OCR Roland; SpellCheck Афина Паллада
«Ветер и море»: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига; Москва; 2006
ISBN 5-17-034419-8, 5-9713-1099-2, 5-9578-3203-0
Аннотация
Дочь французской аристократки и английского пирата, Кортни Фарроу унаследовала красоту матери и мятежный дух отца.
Она выросла на морских просторах – и с детства научилась превыше всего ценить независимость и свободу.
Но готова ли она пожертвовать свободой, чтобы стать просто счастливой?
Готова ли отдать свою драгоценную независимость в обмен на властную любовь американского моряка Адриана Баллантайна, предлагающего ей руку, сердце и целый мир наслаждения и радости?..
Марша Кэнхем
Ветер и море
Черной овечке, чьи черты я нарисовала с любовью и без предвзятости. И особая признательность реальному Дэви Донну – разве я могла его выдумать?
Пролог
1804 год, Средиземное море, борт корабля
Между полоской ярко-зеленой листвы и искрящейся дугой лазурной воды лежал участок ослепительно белого песка. Прямо над головой стояло солнце – огненный шар, от которого поверхность воды дрожала испарениями, а деревья склонились к земле. Наверху время от времени чайка делала круг и, словно издевательские команды, выкрикивала что-то растянувшимся вдоль берега рядам вспотевших мужчин и артиллерийских орудий. Усталые взоры людей обращались к небу, и тогда раздавались громкие проклятия, ибо отсутствие обычно огромных стай падальщиков воспринималось как дурное предзнаменование.
Эверар Константин Фарроу пристально вгляделся в море поверх усыпанной песком каменной стены и бросил через плечо тихое предупреждение, прозвучавшее так же грозно, как и приближающийся гром:
– Время пришло, ребята. Он повернулся кормой к ветру и быстро приближается. Нагните головы и зарядите орудия. Запомните – никакое наказание для него за те страдания, через которые мы прошли по его вине, не может быть слишком жестоким.
Несколько красных, обожженных солнцем и ветром лиц повернулись к Эверару, но ни один голос ему не возразил. То, что говорил их командир, было справедливо, а он не из тех, кто легко сдается. Все утро пушка осажденных не смолкая отвечала бортовым орудиям военного корабля «Орел», затеявшего стрельбу, и оставила много отметин на дубовых палубах американского фрегата. Тем не менее любопытный, заглянув за оборонительные стены с бойницами, мог бы увидеть, что береговые военные укрепления сильно повреждены. Из пятидесяти восьми больших орудий, первоначально находившихся в распоряжении людей Фарроу, в рабочем состоянии теперь было около двадцати, а из команды в триста энергичных, сильных мужчин, пытавшихся отразить нападение с моря, в живых осталось не более ста тридцати. За линией обороны берег под пальмами был усеян телами погибших и умирающих, с ветвей деревьев свисали куски костей и мяса, а песок под ногами стал темно-красным от пролившейся крови.
– Он подходит, – тихо произнес Эверар, наблюдая, как корабль умело лег на курс, удачно воспользовавшись сильным порывом ветра.
В парусах корабля светились дыры, оснастка была порвана, в бортах зияли пробоины, и по меньшей мере одна из трех главных мачт треснула, отчего верхний рулевой парус стал теперь бесполезным, и все же «Орел» приближался. Несомненно, тот, кто стоял за его штурвалом, был знатоком морского дела.
В подзорную трубу Эверар разглядел моряков, карабкающихся вверх, чтобы по приказу капитана привязать боевые паруса. Он увидел на палубах блестящие черные пушки, демонстрировавшие железные жерла, и стоящую возле них оружейную команду. На корме, на мостике, собралась группа офицеров в форме, и их белые бриджи и темно-синие кители были безошибочно узнаваемы даже с такого расстояния. От внезапного блика света, отразившегося от меди, по коже Эверара побежали мурашки, ибо он осознал, что враг его видит так же хорошо, как и он его.
– Враг, – буркнул Эверар и с отвращением сплюнул. Как, черт возьми, военный корабль янки отыскал Змеиный остров? Безусловно, ни один из приближенных паши не предал бы их: цитадель Фарроу была выгодна правителю города Алжира как незаменимая военная сила для поддержки наступления на Триполи. Эверар полагал, что война за контроль над Средиземным морем приняла плохой оборот. Если янки смогли послать корабли для уничтожения береговых корсаров, значит, жизни брата Эверара, Дункану Фарроу, и двум его кораблям, «Ястребу» и «Дикому гусю», грозит опасность. – Корт! – громко крикнул Эверар, опустив подзорную трубу.
– Да, дядя? – отозвалось хрупкое существо, черты которого невозможно было разглядеть под слоем грязи и жирного пота.
– Мы готовы к стрельбе?
– Мы вполне можем держать их на расстоянии, – последовал уверенный ответ. – У нас полно снарядов и крупной картечи. Сигрем принес достаточно запалов, и теперь мы можем бросить сотню зажигалок, если негодяи будут следовать тем же курсом.
– Ах, Корт, сегодня твой отец гордился бы тобой, – усмехнулся Эверар и нежно похлопал подростка по плечу. На него глянули огромные блестящие изумрудные глаза, и изумительные белые зубы обнажились в улыбке, тронувшей сердце морского волка. – Я всегда считал, что ты сделаешь правильный поворот, если это потребуется, и часто говорил ему, что иметь такого ребенка – величайшее счастье в его безрадостной жизни.
Кортни Фарроу засияла от похвалы, зная, что ее дядя раздавал комплименты редко и только в том случае, если они были заслуженны. Ушибы и синяки на теле показались ей пустяками, кровоточащая рана на руке выше локтя стала скорее наградой, чем страданием, а его слова пробудилили в ней еще более горячее, чем всегда, желание самой уничтожить корабль янки, на котором теперь сворачивали паруса.
Дочь самого прославленного на всем побережье Северной Африки пирата была хрупкой и изящной, как молодая газель. У нее были дерзкие зеленые глаза отца, такие же, как у него, золотисто-каштановые волосы и такой же крутой ирландский характер. Почти десять лет она прожила среди корсаров и прекрасно умела обращаться с дымящейся пушкой, а потом могла жадно перебирать богатые шелка и атласы, конфискованные в качестве трофейного груза.
– Мы с ним справимся, правда, дядя? – сдержанно спросила она, и ее глаза вспыхнули ненавистью. – Мы сможем продержаться до возвращения отца?
– Продержаться? Ха! Мы прикончим зверюгу на его же передней палубе, вот так. Маффинз! Уиллард! Полке! Живо к орудиям, мальчики! Золотой соверен за каждый меткий выстрел, который вы сделаете, чтобы побыстрее разделаться с ним!
Слова едва успели слететь с его губ, как одобрительный гул прокатился вдоль берега и орудия, ожив, зарычали. Туча картечи размером с пулю для мушкета, лязгающие спутанные цепи, снаряды, раскаленные докрасна металлические шары и ревущие потоки гвоздей и разного рода метательных приспособлений с острыми как бритва краями – все это понеслось через шестьсот ярдов пенящейся синей воды. Ответ с «Орла» был незамедлительным и мощным. Его батарея по правому борту извергла огонь с обеих палуб, и через несколько мгновений силуэт фрегата скрылся в плывущих облаках белого дыма.
Капитан Уиллард Лич Дженнингс расхаживал по мостику «Орла», сцепив за спиной руки и выпятив грудь. Это был невысокого роста коренастый напыщенный мужчина с куполообразной головой и лихорадочным цветом лица, которое страдало от средиземноморского солнца. На лице выделялся высокий лоб, а под ним между пухлыми щеками с красными прожилками были посажены глаза, похожие на глазки хорька. Рядом с капитаном, тоже облаченный в безукоризненно белые бриджи и темно-синий морской китель, шагал второй лейтенант «Орла», Отис Фолуорт.
– Итак, мистер Фолуорт, – заговорил капитан, – я вижу, мистер Баллантайн находится в расцвете славы.
– Безусловно, сэр, – фыркнул младший офицер. – Он, очевидно, собирается сегодня одержать победу без посторонней помощи.
Офицер, о котором они говорили, первый лейтенант Адриан Баллантайн, стоял, расставив длинные ноги, чтобы сохранить равновесие на раскачивающейся палубе. Кителя на нем не было, а под расстегнутой до пояса рубашкой открывался широкий клин медно-каштановых волос. Его худое лицо было бронзовым от загара, а густые кудрявые волосы, когда-то каштановые, выгорели до бледно-золотого цвета от постоянного воздействия солнца и ветра. В уголках его глаз собрались морщинки – следствие того, что он часто прищурившись смотрел на высокие освещенные солнцем мачты и далекий горизонт, а на щеках и вокруг строгого непреклонного рта залегли глубокие складки – линии, начертанные опытом и хладнокровной рассудительностью. Он был ростом шесть футов, но благодаря широким мощным плечам и длинным упругим мускулистым ногам выглядел гораздо выше.
Он отдавал распоряжения своим орудийным расчетам, ориентируя длинные корабельные пушки на наиболее результативное направление огня и взмахивая рукой, а взгляд серо-стальных глаз был прикован к береговой линии.
Каждый раз, когда его рука опускалась, двенадцать восемнадцатифунтовых пушек выстреливали почти одновременно и бортовую батарею окутывали облака дыма с оранжевыми прожилками. «Орел» отчаянно кренился при отдаче, и орудийная команда, пользуясь случаем, немедленно бросалась тащить бортовые пушки на толстых подкладках для перезарядки. Раскрывались затворы, новые пороховые заряды закладывались на места, металлические ядра загонялись в жерла и зажимались, и старшины орудий один за другим поворачивали потные, в полосках копоти лица к лейтенанту Баллантайну и кричали:
– Готов!
Баллантайн законно гордился своей командой, которая, если постарается, могла выстрелить три раза за минуту. Цель была настолько близка и доступна, что даже оборонительное укрепление Змеиного острова, эта грозная твердыня, постепенно разрушалось. Нижний ярус орудий стрелял так же быстро и без промахов, как и верхний. Лейтенант громко похвалил группу голых по пояс, перепачканных сажей канониров, которые стреляли не переставая, хотя поручни и настил под ними разлетались в щепки, и про себя порадовался искусству старшего канонира Данби и рулевого Лотуса, строго державшего указанный курс. Матросы, на телах которых бугрились мускулы, работали с энтузиазмом, и «Орел» вел себя как хищник, по имени которого и был назван, и не было ни малейшего сомнения в том, что они выйдут победителями в этот день... Впрочем, как и в любой другой.
В одной из крохотных, плохо оштукатуренных лачуг, теснившихся в глубокой долине, скрытой от посторонних глаз песчаными дюнами, Миранда Гоулд испуганно отвела взгляд от тростниковой койки, на которой лежал раненый мужчина. Фигура Миранды привлекала взгляды мужчин своей необычностью, тонкая талия и при этом пышная грудь, унаследованная ею от кастильских предков. Волосы у нее были цвета воронова крыла, кожа теплого оливкового оттенка; длинные блестящие ресницы, обрамляющие янтарные миндалевидные глаза, скрывали вход в ее душу намного искуснее, чем это бывает у девушек в девятнадцать лет.
– Что вы думаете обо всем этом, Друдж? – хриплым шепотом спросила она. – Полагаете, мы сможем продержаться хотя бы день?
Правая нога Друджа вниз от колена была раздроблена, и он смог только бессильно прикрыть глаза, провести языком по сухим потрескавшимся губам и питать надежду, что его ложь прозвучит убедительно.
– Мы получили хороший шанс, госпожа Гоулд. Но лис за штурвалом не знает, как поворачивать назад. Он прекрасный стрелок, но плохой охотник. Он полагает, что, если будет продолжать вколачивать железо нам в глотки, мы задохнемся. Но он не знает Эверара, понимаете? Он не знает, что Эверар легко справится с удушьем, а затем выплюнет вдвое больше желчи с таким же неистовством, как и прежде.
– Если бы здесь был Дункан или Гаррет, – с горечью пробормотала она, – корабль никогда не подошел бы к берегу так близко. Будь прокляты их души! Будь прокляты они оба за то, что настояли на своем и отправились на помощь паше. Им следовало предоставить Караманли в одиночку разбираться со своими врагами, а самим остаться здесь, чтобы нас защитить.
Друдж чуть-чуть приоткрыл глаза. Он скорее отрезал бы свой язык, чем позволил бы высказать себе какие-нибудь дурные мысли в адрес Золотой Миранды, но всего неделю назад именно она, пылкая, верная любовница Дункана Фарроу, поддержала Гаррета Шо, капитана «Ястреба», когда тот потребовал, чтобы корабли Фарроу встретились с посланцами паши. На кон было поставлено десять тысяч тонн золота в слитках, а от корсаров всего-то требовалось провести флотилию из пяти судов с зерном мимо заградительных постов янки, а затем разгрузить их в осажденном голодающем Триполи. Легкая работа, потому что «Дикий гусь» и «Ястреб» были скользкими, как морские угри. Они и раньше так часто выходили из окружения, что для них это была просто детская игра.
Беспорядочные мысли Друджа вернулись в настоящее, когда от оглушительного залпа со стен лачуги посыпалась побелка.
Миранда закричала и упала на пол, когда вокруг нее стали падать камни и осколки ядер. Крыша начала оседать, и взвихренная земля и сухая трава полетели в оставшиеся без стекол окна. Обжигающий жар ворвался через зияющий дверной проем, и Миранда опять закричала, осознав, что артиллерийский снаряд упал рядом с ее домом и стены снаружи объяты пламенем. Воды не было, и не было мужчин, чтобы наполнить ведра, которые все держали под рукой именно на такой крайний случай. Миранда поползла к двери, глаза слепил едкий дым, а Легкие боролись за каждый обжигающий вдох.
– Пожалуйста!..
Она замерла, остановленная тихой просьбой Друджа. Из-за раненой ноги он не мог двигаться, но страх заставил его приподняться, опираясь на локти.
– Руку, детка! Дай мне руку, хорошая девочка. Руку – и я смогу отсюда уйти.
Миранда взглянула на дверь, находившуюся в четырех шагах, а потом на тростниковую койку – до нее было целых десять шагов.
– Я... я пришлю помощь, – пообещала она и поползла к двери.
– Времени нет, детка! Посмотри, стены в огне!
Деревянные опоры позади койки Друджа уже дымились, и языки пламени прорывались в щели между стеной и крышей.
– Только руку, чтобы я мог опереться, детка, – умолял он. – Или палку, на худой конец. Ручку метлы! Мушкет! Хоть что-нибудь!
– Я же сказала – сейчас пришлю помощь! – крикнула Миранда и, вскочив на ноги, рванулась к выходу. Она не выпрямлялась во весь рост, пока не оказалась в безопасном месте, а оглянувшись назад, шепотом похвалила себя за сообразительность. Три из четырех стен были охвачены огнем, и крыша уже пылала. Прошло две секунды – время, которое потребовалось бы ей, чтобы дойти до Друджа, – и строение рухнуло. Крыша провалилась внутрь, разбрасывая огненные искры, стены задрожали от воздушной волны, а затем тоже опрокинулись внутрь. Звук ломающегося дерева и камня почти заглушил отчаянный крик Друджа Макгрю, когда горящая потолочная балка разрубила его надвое.
Миранда с трудом сглотнула и, сделав несколько нетвердых шагов, благополучно попала в протянутые руки трех женщин, которые прибежали из соседних хижин.
– Миранда! Миранда! Что случилось?
– Снаряд, – всхлипнула она и, не сдерживаясь, разрыдалась. – Он разрушил хижину. Я звала на помощь, но никто не пришел, и тогда я попыталась сама поднять Друджа. Мне это почти удалось. Но когда он понял, что слишком поздно... он вытолкнул меня за дверь! Он спас меня! Он вытолкнул меня так, чтобы я не могла вернуться за ним, и поэтому он... он...
Женщинам не нужно было дослушивать до конца мрачную историю.
– Ну-ну, успокойся, девочка, – сочувственно проговорила самая старшая из них. – Ты сделала все, что могла, чтобы ему помочь. Никто не вправе требовать от тебя большего.
– Но я уверена, что могла бы его спасти. – Миранда подняла заплаканное лицо. – Если бы он получше старался, если бы я была хоть чуть-чуть сильнее...
– Я сказала, успокойся, – приказала женщина. – И вытри глаза. У нас нет времени плакать над тем, что могло бы быть и что должно было быть. Мы не можем оплакивать мертвых, когда есть живые, о которых нужно позаботиться.
После еще нескольких минут утешений три пожилые женщины торопливо вернулись к страшным ранам и увечьям, с которыми уже свыклись за много лет. Миранда смахнула слезы, блестевшие на лице, и стряхнула толстый слой пепла и сажи, покрывавший юбку из дамасского шелка. По привычке она поправила ворот тонкой хлопчатобумажной блузы, опустив его ниже, так что оголились плечи и соблазнительная грудь. Отбросив черные как смоль волосы, она взобралась на дюну, с которой можно было наблюдать за сражением. Миранда прищурилась, и в янтаре ее глаз вспыхнули черные искры гнева.
Перед ней расстилался изрытый воронками и выбоинами берег. Клубы дыма и песка висели над пальмами, как облако пепла над вулканом. Повсюду были видны бегущие люди: они несли порох и заряды к своим орудиям, ведра с водой к многочисленным очагам пожара, носилки, чтобы унести тела, в огромном количестве разбросанные по берегу и дюнам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57