А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Унижение и позор быть проданными в рабство – достойная награда за то, что они сделали с нами; для них это более страшное наказание, чем смерть или любые мучения, которые вы могли бы изобрести. Но если вы зверски лишите жизни капитана или его офицеров, вы вынесете приговор всем нам, как если бы пустили свинцовую пулю в лоб их президенту. Они не успокоятся до тех пор, пока не загонят нас в землю. Пока мы точно не узнаем, кто среди нас иуда, янки представляют собой смертельную угрозу.
– Больше нас не предадут, Корт Фарроу. – Шо раздулся от гнева. – Это я вам твердо обещаю.
– Вы, между прочим, сказали, что паша щедро заплатит за «Орел». А морское министерство янки? Они заплатят любую цену, чтобы выкупить хоть одного из своих! Особенно... – В ее голосе зазвучала доверительная интонация. – Я слышала, как один из моряков говорил, что Дженнингс имеет какое-то отношение к Томасу Джефферсону. Если это правда... – Ей не было нужды развивать дальше свою мысль – в глазах Шо уже вспыхнула алчность.
– Да, – задумчиво протянул он и подошёл к письменному столу. Смахнув толстый слой пыли, он поставил на чистое место два трофейных кубка. – Да, Корт, у вас есть голова на плечах. Такая же хитроумная и сообразительная, как у вашего отца. Отлично, я отложу натягивание веревок на реи до тех пор, пока тщательно не обдумаю все это, а до той поры...
– До той поры мне нужен лейтенант Янки.
– Что? – Вино, которое он наливал из большой бутыли, пролилось на стол. – Что это вы задумали?
– Я хочу лично познакомить его с прелестями рабства, – ответила Кортни с убедительно-злобной улыбкой. – Хотя праведная благородная совесть может подтолкнуть его сделать шаг туда, где находятся Нильсон и Сотрем, я должна отплатить ему за несколько дней унижения. Я даже могу одеть его в юбки и заставить служить мне в качестве служанки! Что скажете на это, Гаррет? Небольшое развлечение, чтобы улучшить всем нам настроение?! – Она будто ненароком взглянула на кровать, чтобы подчеркнуть смысл своих слов.
– Он ваш, – кивнул Гаррет, и мрачное выражение на его лице сменилось ухмылкой. – И доктор тоже, если вы собираетесь дрессировать двух скулящих дворняжек. Больше того, когда мы придем в Триполи, весь доход, который они принесут, тоже ваш. Вы заслужили эту награду.
Принимая кубок с вином, Кортни улыбкой одобрила щедрость капитана.
– За победу, Корт. Она сладкая, как нектар, когда должным образом завоевана, а сегодня она уж точно сладкая. И за мщение!
– За мщение, – тихо повторила Кортни. – Сейчас и в будущем.
Глава 12
До самой середины ночи погода продолжала спускать с привязи буйные порывистые ветры и ливни. «Орлу» предоставили отдыхать и медленно тащиться позади «Ястреба» к глубокой воде небольшой бухты, с трех сторон защищенной крутыми, поросшими кустарником и высокими пальмами склонами. Несмотря на потоки дождя, раскаты грома и блеск молний, за работы по ремонту корабля матросы принялись с энтузиазмом. Команда «Ястреба» никогда особенно не тратила силы на чистку палуб и безупречную полировку меди, но сейчас отремонтированные корабельные паруса радовали глаз, орудия были вычищены и подготовлены к любому непредвиденному случаю, который мог возникнуть в любой момент. Стойки с начищенными и заточенными до смертоносного блеска абордажными саблями и гарпунами были заново закреплены у каждой мачты.
На борту «Орла» американская команда под надзором сержанта Раунтри неохотно латала пробоины и чинила повреждения. Первая же высокая волна угрожала захлестнуть корабль во время короткой буксировки, и лучшее, на что можно было надеяться, – это заткнуть дыры и спасти корабль от затопления. «Орел» снабдили двумя большими главными парусами из запасов «Ястреба», но все три мачты были или сломаны, или полностью уничтожены выше брам-стеньг, и заменить их было нечем.
Женщины, захваченные на Змеином острове и затем освобожденные из трюма «Орла», с удовольствием рылись в кучах награбленных вещей и объявляли многие из них своими. Кое-что из одежды было испорчено водой и дымом, но все же она выглядела куда лучше, чем то, в чем им приходилось и работать, и спать на протяжении последних десяти дней. Кортни не проявила любопытства к спорам и пререканиям, происходившим при разборе захваченного добра. У нее не было красивых нарядов, и сейчас она не испытывала к ним интереса. Она выбрала горячую ванну, двенадцать часов спокойного сна, вкусную жареную баранину, сыр, свежие бисквиты и пудинг с большим количеством яиц и сахара. По настоянию Гаррета Шо она заняла капитанскую каюту «Ястреба» – одна – и по собственной инициативе выбросила большую часть безвкусной мебели, заменив ее несколькими простыми вещами, чтобы скрыть пустые стены.
Голова Кортни была занята работой, однако во время перерывов ее мысли постоянно возвращались к палубе. Она знала, что Адриан Баллантайн провел бесконечную мучительную ночь крепко привязанным к оснастке, но она не могла ничем ему помочь. Ей удалось не проявить слишком большого интереса к его судьбе перед Шо, у которого был горячий, непредсказуемый нрав и который, передумав, мог отменить ее право на «судовладение». С первым лучом света Кортни рискнула выйти из каюты и увидела доктора Рутгера, но не подала ему никакого знака и не заговорила с ним. Ужасные условия, в которых содержались раненые – предоставленные стихии и без какой-либо медицинской помощи, – удержали ее от общения с Мэтью; она знала, что увидит справедливые обвинения в его мягких карих глазах.
Сквозь сырой утренний туман Кортни украдкой бросила взгляд на кормовую оснастку, и вид Баллантайна расстроил ее сильнее, чем она могла признаться даже самой себе: его голова свешивалась вниз, разведенные в стороны руки были растянуты до предела, чтобы удержать его вес, сквозь разорванную одежду были видны синяки и раны.
Только после окончания завтрака Кортни нашла в себе мужество разыскать Дэви Данна, первого помощника капитана. Он только что закончил завтрак и теперь сосредоточенно искал вошь, которая шныряла где-то у него в брюках.
– Вы хотите – что?
Кортни покраснела. Дэви был добрым человеком, умелым и бесстрашным воином, который провел с Дунканом Фарроу по меньшей мере лет десять. Выйдя из детского возраста, он, похоже, никогда не прибегал к хитростям, не говорил шепотом и вовсе не заботился о том, чье внимание привлекает к любому разговору, личному или какому-либо другому.
– Я сказала, что хотела бы, чтобы одного из узников привели ко мне в каюту, – повторила она, специально понизив голос.
– К вам в каюту? Зачем?
– Чтобы поговорить. У меня есть несколько вопросов...
– Капитану Шо об этом что-нибудь известно?
– Он знает об этом все, – спокойно ответила Кортни. – Мы с ним говорили вчера, и он...
– Капитан Шо сейчас на корабле янки. – Дэви сплюнул из уголка рта струю маслянисто-желтой слюны. И словно это послужило сигналом к окончанию разговора, повернулся и пошел прочь от Кортни.
– Когда он вернется?
– А? Не знаю.
– Что ж, раз его здесь нет, полагаю, вы просто должны поверить мне на слово, развязать узника и доставить ко мне под мою ответственность.
Он ненадолго задумался, перекатывая во рту табачный шарик. Тьфу!
– Нет. Нет – пока не скажет капитан. И тем более нет – если вы говорите о том, о ком, я думаю, вы говорите.
– И о ком же, по-вашему, я говорю? – Кортни уперлась руками в бедра.
– О Красавчике Зазнайке, о том, кого мы вздернули на ванты. – Он помолчал и обнажил в ухмылке желтые зубы. – О том, про кого капитан Шо сказал, что он может висеть там, пока его член не сморщится и не унесется с ветром.
– Очень хорошо. – Кортни поняла, что так ничего не добьется. – Значит, кто-нибудь должен проводить меня на «Орел», чтобы я смогла поговорить с капитаном.
– Нет.
– Но почему нет? – Кортни стиснула зубы. Нагнув голову, Донн возобновил поиски упрямой вши, но, уловив раздражение в голосе Кортни, поднял на нее взгляд.
– Потому что он приказал его не беспокоить. Никто не должен беспокоить его. Он не спал уже два дня, а последний раз, когда я его видел, он лежал здесь на палубе, как пьяница. И не сомневайтесь, что он поднимет шум, если его разбудят из-за какого-то желтопузого пресмыкающегося сына шлюхи вроде этого Красавчика Зазнайки. А-ах, попалась, паршивая тварь! – Он поднял жирную вошь и раздавил ее большим и указательным пальцами, а затем вытер руку о рубашку.
– Тогда мне остается лишь два варианта. Или вы развязываете лейтенанта по моему приказу, или я вплавь добираюсь до «Орла» и капитану станет известно, что мне пришлось это сделать из-за вашего упрямства.
– Похоже, вы собираетесь нажить себе кучу неприятностей просто ради того, чтобы задать ему несколько вопросов? Что за вопросы -вы хотите задать?
«Не доверяй никому, – предупреждал Сигрем, – ни другу, ни любимому, ни мужчине, ни женщине, ни трещине в стене». Кортни знала, что из всех людей только Дэви Донну можно доверять, и все же что-то удержало ее от того, чтобы открыть ему больше, чем ему нужно было знать в данный момент. Она задержалась с ответом, который прозвучал довольно холодно и вызвал у Донна еще больше недоверия.
– Вопросы личные. Если ответы будут касаться вас, я вам сразу сообщу.
К изумлению моряков, стоявших неподалеку и слышавших их разговор, они целую минуту смотрели друг на друга. Низкое мнение Донна о женщинах было общеизвестно, и видеть его защищающимся от Кортни Фарроу – и, похоже, проигрывающим – было необычно.
– Итак, – сердито заявила Кортни, – вы отвяжете его и приведете ко мне в каюту, или...
– Я его отвяжу, – ворчливо буркнул Донн. – И незачем так раздувать ноздри. Я его отвяжу. Я даже лично приведу его к вам. Но если я узнаю, что ваши вопросы имеют какое-то отношение к тому, что спрятано в его модных бриджах, я сам выпорю вас!
Чтобы сгладить грубость шутки, Донн быстро ушел, оставив ее стоять с открытым ртом посреди палубы. Она поняла, что совершила ошибку, уклоняясь от ответов на его вопросы. Почему она не посвятила Дэви в свои секреты? Почему не рассказала Шо о предупреждении Сигрема? И почему продолжает лгать, защищая Баллантайна?
Кортни торопливо вернулась в капитанскую каюту. Очищенный от последствий сражения пол представлял собой широкий простор для движений, и она довела себя до такого состояния, что уже готова была отказаться от встречи с Баллантайном, но в этот момент услышала медленные шаги в коридоре.
Она распахнула дверь и увидела измученную, промокшую тень мужчины.
– Вот он, – без всякой необходимости доложил Донн и, не ожидая от Кортни кивка, втолкнул Баллантайна в дверь. – Образцовый янки, гордость нации, лучший из всех, кого я когда-либо знал.
Разорванная в клочья, мокрая одежда Баллантайна обтягивала мускулы, которые свело судорогой от внезапного тепла; его волосы прилипли ко лбу и шее; запястья были ободраны, и свежая кровь пропитывала веревки, связывавшие их вместе. Еще один кусок веревки тянулся от кистей рук к цепям на лодыжках, не давая Баллантайну возможности отвести руки больше чем на дюйм от туловища и позволяя передвигаться только маленькими шаркающими шажками. Хотя он стоял не поднимая глаз, Кортни чувствовала, что он просто сдерживает ярость, а вовсе не признает свое поражение.
«Как чувствуете себя, Янки, когда вас унижают и заставляют стоять в собственном дерьме, а кто-то чистый и сытый злорадно торжествует?» – хотелось спросить ей.
– Благодарю вас, Дэви, – тихо проговорила Кортни. – Можете оставить нас.
– Одних? – Седеющие брови взлетели вверх.
– Да, одних! Если хотите, можете встать снаружи и прижать ухо к двери, но я буду разговаривать с ним одна!
Несколько мгновений Донн яростно жевал и, скривив рот, уже собрался выплюнуть табак, но строгий взгляд Кортни остановил его, и он с шумом проглотил слюну, а потом пристально посмотрел на Баллантайна.
– Чертовски верно, мисс, я буду за дверью. И если только я узнаю, что вы валяете дурака, я доберусь до ваших потрохов, как голодная акула.
Баллантайне поднял головы, а Донн зашагал к двери и, бормоча проклятия, захлопнул ее за собой.
Кортни медленно выдохнула. Баллантайн наконец встретился с ней взглядом, и она поняла, что ее мнение было верным. Его веки покраснели от боли и усталости, под глазами лежали свинцово-серые тени, но в глубине глаз горела яростная ненависть.
Она не могла понять, насколько серьезно он ранен. Кроме многочисленных синяков и царапин, у Баллантайна была рана над глазом – отвратительная глубокая борозда до самой кости, которая, должно быть, причиняла ему адскую боль. Его лицо горело то ли от ярости, то ли от лихорадки, Кортни не могла сказать точно, и ей пришлось побороть инстинктивное желание развязать ему руки, усадить на стул и обработать раны.
– Мы, Янки, похоже, по-разному провели ночь, – тихо произнесла она, заставляя свой голос звучать самодовольно.
Баллантайн никак не отреагировал, и только по едва заметному дрожанию веревки, связывающей его кисти, Кортни поняла, что он слышал то, что она сказала.
– Очевидно, вы не в состоянии оценить юмор всего происшедшего, – снова заговорила она и подошла к разбитому иллюминатору. Ей хотелось, чтобы ветер принес в каюту немного прохлады. Ее щеки горели, кровь кипела, но будь она проклята, если даст возможность Янки заметить у нее хоть один признак слабости. – Мне кажется весьма забавным, что теперь наше положение диаметрально противоположно тому, которое было всего несколько коротких дней назад. Я победитель, вы побежденный. Неужели вам совсем нечего сказать? Нет желания просить пощады у отчаянных корсаров-головорезов, над которыми вы совсем недавно глумились? Я предупреждала, что вы недооцениваете нас, Янки. Я предупреждала вас, что мы отомстим, чего бы это нам ни стоило.
– Я рад, что вы не пострадали во время сражения. – Баллантайн говорил таким тихим голосом, что Кортни с трудом расслышала его слова.
– Трудно поверить, что вас это очень беспокоило. – Кортни взглянула в тусклые серые глаза, не понимая, горечь или сарказм заставляли его говорить об этом.
– «Беспокоило», вероятно, слишком сильно сказано, – охотно согласился он. – Больше подходит «интересовало»... Хотя говорят, что кошки всегда приземляются на четыре лапы. Ваш характер и прирожденное чутье обеспечат вам девять жизней. Нет, пожалуй, я не удивлен, что вы все это благополучно пережили.
– Ваше собственное спасение совершенно удивительно в свете того, что могло с вами случиться. – Густая краска прилила к щекам Кортни, и голос дрогнул вопреки ее намерению держаться невозмутимо. – Я слышала о вашей вчерашней стычке с капитаном Шо на палубе, и меня удивило, что он застрелил не вас, а другого моряка.
Адриан почувствовал в глубине горла горячую, металлическую горечь лихорадки. Ему хотелось освободить руки и смахнуть капли пота, катившиеся по вискам, или, презрев свою гордость, попросить хоть один глоток холодной чистой воды, но он не мог сделать ни того ни другого.
– Где Мэтт? – хрипло прошептал он.
– Здесь. На борту «Ястреба», с остальными ранеными.
– В каком они состоянии?
– Откуда я знаю? – бросила она. – Я не доктор и даже не заинтересованный наблюдатель. Меня будет мало заботить, даже если все они сгниют.
– Почему-то мне в это не верится, – протянул Баллантайн.
– Нет? – Ее зеленые глаза вспыхнули, и Кортни отошла от окна. – Вы же не думаете, что я сочувствую их положению? Мне достаточно только вспомнить о том, как обращались с людьми моего дяди, чтобы подавить любое доброе намерение! – Она остановилась у буфета и, на мгновение задумавшись, налила себе кружку воды. – До того как я вмешалась, капитан Шо был твердо намерен вас убить. Я могу просто отступиться с чистой совестью, сделав предложение и получив на него отказ.
– Что за предложение?
– Ваша жизнь. Такое же предложение вы сделали мне, как я помню.
Адриан устало прикрыл глаза. Неужели она думает, что это игра? Или он просто сошел с ума?
– Я не собираюсь делать из себя посмешище, – спокойно произнес он.
– Тогда вам не видать Триполи.
– Триполи? – Он вздрогнул и открыл глаза. – Мы направляемся туда?
– В конечном итоге да. Мы останемся в этой бухте до тех пор, пока не закончим косметический ремонт обоих кораблей, а затем пойдем в Алжир.
Адриан задержал дыхание; ее откровенное признание было слишком пугающим, чтобы привидеться в страшном сне. Кортни наблюдала за его изменившимся лицом, видела, как на нем отражаются мрачные предчувствия. Понимал ли он, что это может быть только началом ужаса? Неужели он никогда не задумывался над тем, что может попасть в плен? Или в рабство? Она, во всяком случае, с самого начала ее путешествий с отцом была предупреждена, что плен, тюремное заключение и даже смерть вполне реальны – почти неизбежны. Они придавали смысл и цену слову «свобода», которое янки в своем высокомерии, очевидно, воспринимали как данность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57