И прижалась губами к клубку нервов. А когтистые щупальца безвольно поникли, хотя могли бы разорвать ее в клочья. И как только губы Эйле прикоснулись к наполненному болью телу Властелина Времени, раздался чудовищный взрыв. Ослепительная вспышка, жар. Орми отлетел к стене. Гигантская туша чудовища лопнула, шкура с нее сползла и растаяла как дым, и Властелин Времени начал распадаться. Его плоть разделилась на множество сгустков, каждый из которых постепенно принимал человеческое обличье. Но это были не люди, а трупы – гниющие трупы мужчин, женщин, детей, особенно много детей. Властелин Времени превратился в груду зловонных тел. А гнили они быстро, прямо на глазах, разваливались, пузырились, сохли и рассыпались в прах. И вот уже только груда костей и трухи осталась на месте чудовища.
Посреди этой груды стояла Эйле, по пояс в костях. Лицо ее было обожжено вспышкой, волосы встопорщились, глаза горели безумно. Она не двигалась.
Первым опомнился Аш. Он, должно быть, вспомнил слова Энки о своей зоркости и счел нужным поделиться тем, что видит.
– Злой дух исчез, – сказал он. – Его нет больше. И девушки нет, Эйле ее звали, кажется. Они сожгли друг друга.
– Ты что, Аш? – пробормотал Энки. – Вот же она стоит. Ты что…
Люди постепенно приходили в себя и начинали подниматься с пола. Кости и прах оказались призрачными. Они исчезли, как только кто-то из ядозубов дотронулся до них. Обнажился пол – он был каменным в том месте, где сидело чудовище. Низко над полом, в шаге от Эйле, висела в воздухе голова Уллины Великой. Властелин Времени хранил ее внутри своего тела.
Это было совсем не то, что они ожидали увидеть. Ждали чего-то рогатого, уродливого, жуткого. А тут – просто голова красивой женщины. Голова как голова. Вот только висит, не падает, и рот разинут в беззвучном вопле, и в глазах – не поймешь, то ли ужас, то ли торжество, а снизу, где следовало быть шее, болтаются гнилые клочья.
Но Орми смотрел не на голову. Он смотрел на Эйле. И душа его наполнялась тоской, потому что он с каждым мгновением все яснее понимал: Эйле нет больше. От нее осталась лишь тень. Дотронешься, и она исчезнет. Свет проходил сквозь нее. Вот тень стала зыбкой… черты расплылись… на миг возникло лицо того страшного трупа, что разговаривал с Орми тогда, в Каар-Гуне. Потом снова – как будто живое лицо, но труп не исчез, лица наложились друг на друга и смешались… Орми с криком бросился к призраку, не в силах дольше выносить эту муку. Скорей прикоснуться к ней, и пусть она растает, как прах Властелина Времени, навсегда, навсегда! Он схватил ее за руку…
– Ш-ш! Эйле появилась из воздуха, вот чудо! – сказал Аш.
Рука была теплая.
– Ты жива? – еле вымолвил Орми. Эйле в ответ слабо улыбнулась. Губы у нее потрескались и сочились кровью.
– Что это было? Что ты сделала?
Она повернулась к нему, и он невольно попятился: она – и все же не она. Лицо странно изменилось. Не то чтобы оно стало чужим… Повзрослело? Да, но не только это.
– Что с тобой?
Эйле опустилась на камень рядом с головой Уллины и беззвучно рассмеялась, закрыв ладонями лицо.
– Сколько всего было, Орми, – сказала она сквозь смех. – Петли, петли! Тысячи петель! Если бы все рассказать! Бедное время!
За спиной Орми раздался голос Элгара:
– Свершилось чудо, Эйле! По всем законам ты не могла убить Властелина Времени и остаться живой. Я же понял, что ты задумала: соединить свою душу с его, чтобы вы, слившись, уничтожили друг друга…
– Ничего я не задумывала! – Теперь Эйле смеялась уже в голос.
– Все равно ты должна была исчезнуть вместе с ним! Ты не могла выжить!
Эйле все хохотала и хохотала. Потом понемногу угомонилась, отняла ладони от лица и сказала:
– Ну что ты говоришь: должна была. Как будто законы что-то значат в этом мире. Вздор. Законы – такие же оборотни. Повязка на глаза для безмозглых и доверчивых. Понадобится – и все законы вместе с миром – опа! – выворачиваются наизнанку. Потом еще. И еще. Я должна была исчезнуть? Да, конечно. И я исчезла. А потом раз – и я снова здесь. Я еще нужна, понимаешь? – Эйле судорожно вздохнула. – А петли? Ты знаешь, сколько ОНИ накрутили петель? Да у НИХ теперь наверняка концы с концами не сойдутся. Где-нибудь небось у деревьев выросли уши, а соплянки пустили корни. Только всем на это наплевать. А я-то дура! Думала, я их раскусила. А вышло так, что и мой бунт, и то, что я сделала, – все было предусмотрено! – Эйле перевела дух, потом усмехнулась и продолжила: – Мы, люди, так малы, и время наше столь ничтожно. Есть ли смысл с нами считаться? Что такое наша вселенная? Думаете, ею все исчерпано? Как бы не так! Мир бесконечен во все стороны, Сидит на крысе блоха и думает: кусать или не кусать? Вроде бы надо, но что-то не хочется. Наша вселенная – обрывок блошиной мысли. «Вроде бы надо» – это Имир и все его слуги. Вперед, к торжеству добра. Мысль развивается, решение зреет. Сейчас как укусит крысу блоха, ох что будет! Но тут появляется коварный враг. Мысль выворачивается и встает на дыбы. «Но что-то не хочется» – это Улле со своим воинством. О ужас! Время обратилось вспять! Укус срывается! Конец великому замыслу! Вы, конечно, думаете, что я спятила. А ничего подобного. Насчет блошиной мысли – я не хочу сказать, что дело обстоит именно так. Это пример. Их нужно много придумать. Но один-то попадет в точку. Истина недалеко. Что-то похожее или еще глупее.
Эйле сникла и замолчала. Орми с трудом дослушал ее речь до конца: его мозг просто отказывался воспринимать этот бред после всего, что случилось. Мозг требовал сна и не желал ничего знать.
Так или иначе, Властелин Времени был побежден, и все невольно расслабились. Ядозубы – те уже вовсю храпели, разлегшись на полу. Аги и Бату тоже спали, хоть и без храпа. Аш и Энки клевали носом. Только Элгар стоял и озабоченно смотрел на Эйле, видимо, собирался с мыслями, чтобы достойно возразить. Сквозь наползающую дрему Орми услышал его голос:
– То, что ты говоришь, Эйле, безусловно, неверно. Твои ощущения я бы назвал страхом перед бесконечностью. Перед той бесконечностью, с которой сталкивается всякий, чья жизнь так или иначе пересекается с главной дорогой, по которой движется мироздание. Как бы ни был велик человек, бесконечность превращает его в ничто. Однако на самом деле это всего лишь иллюзия. И я могу ответить на твой вопрос…
– Я не задавала никаких вопросов, – сказала Эйле. – У меня их нет.
– Ты говорила, что люди – орудия в чьих-то руках, и кто-то управляет нами, а цель этой игры никому не ведома, и хозяева, кто бы они ни были, не считают нужным поделиться с нами своими планами. Но дело-то все в том, что мы не просто орудия. Мироздание едино. Все его части слиты в целое, поэтому в каждой мелочи, в каждой песчинке отражается все сущее, все, что было и будет. Поэтому ты и смогла сравнить вселенную с блошиной мыслью. Но твои слова – лишь малая часть правды, ее боковая веточка. А настоящая правда в том, что люди, как и все остальное, что есть в мире, являются частями той самой бесконечности, о которой мы толкуем. Неведомые хозяева – это и мы тоже. Игра – наша игра. Души людей пронизывают вечность. А что касается нашей ничтожности, то ведь в мире в конечном счете нет ни большого, ни малого…
Тут Орми заснул окончательно, и монотонное бормотание Элгара превратилось в мутный поток, ленивую подземную реку, которая все течет и течет из ниоткуда в никуда… Так или иначе, Орми в вопросах вечности остался, как и был, полным невеждой.
Спали они долго, никак не меньше суток. Потом Элгар разбудил их.
– Пора, – сказал он. – Надо выбираться отсюда.
– А с этой как? – пробормотал Кулу, потягиваясь. – С головой-то? Если Зерно Имира у нее внутри, так надо его достать.
Кулу встал, вынул меч и замахнулся.
– Не надо, – остановил его Элгар. – Меч погубишь, а то и что похуже случится. Я возьму ее, а больше пусть никто к ней не прикасается.
Элгар взял голову Уллины за волосы и понес к лестнице.
– Погодите! – всполошился Орми. – Где яйцо Клыкача?
Его мешок был пуст, в шкуре зияла круглая дыра с обугленными краями.
Яйцо искали долго и тщетно. Потом Аш, в задумчивости стоявший в сторонке, сказал:
– Вы ищете шарик с Черным Ужасом? Вон он. Только ужаса в нем больше нет, или он затаился.
Аш указывал на голову Уллины. И действительно, в ее разинутой пасти темнело клыкачье яйцо. Как оно туда попало – никто не ведал. Эйле, взглянув, хмыкнула и сказала:
– Само закатилось. Бывает. Стоит ли удивляться таким пустякам?
Они двинулись в обратный путь. На центральном пятачке Дуль-Куга, на пятиугольной площадке с разбегающимися тоннелями, дул ветер. Коридоры гудели, распахнутые двери с лязгом вращались на петлях и бились о стены. Два потока воздуха неслись навстречу друг другу и смешивались вихрями в клубах пара: морозный ветер дул по ногам, устремляясь из ледяной половины Дуль-Куга в каменную, и теплый, пахнущий кровью – в лицо.
Коридоры и залы были пусты. Элгар шагал к выходу, и весь отряд за ним.
– Мы должны спасти детей! – сказала Эйле.
Они свернули к питомнику. По пути заглянули в зал с машинами, откуда Аги отправлялся в прошлое. Там висел дым, желтый и едкий. Воняло паленым. Искореженные машины валялись где попало, их железные внутренности устилали пол. В груде хлама корчился полураздавленный менхур. Несколько стражников-дурней стояли у входа. Их лица позеленели – должно быть, от ядовитого дыма, но некому было приказать им выйти подышать в коридор. Один из стражников рухнул, прямой, как дерево, на острые обломки.
Элгар повел своих спутников дальше. По всему Дуль-Кугу гуляли ветры, двери хлопали. Обитатели исчезли.
– Что случилось? – спросил Бату. – Почему все разрушено? Кто это сделал?
– Они сами, – ответил Элгар, не оборачиваясь. – Они напуганы. Властелин Времени был не просто главным среди марбиан. Он вбирал их всех в себя. Видели, сколько трупов из него вывалилось? Убив его, Эйле лишила жителей Марбе половины их силы, а главное – они теперь все порознь. По крайней мере, на время они пали духом. Решили, что раз уж мы справились с Властелином Времени, то обычные марбиане для нас вообще не противники. И спрятались, затаились до поры, а все свои машины побили, чтобы они не достались нам.
Вот и питомник. Они даже не сумели зайти туда – только заглянули в распахнутую дверь и тотчас отпрянули. Кровавое месиво на полу, и никого живого. Марбиане, уходя, не оставили врагам ничего из своих богатств. Эйле стиснула зубы и промолчала.
Они двинулись к выходу – кружным путем, по второму кольцу, потом по радиальному тоннелю и по первому кольцу до главных ворот, что вели к лестнице на ледник.
Глава 14
УЛЛИНА И ИМИР
Орми шел, то и дело поглядывая на Элгара. Что он собирается делать теперь, когда заветная цель достигнута и Зерно Имира у него в руках? Орми задал этот вопрос вслух. Элгар ответил не сразу.
Они уже поднимались по спиральной лестнице, окруженной туманом. Дуль-Куг, опустевший, покинутый и залитый кровью, остался внизу. Скоро они выйдут на поверхность. Даже Аш ждал этого с нетерпением.
– По правде, я не знаю, – сказал Элгар, задумчиво улыбаясь. Краем глаза он все время следил, чтобы кто-нибудь случайно не прикоснулся к голове Уллины. – После того как яйцо Клыкача само прыгнуло ей в рот, стало ясно, что до сих пор мы поступали правильно. Тайный механизм щелкнул. Что-то включилось, значит, мы нажимали на нужные бугорки. Я верю, что так будет и дальше. Нужно только поступать по совести и быть честными перед собой.
– И это ты называешь «нашей игрой»? – вяло произнесла Эйле.
– А ну, перестаньте! – рявкнул Кулу. – От ваших вопросов дерьмом разит. Ты вот, старый, если такой умный, скажи лучше, что теперь затевают враги? Или они уже решили сдаться? Мне в это слабо верится, и не к добру все это затишье и то, как легко нас выпустили. Я прямо-таки задом чую: лезем мы с вами в западню! – Тут уж тебе виднее, – сказал Элгар.
И вот они на поверхности. Морозный воздух обжигал лица. Стояло раннее утро, хмурое и стылое, и тьма почти как ночью, словно уже не осень, а середина зимы.
С юга приближалось огромное войско. Сотни боевых мамонтов, тысячи всадников, десятки тысяч пеших солдат. Передовые отряды были уже в миле от путников, и до самого горизонта на юге и юго-западе ледник покрывали несметные полчища.
– Ишь ты, – крякнул Хлу. – Неужто все на нас? Ну и нагнали мы на них страху, чтоб мне жить вечно!
– Так-то лучше, – проворчал Кулу, поднимая ружье. – Ненавижу затишья и засады. Ну, держитесь, ублюдки.
– Ты рехнулся, – сказал Барг. – Вон их сколько. Уходить надо, пока не заметили.
Вдруг раздался глухой удар – совсем рядом – и хруст, и Хлу со стоном упал на лед. В спине его зияла рваная рана, похожая на ухмыляющуюся пасть.
У края колодца в клубящемся тумане стояла Грага. В руках она сжимала тяжелую железку жуткого вида и странной формы, должно быть орудие пытки. С кривых лезвий, дымясь, капала кровь. Свежие красные пятна на льняной одежде Граги быстро задубели от мороза. Женщина уже занесла железку для второго удара, а Элгар, стоявший к ней спиной, не успел даже обернуться. Орми бросился к Граге, с ужасом сознавая, что опоздает….
Тонкая белая нить мелькнула в воздухе и оплела Граге шею. Аш рванул аркан, и Грага с хрипом повалилась на снег. Кулу кинулся к ней с ножом в руке, но Эйле опередила его и, склонившись над Грагой, заслонила ее своим телом. Аркан глубоко врезался в шею Граги. Лицо налилось кровью, белки глаз покраснели.
– Зачем ты это сделала? Даже марбиане не тронули нас. А ты… За что тебе нас ненавидеть?
– Грязные выродки, – прохрипела Грага, вращая жуткими выпученными глазами и судорожно вздрагивая. – У вас и так было все… вонючие счастливчики… а у нас только сила… и вера, что не бывает иначе… но вы и это отняли… дерьмо. Убью!
Грага попыталась схватить Эйле за горло, но промахнулась – руки не слушались. Кулу, зайдя сбоку, всадил-таки нож ей в сердце.
Эйле бросила на Кулу взгляд, полный гнева, и что-то крикнула, но слова ее потонули в оглушительном грохоте. Столб огня взметнулся в сотне шагов к югу, посыпались градом ледяные обломки.
– Пушки! – крикнул Аги. – Плохо дело. Надо уходить!
У них остался только один путь к отступлению – на северо-восток, к скалам. Они побежали, и облако пара над входом в Дуль-Куг ненадолго скрыло их от врагов.
Два мертвых тела остались на красном снегу у провала.
Взрывы следовали один за другим. Глыбы льда пролетали над самыми головами беглецов, но никто пока не был ранен. Они достигли первых утесов и начали подниматься на кряж, перебегая от валуна к валуну. В небольшой лощине в четверти мили над ледником остановились перевести дух. Отсюда вражеское войско было видно как на ладони. Всадники на мамонтах и мохнатых конях миновали дымящееся отверстие шахты и приближались к скалам, а один мамонт уже поднимался по ущелью. Пушки продолжали стрелять, и взрывы раздавались то слева, то справа, с каждым разом все ближе.
Мешкать было нельзя, и после краткой передышки они двинулись дальше. Вдруг сверху из-за нависшей скалы раздался рев мамонта. «Неужели окружены?»
– Эй! Сюда!
Голос Хресы. Вот это удача!
– Вижу, вы совсем не наделали шума там внизу! За вами почти никто не гонится, разрази меня Улле!
– Белолобый! Хреса! Мама!
Они обогнули утес, и мамонты посадили их себе на спины и понесли. Теперь беглецы поднимались куда быстрее, но скрываться от глаз неприятеля уже не могли. Мохнатые гиганты оказались слишком хорошей мишенью. Один из снарядов разорвался совсем близко, и обломок камня ударил Бату в грудь. Бату наклонился вперед и прижался к затылку Белолобого. Кровь была почти не видна на красноватой шерсти. «Все, конец, – подумал Орми, до боли стискивая зубы, – Пропал Бату. Дня не протянет».
Мамонты поднимались все выше, и вот уже пушечные выстрелы перестали доставать их. Грохотало теперь только позади, а потом стрельба и вовсе прекратилась. Гуганяне бросили пушки: слишком тяжело было тащить их вверх по крутому склону.
Но погоня не отставала. Внизу, на ледяной равнине, почти не осталось солдат, все они карабкались по уступам, ручьями и реками тянулись по ущельям; мамонты шли впереди всех, за ними, с небольшим отрывом, конные и пешие воины.
Гуганяне, те, что на мамонтах, держались от беглецов в полумиле, так что Белолобому и Маме приходилось бежать без остановок: стоило расстоянию немного сократиться, и в ход пошли бы ружья.
Подъем становился все круче и опаснее. Потом Предельные горы и вовсе вздыбились отвесной стеной, оставив беглецам единственный проход: глубокое узкое ущелье, только-только протиснуться мамонту. Его дно круто поднималось; там было полно снега. Белолобый следом за мамонтихой вошел в ущелье, и тогда Бату шевельнулся и сказал:
– Здесь ты меня сними, друг мамонт. Ни к чему волочь на спине мертвеца. А ты, Орми, дай мне ружье, а лучше два. И не спорь, пожалуйста, я дело говорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Посреди этой груды стояла Эйле, по пояс в костях. Лицо ее было обожжено вспышкой, волосы встопорщились, глаза горели безумно. Она не двигалась.
Первым опомнился Аш. Он, должно быть, вспомнил слова Энки о своей зоркости и счел нужным поделиться тем, что видит.
– Злой дух исчез, – сказал он. – Его нет больше. И девушки нет, Эйле ее звали, кажется. Они сожгли друг друга.
– Ты что, Аш? – пробормотал Энки. – Вот же она стоит. Ты что…
Люди постепенно приходили в себя и начинали подниматься с пола. Кости и прах оказались призрачными. Они исчезли, как только кто-то из ядозубов дотронулся до них. Обнажился пол – он был каменным в том месте, где сидело чудовище. Низко над полом, в шаге от Эйле, висела в воздухе голова Уллины Великой. Властелин Времени хранил ее внутри своего тела.
Это было совсем не то, что они ожидали увидеть. Ждали чего-то рогатого, уродливого, жуткого. А тут – просто голова красивой женщины. Голова как голова. Вот только висит, не падает, и рот разинут в беззвучном вопле, и в глазах – не поймешь, то ли ужас, то ли торжество, а снизу, где следовало быть шее, болтаются гнилые клочья.
Но Орми смотрел не на голову. Он смотрел на Эйле. И душа его наполнялась тоской, потому что он с каждым мгновением все яснее понимал: Эйле нет больше. От нее осталась лишь тень. Дотронешься, и она исчезнет. Свет проходил сквозь нее. Вот тень стала зыбкой… черты расплылись… на миг возникло лицо того страшного трупа, что разговаривал с Орми тогда, в Каар-Гуне. Потом снова – как будто живое лицо, но труп не исчез, лица наложились друг на друга и смешались… Орми с криком бросился к призраку, не в силах дольше выносить эту муку. Скорей прикоснуться к ней, и пусть она растает, как прах Властелина Времени, навсегда, навсегда! Он схватил ее за руку…
– Ш-ш! Эйле появилась из воздуха, вот чудо! – сказал Аш.
Рука была теплая.
– Ты жива? – еле вымолвил Орми. Эйле в ответ слабо улыбнулась. Губы у нее потрескались и сочились кровью.
– Что это было? Что ты сделала?
Она повернулась к нему, и он невольно попятился: она – и все же не она. Лицо странно изменилось. Не то чтобы оно стало чужим… Повзрослело? Да, но не только это.
– Что с тобой?
Эйле опустилась на камень рядом с головой Уллины и беззвучно рассмеялась, закрыв ладонями лицо.
– Сколько всего было, Орми, – сказала она сквозь смех. – Петли, петли! Тысячи петель! Если бы все рассказать! Бедное время!
За спиной Орми раздался голос Элгара:
– Свершилось чудо, Эйле! По всем законам ты не могла убить Властелина Времени и остаться живой. Я же понял, что ты задумала: соединить свою душу с его, чтобы вы, слившись, уничтожили друг друга…
– Ничего я не задумывала! – Теперь Эйле смеялась уже в голос.
– Все равно ты должна была исчезнуть вместе с ним! Ты не могла выжить!
Эйле все хохотала и хохотала. Потом понемногу угомонилась, отняла ладони от лица и сказала:
– Ну что ты говоришь: должна была. Как будто законы что-то значат в этом мире. Вздор. Законы – такие же оборотни. Повязка на глаза для безмозглых и доверчивых. Понадобится – и все законы вместе с миром – опа! – выворачиваются наизнанку. Потом еще. И еще. Я должна была исчезнуть? Да, конечно. И я исчезла. А потом раз – и я снова здесь. Я еще нужна, понимаешь? – Эйле судорожно вздохнула. – А петли? Ты знаешь, сколько ОНИ накрутили петель? Да у НИХ теперь наверняка концы с концами не сойдутся. Где-нибудь небось у деревьев выросли уши, а соплянки пустили корни. Только всем на это наплевать. А я-то дура! Думала, я их раскусила. А вышло так, что и мой бунт, и то, что я сделала, – все было предусмотрено! – Эйле перевела дух, потом усмехнулась и продолжила: – Мы, люди, так малы, и время наше столь ничтожно. Есть ли смысл с нами считаться? Что такое наша вселенная? Думаете, ею все исчерпано? Как бы не так! Мир бесконечен во все стороны, Сидит на крысе блоха и думает: кусать или не кусать? Вроде бы надо, но что-то не хочется. Наша вселенная – обрывок блошиной мысли. «Вроде бы надо» – это Имир и все его слуги. Вперед, к торжеству добра. Мысль развивается, решение зреет. Сейчас как укусит крысу блоха, ох что будет! Но тут появляется коварный враг. Мысль выворачивается и встает на дыбы. «Но что-то не хочется» – это Улле со своим воинством. О ужас! Время обратилось вспять! Укус срывается! Конец великому замыслу! Вы, конечно, думаете, что я спятила. А ничего подобного. Насчет блошиной мысли – я не хочу сказать, что дело обстоит именно так. Это пример. Их нужно много придумать. Но один-то попадет в точку. Истина недалеко. Что-то похожее или еще глупее.
Эйле сникла и замолчала. Орми с трудом дослушал ее речь до конца: его мозг просто отказывался воспринимать этот бред после всего, что случилось. Мозг требовал сна и не желал ничего знать.
Так или иначе, Властелин Времени был побежден, и все невольно расслабились. Ядозубы – те уже вовсю храпели, разлегшись на полу. Аги и Бату тоже спали, хоть и без храпа. Аш и Энки клевали носом. Только Элгар стоял и озабоченно смотрел на Эйле, видимо, собирался с мыслями, чтобы достойно возразить. Сквозь наползающую дрему Орми услышал его голос:
– То, что ты говоришь, Эйле, безусловно, неверно. Твои ощущения я бы назвал страхом перед бесконечностью. Перед той бесконечностью, с которой сталкивается всякий, чья жизнь так или иначе пересекается с главной дорогой, по которой движется мироздание. Как бы ни был велик человек, бесконечность превращает его в ничто. Однако на самом деле это всего лишь иллюзия. И я могу ответить на твой вопрос…
– Я не задавала никаких вопросов, – сказала Эйле. – У меня их нет.
– Ты говорила, что люди – орудия в чьих-то руках, и кто-то управляет нами, а цель этой игры никому не ведома, и хозяева, кто бы они ни были, не считают нужным поделиться с нами своими планами. Но дело-то все в том, что мы не просто орудия. Мироздание едино. Все его части слиты в целое, поэтому в каждой мелочи, в каждой песчинке отражается все сущее, все, что было и будет. Поэтому ты и смогла сравнить вселенную с блошиной мыслью. Но твои слова – лишь малая часть правды, ее боковая веточка. А настоящая правда в том, что люди, как и все остальное, что есть в мире, являются частями той самой бесконечности, о которой мы толкуем. Неведомые хозяева – это и мы тоже. Игра – наша игра. Души людей пронизывают вечность. А что касается нашей ничтожности, то ведь в мире в конечном счете нет ни большого, ни малого…
Тут Орми заснул окончательно, и монотонное бормотание Элгара превратилось в мутный поток, ленивую подземную реку, которая все течет и течет из ниоткуда в никуда… Так или иначе, Орми в вопросах вечности остался, как и был, полным невеждой.
Спали они долго, никак не меньше суток. Потом Элгар разбудил их.
– Пора, – сказал он. – Надо выбираться отсюда.
– А с этой как? – пробормотал Кулу, потягиваясь. – С головой-то? Если Зерно Имира у нее внутри, так надо его достать.
Кулу встал, вынул меч и замахнулся.
– Не надо, – остановил его Элгар. – Меч погубишь, а то и что похуже случится. Я возьму ее, а больше пусть никто к ней не прикасается.
Элгар взял голову Уллины за волосы и понес к лестнице.
– Погодите! – всполошился Орми. – Где яйцо Клыкача?
Его мешок был пуст, в шкуре зияла круглая дыра с обугленными краями.
Яйцо искали долго и тщетно. Потом Аш, в задумчивости стоявший в сторонке, сказал:
– Вы ищете шарик с Черным Ужасом? Вон он. Только ужаса в нем больше нет, или он затаился.
Аш указывал на голову Уллины. И действительно, в ее разинутой пасти темнело клыкачье яйцо. Как оно туда попало – никто не ведал. Эйле, взглянув, хмыкнула и сказала:
– Само закатилось. Бывает. Стоит ли удивляться таким пустякам?
Они двинулись в обратный путь. На центральном пятачке Дуль-Куга, на пятиугольной площадке с разбегающимися тоннелями, дул ветер. Коридоры гудели, распахнутые двери с лязгом вращались на петлях и бились о стены. Два потока воздуха неслись навстречу друг другу и смешивались вихрями в клубах пара: морозный ветер дул по ногам, устремляясь из ледяной половины Дуль-Куга в каменную, и теплый, пахнущий кровью – в лицо.
Коридоры и залы были пусты. Элгар шагал к выходу, и весь отряд за ним.
– Мы должны спасти детей! – сказала Эйле.
Они свернули к питомнику. По пути заглянули в зал с машинами, откуда Аги отправлялся в прошлое. Там висел дым, желтый и едкий. Воняло паленым. Искореженные машины валялись где попало, их железные внутренности устилали пол. В груде хлама корчился полураздавленный менхур. Несколько стражников-дурней стояли у входа. Их лица позеленели – должно быть, от ядовитого дыма, но некому было приказать им выйти подышать в коридор. Один из стражников рухнул, прямой, как дерево, на острые обломки.
Элгар повел своих спутников дальше. По всему Дуль-Кугу гуляли ветры, двери хлопали. Обитатели исчезли.
– Что случилось? – спросил Бату. – Почему все разрушено? Кто это сделал?
– Они сами, – ответил Элгар, не оборачиваясь. – Они напуганы. Властелин Времени был не просто главным среди марбиан. Он вбирал их всех в себя. Видели, сколько трупов из него вывалилось? Убив его, Эйле лишила жителей Марбе половины их силы, а главное – они теперь все порознь. По крайней мере, на время они пали духом. Решили, что раз уж мы справились с Властелином Времени, то обычные марбиане для нас вообще не противники. И спрятались, затаились до поры, а все свои машины побили, чтобы они не достались нам.
Вот и питомник. Они даже не сумели зайти туда – только заглянули в распахнутую дверь и тотчас отпрянули. Кровавое месиво на полу, и никого живого. Марбиане, уходя, не оставили врагам ничего из своих богатств. Эйле стиснула зубы и промолчала.
Они двинулись к выходу – кружным путем, по второму кольцу, потом по радиальному тоннелю и по первому кольцу до главных ворот, что вели к лестнице на ледник.
Глава 14
УЛЛИНА И ИМИР
Орми шел, то и дело поглядывая на Элгара. Что он собирается делать теперь, когда заветная цель достигнута и Зерно Имира у него в руках? Орми задал этот вопрос вслух. Элгар ответил не сразу.
Они уже поднимались по спиральной лестнице, окруженной туманом. Дуль-Куг, опустевший, покинутый и залитый кровью, остался внизу. Скоро они выйдут на поверхность. Даже Аш ждал этого с нетерпением.
– По правде, я не знаю, – сказал Элгар, задумчиво улыбаясь. Краем глаза он все время следил, чтобы кто-нибудь случайно не прикоснулся к голове Уллины. – После того как яйцо Клыкача само прыгнуло ей в рот, стало ясно, что до сих пор мы поступали правильно. Тайный механизм щелкнул. Что-то включилось, значит, мы нажимали на нужные бугорки. Я верю, что так будет и дальше. Нужно только поступать по совести и быть честными перед собой.
– И это ты называешь «нашей игрой»? – вяло произнесла Эйле.
– А ну, перестаньте! – рявкнул Кулу. – От ваших вопросов дерьмом разит. Ты вот, старый, если такой умный, скажи лучше, что теперь затевают враги? Или они уже решили сдаться? Мне в это слабо верится, и не к добру все это затишье и то, как легко нас выпустили. Я прямо-таки задом чую: лезем мы с вами в западню! – Тут уж тебе виднее, – сказал Элгар.
И вот они на поверхности. Морозный воздух обжигал лица. Стояло раннее утро, хмурое и стылое, и тьма почти как ночью, словно уже не осень, а середина зимы.
С юга приближалось огромное войско. Сотни боевых мамонтов, тысячи всадников, десятки тысяч пеших солдат. Передовые отряды были уже в миле от путников, и до самого горизонта на юге и юго-западе ледник покрывали несметные полчища.
– Ишь ты, – крякнул Хлу. – Неужто все на нас? Ну и нагнали мы на них страху, чтоб мне жить вечно!
– Так-то лучше, – проворчал Кулу, поднимая ружье. – Ненавижу затишья и засады. Ну, держитесь, ублюдки.
– Ты рехнулся, – сказал Барг. – Вон их сколько. Уходить надо, пока не заметили.
Вдруг раздался глухой удар – совсем рядом – и хруст, и Хлу со стоном упал на лед. В спине его зияла рваная рана, похожая на ухмыляющуюся пасть.
У края колодца в клубящемся тумане стояла Грага. В руках она сжимала тяжелую железку жуткого вида и странной формы, должно быть орудие пытки. С кривых лезвий, дымясь, капала кровь. Свежие красные пятна на льняной одежде Граги быстро задубели от мороза. Женщина уже занесла железку для второго удара, а Элгар, стоявший к ней спиной, не успел даже обернуться. Орми бросился к Граге, с ужасом сознавая, что опоздает….
Тонкая белая нить мелькнула в воздухе и оплела Граге шею. Аш рванул аркан, и Грага с хрипом повалилась на снег. Кулу кинулся к ней с ножом в руке, но Эйле опередила его и, склонившись над Грагой, заслонила ее своим телом. Аркан глубоко врезался в шею Граги. Лицо налилось кровью, белки глаз покраснели.
– Зачем ты это сделала? Даже марбиане не тронули нас. А ты… За что тебе нас ненавидеть?
– Грязные выродки, – прохрипела Грага, вращая жуткими выпученными глазами и судорожно вздрагивая. – У вас и так было все… вонючие счастливчики… а у нас только сила… и вера, что не бывает иначе… но вы и это отняли… дерьмо. Убью!
Грага попыталась схватить Эйле за горло, но промахнулась – руки не слушались. Кулу, зайдя сбоку, всадил-таки нож ей в сердце.
Эйле бросила на Кулу взгляд, полный гнева, и что-то крикнула, но слова ее потонули в оглушительном грохоте. Столб огня взметнулся в сотне шагов к югу, посыпались градом ледяные обломки.
– Пушки! – крикнул Аги. – Плохо дело. Надо уходить!
У них остался только один путь к отступлению – на северо-восток, к скалам. Они побежали, и облако пара над входом в Дуль-Куг ненадолго скрыло их от врагов.
Два мертвых тела остались на красном снегу у провала.
Взрывы следовали один за другим. Глыбы льда пролетали над самыми головами беглецов, но никто пока не был ранен. Они достигли первых утесов и начали подниматься на кряж, перебегая от валуна к валуну. В небольшой лощине в четверти мили над ледником остановились перевести дух. Отсюда вражеское войско было видно как на ладони. Всадники на мамонтах и мохнатых конях миновали дымящееся отверстие шахты и приближались к скалам, а один мамонт уже поднимался по ущелью. Пушки продолжали стрелять, и взрывы раздавались то слева, то справа, с каждым разом все ближе.
Мешкать было нельзя, и после краткой передышки они двинулись дальше. Вдруг сверху из-за нависшей скалы раздался рев мамонта. «Неужели окружены?»
– Эй! Сюда!
Голос Хресы. Вот это удача!
– Вижу, вы совсем не наделали шума там внизу! За вами почти никто не гонится, разрази меня Улле!
– Белолобый! Хреса! Мама!
Они обогнули утес, и мамонты посадили их себе на спины и понесли. Теперь беглецы поднимались куда быстрее, но скрываться от глаз неприятеля уже не могли. Мохнатые гиганты оказались слишком хорошей мишенью. Один из снарядов разорвался совсем близко, и обломок камня ударил Бату в грудь. Бату наклонился вперед и прижался к затылку Белолобого. Кровь была почти не видна на красноватой шерсти. «Все, конец, – подумал Орми, до боли стискивая зубы, – Пропал Бату. Дня не протянет».
Мамонты поднимались все выше, и вот уже пушечные выстрелы перестали доставать их. Грохотало теперь только позади, а потом стрельба и вовсе прекратилась. Гуганяне бросили пушки: слишком тяжело было тащить их вверх по крутому склону.
Но погоня не отставала. Внизу, на ледяной равнине, почти не осталось солдат, все они карабкались по уступам, ручьями и реками тянулись по ущельям; мамонты шли впереди всех, за ними, с небольшим отрывом, конные и пешие воины.
Гуганяне, те, что на мамонтах, держались от беглецов в полумиле, так что Белолобому и Маме приходилось бежать без остановок: стоило расстоянию немного сократиться, и в ход пошли бы ружья.
Подъем становился все круче и опаснее. Потом Предельные горы и вовсе вздыбились отвесной стеной, оставив беглецам единственный проход: глубокое узкое ущелье, только-только протиснуться мамонту. Его дно круто поднималось; там было полно снега. Белолобый следом за мамонтихой вошел в ущелье, и тогда Бату шевельнулся и сказал:
– Здесь ты меня сними, друг мамонт. Ни к чему волочь на спине мертвеца. А ты, Орми, дай мне ружье, а лучше два. И не спорь, пожалуйста, я дело говорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35