Командир звена после этого полета написал рапорт о списании его с летной работы. Позже он перевелся в другую часть и стал неплохим штабистом. Для Волкова же это был почти рядовой вылет.
Передавая Волкову полк, Чиж сказал:
– Пока ты не сказал «полк принял», я с тобой буду разговаривать как с будущим командиром. И дам тебе несколько советов, которых не посмею дать командиру.
Волков молчал. Чиж провел его в технический класс, где стояли магнитофоны с записями переговоров летчика и командного пункта, достал из кармана катушку и поставил на аппарат.
– Давно хотел послушать вместе с тобой, но как-то не удавалось. Сейчас – самый момент, – и повернул черный носик включателя.
Это была фонограмма одного из сложных перехватов, совершенных Волковым. Цель маневрировала, уходила в облака, меняя курс и высоту, но перехватчик неумолимо сокращал расстояние. Голос наведенца звучал невозмутимо-спокойно, почти ласково. А подполковник Волков, зная, что наводит его молодой штурман, всего лишь лейтенант, то и дело позволял себе не то чтобы грубость, но какое-то едва уловимое превосходство: «Что вы мне двадцать раз одно и то же, дайте высоту!» Даже при заходе на посадку: «Я не пойму, кто первый заходит – „один семнадцать“ или я?» – хотя руководитель очень четко выдал необходимые команды.
– Понравилась музычка? – спросил Чиж, выключая магнитофон.
Волков молчал. Он предпочитал молчать в ситуациях, когда необходимо было что-то немедленно осмыслить.
– Итак, – сказал Чиж, – совет номер один: в небе нет генералов, есть только летчики.
– Это я знаю, – буркнул Волков.
– Нет, Ваня, это тот случай, когда знать мало. Надо понять.
– Зарубил, Павел Иванович.
В кабинете Чиж вынул из стола письмо с пометкой на конверте «командиру части». В письме мать одного из солдат заблаговременно просила, чтобы сына в день рождения отпустили в городской отпуск, в этот день она приедет к нему на побывку. Из Иркутска.
– Помню это письмо, – сказал Волков, – вы были в отпуске, я распорядился отпустить солдата.
– А его поставили в оцепление, матери объяснили: служба, мол, ничего не поделаешь. Теперь представь, что думает эта женщина о нас с тобой, что рассказывает знакомым в Иркутске, и что думает солдат о своих отцах-командирах. Кстати, отличный солдат, передовик… Молчишь? Это хорошо. Теперь представь, что подобное письмо тебе прислал командующий авиацией округа. Представил?.. Ты бы пять раз проконтролировал, отпустили солдата или не отпустили. А женщина эта, – он потряс конвертом, – между прочим, депутат Верховного Совета.
– Кто ж знал, – Волков пожал плечами.
– Вот, Иван Дмитрич, в этом и суть твоей ошибки. Для начальства – прогнулся, просто для человека – плевать хотел. Отсюда второй совет. Люди, они и в Африке люди. И у каждого есть право считаться человеком. И у генерала, и у солдата.
– Я извинюсь перед этой женщиной, – пообещал Волков.
– Извинись, – сказал Чиж. – Только она не депутат. Это я так.
– Все равно извинюсь. Солдату отпуск дадим.
– Ну и ладно. Напоследок передам тебе завещание моего друга Филимона Качева. Он говорил: слушай всех, а решай сам. Без этого командира нет. Все. Если будешь нуждаться в моих советах – обращайся. Навязываться не буду.
Волков почти не обращался к Чижу за советами, но помощи просил частенько: там проконтролировать, здесь поговорить, с кем-то разобраться, куда-то съездить, кому-то написать… Просьб этих со временем становилось меньше, Волков набирался опыта. И Чиж радовался – его полк был в надежных руках.
Никто этого не знал, но Чиж всякий раз, когда требовались нестандартные действия командира, в уме моделировал решение, а затем на эту модель проецировал деятельность Волкова. И, как правило, Волков не ошибался. Школа Чижа не прошла для него бесследно.
Вот и сегодня. Еще во время докладов Пименова и дежурного синоптика Чиж подумал, что он бы в такой ситуации слетал на доразведку. И если большая часть из того, что здесь говорили, подтверждается, надо перейти на сложный вариант. Таблица готова, предполетную подготовку летчики прошли.
– «Медовый», я «полсотни первый», – голос Волкова был бесстрастно-спокойный. – Разведку закончил, иду на точку. Работать будем по сложному варианту…
Чиж выдал свое удовлетворение непроизвольным кивком. Дескать, все верно, все понятно. И почувствовал, как подступило облегчение, – он простил бестактность Волкову. Ну, сорвалось у человека, не железный, чай, а допекают его со всех сторон.
Конечно, командующему Волков про очки не стал бы говорить. А Чижу посоветовал. Хотя, с другой стороны, еще неизвестно, что лучше – копить в себе напряжение или на ком-нибудь разрядить его.
Самолет Волкова уже тяжело катился по бетонке, упруго волоча за собой набитый спрессованным воздухом тормозной парашют. Чиж спустился на балконную площадку стартового командного пункта. Здесь стоял Новиков, облокотившись на планку перил. Пахло сухой пылью, хотя ветра почти не было, полосатый «колдун» над домиком метеорологов висел безжизненной тряпицей, словно все в этом мире вдруг притормозило свой бег, замерло. Гул турбин на стоянке воспринимался обособленно, как вычлененный самостоятельный мир, существующий в ином измерении. И самолет Волкова, подруливающий к стоянке, тоже был из того мира, хотя встречали его и заводили на свое место вполне реальные земные ребята.
– Отчего не в духе, Петрович? – спросил Чиж и облокотился на широкий брус перила рядом с Новиковым. – О погоде думаешь?
– О ней, – кивнул замполит. – Ни в какие ворота с таким климатом.
– Распогодится, – обнял его за плечи Чиж. – Тучи приходят и уходят…
– Хоть бы вы ему сказали… для его же пользы, – Новиков нетерпеливо махнул рукой, – для общей пользы, для пользы дела!
– Трудно ему, Петрович.
– Вот-вот… И вы оправдываете.
– Ему действительно трудно.
– Значит, можно хамить, голос повышать, портить всем настроение… Почему вы ему все это прощаете?
– Он командир, Петрович, – улыбнулся Чиж и подмигнул Новикову. Немного помолчав, добавил: – Волков из тех, кто умеет в своих ошибках разбираться. Это, сам знаешь, надежнее, чем тебе укажут со стороны.
– Как бы не опоздать с этим разбором… Пойду, надо перед полетами потолковать. Сложняк идет.
Оба посмотрели в небо. Оно еще было светлым, но кисея, поглотившая голубизну, стала гуще и грязнее.
– Петрович, – голос у Чижа вдруг охрип, и он легонько прокашлялся. – Только не юли. Может, мне в самом деле не лететь с вами?
Новиков насупился.
– Север не Сочи, – буркнул он таким тоном, что подразумевалось только одно продолжение: туда немного охотников.
Чиж улыбнулся, хотя улыбка эта далась ему не просто.
– Я не о том. Не пора ли на дворовый козлодром?
Новиков с обидой покачал головой, неизвестно с чем соглашаясь.
– Павел Иванович… Женщины войну объявили. Знают, земля круглая, а туда же: на край света не поедем… – Он глубоко вздохнул. – Алина моя. Наездилась, знаете, вдоль и поперек. Каждое новое мое назначение было ей костью в горле, но ни разу даже не заикнулась. Только в мечтах видела: живем в большом городе и она работает в школе. Молчала и ехала. А тут до слез взбунтовалась. Ревет белугой, будто на этом жизнь кончается. Один раз, говорит, ты мог бы поступиться своими интересами ради меня. Один раз! Я, дескать, как и ты, имею диплом, на меня государство деньги затратило, учило, а отдача? Могу я, наконец, как все люди жить, работать, воспитывать сына? Что ей скажешь?
– Ее можно понять.
– Вот-вот… А вы? Как же вы, с вашим опытом, с вашим умением учить людей…
– Чему я их теперь научу, Петрович, – в голосе Чижа звучала боль. Он сам почувствовал это, устыдился, что вот так обнаженно показал открытую рану, и попытался прикрыть ее юмором: – Вон на каких крокодилах прилетели, подходить страшно…
– Павел Иванович, – перебил Новиков, – вы другому учите. – Он улыбнулся. – Знаете, как наших ребят называют? Чижатами.
Внизу по бетонной дорожке размашисто и уверенно шел Волков, отдавая на ходу распоряжения своему заместителю. В одной руке у него были перчатки, в другой – наколенный планшет.
– Чижатами, говоришь? – спросил Чиж. – Не загибай, Петрович. Давно уж волчатами стали… Иди.
Он проводил Новикова к выходу, а сам повернул на вышку. Металлические ступени лестницы отозвались на его шаги приветливым гулом. Дежурная смена встретила его улыбкой. Помощник облегченно встал с места руководителя, дежурный штурман азартно потер руки, Юлька только глазами вспыхнула, синоптик с готовностью положил руку на телефонную трубку.
Для них он был не только начальником – живой историей полка. Новое пополнение начинает свою службу «крещением» на вечере Боевой славы, где Чиж – главная фигура. Главнее его был разве что Филимон Качев, который начал службу в полку со дня его формирования. Здесь каждый солдат знает его портрет, знает, что он летал с Чижом в одной паре…
Стартовое время, когда в полном соответствии с плановой таблицей начиналась работа, Чиж ценил особо, ибо в эти часы время и пространство становились осязаемо материальны. Замысловатые значки в строчках таблицы оживали, обретали голос и характер, требовали к себе индивидуального внимания.
– «Полсотни шестой» на приеме.
– «Полсотни шестому» запуск.
Доразведка не внесла новых корректив в план летного дня. Работа пошла по сложному варианту, то есть начали летать в первую очередь те летчики, которым был необходим налет в облаках, под шторкой, у кого не хватало для повышения классности посадок при минимуме – кому нужны были сложные погодные условия.
– «Полсотни шестой», подрулить…
– Разрешаю подрулить «полсотни шестому».
Самолет Муравко, хищно вытянув акулью голову, побежал к старту. Летчик покачал у лица растопыренной пятерней. На фоне молочно-белого шлема этот жест нельзя было не заметить. Это традиционный жест. Летчик как бы говорил: у меня все нормально, я спокоен. Летчик как бы обещал: все будет хорошо, скоро увидимся снова.
Кто не летал, не знает, что прощание на тридцать минут – тоже прощание. Дело не только в минутах. Полчаса пешком и полчаса в сверхзвуковом истребителе совершенно несопоставимые временные величины. Это объяснить трудно. Минуты, проведенные за звуковым барьером, имеют иное смысловое наполнение, они сопоставимы с обычными минутами лишь по длине, по объему они не знают аналогов. Каждый полет – это новые впечатления, иные режимы, иные покрытые расстояния, каждая секунда множится на километры, интегрируется с пережитыми чувствами и остается в ощущениях летчика единицей, которую пока еще никто не измерил и не придумал ей названия. Нет для нее системы измерения. И если очень грубо перевести тридцать минут полетного времени на обычное, то по среднему ощущению это будет около суток.
– «Полсотни шестой», на взлет!
– «Полсотни шестому» разрешаю на взлет.
Самолет Муравко уже несется на форсажном режиме к той черте, где колеса его неуловимо оторвутся от земли и многотонный аппарат скользнет над землей в стремительном полете. Воздух раскаленно вибрирует в такт огненным долькам разрубленного на кусочки форсажного языка пламени. Тонко повизгивают окна на стартовом командном пункте.
– «Полсотни шестой», номер зоны.
– Вам зона четыре, «полсотни шестой».
Юля не отрываясь следит за взлетом самолета Муравко, и, как только его огонек поглотила серая паутина, она взглянула на Чижа. И чуточку смутилась, как это с ней бывало в детстве, когда в школьном дневнике появлялась красная запись о плохом поведении и Чиж эту запись начинал читать.
«А что, – подумал Чиж, – не так все и плохо… Вон как Петрович набросился. Значит, Чиж еще нужен здесь. Набросился от души, не для вида».
Он улыбнулся своим мыслям и подмигнул Юле. Она растерянно отвернулась. Значит, парень этот ей по душе.
«С Волковым надо тоже объясниться, – вернулся Чиж к наболевшему. – Эти намеки на здоровье, на очки, они неспроста… А может, мне, как той голодной куме… Надо при случае поговорить. Лучше всего в домашней обстановке».
Работа набирала ритм, и Чиж полностью погрузился в летную обстановку. Одни просили запуск, другие выруливали, третьи сообщали о прибытии в зону, о заходе на посадку. Бросая взгляд то на планшет, то и плановую таблицу, Чиж зримо представлял, где и что делает сейчас каждый самолет.
– «Полсотни шестой»… Захват… Пуск…
– Понял. Выходите вправо на курс девяносто. Доложите остаток топлива.
– Остаток большой, схожу в зону.
– Снижайтесь до десяти, работу в зоне разрешаю.
К аэродрому все плотнее подступала облачность. Синоптик получал данные и все подрисовывал и подрисовывал на карте линии изобар. Ядро циклона зримо вытягивалось в пузатенький графинчик. Горло этого графинчика разбухало, подбираясь к посадочному курсу. Давление падало прямо на глазах. На запросы синоптика запасные аэродромы отвечали обеспокоенно: через двадцать – тридцать минут закрываемся. Чиж попросил на связь командира.
– Надо полеты прекращать.
– Вы что, Павел Иванович? Мы этот сложняк ждали как манну небесную.
– Иван Дмитрич, надо принимать решение. Есть риск.
– Полеты не будем прекращать.
– Вас понял.
Чиж положил трубку. Может, и в самом деле старость подступает? Осторожность, перестраховка – первые признаки. Чиж не любил хитрить с самим собою, хотелось ему знать о себе правду, а самочувствие – не объективный показатель, и он искал такие критерии, от которых не отвертеться. Все старики чрезмерную осторожность оправдывают опытом. Опыт и ему подсказывал: идет не просто сложняк, идет фронт с сюрпризами. И лучше в таком случае переждать. Но Волков торопится. И его можно понять. Он хочет закалить летчиков здесь, чтобы сюрпризы Севера они приняли мужественно и стойко. И чем больше таких сложняков пройдет через эти широты, тем лучше.
– Павел Иванович, – дежурный синоптик протянул Чижу трубку. – Вас.
– Анализ последних данных показывает, что циклон через пятнадцать – двадцать минут пересечет эпицентром наш аэродром…
Чиж прикинул – если Муравко сейчас прервет задание, еще успеет сесть.
– «Шестьсот двадцать пятый», взлет?
– «Шестьсот двадцать пятому» запрещаю взлет.«Пятьсот седьмому» подруливание прекратить.
И сразу звякнул телефон, помощник протянул трубку Чижу:
– Командир.
– Павел Иванович, я же сказал – будем летать! Вы что, не поняли? – Волков был раздражен.
– Нельзя летать, Иван Дмитриевич, – упрямо сказал Чиж. – Опасно.
– Я сейчас приду. Без меня никаких команд! – и положил трубку.
Чиж опять прикинул. В воздухе три самолета. Два только что взлетели, эти вне опасности, их можно на запасном посадить. Муравко до запасного уже не хватит горючего. Время работало против него.
Ветер ворвался на аэродром сразу, будто стоял за воротами и ждал, когда откроют запоры, а уж распахнуть их он и сам сумел. Да так лихо, что влетел с пылью и сорванными листьями, с посвистом и устрашающим гулом. Волков двумя руками схватил фуражку и, низко наклонив плечо, словно рассекая упругую волну, подбежал к домику с вышкой. Дверь за ним закрылась с пушечным гулом.
– Этих двоих, – его палец поелозил по строчкам плановой таблицы, – предупредите, если не пронесет эту муру, будут садиться на запасном. Запросите Дизельный. «Полсотни шестому» – на точку.
Чиж взглянул на хронометр. Семь минут потеряно.
– «Полсотни шестой», работу в зоне прекратить. Выходите на точку с курсом сто двадцать.
– Понял, выполняю.
– Высота, «полсотни шестой»?
– Двенадцать с половиной.
– Понял. Снижайтесь до шести… До точки девяносто. Режим. Выходите на посадочный. Удаление тридцать пять.
– Понял, выполняю.
– Видимость ухудшилась, включаю светооборудование.
– Понял… На посадочном, режим до двух. Иду в облаках.
По стеклам вышки ударили первые капли. Крупные, тяжелые, как из свинца. Следы на стекле – как рваные воронки на заснеженном поле. Сколько таких полей повидал Чиж из кабины истребителя во время войны?
От порыва ветра пугливо скрипнули стропила СКП, угрожающе заиграла жесть крыши. И тут же огромная невидимая рука размашисто сыпанула горсть ледяных шариков. Они с треском кололись о бетон, разлетаясь сверкающими осколками.
– Запросите остаток топлива. – Скулы Волкова побелели, но голос был спокойным.
Муравко доложил. И стало ясно, что у него остался один вариант – садиться дома. До запасного уже не дотянуть. Те семь минут, которые были потеряны в ожидании Волкова, могли избавить сейчас Муравко от риска – он вполне успевал до Дизельного, но они уже канули и думать надо о другом – как обеспечить безопасную посадку.
– Приведите в готовность все аварийно-спасательные средства, – сказал Чиж своему помощнику. Волков только еле заметно кивнул. Видимо, Чиж опередил на секунду его распоряжение.
Муравко уже был на удалении пятнадцати километров, и Чиж представил себя в кабине самолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81