– Что обещают синоптики?
– Летать сегодня не будем. Завтра.
Он задержался в дверях, словно что-то хотел сказать, но тут же упрямо мотнул головой и вышел.
Летчики мгновенно обступили Чижа.
– Павел Иванович, как же мы без вас?
– С вами нам этот Север – семечки. А теперь как же?
– Да мы его просто не отпустим и все.
– Как это не отпустите? – засмеялся Чиж. – По закону положено. Тридцать пять календарных плюс льготные. Служу больше, чем живу. Непорядок.
– Павел Иванович, вы послушайте нашего умного совета.
– Ну-ну?
– Заберите рапорт назад. Не ошибетесь. Вы не все продумали.
– Что вы учите меня жить? – Чиж почувствовал, как боль утихает и настроение поднимается. – Не учите, я уже на пенсии.
– Это не ответ…
– Диалектику, ребята, не перехитришь. Главное, что вы подросли. Башковитые, здоровые, смелые, как черти. Зачем вам нужен старый Чиж?
– Чиж, он и в Африке Чиж, – сказал Руслан, и все засмеялись.
Чиж встал, распрямил плечи. Летчики поняли это движение и разошлись по своим местам. Он поднял глаза и сразу встретил взгляд Ефимова. И вдруг прочел в этом взгляде привычные слова: «Медовый» я «полсотни седьмой». Разрешите взлет?»
Чиж вздрогнул и почувствовал резь в глазах. На его щеках торопливо забегали тугие желваки. Он поправил фуражку, одернул китель.
«Полсотни седьмой», взлет разрешаю», – немедленно сложился ответ. Чиж перевел взгляд на Руслана. И опять ему почудился запрос: «Медовый» я «полсотни шестой», добро бы на взлет?»
«Взлетай, салага, – улыбнулся Чиж, и мысленно добавил: – Пора бы поменять тебе морскую терминологию на сухопутную».
Руслан тоже улыбнулся: «Вас понял».
Взгляд Муравко показался Чижу тревожным.
«Высокого тебе неба, сынок», – незаметно кивнул ему Чиж и быстро вышел из класса.
Новиков догнал его у выхода на первом этаже. Чиж по шагам почувствовал – бежит Сергей Петрович.
– Ошарашили вы меня. Не вовремя! Не знаю, что и сказать…
– А что говорить, Петрович? – Чиж взял его под руку. – Решение окончательное и обжалованию не подлежит. Нельзя мне дальше оставаться здесь. Все. Командир вырос, полк в надежных руках. Мешать я ему буду. Скажи мне лучше, как ты себя чувствуешь?
– Здоровый я, Павел Иванович, что со мной станется. У Алины дела похуже. Боюсь, как бы мне и в самом деле не остаться здесь.
– Трудно будет Ивану.
– Он сам позвонил в политотдел и попросил, чтобы проработали вариант с заменой.
– Молодец, Иван.
– Он действительно стал другим, Павел Иванович.
– А ты говоришь – не вовремя. Это если только о себе думать. А тут полк.
– Так ведь что получается, Павел Иванович. Вы – в запас, я – при жене. Волков один поведет полк на Север?
– Не переживай, – похлопал Новикова по плечу Чиж, – пока все эти приказы о перемещениях и увольнениях пройдут через инстанции, мы с тобой успеем потрудиться и на Севере. Иди, проводи занятия. А то они там одни будут митинговать до вечера. Иди.
Когда Новиков вошел в класс и закрыл дверь, Чиж прислонился к стене, оглянулся по сторонам – в коридоре никого не было. Навалилось ощущение потерянности: никому нигде ты не нужен, никто тебя не ждет, у каждого свои дела, свои заботы, ты – отрезанный ломоть. Все…
Он понял, куда ему надо сейчас пойти. К Владимиру Ивановичу Красуле, в класс авиационных тренажеров. Красуля надежный хлопец, он правильно поймет Чижа. В свое время он исповедался перед командиром: летать нельзя, а из полка уйти не могу. Уволили его с должности комэска и посадили заведовать тренажерным хозяйством. Тогда здесь была одна кабина и несколько шкафов, начиненных электроникой. Теперь уже две кабины, приборные щиты, стена шкафов, телеустановка с экранным хозяйством, различные имитаторы, агрегаты питания и еще столько всякой всячины, что впору снимать научно-фантастическое кино.
– Полетаем, Павел Иванович? – вопросом встретил Чижа Красуля. – Давненько вы к нам не заглядывали. А мы тут новый аппарат смонтировали. Красавец!..
Перед Чижом стоял почти полный фюзеляж нового самолета. Срез за кабиной был прикрыт свисающим от потолка занавесом, и возникала иллюзия, будто за брезентом стоит весь самолет.
– Имитаторы – высший класс. Забываешь, что сидишь в тренажере. – Красуля лихо включал на прогрев многочисленные тумблеры щита управления. По тону голоса, по движениям его рук Чиж безошибочно почувствовал, с какой преданностью Красуля относится к своей работе. А был многообещающим летчиком, командиром эскадрильи. И вдруг – гипертония… Нашел призвание здесь, в тренажерном классе с глухо зашторенными окнами.
– Полетаешь в этой ступе, – кивнул он на тренажную кабину, – и душа становится на место. На каком полетите?
– На новом, – преодолевая подступившую робость, сказал Чиж. Понимая рассудком, что «полет» в тренажере будет всего лишь ловкой подделкой, справиться с волнением он не мог. – Не боги горшки обжигают.
Он повесил на вешалку фуражку и надел плотно охвативший голову шлемофон.
– По какой программе полетим?
– По самой длинной, – сказал Чиж, – мне спешить некуда.
– Перехват на «потолке» с перенацеливанием на малоразмерную цель и бой в районе аэродрома.
– Годится. – Чиж привычно залез в кабину, защелкнул замки парашютных ремней, подключился к бортовой рации. Чего-то ему не хватало…
– Володя, у тебя перчатки есть? – не мог он голыми руками держать ручку.
– Есть, Павел Иванович, – полез в ящик стола Красуля, – не вы первый. Некоторые без защитного шлема не могут. Тоже вон держу.
– Дай-ка и шлем, – попросил Чиж. И когда надел его и натянул перчатки, сразу почувствовал себя уверенней. Рука сама нащупала необходимые тумблеры, кнопку рации.
– Я «ноль тринадцатый», запуск!
– «Ноль тринадцатому» запуск! – отозвался в наушниках Красуля.
И Чиж уверенно нажал кнопку запуска. Остро звякнули храповики турбины, и Чиж всем телом почувствовал, как она начала раскручиваться в чреве фюзеляжа, которого не существовало. Но имитаторы настолько правдиво воспроизводили звуки и вибрацию, что Чиж почти сразу попал под их гипнотическое действие и напрочь забыл об условностях. Колпак захлопнут, темнота, лишь ровно фосфоресцируют циферблаты многочисленных приборов.
Посмотрев на тахометр, Чиж проверил тормоза, закрылки, рули, включил фару и увидел перед собой тускло высвеченную рулежку со щербатыми шестиугольниками бетона.
– Я «ноль тринадцатый», подрулить?
– Разрешаю «ноль тринадцатому» подрулить.
Чиж прибавил обороты и отпустил тормоза. Самолет качнулся и двинулся к старту, вздрагивая на стыках бетонных плит. Чиж почувствовал, как его заполняет смешанное чувство тревоги и счастливой гордости. Это всегда бывало с ним, когда после месячного отсутствия он возвращался из отпуска в полк. Казалось, что за эти дни что-то забыто, потеряны навыки, но во время провозного контрольного вылета он убеждался в надуманности своих тревог, и тогда оставалось только одно чувство – счастливой гордости.
Да, он всегда гордился своей принадлежностью к небу и оттого, что даже в мыслях служил ему самозабвенно, был бесконечно счастлив.
Вот и взлетно-посадочная полоса. Ровная, стремительная, упирающаяся прямо в горизонт.
После списания Чиж не единожды пытался вспомнить в деталях свой последний вылет, но память будто намеренно не хотела отдавать этой тайны, приберегая ее для какого-то особого случая. А вот сейчас воскресила перед ним весь полет до мельчайших подробностей. Запахи керосинового перегара, авиационных лаков, прохладу осеннего ветра и уют самолетной кабины с ее скупым пространством. Он будто вновь ощутил, как могучая турбина, заглатывая максимально возможные порции горючего, мощно подхватывает на острие тяги многотонный аппарат и, словно играючи, выносит его за несколько секунд на такую высоту, откуда звезды кажутся ближе, чем земля.
Да, это был обычный пилотаж в зоне. Боевые развороты, петли, полупетли, бочки, горки и прочие фигуры из пилотажной программы летчика-снайпера, или, как его именуют по традиции, летчика-аса.
Это раскованное купание между небом и землей, когда вокруг тебя во всех плоскостях и направлениях вращаются горизонт и звезды, города и тучи, когда наваливается перегрузка и вдавливает тебя с беспощадной силой в сиденье или подвешивает на привязных ремнях, сдерживая и дыхание, и работу сердца; блаженство скорости за звуковым барьером и органической слитности с самолетом, предчувствие скорой встречи с землей – это счастье, Чиж был уверен, ведомо только тем, кого однажды и навсегда окрестило небо.
– Я «ноль тринадцатый», разрешите взлет?
– «Ноль тринадцатый», взлет разрешаю! – Голос Красули был строг и весел. Он догадывался, что сейчас испытывает Чиж, более двух лет не подымавшийся в небо. – Счастливого полета, «ноль тринадцатый»!
Рукоятка сектора газа скользит за максимал, и Чиж явственно представляет, как из черного зева сопла с бешеной скоростью вырывается острый язык спрессованного пламени, сопровождаемый громом извергающегося вулкана. Отпускай тормоза, и после короткого разбега небо примет тебя и понесет над лоскутными коврами полей, застекленными змейками рек, паутиной серых дорог, рассекающих на части зеленую пену лесов. Отпускай…
Нахлынувшие чувства переполняли Чижа. Побежавшая на экране взлетно-посадочная полоса словно распрямила стремительным дуновением слежавшиеся за спиной крылья, и они, упруго наполнившись встречным потоком, разорвали притяжение земли. Мышцы плеч напряглись до предела, и проклятый металл сорок пятого года злорадно полоснул по живому.
Вся в солнечном свете, с распущенной косой, по гальке черноморского берега бежала заплаканная Ольга. В ее синих от южного неба глазах металась растерянность, губы испуганно дрожали. На покатых шоколадных плечах в непросохших капельках воды искрились лучами частички полуденного солнца, тонкие пальцы напряженно комкали резиновую шапочку. В ее голосе, лице, фигуре, во всех движениях было столько неподдельного горя, что Чижу захотелось упасть на колени, обхватить эти родные ноги и просить самыми ласковыми словами прощения.
Он чувствовал себя виноватым перед этой заблудившейся в трех соснах женщиной. Виноватым во всем. В том, что, полюбив ее, не сумел разделить себя между самолетами и ею, в том, что оставил ее наедине с ее чувствами, не помог сделать иного выбора, чем сделала она сама, в том, что обокрал ее как мать, эгоистично захватив всю любовь дочери, в том, что насильно гнал ее из памяти, пестуя мстительное злорадство, гнал тогда, когда до боли хотелось обнять ее, окунуться в синь ее неповторимых глаз, навсегда раствориться в их бездонной, как вселенная, глубине.
Чиж молил ее о прощении, словно исповедовался в совершенных грехах, навсегда покидая землю. Осколок металла уже вовсю кромсал сердце, и, как Чиж ни напрягал волю, крылья теряли упругость и не хотели держать его на встречном потоке. Боль обволакивала сознание, стремительно приближая его к черному куполу неба, заполняла каждую клеточку, как заполняет воздух резиновую камеру, и он услышал тонкое многоголосие неслыханных ранее перезвонов…
24
На Фонтанке начали ремонт гранитной облицовки, и острое лязганье вибромолота, загоняющего в дно реки металлические шпунты ограждения, мешало сосредоточиться. Ольга поняла, что ей уже сегодня ничего не удастся поправить в докладе, с которым предстоит выступить в Роттердаме на международной конференции, организованной в соответствии со Всемирной стратегией охраны природы. Доклад был давно готов, но она всегда за день до отъезда перелистывала написанное и всегда вносила в текст какие-то принципиальные поправки. В конце дня оставалось время, чтобы отдельные места начисто перепечатать.
Закрыв папку, Ольга отодвинула ее в сторону и поняла, что совсем не вибромолот ей мешает сосредоточиться. Из головы не шел вчерашний звонок Юли. «Намечаются серьезные перемены». И таким спокойным голосом сообщает. Ребенок… Не представляет, насколько эти перемены серьезны.
Вчера она долго не могла уснуть. Чтиво не лезло в голову, считалки не помогали. Захотелось вдруг сделать уборку в квартире, и она, не сопротивляясь, подчинилась этому желанию. Включила пылесос, обошла с ним все три комнаты, затем поелозила по паркету электрополотером, влажной тряпкой обмахнула подоконники, дверки шкафов, рамы картин. Было около двух часов ночи, когда Ольга почувствовала усталость и свалилась на тахту. Тепло пушистого пледа уютно обволокло, и она быстро заснула. Проснулась от дружного топота бегущих по набережной курсантов военного училища. Этот топот будил Ольгу ежедневно, и она привыкла к нему, как к будильнику.
Попытка поработать над докладом на свежую голову к успеху не привела. И она неожиданно для себя решила: надо съездить к Чижу. Заграничный паспорт у нее в кармане, билет на «Стрелу» взят, чемодан собран. Все дела по институту еще вчера переданы заместителю, пусть руководит.
Она сняла трубку и набрала номер домашнего телефона водителя.
– Отдых, Мишенька, отменяется, – сказала в трубку, – поедем за город на весь день. Заправь полный бак.
На машине Ольга еще не ездила к Чижу. Ей казалось, что ему будет неловко: экое начальство на черной «Волге» заявилось. Сегодня она не могла зависеть от расписания поездов: вдруг понадобится уехать раньше или позже, можно прямо к «Стреле».
Нет, она ехала не затем, чтобы помочь Чижу утвердиться в своем решении. Когда об этом тебя не просят, лучше не соваться. Сердце подсказывало: в такой час надо просто быть с ним рядом.
И опять подступало прошлое…
Когда его перевели в свой полк, она в этот год была назначена директором института, готовилась к защите докторской диссертации. Она была откровенно счастлива и не скрывала своей радости от Чижа.
– Как видишь, – смеялась она при встрече, – нет худа без добра. Одиночество заставило меня работать. Иначе бы свихнулась.
А когда подбиралась к сердцу накопившаяся тревога, она забывала о науке, институте и с мольбой просила:
– Скажи только, что не можешь без меня, и я откажусь от института, от диссертации, заберу Юльку и к тебе…
– И что будешь делать? – спрашивал он сухо.
– Квартиру убирать, обеды готовить, с Юлькой заниматься, книги читать, в театры ходить, музеи.
Чиж смеялся:
– Обедать мне положено в части. Юлька сама отлично занимается, музеев у нас нет, театр всего один, библиотека тоже небогатая. Уберешь ты квартиру за тридцать минут. Я – на полетах, Юлька в школе. И ты на третий день скажешь: «Зачем ты меня сюда привез?»
– Не скажу, – упрямилась Ольга.
– Ну хорошо, – обещал Чиж, – я подумаю.
Перед отъездом он сказал:
– Если одной рукой командовать полком, а другой ласкать любимую женщину – и то, и другое будешь делать плохо.
И Ольгу от этих слов не покоробило. Она почувствовала облегчение, потому что подсознательно ждала его согласия со страхом. Она не представляла, как откажется от института, от защиты. Зачем тогда было огород городить? Зачем училась, зачем страдала от одиночества в самые лучшие годы своей жизни? Институт – это все-таки награда. Компенсация за безвозмездные потери. Гавань, в которой можно укрыться от душевных бурь.
Ей тогда еще не было сорока, и жизнь, казалось, только начинается. Исследования лаборатории принесли ей всесоюзную известность. На основе сульфоксидов удалось получить композиции для изготовления устойчивых к коррозии изоляционных покрытий магистральных нефтегазопроводов. Экономический эффект от внедрения новых покрытий составлял внушительные цифры. Ее везде поздравляли. Это была серьезная победа.
Занимаясь вопросами безотходной технологии, она вплотную подошла к проблеме многотоннажных отходов. В большинстве случаев их можно превратить в ценные продукты. Но не всегда это просто сделать. Сложно складывалась судьба некоторых фракций пиролиза, являющихся прекрасным сырьем для получения синтетических каучуков, эпоксидных смол, лакокрасочных материалов и других ценных продуктов. Получив в свое распоряжение институт, Ольга поверила в успех, хотя отлично понимала, что такую сложную задачу в два хода не решишь.
Зрели головокружительные замыслы, открывались заманчивые перспективы. Отказаться в такой момент от института было подобно катастрофе. И Чиж понял, что Ольга по женской слабости сморозила чепуху.
Взяв вину на себя, он помог ей примирить душевные противоречия на годы вперед. Работа заполняла ее до предела. И если бы не тетя Соня, помогавшая по дому, она бы частенько оставляла Юлю голодной и неухоженной.
– Я перееду к папе, – сказала ей однажды дочь. И Ольга не нашлась, что ей ответить. В день отъезда хотела безотлучно быть с Юлей, но ее срочно вызвали в министерство, и Юля уехала сама.
Перестала приходить и тетя Соня.
– Нету мне теперь у тебя работы, – сказала она. – Поговорить не с кем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81