– Зачем так говоришь? У нас шариат есть, мы в Аллаха верим, боимся его кары, – возмутился Аслан.– Шариат, говоришь? – усмехнулся Сергей. – Да у вас для своих один шариат, а для чужих – совсем другой. Противоположный. Руби головы Неверных! Такой вам Аллах шариат завещал для неверных?– Что ты говоришь? – вспылил чеченец. – Ты Коран читал? Ты народ наш видел?– Мстительный и кровожадный народ у вас. Зверье, одним словом! – перебил его блондин. – И пока вас не сотрешь с лица земли, вы не успокоитесь.Аслан злобно засопел, но ничего не ответил. Он сидел в углу у окна и свирепо смотрел на Сергея, казалось, еще немного – и чеченец вцепится блондину в глотку.– У каждой нации есть что-то хорошее, а что-то Плохое! – попробовала выступить в качестве миротворца женщина. – Чего ты так на него взъелся?– А вы знаете, как они пытают наших ребят? – повернулся к ней блондин. – Как режут им уши, носы, снимают скальпы? Как на части рубят – при своих же детях. А те, маленькие звереныши, уже с детства впитывают запах крови.– Да где ты сказок таких наслушался, парень? – тяжко вздохнул Вася.– Телевизор надо чаще смотреть, дядя! И газеты читать, – нехорошо улыбнулся Сергей.Поглощенные разговором, они не заметили, как плавко остановился поезд.– Документики, пожалуйста, – послышалось из коридора вагона.Российские пограничники и таможенники были более доверчивы к пассажирам, чем украинские. У большинства документы проверяли бегло, а вещи осматривали выборочно. В основном у одиноких мужчин молодого и среднего возраста. Более пристально осматривали лиц кавказской национальности, да и то не всех. Может быть, надеялись на своих украинских коллег, которые час назад уже поработали в этих вагонах. У Аслана, например, они посмотрели только паспорт и верхнюю часть сумки.– Декларацию заполнять надо? – спросил у них осведомленный уже в таможенных вопросах Аслан.– Да если ты что захочешь спрятать, разве ты в декларации укажешь? – улыбнулся русский таможенник.Сергей на этот раз сам открыл таможеннику свою сумку и достал из пакета свадебных кукол.– Смотри, мама, – закричал заглянувший в купе Игорек. – Тут две куклы застряли в кольце.– Это точно. Им теперь житья не будет, – засмеялся таможенник, разглядывая кукол.– Надо их вытащить, им же больно, – продолжал мальчик.– Больно не больно – теперь уже надо терпеть, – с усмешкой вздохнул Васечка. – Может быть, и всю жизнь мучиться в этом чертовом обруче, – продолжал он, хитро перемигиваясь со взрослыми пассажирами. – Такие кольца, пацан, когда наденешь, уже вряд ли хорошо себя будешь чувствовать.– Шо ты городишь, дурак старый! – влезла жена Васечки. – Хиба мальцу оно надо знать?– Иди сюда, сынок. Не мешай дядям работать, – дернула мамаша мальчика в свое купе.Сергей поморщился. То ли ему было неприятно, что таможенник нахально вертел в руках его кукол, то ли сам разговор вокруг игрушек раздражал.– Счастливого пути, – пожелал таможенник и вышел.– Ну теперь можно и поспать, – вытянул на полке ноги Аслан, задев стопами сидящего на его постели Сергея.До подушки чеченца на этот раз у таможенников дело не дошло. И можно было быть спокойным.Сергей снова посмотрел в окно.К поезду шли солдаты. Нет, не желторотые лопушки, а контрактники. В масках, с автоматами. Они по двое впрыгивали в вагоны. Вошли и в их.Да, что-то они искали. Опять станут трясти.Он встал и вышел из купе. А через несколько минут в купе ворвались эти самые в масках.– Встать! – схватив ничего не понимающего чеченца, они мгновенно выволокли его из купе. – Руки за голову, ноги на ширине плеч. Не двигаться.Обалдевший Аслан не мог вымолвить ни слова. Один из военных принялся его обыскивать.– Обувь снимай! – грубо бросил он ему, когда нательный осмотр был закончен.– Да что такое, брат? Меня украинцы час назад обыскивали, – послушно снял с себя ботинки чеченец.– Заткни пасть! – Первый в маске принялся внимательно изучать обувь, отворачивая стельки.Второй в это время перетормошил сумки жителя Кавказа. А потом сразу прошелся руками по постели чеченца и быстро добрался до подушки. Тут же разодрал наволочку и вытащил из нее расфасованные пакетики с белым порошком.– Все точно, – повернулся он к своему напарнику. – Наркотики, гад, везет!– А ну пошли, – грубо подтолкнул сильно побелевшего чеченца обыскивающий его военный.– Ты крепче держи его, суку, а то еще дернуть может, – предупредил второй, забирая сумки чеченца с собой.Последнее, что увидел насмерть перепуганный Аслан, – лицо Сергея.Теперь он понял, почему так боялся блондина. Глава 40ЛАРИН Ларин после ухода Вадима еще долго сидел за столом и думал о том, что вот она, жизнь, – в постоянной суете, конфликтах, столкновениях, ненависти и любви, лжи и доброте, в человеческих страстях и слабостях. В это во все она одета, как будто бы запеленута туго, да так, что не освободиться теперь от этих пут до самого конца. И все в этой жизни невыносимо укомплектовано обязанностями по отношению к другим, делами и долгами. Размерено привычками и закостенелыми принципами, правилами повседневного быта. И не осталось в ней уже ни капельки чего-то свежего, нового, живого. Разве об этом мечталось в детстве? Разве этого хотелось в молодости?– Виктор Андреевич, – испуганно трясла за плечи Ларина секретарша. – Что с вами? Вам плохо?Ларин пришел в себя, непонимающе посмотрел на Ольгу.– Чего? – обратился он неизвестно к кому.Почувствовал что-то горячее и влажное на щеке. Боже мой! Неужели слезы?Они, родимые, да прямо ручьями. Докатился! Неужели все-таки старость подошла с ее плаксивостью и сопливостью, сентиментальностью и постоянными выпадениями памятью в прошлое?Ларин с чувством неловкости достал носовой платок, утер постыдную влагу, высморкался.– Что тебе, Оленька? – сказал, виновато улыбаясь.– Я вас по селектору уже жму-жму, а вы не слышите. Напугалась, честное слово! Думала, что случилось, – не скрывая искреннего волнения, говорила секретарша. – Там вам Саперов звонит, – доложила секретарша.Ларин не сразу понял, о ком идет речь. А когда сообразил, то помрачнел.– Пошли его подальше, насколько знание крепких выражений позволяет, – распорядился Виктор Андреевич.– Нет, это старший Саперов. Михал Михалыч – тут же проинформировала Ольга, поняв, что начальник вокзала дает указание посылать Вадима.– Старший? – недоверчиво переспросил Ларин.– Ну да, министр путей сообщения, – уже полностью сделала ясной картину секретарша.Этот звонок был для Ларина неожиданным. Конечно, они иногда встречались по работе с Саперовым, в основном на расширенных совещаниях, но общение между ними было сухим, немногословным и официальным. И всегда в присутствии других. А все свои поручения и приказы для Ларина министр передавал через секретарш, реже – через своих замов. То есть в последний раз они неофициально беседовали друг с другом лет пять назад – по поводу создания фирмы Вадима, и то особо не утруждая себя игрой в доброжелательность. По принципу – более старший по должности излагает свою «просьбу», которую младший по должности не может не исполнить.– Слушаю! – собранным голосом сказал в трубку Виктор Андреевич.– Здравствуй, Витя, – как-то по-домашнему поздоровался министр путей сообщения.Такая манера была несвойственна для тех отношений, какие у них установились в течение последних лет пятнадцати. И это насторожило Ларина.– Добрый день, – нейтрально поздоровался Виктор Андреевич.– Я слышал – у тебя горе. Прими, пожалуйста, мои соболезнования по поводу смерти Антонины Петровны. Пусть земля ей будет пухом.– Спасибо, Миша, – вырвалось у расчувствовавшегося Ларина.Ему было приятно, что Саперов, так же как и уборщица Матвеевна, помнил его мать по имени-отчеству. Хотя что ж здесь удивительного? Сколько раз они с Мишкой в молодые годы отдыхали во время студенческих каникул у его матери в деревне! Было бы странным, если бы Саперов это забыл.– Что ж, Витя! Смерть есть смерть, она мимо человека не пройдет. Жизнь такая быстротечная. Мы вот уже сами деды. Самим впору задумываться о душе. Одни только дети и держат на этом свете. Только они еще и заставляют суетиться, что-то делать, их поправлять, поддерживать…«Как-то он быстро от смерти к детям перешел, – подумал про себя Ларин. – Неужели по поводу сыночка звонит? А начал-то с соболезнования, с задушевных разговоров. Эх, Мишка, Мишка! Каким ты в молодости был, таким и остался».– Кстати, сегодня проводил коллегию. Слышишь?– Да. Ты для этого позвонил? У тебя коллегии каждую неделю.– Эта была особенная. Рассматривали твой проект.У Ларина сладко сжалось сердце – наконец.– Одобрили, – продолжил Саперов. – И решили пробивать его. Это ты здорово придумал.– Уже второй год…– Знаю, знаю. Не все так быстро. Но есть и еще одна новость для тебя, думаю, приятная. Тебя решено назначить руководителем проекта. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.– Какими последствиями? – насторожился Ларин.– Я думаю, самыми благоприятными. Построишь своего монстра и станешь начальником этого мега-вокзала. В общем, так мы решили. Не все были согласны, на возраст твой указывали, но я тебя отстоял.– Спасибо, – совсем расплылся Ларин. Нет, зря он Саперова опасается.– Да не за что, Витя. Мы все же не чужие друг другу. Правду можно и в глаза резать, да?– Да.– И я тебя долго за нос водить не буду. – В голосе Саперова вдруг появились стальные нотки. – Более того, решил тебе поначалу позвонить. Прежде чем принимать меры.– Это вы о чем, Михал Михалыч? – перешел на официальный тон Ларин, нутром уже почувствовав, что разговор пойдет о Вадиме.– А все о том же, Витя. Что нас держит в этой жизни? – повысил голос Саперов.Ларин угрюмо молчал. После паузы Саперов продолжил:– Ты же меня знаешь, Виктор. Я если кого-то люблю, так в доску могу расшибиться ради него. Жизнь отдать. А сына я люблю безумно. Он у меня единственный. Безумно люблю, ты слышишь?– Я-то тут при чем? – тихо вставил Виктор Андреевич.– А при том, что если кто ему жизнь ломать будет… Да что там жизнь, настроение хотя бы портить…– Михал Михалыч, что-то я вас не очень понимаю. – Ларин чувствовал, как от волнения вспотели его ладони, но все же старался говорить спокойно.– Все ты прекрасно понимаешь, Витенька. Ты у нас всегда особой понятливостью отличался. Еще в студенческие годы самым смышленым был.– Так с тех пор сколько воды утекло. Сами говорили, что мы уже дедами стали.– В общем, я тебя предупреждаю: ради Вадима я пойду на все. Слышишь меня?Ни перед чем не остановлюсь. Все! Привет супруге!Саперов положил трубку. А Ларин еще какое-то время слушал короткие гудки.«Ты посмотри, сука. – Виктор Андреевич наконец положил трубку на рычаг. – Людмиле привет передал. Решил напомнить, подонок!»Конечно, ничего удивительного в самой фразе «Привет супруге!» не было, обычная любезность между деловыми людьми. Так-то оно так, если бы не одно обстоятельство.Ларин по большому счету никогда не ревновал своих женщин. И жену в том числе. Он считал это занятие глупым, пустым и недостойным мужчины. Виктор Андреевич всегда смеялся над мужиками, которые в истерике бьются, завидев свою ненаглядную рядом с другим. Над теми, кто следит за своими женами, контролируя каждый их шаг. Оба друга долго оставались холостяками, оба с легкостью меняли подруг, пока наконец Ларин не влюбился по-настоящему в свою будущую жену Людмилу. Саперов в то время уже вовсю работал по комсомольской линии, сразу же после института оценив всю выгодность этой деятельности. Встречаться с Лариным они стали реже, у Саперова теперь был другой размах: комсомольский – с обильно накрытыми столами за государственный счет, импортными коньяками, сауной, бассейном, девочками. Но время от времени Михаила тянуло и на встречи с другом.Именно в одну из таких встреч Ларин и поделился с другом своей главной новостью в жизни.– Слушай, Миша, по-моему, я вляпался, – с неловкостью начал он разговор.– Не понял, – внимательно посмотрел на друга Михаил.– Ну, в общем, Миша, все! Я собрался жениться.А на свадьбе произошло то, что оставило у Ларина неизгладимое впечатление на всю жизнь. Не понял Саперов озлобленного взгляда друга, когда на свадьбе пригласил его молодую жену танцевать и танцевал, свободно опуская руки вдоль ее спины ниже, чем то позволяли приличия. Но что больше всего поразило Ларина, что Людмила при этом кокетливо хохотала и смотрела на Михаила такими глазами, какими обычно глядела на Виктора, когда занималась с ним любовью. Вот тогда Ларин впервые почувствовал боль собственника, к которой примешивалась еще и горечь оттого, что он ревновал свою жену не просто к постороннему, а к своему ДРУГУ.Виктор здорово напился. И еще в ресторане, где отмечали свадьбу, потерял на какое-то время из виду свою невесту. Впрочем, ее потеряли и более трезвые гости. А когда она появилась – чуть смущенная и раскрасневшаяся, – радость, что невеста наконец нашлась, отодвинула все остальные вопросы в сторону. И крики «Горько!» возобновили свадебное пиршество. Но только целовал Виктор свою невесту теперь по обязанности жениха. Не хотелось сейчас целовать, а хотелось съездить по физиономии. Он поискал после поцелуя глазами Саперова, который появился в зале почти сразу после Людмилы. И тот как ни в чем не бывало, встретившись глазами с Виктором, тоже крикнул: «Горько!» Этот хитрый и лукавый взгляд, так оскорбивший в тот день, Виктор запомнил на всю жизнь.Первая брачная ночь оказалось безнадежно испорченной. И жених, и невеста сразу заснули. А под утро Людмила разбудила Виктора нежными и осторожными ласками. С похмельного сна, еще не продрав глаза, Ларин почувствовал сильное желание. И по-животному, не церемонясь, овладел женой. Она недовольно отвернулась к стене.– Хорошо семейную жизнь начинаем, – чуть отдышавшись, сказал Виктор.– Да уж, замечательно, – думая о своем неудовлетворенном желании, огрызнулась Людмила.– Кто это тебе засос на шее припечатал? – холодно спросил Ларин.– Не болтай глупости, – напористо ответила жена.Эту манеру нападать, когда виновата, Людмила использовала потом всю их семейную жизнь.– А это что? – Ларин порывистым движением схватил жену за плечи и приподнял так, чтобы она могла увидеть в висевшем напротив кровати зеркале сине-красное пятно на шее.– Откуда я знаю, что это, – не сдавала позиций Людмила. – Может, и ты поставил. Ты теперь ничего не вспомнишь? Нажрался-то вчера как!Людмила встала с кровати и, накинув халат, отправилась в ванную. Ларин проводил ее жестким взглядом. А потом быстро собрался и ушел в город на целый день. Он бесцельно бродил по центральным московским улочкам, часами сидел на скамейках в незнакомых дворах. И все пытался решить вопрос: как теперь быть с женой? С семейной жизнью.– А никак, – уже поздно вечером легко сказал он сам себе вслух. – Семейная жизнь отдельно, а я отдельно.На том и порешил. И успокоился. По крайней мере, когда вечером вернулся домой, он улыбался совершенно искренне встретившей его жене. И сознательно не замечал ее испуганного и настороженного взгляда. Ночью они помирились и больше никогда не вспоминали о свадебной истории. Глава 41ФАЛОМЕЕВ «Милиция, где милиция?! Дерутся на перроне! Нечего баклуши бить, разнимайте драку! Ой, простите, это не драка, это люди давно не виделись…»Вокзал захохотал.… И как раз в этот момент они вышли на площадь, и площадь показалась Фаломееву прекрасной, они сели в автобус, и автобус благоухал цветами. На самом деле там довольно ощутимо воняло потом, но сибиряк не чувствовал этого запаха.Рядом с дамой, к чему бы та ни прикасалась, на что бы ни положила взор, все наполнялось значением и красками.– На Басманную, Сашок, мне надо переодеться, – сказала дама, и только тут Фаломеев спохватился, что они до сих пор незнакомы.– Фаломеев, Алексей, буровой мастер, – представился сибиряк.– Виолетта, экскурсовод, – представилась дама.– Все сходится, – убежденно подтвердил Алексей.– Что сходится? Вы и это заранее угадали?– Нет. Просто я с детства был убежден, что в Москве живут необыкновенные люди и имена у них самые необыкновенные. Виолетта…Водитель фыркнул.– Что вы смеетесь? Вот вас же зовут Александр.– Ну и что с того? – насмешливо посмотрел на провинциала в зеркало водитель.– Как – что? С греческого – ПОБЕДИТЕЛЬ. Вы вслушайтесь – ПОБЕДИТЕЛЬ.Водитель вслушался, потом даже осанку изменил, плечи расправил.Тем временем въехали на Басманную и начали петлять под спуск. У дома с нависающим ажурным балкончиком при глухой стене остановились.– Мне здесь подождать? – спросил Алексей.– Ну зачем же, я вас кофе угощу, – сказала Виолетта.– Так, может, я… того… Поезжу? – попробовал хитро улизнуть Победитель.– Это не то, что ты подумал, Александр. Мы скоро, – очень холодно сказала ему Виолетта.Они поднялись по пахнущей кошками лестнице на второй этаж. Виолетта открыла дверь и пропустила сибиряка в длинный и пыльный коридор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34