мысленно повторял рыжебородый. – Он вобрал его в себя, агнец и лев соединились, стали единым целым. Может, и вправду Мессия есть агнец и лев, как прадавние чудища?» – Он шагал впереди, насвистывая, и все ожидал.
«Нет, не может этого быть. В одну из этих ночей по пути к озеру он отверзнет уста, заговорит и откроет нам тайну:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57