– Тогда я не понимаю, в чем дело?
– Дело в том, что прежде никогда не видели, чтобы Джеймс Сатклифф пил на борту – даже глоток грога. На берегу – да, и много. Но вы должны были знать об этом, потому что часто пили вместе с ним во время его самых тяжелых запоев.
– И какой смысл во всем этом?
– Смысл есть. – Фолуорт поджал тонкие губы. – Первое, как я сказал, военный суд. Независимо от того, насколько смелой, обоснованной или справедливой была ваша защита, морской суд хотел, чтобы вас, в самом крайнем случае, понизили в звании и отправили в какую-нибудь пыльную дыру, где вы бы до старости считали тухлые яйца. И честно говоря, было похоже, что все идет к этому, пока не появился коммодор Эдвард Пребл. И тут мы переходим ко второму пункту: долгое совещание за закрытыми дверями, а затем вы появляетесь со свободными запястьями и годичным испытательным сроком, во время которого должны «исправиться». Сатклифф без возражений уходит в отставку и... – он поднес свечу к кончику сигары и сквозь облако бело-голубого дыма наблюдал за выражением лица Баллантайна, – и наш огнедышащий лейтенант неожиданно становится кротким и послушным, как побитая собака. Урок усвоен? Возможно. Но думаю, что нет. И это приводит нас к третьему пункту.
Адриан ждал, ему становилось не по себе от этих высказываний.
– Только вопиющие недоработки в обеспечении безопасности на море помешали коммодору Преблу положить конец войне еще в прошлом году.
Адриан смотрел на Фолуорта – пристально смотрел.
– Зашифрованные донесения, – небрежно продолжал Фолуорт, – секретные приказы, стратегические планы – все это попадало не в те руки. Трудно поверить, что среди нас есть предатель. Я хочу сказать, что подобного поведения можно ожидать от этих бандитов – в конце концов, в них это заложено природой, – но от блистательного, честного американского офицера? Едва ли.
– Как вы узнали об этом? – холодно спросил Адриан.
– По взгляду испытавшего предательство на себе. Вы, капитан, достаточно долго служите, чтобы наконец понять, что ничто в этом мире невозможно скрыть. – Фолуорт замолчал и загадочно ухмыльнулся. – Особенно если чей-то кузен оказывается адъютантом одного из старших капитанов при Пребле.
– Как глубоко просочилась эта информация? – поинтересовался Адриан, запомнив источник сведений.
– Вы хотите знать, достигла ли она ушей Старика? Если и да, то он ничего мне не сказал – что, кстати, очень странно, так как он считает бесценной мою помощь при забивании гвоздей в ваш гроб.
Баллантайн заставил себя сделать глубокий вдох, прежде чем предпринять дальнейшие попытки выпутаться из сети, которая – он чувствовал – все плотнее окутывала его. Что же произошло? Как смогли так тщательно разработанные планы быть сорваны этим бездарем в крахмальном воротничке – Отисом Фолуортом?
– Могу я из вашего молчания, капитан, заключить, что в итоге я попал в десятку?
– Могу я из вашей настойчивости, лейтенант, сделать вывод, что этот откровенный разговор вы затеяли с определенной целью? – Баллантайн смотрел на него, возмущаясь хорошо обдуманным употреблением звания, известного лишь нескольким людям.
– Допустим, я надеюсь, что мы можем прийти к некоему выгодному для нас обоих соглашению в обмен на то, что я и впредь буду хранить молчание.
– То есть?
– Когда Дженнингса уберут, после чего вы, безусловно, войдете в круг приближенных Пребла, кто, по-вашему, станет командиром «Орла»? – Фолуорт широко развел руками.
– Дженнингс? Что навело вас на мысль, будто Дженнингс тот человек, за которым я слежу?
– Если не он, то для чего эта тщательно продуманная мистификация? Зачем вас отправили на этот корабль? Почему Сатклифф без разговоров ушел в отставку и почему вы согласились на то, чтобы ваша репутация была очернена, пусть даже на время? Все знатное семейство Баллантайн в Виргинии, должно быть, пришло в ужас, получив такое известие.
– Не впутывайте сюда мою семью, – сдержанно предупредил Адриан.
– Только Дженнингс. Родственник коммодора Морриса, двоюродный брат одного из самых блистательных героев Британии, Уильяма Блая. Боже правый, нельзя же арестовать этого человека, не приняв специальных мер безопасности!
– Никто и не говорит, что Дженнингс главный подозреваемый, – возразил Адриан, но его слова прозвучали неубедительно даже для него самого, а Фолуорт лишь улыбнулся и стряхнул пепел с сигары.
– Все указывает на Дженнингса, и все указывает на то, что вы принадлежите к тому новому поколению умных бесстрашных людей, которые работают в морском департаменте, известном немногим как морская разведка. Я один из этих немногих. И я мог бы оказать вам бесценную помощь в разоблачении Дженнингса, как труса и предателя.
Адриан старался сдержать ярость. В военном департаменте полетит немало голов, начиная с услужливого адъютанта и кончая старшими капитанами Пребла!
– Или наоборот, – добавил Фолуорт, – я мог бы пересмотреть свое намерение и сообщить все, что знаю, Дженнингсу, а потом просто отойти в сторону и наблюдать, как он спустит на вас собак. – Он чуть усмехнулся и понизил голос почти до шепота: – Или, возможно, он организует еще один небольшой... несчастный случай? С оборвавшимся канатом?
– Что вам об этом известно? – насторожился Адриан.
– О смерти вашего брата? Ничего, только догадки. Кажется странным, что, будучи весьма проворным, чтобы выжить в пылу сражения, он оказался слишком неловким, чтобы увернуться от оборвавшегося куска каната. Можно предположить, что он что-то подслушал. Или, возможно, что-то увидел, что ему видеть не следовало. Не знаю, капитан. А вы знаете?
– Если я когда-нибудь выясню, что вам, Фолуорт, известно... – У Адриана от напряжения задрожали кулаки, а щеки под загаром стали совершенно белыми.
– Незачем продолжать, – подняв руку, остановил его Фолуорт. – Я отлично представляю себе, что вы способны сделать голыми руками, а о вашем искусстве владения саблей и револьвером ходят легенды. Как я уже говорил вам, я на вашей стороне.
– За определенную плату, – прищурился Адриан.
– Мы все имеем свою цену, – отозвался второй лейтенант. – Моя, вероятно, несколько более материальна, чем ваша. Подумайте об этом, лейтенант Баллантайн, и дайте мне знать о своем решении. – Он прошел мимо Адриана к двери. – Да, что касается девушки...
– Что с ней? – Баллантайн небрежно повернулся к Фолуорту.
– Она безоговорочно включена в наше соглашение. Мы уже... обсудили это, и она со всем согласна. Кроме всего прочего, мы не хотели бы, чтобы с ней что-то случилось.
– Обсудили? Когда?
– Вы раздосадованы, что она предпочла вам меня? – усмехнулся Фолуорт.
– Откровенно говоря, меня это нисколько не удивляет. – Баллантайн ничем не выдал себя. – Вы с ней стоите друг друга.
– Я, конечно, не попался на ее маленькую ложь. Несчастная похищенная дочь испанского гранда? Я знаю, на что она способна, и понимаю, что ей нужно от меня. И могу сказать, она знает, что мне нужно от нее.
У Баллантайна закружилась голова. Миранда Гоулд! Фолуорт говорил о Миранде Гоулд, а не о Кортни Фарроу. Боже! Они с Мэттом сделали все, чтобы не выдать девушку, а он, Адриан Баллантайн, агент американского правительства, человек, как многие думали, исключительно сообразительный, умный и хитрый, сейчас чуть не преподнес ее на блюде Фолуорту.
– Что вы и Миранда делаете или не делаете друг с другом, касается только вас двоих и Дженнингса, – заметил Адриан. – Мне, возможно, понадобится месяц, а может быть, и шесть для получения доказательств, необходимых, чтобы убрать предателя, кто бы он ни был. А до тех пор я бы на вашем месте постарался быть чрезвычайно осторожным. Дженнингс не разбрасывается своими симпатиями и не отдает даром своих женщин.
– А «Орел»?
– Решение не за мной.
– Но вы имеете влияние. И я уверен, где-то здесь должна лежать бумага... документ, подписанный сильными мира сего, который дает вам абсолютную власть на этом корабле в случае чрезвычайной ситуации.
– Капитан «Орла» – Дженнингс. Пока мы в море и пока он продолжает ходить под звездно-полосатым флагом, а не под символом Триполи, абсолютная власть на корабле в его руках.
– С некоторыми исключениями.
– Без всяких исключений.
– Жаль, что вы не столь умны, как я надеялся. – Фолуорт поджал губы. – Вы поставили себя в довольно неловкое положение, верно? Я имею в виду, что он может помыкать вами как хочет. Или у вас есть право ослушаться его? Как старший капитан вы ведь можете ему не подчиниться?
– Мое звание не имеет никакого отношения к распорядку или командованию на борту корабля. Коммодор совершенно ясно сказал об этом, и я обязан с ним согласиться.
– В таком случае, – Фолуорт вздохнул и еще раз стряхнул пепел на пол, – я могу сделать заключение, что вам понадобятся все союзники, каких вы сможете найти. Мое предложение остается в силе. И мои предположения. Поразмыслите над ними, дружище, и дайте мне знать. – Шутливо отдавая честь, он коснулся пальцем серебряной пряди и, не сказав больше ни слова, покинул каюту.
Одевшись в поношенную рубашку и бриджи, Баллантайн по дороге в тюремный отсек зашел в лазарет, где Кортни усердно трудилась над кучей полосок из материи, скатывая их для перевязки раненых.
– Эта женщина, Миранда Гоулд, – кто она?
– Вы спрашиваете это из личного интереса, Янки? – насмешливо спросила Кортни, удивившись резкости его тона.
– Я спрашиваю потому, что, когда она узнала, кто такой Курт Браун, у нее на лице появилось точно такое же выражение, как у вас, когда впервые было произнесено ее имя. Я хочу знать почему.
– Миранда знает, что я жива? – В зеленых глазах Кортни мелькнул страх.
– Это имеет значение? Если да, я должен знать, в чем тут дело.
– Значит, вы можете сделать вид, что ничего не знаете, и для начала отдать меня волкам?
– Не искушайте меня. И не увиливайте от ответа. Что она сделает?
– Я не знаю, – тихо ответила Кортни. – Если ей выгодно держать рот закрытым, она будет молчать. Если она решит, что получит больше, если выдаст меня, то так и сделает.
– Это пример верности людей вашего отца, которой вы так хвастались? – Лицо Баллантайна потемнело, как туча перед грозой.
– Миранда никогда не входила в число людей моего отца! – возмутилась Кортни. – Она была его любовницей и всегда хранила верность только самой себе. – Кортни замолчала, видимо, собираясь с духом, а потом заговорила более сдержанным тоном: – С самого начала я пыталась вас убедить, что это плохая идея, и просила, чтобы вы отправили меня в трюм. Теперь у вас обоих, янки, нет выбора, если вы хотите спасти свои бесценные шкуры.
При этих словах Кортни молча стоявший в стороне Мэтью перевел взгляд с нее на лейтенанта. На лице Адриана не было ни намека на то, что скрывалось в глубине его серо-стальных глаз, ни намека на причину глубоких морщин на его лице.
– Вы останетесь с Мэттом до моего особого распоряжения, – твердо объявил Баллантайн. – И ваша единственная возможность выпутаться из всей этой передряги – это держать рот закрытым и следить за происходящим во все глаза. Мэтт, выйдем на минуту, мне нужно кое-что тебе сказать.
Зажав в кулаках полоски ткани, Кортни смотрела на двух мужчин, стоящих в коридоре. Она не слышала, о чем они говорили, но ей было видно, как доктор озабоченно наморщил лоб и, бросив косой взгляд в ее сторону, быстро кивнул.
Баллантайн, больше не взглянув на Кортни, отправился в трюм, а она теперь могла сколько угодно злиться на доктора Рутгера, возившегося у стола с хирургическими инструментами.
– Последний из наших пациентов осмотрен, – произнес Рутгер после длительного тягостного молчания. – Если вы перестанете сердиться, можете пойти вместе со мной вниз, и я посмотрю, что можно сделать, чтобы подштопать ваших друзей.
– Сигрема? – Тихо вскрикнув, Кортни выронила скрученную повязку, которая раскрутилась, как ползущая змея, но оба они оставили это без внимания. – О, прошу вас, пожалуйста, позвольте мне повидаться с ним! Позвольте мне помочь ему. Обещаю, что не буду мешать и... и не стану создавать никаких сложностей.
Мэтт с удивлением почувствовал, что краснеет. Из всех, кого он повидал за свою жизнь, Кортни Фарроу была самым неженственным созданием, но сейчас она обращалась к нему с непривычной мягкостью, задушевностью и лаской.
– Доктор?
– Конечно, – не сразу ответил он. – Конечно, вы можете помочь. Я только... э-э... прихвачу кое-какие инструменты.
Кортни чуть не опрокинула скамью, торопясь помочь доктору, и вышла вслед за ним. И совершенно излишними были предупреждающие взгляды Мэтью, напоминавшие, чтобы она опустила голову, проходя мимо матросов, и оставалась за его спиной, когда они подошли к вооруженным морякам, охранявшим кладовую, служившую тюремной камерой Сигрему и Нильсону. В помещении, и без того тесном и душном, стало еще теснее от присутствия нескольких вооруженных мушкетами охранников.
– Отойдите в сторону и дайте мне немного пространства и побольше света, чтобы я мог видеть, что делаю, – приказал Мэтью. – Корт... поднеси поближе фонарь и держи его над койкой.
Стена охранников неохотно отодвинулась, давая возможность Кортни выполнить распоряжение доктора. В первый момент она не заметила Сигрема, а увидела только Нильсона и от острой паники едва не задохнулась. Но он был там: Сигрем сжался в углу, его массивные руки свесились вниз под тяжестью трех звеньев цепи, лодыжки были, скованы вместе такой же тяжелой цепью, а железные звенья пропущены через кольцо, вставленное в стену; его лицо блестело от пота и крови, от рубашки остались одни клочья, и на теле были видны новые синяки и следы от ударов, полученных от его стражей.
– Сигрем, – прошептала Кортни и двинулась в угол, но рука Мэтта, опустившаяся на плечо, остановила ее.
– Сначала займемся этим, Курт. – Рутгер выразительно посмотрел на нее. – Его рана, по-моему, гораздо тяжелее.
Кортни взглянула вниз на койку, где неподвижно лежал Нильсон. Его глаза были широко открыты и смотрели на потолочные переборки; грудь тяжело поднималась и опускалась, пытаясь вдохнуть так необходимый ему воздух, и при каждом вдохе из месива мяса и костей, видимого сквозь рубашку, вырывался хрип; руки с побелевшими костяшками пальцев, сжимавшие борта койки, дрожали от приступов невыносимой боли.
– Мне нужна вода, – решительно заявил Мэтью, – и побольше тряпок.
Руки Кортни заметно дрожали, когда она в коридоре наливала воду из огромной бочки в жестяную миску. Торопясь обратно к койке, она нечаянно пролила немного воды на сапоги и брюки охранников, заработав этим себе тихие проклятия и намеренные толчки острыми согнутыми локтями. Но она не заметила их, сосредоточив все внимание на Сигреме и Нильсоне – особенно на Нильсоне. Его рана, так похожая на рану Эверара Фарроу, оживила в ее памяти последние ужасные часы ее дяди.
И в глазах Сигрема, который смотрел на руки доктора, безуспешно старавшегося остановить кровотечение и хоть как-то зашить огромную рану между ребрами Нильсона, она увидела те же воспоминания. Все понимали, что задача эта невыполнима и единственное, что может сделать доктор, – это облегчить физические страдания, а преподобный Ноббс, без устали монотонно бубнивший что-то из своей растрепанной Библии, взять на себя заботу о его душе.
Оставив Мэтью с миской воды, тряпками, иголкой и ниткой, Кортни незаметно проскользнула к Сигрему. Никто не сделал ей замечания, и она опустилась рядом с ним на колени. Чувствуя впившиеся ей в спину взгляды, Кортни протянула дрожащие пальцы к окровавленным обрывкам рукава его рубашки. Под потемневшей и затвердевшей от свернувшейся крови тканью был виден ярко-розовый разрез от плеча до локтя; левая рука Сигрема имела нездоровый серый цвет и безжизненно покоилась в правой.
– Зачем ты это сделал, Сигрем? – Кортни почти не шевелила губами, и ее голос был слышен только ему. – Зачем?
– Я не ягненок, чтобы покорно идти на заклание, детка. Если мне суждено умереть, я умру сражаясь.
– Тогда почему ты отступил? Янки ведь были в ваших руках.
– Ради тебя, детка. – Гигант слабо улыбнулся и тут же поморщился от прикосновения Кортни. – Дункан и Эверар Прокляли бы меня, если бы я так легко отдал им твою жизнь.
– Но у меня тоже есть право выбора. И единственное, что я бы выбрала, я воспользовалась бы нашим последним шансом и сделала с ними то, что они сделали с нами.
– Насколько я знаю тебя, девочка, ты найдешь другой способ. У тебя еще будет такая возможность, и ради этого я заработал для тебя время.
– Почему ты думаешь, что янки сдержит свое слово?
– Он честный человек, детка. Человека узнаешь быстро и хорошо, когда смотришь на него поверх револьверного ствола. Он сдержит слово.
Услышав, как стена охранников подозрительно зашевелилась за ее спиной, Кортни быстро потянулась к рулонам повязок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57