Но это был всего-навсего слуга с торжественным, хотя и не очень приветливым лицом.
– Мистер Филипп Бэрренкорт дома? – спросила Рэйвен, поднимаясь по ступенькам. – Я…
– Саиб ждет вас в доме, – сообщил ей слуга на хорошем английском, правда, с неистребимым акцентом. – Пожалуйте за мной.
Уже темнело. Лампы в доме еще не были зажжены; возможно, поэтому дом показался Рэйвен сумрачным, возникло ощущение запустения, которое, к счастью, исчезло, когда слуга открыл дверь в дальнем конце коридора и шагнул в сторону, пропуская гостью. Небольшой кабинет оказался довольно уютным, горели лампы, стопки деловых бумаг и легкий беспорядок нагляднее любых слов свидетельствовали о том, что здесь кипит работа. Окна были зашторены, полированные стены отражали свет ламп. В дальнем конце комнаты стоял секретер, заваленный папками и кипами бумаг. Перед секретером, в кожаном кресле, сидел мужчина в шелковом халате неопределенного цвета и в тапочках, украшенных замысловатой вышивкой.
Внешностью Филипп Бэрренкорт, видимо, пошел в мать, поскольку ничуть не походил ни на Рэйвен, ни на сэра Хадриана. Филипп, которому недавно перевалило за сорок, был высок, статен и белокур. Нижнюю часть его лица скрывала вьющаяся рыжевато-золотистая бородка. Сияющие голубые глаза смотрели приветливо; однако Бэрренкорт сидел не шелохнувшись, даже не сделал попытки встать.
– Вы кузен Филипп? – спросила Рэйвен, несколько обескураженная таким приемом.
– Да, – произнес хозяин кабинета.
Он наконец поднялся и шагнул навстречу гостье, пристально, глядя ей в лицо. Стоя он казался еще выше, даже выше Шарля, а широкими плечами и могучим телосложением напоминал «медведя» Дмитрия. Внешность кузена оказалась для Рэйвен первой неожиданностью. Сколько же их еще ожидает ее? Филипп ничем не напоминал стареющего морщинистого сэра Хадриана – за исключением ястребиного взгляда. Внимательно взглянув на кузена, Рэйвен обратила внимание на его нездоровую бледность; она решила, что он переболел какой-то болезнью и именно этим объяснялось его затянувшееся пребывание в Аахоре.
– Вы, надеюсь, извините меня, что я не приехал встретить вас, – сказал Филипп и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. От него приятно пахло мускусом. – При сложившихся обстоятельствах, – он развел руками, привлекая ее внимание к своему халату и шлепанцам, – мы потеряли бы слишком много времени, если бы я затеял переодевание. А мне не хотелось заставлять вас ждать и бросать на ночь глядя на произвол судьбы…
– Конечно, конечно, мы все понимаем… – поспешно проговорила Рэйвен.
– Мы? – Филипп взглянул на Дэнни, застывшую в дверях.
– Моя компаньонка Ханна Дэниэлс, – представила Рэйвен свою бывшую гувернантку.
– Рад приветствовать вас, миссис Дэниэлс, – вежливо поклонился Филипп. – Я уверен, что вы обе жаждете освежиться перед ужином. Ахмед займется багажом и покажет вам ваши комнаты.
Филипп уткнулся в свои бумаги, не дожидаясь, когда Рэйвен поблагодарит его и выйдет. Ахмед низко поклонился и взмахом руки показал, что гостье пора покинуть комнату и проследовать за ним. В конце длинного коридора, ведущего в глубь дома, индус остановился у одной из дверей и снова поклонился.
– Мисси-саиб остановится здесь, а ваша ая – вот здесь, вы всегда сможете позвать ее, если понадобится.
Рэйвен вежливо поблагодарила Ахмеда и открыла дверь. Комната оказалась просторной и была начисто лишена украшений, в изобилии имевшихся, как она успела узнать, почти во всех индийских домах. Если, конечно, не считать украшением свисавшее с потолка опахало, которым, вне всякого сомнения, часто пользовались в летние месяцы. Единственное окно закрывали жалюзи. Когда Ахмед зажег лампу, Рэйвен увидела в ее мерцающем свете, что стены комнаты – совершенно голые, выкрашенные в цвет слоновой кости, вдруг показавшийся девушке совершенно удручающим. К ее величайшему облегчению, оказалось, что спать ей придется не на легкой индийской койке, а на настоящей европейской кровати, с подушками и чистым тканым покрывалом.
– Благодарю вас, все в порядке, – кивнула она Ахмеду. – Кузен Филипп, похоже, ведет спартанский образ жизни. Или так выглядит только его летняя резиденция? – Рэйвен с сомнением взглянула на индуса, ибо не знала, насколько глубоки его познания в английском.
– Мисси-саиб?
– Ничего, ничего, все в порядке, это я просто так. – Девушка дружелюбно улыбнулась.
– Я принесу воду и чистую одежду мисси-саиб, – сказал ей Ахмед и бесшумно выскользнул из комнаты.
Рэйвен нахмурилась. Неужели здесь нет других слуг? Неужели Ахмед должен один выполнять всю работу?
Она решила не ломать себе голову над тем, что должно волновать хозяина, и прошлась по комнате. Затем сняла с плеч накидку и аккуратно повесила ее на спинку стула. Приподняв жалюзи, она попыталась рассмотреть хоть что-нибудь во дворе, но уже стемнело настолько, что ей не удалось разглядеть ничего, кроме собственного отражения в стекле. Лицо у нее было очень бледное и осунувшееся.
Да-а, пожалуй, на неё смотрело очень грустное лицо… Рэйвен поспешно отвернулась от окна. Не стоит об этом думать, решила она. Ее отец сказал ей как-то, когда ей было девять лет и умер ее любимый пес Янус, что цена человеческого сердца – шесть пенсов за дюжину, а заменить разбитое на другое проще простого. Она грустно улыбнулась. Возможно, маленькую девочку и можно было утешить таким образом, но залечить душевные раны, нанесенные Шарлем Сен-Жерменом, так просто не удастся.
– Признаться, я ожидала увидеть нечто менее аскетичное, чем это, – сказала Дэнни, входя в комнату.
– У тебя тоже голые стены? – спросила Рэйвен.
– Нет, там еще хуже. Не думаю, что мистер Филипп – рачительный хозяин – Дэнни неодобрительно поджала губы. – Вряд ли здесь есть еще какие-нибудь слуги, кроме этого загадочного Ахмеда. Если не считать маленькую угрюмую девчушку, которая подглядывала за мной через щель в двери. Я попыталась заговорить с ней, но она мгновенно скрылась, как испуганный зайчонок. Должно быть, она помогает на кухне, потому что ее жуткие шаровары, какие носят все их женщины, были заляпаны спереди жиром.
– Да-а, странноватое у кузена хозяйство, – согласилась Рэйвен. – Но ты должна помнить, что Филипп живет здесь только несколько месяцев в году. Может, он не хочет возиться со штатом слуг, а его потребности более чем скромны? Вряд ли такой мужчина захочет везти сюда из Бомбея все, что есть в его тамошнем доме.
Дэнни фыркнула:
– Если вы спросите меня, мисс Рэйвен, то я не вижу необходимости торчать здесь. Я бы с гораздо большим удовольствием остановилась в Бомбее, чем в этих диких горах. Бомбей по крайней мере кажется цивилизованным местом. – Она покачала седеющей головой. – Кроме того, жаркие месяцы уже позади. Почему же он остался здесь?
– Полагаю, кузен Филипп сам ответит на все наши вопросы за ужином. О, спасибо, Ахмед, – улыбнулась Рэйвен, видя, что бородач вернулся с огромным глиняным кувшином с водой. – Поставьте это на стол.
– Хорошо, тогда я оставлю вас, мисс Рэйвен, – сказала Дэнни. – Помойтесь и переоденьтесь, – добавила она, всем своим видом показывая, что тема не исчерпана и у неё есть еще что сказать по этому поводу.
Рэйвен прошлась по голым половицам и нахмурилась, обмакнув палец в воду, – вода оказалась чуть теплой. Видя, что Ахмед медлит у двери, она молча взяла кусочек щелочного мыла, тоже принесенный им, и начала намыливать руки. Дэнни оказалась права: индус был любопытным и загадочным. Возможно, просто потому, что ни она сама, ни ее компаньонка многого не понимали и не знали в жизни индусов. Кузена Филиппа понять было еще сложнее, его манера держаться весьма разочаровала Рэйвен. Вот они с дедушкой Хадрианом тоже никогда раньше не встречались, но между ними с самого начала возникли теплые, настоящие родственные отношения. Рэйвен надеялась, что и его сын окажется таким же энергичным и добросердечным человеком.
Разбирая багаж, внесенный Ахмедом, Рэйвен достала из чемодана помятое письмо дедушки Хадриана своему сыну, намереваясь вручить его Филиппу за ужином. Развернув письмо, она внимательно рассмотрела мелкий, аккуратный почерк деда, и внезапная боль в сердце напомнила ей о том, как они были взволнованы и счастливы, когда он писал эти строчки. Откуда ей было тогда знать, что ожидало ее в долгом и трудном путешествии? Сердце вновь защемило так нестерпимо, как тогда, когда умер отец.
– Эх, Шарль, Шарль! – прошептала она. Имя любимого мужчины сорвалось с уст само собой, и слезы так и хлынули из ее чуть прикрытых глаз. Глубоко вздохнув, Рэйвен отложила письмо в сторону и начала одеваться к ужину.
Ужин в обветшавшем бунгало Филиппа Бэрренкорта подали в довольно уютной столовой. Вдоль длинного стола стояли обитые слегка потертым бархатом стулья. И стол, и стулья располагались на красивом цветастом персидском ковре. Столовый сервиз был из отличного английского фарфора цвета слоновой кости, и Дэнни, усаживаясь за стол, бросила на Рэйвен одобрительный взгляд, мол, даже и в этой дыре существует некое подобие элегантности.
– Надеюсь, ужин придется вам по вкусу, – улыбнулся Филипп Бэрренкорт, усаживаясь за стол. – Хаммад – неплохой повар, но упрямец готовит все на топленом масле, что делает пищу излишне жирной и может вызвать изжогу. Впрочем, я научил его готовить некоторые европейские блюда.
– Уверена, нам все очень понравится, кузен Филипп.
– Зовите меня просто Филиппом, дорогая, – сказал он, обаятельно улыбнувшись, отчего его рыжие усы зашевелились. – Кузен Филипп звучит… слишком официально.
Голубые глаза медленно, без тени смущения оглядели затянутую в муслин фигуру Рэйвен. Она сменила помятое зеленое дорожное платье на лавандовое, из муслина, украшенное вышитыми букетиками фиалок. Ее черные волосы были зачесаны назад и заколоты перламутровыми гребнями. Переодевшись, Рэйвен сразу посвежела и похорошела.
– Я вот что думаю, Рэйвен, – отрывисто проговорил Филипп. – Полагаю, мы устроим прием, чтобы представить тебя моим коллегам. Возможно, Лахор – не самое привлекательное место на полуострове Индостан, но и здесь есть интересные люди, которым я хотел бы представить тебя. – Он улыбнулся, явно довольный этой идеей. – Да, именно прием, – помолчав, продолжал Филипп. – Уже целую вечность у меня не было повода развлечься.
– О, но зачем же вам лишние хлопоты? Уверяю вас, я прекрасно обойдусь и без этого, – запротестовала Рэйвен.
– Никакого беспокойства, дорогая, – ответил он и, потянувшись через стол, взял ее руку в свою. – Мне бы хотелось, чтобы мои друзья увидели, как выглядит настоящая чистокровная Бэрренкорт.
Краска бросилась в лицо Рэйвен. Она опустила глаза, а когда наконец осмелилась взглянуть кузену в лицо, то увидела, что он улыбается; его глубоко посаженные голубые глаза лучились теплом.
Какой-то он необычный: то прохладный прием, то вдруг настоящее гостеприимство, подумала Рэйвен. Но в чем тут причина – понять мудрено. В кабинете он почему-то казался весьма неуверенным в себе и… непонятным, а сейчас излучал дружелюбие и чисто родственную теплоту. Наверное, это из-за болезненной робости, решила Рэйвен. Но как бы там ни было, она милостиво разрешила ему представить себя людям, которых он считал своими друзьями.
– Думаю, следующий четверг отлично подойдет для этой цели, – сказал Филипп, кивая Ахмеду, вошедшему в сопровождении еще одного слуги; оба несли на огромных лакированных подносах накрытые крышками блюда.
– Мы задержимся здесь до следующего четверга, мисс Рэйвен? – озабоченно спросила Дэнни.
– Это зависит от…
– А в чем, собственно, дело? – перебил кузину Филипп Бэрренкорт. – Не станете же вы утверждать, что проделали такой путь из Англии только для того, чтобы заехать ко мне на денек и тут же отправиться обратно!
– Я действительно приехала по личному делу, – нерешительно проговорила Рэйвен.
Она не собиралась начинать разговор на столь щекотливую тему, как деньги, за ужином; ей бы хотелось обсудить это наедине с кузеном – без слуг и даже без Дэнни. Хотелось бы также, чтобы он успел прочитать письмо отца.
– И не думайте об этом. Серьезные темы совершенно не способствуют пищеварению. – Филипп посмотрел на Рэйвен каким-то рассеянным взглядом. – Мы поговорим обо всем завтра, когда вы немного придете в себя после путешествия. А может быть, послезавтра. Но вы должны пообещать, что останетесь на званый вечер.
– Обещаю, – сказала Рэйвен, опустив глаза. Филипп удовлетворенно улыбнулся:
– Отлично! А сейчас прошу вас попробовать вот это, – добавил он, указывая на блюдо с тушеной бараниной, завернутой в нечто, напоминавшее капустные листья. – Это деликатес родной провинции Хаммада.
Позже, когда Филипп удалился в свой кабинет и слуги вышли, Рэйвен с Дэнни отправились в гостиную – заняться вышиванием. Было совершенно ясно, что Филипп Бэрренкорт не собирался принимать в этой комнате гостей, так как она была для этого не приспособлена. Несколько ламп, стоящих на столиках с изогнутыми ножками, освещали почти дюжину чучел, расположенных вдоль стен. Там были несколько оскалившихся тигров, леопард, горный козел со стеклянными глазами; а также другие породы козлов – таких Рэйвен видела впервые.
– О Господи! – воскликнула она, остановившись на пороге, невольно поднося ладонь к губам и широко раскрыв глаза.
Дэнни устроилась на низенькой дамасской софе, разложив на коленях вышивание, а прямо над ее головой торчали огромные загнутые вверх бивни слона. Рэйвен в полном молчании бродила по этому музею, разглядывая животных. Мерцающий свет ламп отражался в стеклянных глазах охотничьих трофеев Филиппа Бэрренкорта. Дэнни украдкой наблюдала за молодой хозяйкой.
– Как ты можешь сидеть здесь и вышивать? – спросила наконец Рэйвен. – Даже твоя спальня кажется уютнее, чем эта комната.
– Наверняка так оно и есть, – с невозмутимым видом ответила Дэнни.
– Тогда почему ты устроилась здесь? – нахмурилась Рэйвен.
– Мистер Филипп предложил мне расположиться тут. Я заявляю вам, мисс Рэйвен, что ваш кузен Филипп – очень странный.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила Рэйвен, подходя ближе, чтобы рассмотреть сверкающие глаза оскалившегося бенгальского тигра. – За обедом он показался мне очень любезным.
– Но какой-то он… отстраненный, словно не от мира сего, – возразила Дэнни. – Мне кажется, он и половины того, что ему говорили, не услышал.
Рэйвен пожала плечами.
– Наверняка он постоянно думает о делах. Ты же знаешь, какими могут быть мужчины. Даже папа… – Она осеклась, ей по-прежнему было больно вспоминать об отце, особенно сейчас, когда на сердце и без того было невыносимо тяжко от предательства Шарля.
– Ну полно, полно, мисс Рэйвен, – поспешно проговорила Дэнни, заметив блеснувшие в глазах девушки слезы. – Пора уже перестать печалиться. Жизнь ведь продолжается. Я просто уверена, что мистер Филипп отдаст вам ваши деньги и мы целыми и невредимыми вернемся в Нортхэд, не успеете и глазом моргнуть.
– Наверное, ты права, Дэнни, – согласилась Рэйвен, продолжая бродить по комнате.
Странно, но мысли о Нортхэде сегодняшним вечером не приносили обычного утешения. Тупая боль в сердце при любой мысли о Шарле почему-то умаляла значение всего остального. Она все еще не могла поверить всерьез, что той ночью он отправился сразу после нее к этой испорченной девчонке – Беттине Бейтмэн. «Немедленно прекрати изводить себя'» – приказала себе Рэйвен, боясь, что сойдет с ума от боли, если и дальше будет думать об этом ужасе.
– Почему бы вам не сесть рядом со мной и не почитать, мисс Рэйвен? – спросила Дэнни с заискивающей улыбкой, очень обеспокоенная поведением своей юной хозяйки.
Отрешенность на лице Рэйвен слишком напоминала дни, последовавшие после смерти мистера Джеймса. Дэнни поняла что что-то случилось. Но что именно? Она удивлялась и тревожилась, со страхом осознавая, что мало чем может помочь; к тому же Рэйвен молчала о причине своей тайной боли.
– Я, пожалуй, отправлюсь спать, – ответила Рэйвен с мягкой улыбкой. – Я очень устала. Ты уверена, что не будешь нервничать здесь одна?
– Одна? Да разве я здесь одна? А эти все, что глазеют на меня?
Рэйвен рассмеялась и поцеловала Дэнни в морщинистую щеку. Но выходя из комнаты, уже снова была хмурой и задумчивой. Измученная до предела, она страшилась наступающей ночи, зная, что проведет ее без сна, что будет метаться, пытаясь избавиться от боли последней встречи с Шарлем. Быстро раздевшись, она скользнула в постель и погасила единственную свечу, горевшую на столике рядом.
Бамбуковые жалюзи почти не пропускали света, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тишина удручала Рэйвен так же, как и одиночество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Мистер Филипп Бэрренкорт дома? – спросила Рэйвен, поднимаясь по ступенькам. – Я…
– Саиб ждет вас в доме, – сообщил ей слуга на хорошем английском, правда, с неистребимым акцентом. – Пожалуйте за мной.
Уже темнело. Лампы в доме еще не были зажжены; возможно, поэтому дом показался Рэйвен сумрачным, возникло ощущение запустения, которое, к счастью, исчезло, когда слуга открыл дверь в дальнем конце коридора и шагнул в сторону, пропуская гостью. Небольшой кабинет оказался довольно уютным, горели лампы, стопки деловых бумаг и легкий беспорядок нагляднее любых слов свидетельствовали о том, что здесь кипит работа. Окна были зашторены, полированные стены отражали свет ламп. В дальнем конце комнаты стоял секретер, заваленный папками и кипами бумаг. Перед секретером, в кожаном кресле, сидел мужчина в шелковом халате неопределенного цвета и в тапочках, украшенных замысловатой вышивкой.
Внешностью Филипп Бэрренкорт, видимо, пошел в мать, поскольку ничуть не походил ни на Рэйвен, ни на сэра Хадриана. Филипп, которому недавно перевалило за сорок, был высок, статен и белокур. Нижнюю часть его лица скрывала вьющаяся рыжевато-золотистая бородка. Сияющие голубые глаза смотрели приветливо; однако Бэрренкорт сидел не шелохнувшись, даже не сделал попытки встать.
– Вы кузен Филипп? – спросила Рэйвен, несколько обескураженная таким приемом.
– Да, – произнес хозяин кабинета.
Он наконец поднялся и шагнул навстречу гостье, пристально, глядя ей в лицо. Стоя он казался еще выше, даже выше Шарля, а широкими плечами и могучим телосложением напоминал «медведя» Дмитрия. Внешность кузена оказалась для Рэйвен первой неожиданностью. Сколько же их еще ожидает ее? Филипп ничем не напоминал стареющего морщинистого сэра Хадриана – за исключением ястребиного взгляда. Внимательно взглянув на кузена, Рэйвен обратила внимание на его нездоровую бледность; она решила, что он переболел какой-то болезнью и именно этим объяснялось его затянувшееся пребывание в Аахоре.
– Вы, надеюсь, извините меня, что я не приехал встретить вас, – сказал Филипп и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. От него приятно пахло мускусом. – При сложившихся обстоятельствах, – он развел руками, привлекая ее внимание к своему халату и шлепанцам, – мы потеряли бы слишком много времени, если бы я затеял переодевание. А мне не хотелось заставлять вас ждать и бросать на ночь глядя на произвол судьбы…
– Конечно, конечно, мы все понимаем… – поспешно проговорила Рэйвен.
– Мы? – Филипп взглянул на Дэнни, застывшую в дверях.
– Моя компаньонка Ханна Дэниэлс, – представила Рэйвен свою бывшую гувернантку.
– Рад приветствовать вас, миссис Дэниэлс, – вежливо поклонился Филипп. – Я уверен, что вы обе жаждете освежиться перед ужином. Ахмед займется багажом и покажет вам ваши комнаты.
Филипп уткнулся в свои бумаги, не дожидаясь, когда Рэйвен поблагодарит его и выйдет. Ахмед низко поклонился и взмахом руки показал, что гостье пора покинуть комнату и проследовать за ним. В конце длинного коридора, ведущего в глубь дома, индус остановился у одной из дверей и снова поклонился.
– Мисси-саиб остановится здесь, а ваша ая – вот здесь, вы всегда сможете позвать ее, если понадобится.
Рэйвен вежливо поблагодарила Ахмеда и открыла дверь. Комната оказалась просторной и была начисто лишена украшений, в изобилии имевшихся, как она успела узнать, почти во всех индийских домах. Если, конечно, не считать украшением свисавшее с потолка опахало, которым, вне всякого сомнения, часто пользовались в летние месяцы. Единственное окно закрывали жалюзи. Когда Ахмед зажег лампу, Рэйвен увидела в ее мерцающем свете, что стены комнаты – совершенно голые, выкрашенные в цвет слоновой кости, вдруг показавшийся девушке совершенно удручающим. К ее величайшему облегчению, оказалось, что спать ей придется не на легкой индийской койке, а на настоящей европейской кровати, с подушками и чистым тканым покрывалом.
– Благодарю вас, все в порядке, – кивнула она Ахмеду. – Кузен Филипп, похоже, ведет спартанский образ жизни. Или так выглядит только его летняя резиденция? – Рэйвен с сомнением взглянула на индуса, ибо не знала, насколько глубоки его познания в английском.
– Мисси-саиб?
– Ничего, ничего, все в порядке, это я просто так. – Девушка дружелюбно улыбнулась.
– Я принесу воду и чистую одежду мисси-саиб, – сказал ей Ахмед и бесшумно выскользнул из комнаты.
Рэйвен нахмурилась. Неужели здесь нет других слуг? Неужели Ахмед должен один выполнять всю работу?
Она решила не ломать себе голову над тем, что должно волновать хозяина, и прошлась по комнате. Затем сняла с плеч накидку и аккуратно повесила ее на спинку стула. Приподняв жалюзи, она попыталась рассмотреть хоть что-нибудь во дворе, но уже стемнело настолько, что ей не удалось разглядеть ничего, кроме собственного отражения в стекле. Лицо у нее было очень бледное и осунувшееся.
Да-а, пожалуй, на неё смотрело очень грустное лицо… Рэйвен поспешно отвернулась от окна. Не стоит об этом думать, решила она. Ее отец сказал ей как-то, когда ей было девять лет и умер ее любимый пес Янус, что цена человеческого сердца – шесть пенсов за дюжину, а заменить разбитое на другое проще простого. Она грустно улыбнулась. Возможно, маленькую девочку и можно было утешить таким образом, но залечить душевные раны, нанесенные Шарлем Сен-Жерменом, так просто не удастся.
– Признаться, я ожидала увидеть нечто менее аскетичное, чем это, – сказала Дэнни, входя в комнату.
– У тебя тоже голые стены? – спросила Рэйвен.
– Нет, там еще хуже. Не думаю, что мистер Филипп – рачительный хозяин – Дэнни неодобрительно поджала губы. – Вряд ли здесь есть еще какие-нибудь слуги, кроме этого загадочного Ахмеда. Если не считать маленькую угрюмую девчушку, которая подглядывала за мной через щель в двери. Я попыталась заговорить с ней, но она мгновенно скрылась, как испуганный зайчонок. Должно быть, она помогает на кухне, потому что ее жуткие шаровары, какие носят все их женщины, были заляпаны спереди жиром.
– Да-а, странноватое у кузена хозяйство, – согласилась Рэйвен. – Но ты должна помнить, что Филипп живет здесь только несколько месяцев в году. Может, он не хочет возиться со штатом слуг, а его потребности более чем скромны? Вряд ли такой мужчина захочет везти сюда из Бомбея все, что есть в его тамошнем доме.
Дэнни фыркнула:
– Если вы спросите меня, мисс Рэйвен, то я не вижу необходимости торчать здесь. Я бы с гораздо большим удовольствием остановилась в Бомбее, чем в этих диких горах. Бомбей по крайней мере кажется цивилизованным местом. – Она покачала седеющей головой. – Кроме того, жаркие месяцы уже позади. Почему же он остался здесь?
– Полагаю, кузен Филипп сам ответит на все наши вопросы за ужином. О, спасибо, Ахмед, – улыбнулась Рэйвен, видя, что бородач вернулся с огромным глиняным кувшином с водой. – Поставьте это на стол.
– Хорошо, тогда я оставлю вас, мисс Рэйвен, – сказала Дэнни. – Помойтесь и переоденьтесь, – добавила она, всем своим видом показывая, что тема не исчерпана и у неё есть еще что сказать по этому поводу.
Рэйвен прошлась по голым половицам и нахмурилась, обмакнув палец в воду, – вода оказалась чуть теплой. Видя, что Ахмед медлит у двери, она молча взяла кусочек щелочного мыла, тоже принесенный им, и начала намыливать руки. Дэнни оказалась права: индус был любопытным и загадочным. Возможно, просто потому, что ни она сама, ни ее компаньонка многого не понимали и не знали в жизни индусов. Кузена Филиппа понять было еще сложнее, его манера держаться весьма разочаровала Рэйвен. Вот они с дедушкой Хадрианом тоже никогда раньше не встречались, но между ними с самого начала возникли теплые, настоящие родственные отношения. Рэйвен надеялась, что и его сын окажется таким же энергичным и добросердечным человеком.
Разбирая багаж, внесенный Ахмедом, Рэйвен достала из чемодана помятое письмо дедушки Хадриана своему сыну, намереваясь вручить его Филиппу за ужином. Развернув письмо, она внимательно рассмотрела мелкий, аккуратный почерк деда, и внезапная боль в сердце напомнила ей о том, как они были взволнованы и счастливы, когда он писал эти строчки. Откуда ей было тогда знать, что ожидало ее в долгом и трудном путешествии? Сердце вновь защемило так нестерпимо, как тогда, когда умер отец.
– Эх, Шарль, Шарль! – прошептала она. Имя любимого мужчины сорвалось с уст само собой, и слезы так и хлынули из ее чуть прикрытых глаз. Глубоко вздохнув, Рэйвен отложила письмо в сторону и начала одеваться к ужину.
Ужин в обветшавшем бунгало Филиппа Бэрренкорта подали в довольно уютной столовой. Вдоль длинного стола стояли обитые слегка потертым бархатом стулья. И стол, и стулья располагались на красивом цветастом персидском ковре. Столовый сервиз был из отличного английского фарфора цвета слоновой кости, и Дэнни, усаживаясь за стол, бросила на Рэйвен одобрительный взгляд, мол, даже и в этой дыре существует некое подобие элегантности.
– Надеюсь, ужин придется вам по вкусу, – улыбнулся Филипп Бэрренкорт, усаживаясь за стол. – Хаммад – неплохой повар, но упрямец готовит все на топленом масле, что делает пищу излишне жирной и может вызвать изжогу. Впрочем, я научил его готовить некоторые европейские блюда.
– Уверена, нам все очень понравится, кузен Филипп.
– Зовите меня просто Филиппом, дорогая, – сказал он, обаятельно улыбнувшись, отчего его рыжие усы зашевелились. – Кузен Филипп звучит… слишком официально.
Голубые глаза медленно, без тени смущения оглядели затянутую в муслин фигуру Рэйвен. Она сменила помятое зеленое дорожное платье на лавандовое, из муслина, украшенное вышитыми букетиками фиалок. Ее черные волосы были зачесаны назад и заколоты перламутровыми гребнями. Переодевшись, Рэйвен сразу посвежела и похорошела.
– Я вот что думаю, Рэйвен, – отрывисто проговорил Филипп. – Полагаю, мы устроим прием, чтобы представить тебя моим коллегам. Возможно, Лахор – не самое привлекательное место на полуострове Индостан, но и здесь есть интересные люди, которым я хотел бы представить тебя. – Он улыбнулся, явно довольный этой идеей. – Да, именно прием, – помолчав, продолжал Филипп. – Уже целую вечность у меня не было повода развлечься.
– О, но зачем же вам лишние хлопоты? Уверяю вас, я прекрасно обойдусь и без этого, – запротестовала Рэйвен.
– Никакого беспокойства, дорогая, – ответил он и, потянувшись через стол, взял ее руку в свою. – Мне бы хотелось, чтобы мои друзья увидели, как выглядит настоящая чистокровная Бэрренкорт.
Краска бросилась в лицо Рэйвен. Она опустила глаза, а когда наконец осмелилась взглянуть кузену в лицо, то увидела, что он улыбается; его глубоко посаженные голубые глаза лучились теплом.
Какой-то он необычный: то прохладный прием, то вдруг настоящее гостеприимство, подумала Рэйвен. Но в чем тут причина – понять мудрено. В кабинете он почему-то казался весьма неуверенным в себе и… непонятным, а сейчас излучал дружелюбие и чисто родственную теплоту. Наверное, это из-за болезненной робости, решила Рэйвен. Но как бы там ни было, она милостиво разрешила ему представить себя людям, которых он считал своими друзьями.
– Думаю, следующий четверг отлично подойдет для этой цели, – сказал Филипп, кивая Ахмеду, вошедшему в сопровождении еще одного слуги; оба несли на огромных лакированных подносах накрытые крышками блюда.
– Мы задержимся здесь до следующего четверга, мисс Рэйвен? – озабоченно спросила Дэнни.
– Это зависит от…
– А в чем, собственно, дело? – перебил кузину Филипп Бэрренкорт. – Не станете же вы утверждать, что проделали такой путь из Англии только для того, чтобы заехать ко мне на денек и тут же отправиться обратно!
– Я действительно приехала по личному делу, – нерешительно проговорила Рэйвен.
Она не собиралась начинать разговор на столь щекотливую тему, как деньги, за ужином; ей бы хотелось обсудить это наедине с кузеном – без слуг и даже без Дэнни. Хотелось бы также, чтобы он успел прочитать письмо отца.
– И не думайте об этом. Серьезные темы совершенно не способствуют пищеварению. – Филипп посмотрел на Рэйвен каким-то рассеянным взглядом. – Мы поговорим обо всем завтра, когда вы немного придете в себя после путешествия. А может быть, послезавтра. Но вы должны пообещать, что останетесь на званый вечер.
– Обещаю, – сказала Рэйвен, опустив глаза. Филипп удовлетворенно улыбнулся:
– Отлично! А сейчас прошу вас попробовать вот это, – добавил он, указывая на блюдо с тушеной бараниной, завернутой в нечто, напоминавшее капустные листья. – Это деликатес родной провинции Хаммада.
Позже, когда Филипп удалился в свой кабинет и слуги вышли, Рэйвен с Дэнни отправились в гостиную – заняться вышиванием. Было совершенно ясно, что Филипп Бэрренкорт не собирался принимать в этой комнате гостей, так как она была для этого не приспособлена. Несколько ламп, стоящих на столиках с изогнутыми ножками, освещали почти дюжину чучел, расположенных вдоль стен. Там были несколько оскалившихся тигров, леопард, горный козел со стеклянными глазами; а также другие породы козлов – таких Рэйвен видела впервые.
– О Господи! – воскликнула она, остановившись на пороге, невольно поднося ладонь к губам и широко раскрыв глаза.
Дэнни устроилась на низенькой дамасской софе, разложив на коленях вышивание, а прямо над ее головой торчали огромные загнутые вверх бивни слона. Рэйвен в полном молчании бродила по этому музею, разглядывая животных. Мерцающий свет ламп отражался в стеклянных глазах охотничьих трофеев Филиппа Бэрренкорта. Дэнни украдкой наблюдала за молодой хозяйкой.
– Как ты можешь сидеть здесь и вышивать? – спросила наконец Рэйвен. – Даже твоя спальня кажется уютнее, чем эта комната.
– Наверняка так оно и есть, – с невозмутимым видом ответила Дэнни.
– Тогда почему ты устроилась здесь? – нахмурилась Рэйвен.
– Мистер Филипп предложил мне расположиться тут. Я заявляю вам, мисс Рэйвен, что ваш кузен Филипп – очень странный.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила Рэйвен, подходя ближе, чтобы рассмотреть сверкающие глаза оскалившегося бенгальского тигра. – За обедом он показался мне очень любезным.
– Но какой-то он… отстраненный, словно не от мира сего, – возразила Дэнни. – Мне кажется, он и половины того, что ему говорили, не услышал.
Рэйвен пожала плечами.
– Наверняка он постоянно думает о делах. Ты же знаешь, какими могут быть мужчины. Даже папа… – Она осеклась, ей по-прежнему было больно вспоминать об отце, особенно сейчас, когда на сердце и без того было невыносимо тяжко от предательства Шарля.
– Ну полно, полно, мисс Рэйвен, – поспешно проговорила Дэнни, заметив блеснувшие в глазах девушки слезы. – Пора уже перестать печалиться. Жизнь ведь продолжается. Я просто уверена, что мистер Филипп отдаст вам ваши деньги и мы целыми и невредимыми вернемся в Нортхэд, не успеете и глазом моргнуть.
– Наверное, ты права, Дэнни, – согласилась Рэйвен, продолжая бродить по комнате.
Странно, но мысли о Нортхэде сегодняшним вечером не приносили обычного утешения. Тупая боль в сердце при любой мысли о Шарле почему-то умаляла значение всего остального. Она все еще не могла поверить всерьез, что той ночью он отправился сразу после нее к этой испорченной девчонке – Беттине Бейтмэн. «Немедленно прекрати изводить себя'» – приказала себе Рэйвен, боясь, что сойдет с ума от боли, если и дальше будет думать об этом ужасе.
– Почему бы вам не сесть рядом со мной и не почитать, мисс Рэйвен? – спросила Дэнни с заискивающей улыбкой, очень обеспокоенная поведением своей юной хозяйки.
Отрешенность на лице Рэйвен слишком напоминала дни, последовавшие после смерти мистера Джеймса. Дэнни поняла что что-то случилось. Но что именно? Она удивлялась и тревожилась, со страхом осознавая, что мало чем может помочь; к тому же Рэйвен молчала о причине своей тайной боли.
– Я, пожалуй, отправлюсь спать, – ответила Рэйвен с мягкой улыбкой. – Я очень устала. Ты уверена, что не будешь нервничать здесь одна?
– Одна? Да разве я здесь одна? А эти все, что глазеют на меня?
Рэйвен рассмеялась и поцеловала Дэнни в морщинистую щеку. Но выходя из комнаты, уже снова была хмурой и задумчивой. Измученная до предела, она страшилась наступающей ночи, зная, что проведет ее без сна, что будет метаться, пытаясь избавиться от боли последней встречи с Шарлем. Быстро раздевшись, она скользнула в постель и погасила единственную свечу, горевшую на столике рядом.
Бамбуковые жалюзи почти не пропускали света, и комната погрузилась в кромешную тьму. Тишина удручала Рэйвен так же, как и одиночество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51