Все на меня сгрузили. Работы в два раза больше, а деньги те же платят.– Ну хватит, базар какой поднял! А кому сейчас больше платят? Тебе хоть те же, а нам вообще зарплату урезали. Э, – махнул рукой старик, – что тут говорить? Давай, что ли, делом лучше займемся.– Вот это уже другой разговор, – обрадовался водитель. – В общем, мужики, вы по ящику выносите, а я тут буду сгружать, – распорядился он.– Ишь ты какой прыткий, – перебил его Михалыч. – Скомандовал уже. Да ты знаешь, что у нас там все завалено. Сам черт ногу сломит. Ничего не найдешь.Как всегда, набросали все в кучу. Где? Чье? А нам на каждой станции разбираться.– Пошли лучше глянем, что там тебе полагается, – позвал Семен в почтовый вагон водителя.В почтовом вагоне царил полумрак. Все было забито ящиками с почтой, которые загораживали свет из окна. Водитель сразу наткнулся на что-то металлическое, сильно ударив ногу.– Вот черт, зараза какая! – выругался он.– Смотри под ноги, а то расшибешься, – предупредил его Семен.Водитель наклонился, чтобы посмотреть, обо что ударился, и в ужасе отпрянул в сторону.– Ой, что тут у вас? – вскрикнул он.– Что-что? Не видишь, что ли? Гроб, – спокойно проговорил дед.– Е-мое, приятный у вас попутчик, – проговорил водитель. – С покойником-то ехать веселее?– Не покойник, а покойница, – поправил его Дед.– Ну тем более, с бабой еще приятнее, а? – подмигнул водитель Михалычу.– Ей теперь не до мужиков, – вздохнул дед.– Это точно.– Ну что, братва, грузить будем? А то мне… – начал было снова ныть водитель.– Давай грузи, если такой умный, – кивнул на беспорядок в вагоне дед.– Мы на прошлой станции из-за одного ящика все тут перерывали – никак найти не могли, – вставил молодой.– Цыц! – скомандовал дед. – Делаем так! Тебя как зовут? – обратился он к водителю.– Володя, – назвался тот.– В общем, так, Вова. Тут, сам видишь, без ста граммов ничего не разобрать. И в прямом, и в переносном смысле. Потому будем последовательны.Старый посмотрел на молодого напарника, и тот тут же нагнулся над каким-то ящиком, стоявшим возле гроба. Оттуда появилась початая бутылка водки, сало, лук, хлеб, два пластмассовых стакана и одна металлическая кружка. Все это молодой быстро разложил на крышке металлического гроба. Не забыл даже под закусь постелить газетку.– Да вы чего, мужики? – возмутился Володя, впрочем, неуверенно, а так – больше для приличия. – На гробе пить?– А где еще? Ты посмотри – все столы завалены. Не на полу же – мы ведь все-таки люди!Сели вокруг гроба, как вокруг стола. Только разве что на корточках.Разлили в два пластмассовых стакана. Порезали сало, лук, хлеб – все, как положено.– Ну! – полез чокаться водитель.– Подожди, – угрюмо остановил его Михалыч. – Не чокаться.– Это почему же? – спросил Володя.– Порядок такой, – вставил Семен.– Помянем рабу Божью Антонину. Пусть земля ей будет пухом, – торжественно произнес дед. Помолчали немного и по команде деда выпили.– Ой, ребята, вы даете, – захихикал Володя, закусывая. – Да откуда вы знаете, что она Антонина?– А как же? Раз покойника везем, значит, должны про него знать, кто он и что он, – сказал Дед.– Мы документы на нее в первую очередь изучили, – добавил Семен. – Антонина Петровна Ларина. Девятнадцатого года рождения.– Хорошо пожила бабка, – водитель. – Нам бы столько! – захрустел луком – Каждому свое! – вставил философски дед.– Так вы ей от Львова до Москвы поминки устроили? – снова захохотал быстро захмелевший Володя.– А как же! – серьезно ответил Михалыч. – Третью бутылку уже поминаем.Должна быть довольна бабка.– Все-то оно хорошо, да вот как-то на гробе, не по себе это – есть, пить, – поежился водитель тележки.– Да ну! Это по первому разу только не по себе. А потом привыкаешь, втягиваешься. – Михалыч закурил «Приму». – На моем веку их столько было. Я уж в почтовых вагонах не один десяток лет езжу. А вот всех своих покойников, которых перевозил, помню. И как зовут, и сколько лет…– Ну ты, дед, даешь! – восхитился Володя.– И никто на меня из них не может быть в обиде. Никого не обидел. Всех достойно проводил в последний путь.– Да, это святое, – выдохнул Володя и покосился на бутылку.Разлили еще по одной.– Вот у Семена это второй покойник, – продолжал дед, кивнув на молодого напарника. – По первому – так он даже блевал. Так непривычно ему было. А теперь смотри, ничего. Ну давайте еще помянем Антонину.Снова выпили и помолчали. За последующим задушевным разговором о вечном не заметили, как диспетчер объявил в громкоговоритель: «До отправления поезда Львов – Москва остается пять минут».И только когда дежурный по вокзалу заметил брошенную у вагона почтовую тележку и закричал: «Володька, паразит, где тебя черти носят!» – тогда вскочили, забегали, стали вытаскивать ящики с почтой.– Ты там, Володька, если чего мы тебе не то сгрузили, не обессудь. Обратно через день поедем, отдашь. А мы тебе, значит, твое отдадим, – кричал Михалыч через окно движущегося поезда водителю тележки.– Все нормалек, ребята! – духарился опьяневший Володя. – Вы, главное, Антонину довезите в целости и сохранности.– Да довезем, будь спокоен, паря, – махал ему дед. Глава 54ЛАРИН – Виктор Андреевич, может, вам кофе – взбодриться? А то на вас лица нет, – заглянула в кабинет к Ларину секретарша.– Я бы с удовольствием, Оленька, только думаю, что взбодриться мне сегодня уже не дадут! – Начальник вокзала был рад тому, что секретарша отвлекла его от мрачных мыслей.– Да ну их всех в баню! Человеку даже попить не дают. Совести у них просто нет – насели на вас, хотя вы вообще могли сегодня не выходить на работу. С таким-то горем.– Да, кстати, как там львовский? – вспомнил Ларин про гроб с телом матери.– Все четко. Через час ожидаем в Москве – по расписанию. – Секретарша засуетилась вокруг кофейника. – Так, кладите сахар, а я сейчас.Ольга выскочила к себе в приемную и через минуту вернулась с бутылкой бальзама.– Да ты что, милая! – удивился Виктор Андреевич. – Ты же в курсе, что я на работе не пью.– Это же не водка, а лечебный бальзам. Для тонуса. Для улучшения кровообращения. Для стимуляции сердечной деятельности. Между прочим, настоян на десяти лечебных травах.– И на спирту, – повертел в руках бутылку Ларин. – Ого, тридцать восемь оборотов. Ничего себе лечебный бальзамчик.– Перестаньте, вас сейчас и чистый спирт не возьмет. Давайте я вам плесну прямо в кофе.– Что, я так мерзко выгляжу?– Я знаю, что вы считаете меня полной дурой, но все же кое-что я чувствовать могу. И по-моему, за пять лет работы с вами я никогда не видела вас в таком состоянии.– Это мы с тобой вместе пять лет уже работаем? – удивился Ларин. – Как же быстро время летит.– Да не так-то уж быстро.– Это в твоем возрасте. А в моем – годы проносятся, как столбы за окном скорого поезда. Да что там годы – десятилетия. Ничего не успеваешь почувствовать. Ладно, не буду на тебя мрачные мысли наводить. – Ларин отхлебнул кофе. – Слушай, а бальзамчик ничего, чувствуется. А ты, Ольга? Что ты себе кофе не наливаешь?– Да не положено мне с вами, – по-служебному ответила секретарша.– Ну-ну. Не выдумывай. Давай я лучше за тобой поухаживаю. Тебе сколько сахару? – Виктор Андреевич засуетился вокруг кофейника.– Две. Ой, только лучше я сама налью. А то как-то неудобно. Вы все-таки мой начальник.– Да брось! Давай, Оленька, хряпнем по пятьдесят граммов твоего бальзама?В чистом виде. Без кофе, – разошелся начальник вокзала.– Что вы, Виктор Андреевич, мы ведь на работе? – растерялась девушка.– Один раз ничего. Можно.Он достал из бара рюмки и налил в них бальзам.– Ну, за тебя, Оленька. За твою счастливую жизнь, которая только начинается! – поднял рюмку Ларин.– И за вашу, Виктор Андреевич! У вас ведь она тоже не заканчивается.– Будет тебе, Оля, – залпом выпил Виктор Андреевич. – Я свою жизнь уже прожил. Наверное, в том смысле, что ничего в ней нового уже произойти не может.– Не надо так. Ведь каждый день может случиться что-то новое!– Новыми у меня могут быть только неприятности, да и то на старый лад, – махнул рукой Ларин. – Вот тебе сколько лет, Оленька?– Двадцать три.– Ты еще не замужем. Нет детей. Учишься на заочном. Закончишь институт – будет новая работа. Уже настоящая, по специальности. То есть с тобой еще столько совершенно новых, этапных событий должно произойти в жизни – и свадьба, и рождение ребенка, и новое дело. А у меня это все уже позади.– Но внуков же еще не было?– Разве что внуков, – усмехнулся Ларин.Он налил себе еще бальзам. Вопросительно посмотрел на Ольгу, но девушка покачала головой. Виктор Андреевич выпил сам. Алкоголь не брал. Однако расслабление и облегчение действительно пришло.– А любовников у тебя много было? – неожиданно для себя самого спросил Ларин.– Да не очень, – с неохотой отозвалась Ольга.– А сколько лет было самому старому из них?– Сколько лет? – задумалась Оленька. – Да вот в прошлом году у меня был один старпер. Ему аж сорок два года было.– Сорок два, – мечтательно проговорил Ларин. – Такой хороший для мужчины возраст.– Ой, извините, Виктор Андреевич. Про старость это я что-то не то сказала, – заметила свою бестактность Ольга. – Вот вам уже почти шестьдесят, а вы еще совсем даже ничего.– Да брось ты, Оленька, глупости говорить. А то будто я не знаю, что ты по этому поводу думаешь.– Нет-нет. Я правду говорю. Вот есть мужчины, которые остаются мужчинами всегда, независимо от возраста. А есть, которые уже в тридцать плюгавые старики. Вот вы как раз настоящий мужчина. Ваш возраст совсем не бросается в глаза. Он попросту для женщины не важен.«А не такая она дурочка, – подумал про себя Ларин. – По крайней мере, во взаимоотношениях женщины и мужчины разбирается».– Бывает ведь, что и женщина до старости остается как девочка. Я не внешность имею в виду. А то, что глаз у нее горит, как у молодой, и энергия сексуальная чувствуется.«Такие женщины в солидном возрасте редко бывают, но все-таки имеются», – рассудил Ларин.Он снова налил себе.– Виктор Андреевич, а вам плохо не будет? Он все-таки лечебный. Там определенная доза нужна.– Ничего, – выпил третью рюмку Ларин.После третьей уже зацепило. Хотелось говорить о наболевшем.– Скажи, а ты вот с таким, как я, могла бы лечь в постель? – спросил он с нарочитой веселостью.– Ой, что за вопросы у вас такие? – насторожилась Оленька.– Не боись, – Ларин дружески потрепал девушку по руке. – Вопросы эти тебе, милая, ничем не грозят. И ответы твои – тем более. Только честно скажи, очень прошу тебя.– Не знаю. Может, если бы очень сильно полюбила вас. Это же естественно.– А за деньги, за то, чтобы не вылететь с работы?– Может, и смогла, если б очень приспичило, – неуверенно пожала плечами Ольга.– И не противно было бы обнимать старое, обрюзгшее тело? – ковырнул свое больное место Ларин.– Это у вас-то обрюзгшее? – искренне удивилась Оленька. – Да любому тридцатилетнему такое тело за счастье иметь. Вы даже себе не представляете, что о вас бабы говорят. Просто вы неприступным кажетесь, а так каждая вторая вашей бы была.«Или тонко успокаивает меня, или мне в самом деле еще не конец», – подумал Ларин, но на душе стало легче.Хотелось говорить и говорить. Всю душу излить, все наболевшее. Виктор Андреевич даже и представить не мог, что эта глупышка сама окажется таким бальзамом для него. Не говоря о ее лекарственном, тридцативосьмиградусном.Впервые, наверное, он испытывал к женщине, к тому же молодой и весьма симпатичной, чисто дружеские, теплые чувства. И никакой сексуальности, никакого желания кадрить."А может быть, завеяться с Ольгой на выходные на дачу? – размечтался Ларин. – Без всяких глупостей и сексуальных намеков. А просто как с другом.Ловить рыбу, жечь костер, разговаривать".Он почувствовал, что давно уже испытывает огромную необходимость просто с кем-то поговорить по душам. И чтобы ничто и никто этому не мешали.– Ой, Виктор Андреевич, там кто-то зашел. – Девушка услышала, как группа людей шумно ввалилась в приемную. – Давайте я бутылку спрячу.Только Ольга успела убрать бутылку и рюмки в бар, как в кабинет без стука ввалились три знакомых фээсбэшника. На этот раз с ними был четвертый. Красивый мужчина, черноволосый, кареглазый, веселый, лукавый, властный. Такими были кавказцы в советском кино. Руслан Кантемиров.– Так, свободна, – холодно указал Чернов на дверь секретарше.Вот все думал – пронесет, все надеялся, да нет, даже просто уверен был, обойдет стороной его вокзал такая «честь». С какой стати Кантемирову париться в поезде – куда безопаснее самолет. Нет. Поезд ему зачем-то нужен.Неприятно сжалось сердце. Уже в который раз за этот день, но сейчас почему-то особенно больно.Ольга, бегло взглянув на шефа, тут же скрылась в приемной.Чернов плотно прикрыл за ней дверь, еще раз выглянув в приемную. Помощники по знаку полковника зашли в комнату отдыха начальника вокзала, внимательно осмотрели ее, даже в шкафы заглянули. Кивнули Чернову, что все чисто.Кантемиров уселся без приглашения в кресло у журнального столика и по-хозяйски огляделся вокруг.– Значит, так, Виктор Андреевич. Вашему вокзалу выпала огромная честь.Именно с него отправится в Чечню товарищ Кантемиров. Мы приступаем к последней, самой сложной и опасной, стадии нашей операции. Я думаю, что представлять нашего гостя вам не стоит. Вижу, что вы его узнали, – сказал Чернов.Ларин молча кивнул. Сердце вдруг еще более тягостно заныло, ушло куда-то в сторону, в беспроглядность, в темноту и пустоту. И Ларин почему-то вспомнил не о матери, не о жене или дочери, даже не о самом себе, он вспомнил об Оксане.«Что-то сегодня какой-то странный день. Что-то много всего необычного. Вы. не волнуйтесь, поезда идут по расписанию. Сейчас будет отправляться донецкий. С третьего пути. Занимайте места, прощайтесь, только будьте осторожнее, пожалуйста. Береженого Бог бережет».Голос у Собиновой был грустным. И это словно добавило тоски в сердце Ларина, он даже забыл, что злится на Собинову. Глава 55ФАЛОМЕЕВ Бифштекс по-татарски, будь он неладен! Может, подсыпали что? Нет, не может быть. Алика, женщина восточная, но не до такой же степени. В животе у Фаломеева протяжно заурчало. Он покосился на стеклянную дверь, за которой недавно скрылась Виолетта – Валентина. Какой-то ты мнительный стал, Фаломеев, подумал он про себя. Последние десять минут, пока прохаживался вдоль панорамного стекла экскурсионного офиса, сибиряк гнал от себя прочь разные мысли. Неужели у него, у Фаломеева, как у хренового бойца перед боем, кишки свело? Хотя как взглянуть.Например, такое ни с кем из его знакомых не происходило никогда, да и произойти не могло. После принятия такого решения и в свете последних событий не то чтобы несварение желудка может приключиться, но и недержание мочи можно простить. Он вспомнил Гошу, проходчика из геологоразведки, любимой шуткой которого было громко выпустить газы в общественном месте, а потом самым наглым образом обратиться к любому незнакомцу, стоящему рядом, с укоризной, мол, что же вы, товарищ, так несдержанны, здесь все-таки как-никак люди, надо держать себя в рамках. Только раз побили. В остальных случаях конфуз неминуемо падал на незнакомца.Но так или иначе, решение принято, и не в правилах Фаломеева его отменять.А холодок неуверенности сибиряк постарался растопить, фантазируя на темы дальнейшей жизни. То он представлял себе бесконечную череду курортных картинок, но быстро сообразил – такого быть не может. То представил их в Нягани, в собственном коттедже. Она сидит, свернувшись по-кошачьи, в кресле и листает каталог итальянской мебели. Он такой где-то видел в киоске. Потом вспомнил, что до отдельных коттеджей еще далеко. Не все буровые мастера имели. Потом он перенесся в маленький городок средней полосы России, где не был уже лет восемь и где у него была мать и сестренка. Постой, писали, сестренка выучилась на училку. Выходит, не сестренка, а сестра. И парень наверняка есть. Значит, надо или свой дом ставить, или сестре помогать обзавестись хозяйством. Господи, как все сложно-то стало. Первый раз женился, никаких проблем. Она местная, он при деле. Какое хозяйство? Какие свиньи? Жили в балке. Романтика. Детей по причине той же романтики не завели. А тут? Фаломеев вспомнил про беременность Валентины. Ну что ж, пускай рожает. Он ему как родной будет. Потом еще сделаем.Дело немудреное. В том, что будет мальчик, Фаломеев не сомневался ни секунды.Значит, братья. Своего он тоже ожидал мужеского пола.От таких размышлений сибиряк враз повзрослел. Он вообще рос на глазах, в собственных в том числе, за последние несколько часов понял о женщинах, может быть, больше, чем за всю прошлую жизнь. Обычно ошибочно считаем, что мы их понимаем, а спроси, толком не объясним, за что та или иная нравится. Но если хорошенько покопаться в мозгах, образ распадется на множество чудесных мгновений… Как она ест, курит, спит, ручкой делает вот так…Словом, мелочи… Беда, когда через несколько лет окажется, что ест она с причмоком, заодно прочищая во время трапезы дупла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34