Но там, наверху, много наших от холода сдохло. Нас ведь зима застала в горах. Ох и хлебнули мы лиха. Так что ты уж не обессудь, змееныш, что мы с тобой не очень-то ласковы будем. Ведь это все из-за тебя.
– Почему же из-за меня?
– Старики говорили: когда Улле в обиде, когда ему кто-то ущерб нанесет, не будет ему поклоняться или по-другому оскорбит, тогда просыпаются Мертвые земли. А ты идола повалил. И отпираться без толку. Все, буду спать, – Хреса зевнула и захрапела, забыв закрыть рот. Комары ей все лицо облепили.
Орми повернулся к Эйле:
– Спишь?
– Нет. Я слушала.
– Представляю, что они завтра учинят над нами. Мало не покажется.
– После того, что они пережили, им бы возненавидеть Улле. А они ему по-прежнему служат.
– Еще бы. Кто ж захочет, чтобы такое повторилось. Только вот что странно. Почему Мертвые земли проснулись не сразу, когда я повалил идола, а лишь через тридцать дней?
– А было что-нибудь такое… важное, какое-нибудь событие с тобой и с Энки в это время?
– Постой-ка… Точно! Примерно через тридцать дней после нашего бегства мы увидели Имира или солнце сквозь мглу на вершине горы. Тогда нам открылись знаки. Вот что случилось! А с тобой, Эйле, что было тогда?
– Когда? Я не знаю, когда вы сбежали из своего селения.
– Ну, смотри: тридцать дней мы шли до вершины и столько же еще – до встречи с вами. Выходит, дней шестьдесят всего.
– Ясно. В это время примерно я проникла в мозг Шуллы и навязала ему свою волю. Орми помолчал немного и сказал:
– Все сходится. И ой как плохо дело детей Имира под небом, если каждая их победа отражается, словно в воде, и обращается тысячекратным торжеством Улле.
– Если это не случайность.
– Раз уж мы решили, что ничего не бывает зря, то и случайностей быть не может.
– Я поняла, – сказала Эйле. – Все в мире должно быть уравновешено. Где слишком много белого, обязательно появится что-нибудь черное. И наоборот. Но это значит, что и зло, когда его много… слишком много… должно порождать хоть капельку добра. Иначе все развалится. Понимаешь?
– В жизни не слыхал подобной чепухи. Нет, Эйле, менхур из тебя не получится, это точно.
– Сам дурак! – шепнула Эйле обиженно, – Я все правильно говорю. Я это чувствую. Из зла может выйти добро, только зла должно быть очень-очень много.
– Значит, по-твоему, и в долине Иггир, у самого сердца Улле, мы можем встретить друзей?
– Да, да! Ведь там сила зла огромна, беспредельна… И его лучи высекают тени детей Имира из мертвых камней.
Последние слова Эйле произнесла как-то судорожно, словно задыхаясь. Орми удивленно покосился на нее – он уже собирался высказать все, что думает об ее умственных способностях. Но Эйле была бледна как смерть, глаза у нее закатились, зубы чуть слышно стучали.
«Опять припадок, – подумал Орми. – А я-то с ней как с нормальной разговариваю».
Впрочем, очень скоро Эйле пришла в себя и взглянула на Орми вполне осмысленно.
– Послушай! Ты не мог бы как-нибудь разорвать или перетереть эти ремни?
Орми горько усмехнулся.
– А ты не могла бы позвать Элгара или мамонта?
– Зачем ты так? – Эйле всхлипнула. – Ты же знаешь…
– Ну ладно. А Элгар по-прежнему молчит?
– Молчит.
– Все-таки обидно, имея таких могучих друзей, погибать от рук каких-то замученных, обожравшихся людоедов. Особенно после победы над марбианином. Нелепо. О Имир над небом! Неужели мы ничего не сумеем придумать?
Эйле закрыла глаза. Долго она молчала, только губы беззвучно шевелились. Орми следил за ней в свете почти догоревшего костра и тщетно пытался разобрать, что она шепчет во сне или в бреду. Наконец она очнулась, бросила беглый взгляд на Орми и прошептала:
– Я знаю, что делать. – Затем глубоко вздохнула и заговорила уже в голос, нараспев: – Баю-баю, баю-бай, спи, мой светик, засыпай!
Она повторила заклинание несколько раз, потом шепнула Орми:
– Я знаю еще один заговор… Я услышала его давно, в один из тех припадков, когда я слышу голоса мира. Я не знаю точно, что это значит. Но это, скорее всего, заклинание. Оно должно подействовать. – И громко: – Уту в небесах диадемой лазурной себя венчал, с поднятой главой по небу пошел! – И снова шепотом: – Это солнце, Орми! Так встает солнце над миром! Так оно поднимается над краем земли, и выходит, гордое и ослепительное, на синее небо, и шествует по нему весь день до заката!
– Что такое диадема?
– Не знаю! Ведь это, наверное, еще не высказанные слова. Это – слова из грядущей жизни, из той жизни, которую мы завоюем… может быть. Их скажут и их поймут через много-много лет… тысячу, десять тысяч. Нет, больше. Через двадцать пять тысяч лет. Вот как не скоро.
И она снова принялась повторять оба заклинания громче и громче. И Орми удивлялся, почему ядозубы не просыпаются, ведь они всегда спят так чутко. Потом он понял: они, должно быть, не слышат этих слов, слов Имира, подобно тому как Светлые не видели зла. Но вот кто-то зашевелился, и поднял голову, и встретился взглядом с Эйле. Это был Кулу. Он смотрел на нее и молчал, а она продолжала твердить заклинания, чуть извиваясь связанным телом в такт таинственному ритму колдовских слов. Потом, точно так же молча, поднял лицо Барг. И он тоже смотрел, не шевелился и слушал. А третьей была Хреса, и больше никто не проснулся.
Потом Эйле замолчала, и ядозубы, все трое, опустили головы и спали дальше до утра. Заснул и Орми.
Его разбудил хриплый голос Кулу:
– Ну, вставайте, братья ядозубы. Утро. Подумаем-ка, что нам сделать с этими грязными выродками.
Глава 10
В ЗЕМЛЕ
– А теперь что они делают? – спросил Энки. Этот вопрос он задал по меньшей мере в сотый раз с тех пор, как ушли Орми и Эйле. Элгар сидел у колонны в главном зале своего подземного дворца; Бату, Энки и Аги сидели вокруг и понуро глядели на Светлого. Элгар не двигался; лицо его выражало тоску и усталость. Он отвечал односложно и нехотя:
– Идут на север.
– Все спокойно? Элгар промолчал.
– Как ты думаешь, – обратился Бату к Энки, – у них есть шанс?
Энки ответил таким мрачным взглядом, что Бату потерял всякое желание продолжать разговор. Время ползло еле-еле, как в мучительном сне. Потом Элгар сказал:
– Бесполезно. И ни к чему все, что я делал. В мире нет места для таких, как мы. Я проиграл эту битву.
– Я не совсем понимаю тебя, Элгар, – сказал Бату. Но Элгар молчал, и тогда заговорил Аги:
– Чего тут непонятного? Слишком сильно все изменилось с тех пор, как Элгар укрылся в подземелье. То, что ему дорого, не нужно уже никому, даже выродкам. Другие законы, другие желания, понимаешь? Орми и Эйле предпочли умереть во внешнем мире, где властвует зло, потому что они… привыкли к нему и он для них важнее, чем все подземные радости Убежища. И Элгар, и этот его мирок – для них не более чем наваждение, один из бесчисленных призраков, которыми наполнена Земля.
– Но мы-то остались, – сказал Бату. Аги усмехнулся.
– Не уверен, что этим стоит гордиться. Вряд ли наши друзья покинули нас из-за того, что в них недостаточно проявилось Слово Имира. Скорее, наоборот. Представь себе гутанян или людоедов на нашем месте. Им предлагают спокойную сытую жизнь, ни малейшей опасности быть убитым, съеденным или замученным. Дрыхни, жри и слушай истории. Не жизнь – мечта. Никто бы не ушел. Руками, ногами и зубами держались бы за это место. Я прямо слышу, как они стонут: «Такая жизнь не хуже благой смерти!»
– Все верно! – воскликнул Элгар, вставая. – И то, что случилось, – знак для меня: Элгар, ты старый дурак. Ты проспал все на свете, ты сгнил заживо в своей благоустроенной норе. Ты забыл, как пахнет воздух. Ну что ж, если так, я отрекаюсь. От всего, что говорил вам.
– А мы тебе поверили! – Энки тоже вскочил и стал размахивать руками перед лицом Элгара. – Выходит, правы они, а не ты! И из-за тебя мы отпустили их одних! Да ты… ты…
– Брось, Энки. – Аги похлопал его по плечу. – Успокойся. У тебя своя голова. Ты был волен выбирать. Орми выбрал свободу и ушел. А ты решил остаться. Обидно, конечно. Но что поделаешь.
– Раньше у нас было принято так, – заговорил Элгар, смущенно улыбаясь. – До прихода Улле мы никогда не обдумывали своих поступков. Сердце подсказывало нам, что делать, и никогда не ошибалось. Потом, когда я остался единственным Светлым на Земле, я был так напуган, что решил: противостоять Врагу можно, только используя его же средства. И я стал думать, рассуждать, взвешивать. Откуда я этому научился – не знаю. Ведь до пришествия Улле мы этого не делали, да и не умели. И вот я, кажется, все продумал. План был неплох, хоть и рассчитан на долгие годы. Но, сам того не замечая, я, видно, попал под власть Врага – по крайней мере, воспользовавшись вражьими уловками, я оказался в ловушке. Ну что ж… Отныне все будет по-другому. Пусть все мои рассуждения катятся… как это вы говорите? Улле в пасть! Пусть менхуры думают!
И Элгар вдруг захохотал и долго не мог остановиться. Потом так же внезапно посерьезнел и сказал:
– Энки, шкура с письменами у тебя?
– Вот она.
– Подумай-ка о ней… Или нет, ладно, дай сюда. Ведь вам не нравится, когда я лезу в ваши мысли. Я сам прочту… Ага! Вот оно: предсмертный бред отца Веора. Теперь все ясно.
– Что тебе ясно?
– Все, представляешь – все! Два пути! Должно было быть два пути! Поэтому они ушли, а мы остались. Они пойдут в Дуль-Куг одним путем, а мы – другим. Но в конце концов мы встретимся.
– Знаешь, Элгар, – сказал Бату, – по-моему, ты слишком увлекся. Много думать, конечно, вредно, это дело менхурье, но нельзя же и вовсе ума лишиться. С чего ты взял, что отцу Веору перед смертью открылось будущее? С чего ты взял, что в своем предсмертном бреду он говорил о нас?
– С чего? – Элгар пристально посмотрел на Бату. – А вот с чего. Пока мы в Убежище были все вместе, по лесу постоянно шнырял марбианин – ждал, пока я выйду. Он ни разу не отошел далеко от Убежища. О втором выходе он не знал, но, видимо, подозревал, что где-то может быть запасная дверь, поэтому время от времени облетал окрестности. Этот марбианин явно собирался сторожить до тех пор, пока я не отважусь появиться на поверхности, – хоть целую вечность. Тут не могло быть сомнений. Если бы я вышел, он бы тут же со мной покончил – ему для этого достаточно сказать одно-единственное слово, вы знаете. Потому-то я и не рвался наружу – что тут удивительного? Я был не в силах ни прогнать марбианина, ни отвлечь. Вам я ничего не говорил, потому что не хотел смущать понапрасну ваши души, только начавшие привыкать к свету… впрочем, это не важно. Главное – я не мог покинуть убежища, пока Ор-ми и Эйле были здесь. Но когда они ушли, марбианин, видно, что-то почуял и кинулся на поиски сбежавших. Сейчас он так далеко отсюда, что я, пожалуй, могу рискнуть и выйти, а потом мы затеряемся в лесу, и пусть ищет нас до скончания века! Короче говоря, получилось так, что мы действительно могли выйти из Убежища только порознь. Вот и ответ на твой вопрос, Бату. Два пути – и отец Веор знал об этом. Но до чего же мы, люди, глупы и самонадеянны! Воображаем, будто что-то зависит от наших решений, а сами крутимся, как колесики в гуганских машинах. Мир слишком изменился, пора бы мне к этому привыкнуть… Ну да ладно, сейчас не время рассуждать. Меня, признаться, очень беспокоит… – Элгар внезапно замолчал и прислушался, подняв вверх указательный палец. Глаза его испуганно забегали, потом он воскликнул: – Бежим! Скорее, может, еще успеем!
Они подхватили свои вещи и понеслись к выходу, все четверо. Медведь скакал за ними следом.
– Что произошло? – кричал на бегу Бату.
– Похоже, марбианин напал на их след! Он приближается к ним, а они до сих пор его не заметили!
– Послушай, Элгар, – пробормотал Аги, задыхаясь от быстрого бега, – как ты собираешься их спасти, если марбианин может убить тебя одним словом? И потом, ты только что говорил о двух путях и о том, что мы встретимся снова лишь в самом конце…
– Да заткнись ты, Улле тебе в глотку! – рявкнул вдруг Элгар с такой решимостью в голосе, что даже Энки глянул на него с уважением.
– Сам не знаю почему, но такая речь мне больше по душе, чем вялые разглагольствования о добре и зле, – бубнил между тем Аги. – Что-то есть в ней такое наше, человеческое.
Перед выходом Элгар остановился и пропустил своих спутников вперед.
– Вы первые. Без меня здесь нельзя оставаться.
Бату, Энки и Аги без труда прошли сквозь заколдованный камень и оказались снаружи в лощине; за ними последовал медведь. Элгар не появлялся.
– Никак, передумал, – сказал Аги. Энки тем временем выхватил меч и яростно набросился на росшую поблизости ольху – та уже потянулась к людям. Его меч работал без устали, пока от кровожадного деревца не остался один пенек.
– Это необратимо, увы! – услышали люди голос Элгара. Светлый уже стоял рядом с ними. – Убежища больше нет! Его всосала временная воронка!
Они оглянулись и с изумлением увидели на месте скалы с потайным входом пустоту, вернее, продолжение ущелья. Кусты и деревья росли как ни в чем не бывало там, где только что была каменная толща.
– Как это получилось? – вымолвил Бату, переведя дух.
– Сейчас некогда! Да и нечего тут объяснять… Убежище держалось в пространстве и времени моей волей, пока я был внутри и составлял с ним единое целое. Теперь оно исчезло – не только в настоящем, но и в прошлом. Его никогда не было. Бежим!
И они побежали точно по следам Эйле и Орми, и тут оказалось, что Элгар умеет бегать куда лучше, чем можно было ожидать от подземного затворника. Даже Энки не мог за ним угнаться. Но когда Светлый остановился и повернулся к своим спутникам, поджидая их, они были потрясены удивительной переменой в его внешности. За какую-то минуту Элгар из юноши превратился в древнего старика. Седая борода свисала почти до колен.
– Что с тобой? – в ужасе воскликнул Энки. – Ты стал стариком!
– Я им и был. Однако я не уступлю никому из вас в силе и в ловкости, и ни одна ученая свинья не найдет моих следов, потому что я их не оставляю!
– Но откуда эта борода! Ты что, оборотень?
– В каком-то смысле. Все мы немного оборотни: сначала выглядим как дети, потом как взрослые. Все дело во времени. Запомни, Энки: все дело во времени. И довольно вопросов. Лучше поторапливайся.
Вскоре им пришлось перейти на шаг, потому что дорога пошла круто вверх; потом они снова побежали.
– Никуда не годится! – крикнул Элгар. Голос у него был ровный, не чувствовалось, чтобы он хоть немного запыхался.
– Что?
– Как вы медленно бежите! Мы опоздаем, это точно.
– А что там с ними? Марбианин уже заметил их?
– Понятия не имею.
– То есть как?
– Почти вся моя сила исчезла вместе с Убежищем. Хорошо еще, что хоть что-то от меня осталось. Я мог бы и начисто испариться.
Как они ни спешили, добраться до места, где Элгар в последний раз видел Эйле и Орми, им удалось лишь к вечеру. Но там никого не оказалось.
– Что делать дальше, я не знаю, – сказал Элгар уныло. – На тебя вся надежда, Энки. Попробуй поискать следы.
Энки долго ползал по земле в наступающих сумерках, принюхиваясь и приглядываясь к каждому листочку и веточке.
– Ну вылитая ученая свинья, – заметил Аги. Наконец Энки встал с земли. Заговорил он не сразу: сначала долго смотрел себе под ноги, не двигался и как-то странно, с присвистом, дышал. Потом обвел своих спутников мрачным взглядом и сказал:
– Орми пришел сюда с юга, оттуда же, откуда и мы. Он спрятался вместе с Эйле вон под той елью. Потом они побежали из укрытия, и вот в этом месте их след исчезает. А рядом, вот здесь, след марбианина. Есть здесь еще следы разных зверей – мамонта, лисы. Но это вряд ли важно для нас.
– Ты хочешь сказать, – неуверенно начал Бату, – что они подошли к марбианину, а он схватил их и унес по воздуху?
– Я сказал все, что мог. Таковы следы. И я был бы рад объяснить их как-нибудь по-другому, но вряд ли это возможно.
Они долго молчали. Аги растерянно бродил по поляне, пока не наткнулся на место, где стоял марбианин. Там кустарник облетел начисто, и в груде осыпавшихся черных листочков копошились жирные черви.
– И все же не будем считать их погибшими, – подал голос Элгар. – Если бы марбианин хотел их убить, мы нашли бы здесь не оборвавшийся след, а два почерневших трупа. Может быть, мы когда-нибудь еще встретимся с ними.
Поужинав жареной вороной, они заночевали неподалеку в заброшенной берлоге змеенога и наутро пошли дальше на север.
– Нам не остается ничего другого, как попытаться самим сделать то, к чему стремился Орми, – сказал Элгар. – Мы пойдем в Дуль-Куг и попробуем выкрасть Зерно Имира.
– По-твоему, это возможно? – спросил Бату.
– По-моему, нет, – ответил Элгар, и потом они долго шли молча.
– А если бы нам это удалось, – прервал молчание Энки, – мы бы смогли победить Улле?
– По крайней мере, если есть способ его победить, то он заключен в Зерне.
– Но ты не знаешь, что это за способ?
– Нет.
– Ну что ж, план неплохой, – съязвил Аги.
– Куда уж лучше, – усмехнулся Элгар.
– Вряд ли вы сможете придумать что-нибудь получше, – сказал Элгар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Почему же из-за меня?
– Старики говорили: когда Улле в обиде, когда ему кто-то ущерб нанесет, не будет ему поклоняться или по-другому оскорбит, тогда просыпаются Мертвые земли. А ты идола повалил. И отпираться без толку. Все, буду спать, – Хреса зевнула и захрапела, забыв закрыть рот. Комары ей все лицо облепили.
Орми повернулся к Эйле:
– Спишь?
– Нет. Я слушала.
– Представляю, что они завтра учинят над нами. Мало не покажется.
– После того, что они пережили, им бы возненавидеть Улле. А они ему по-прежнему служат.
– Еще бы. Кто ж захочет, чтобы такое повторилось. Только вот что странно. Почему Мертвые земли проснулись не сразу, когда я повалил идола, а лишь через тридцать дней?
– А было что-нибудь такое… важное, какое-нибудь событие с тобой и с Энки в это время?
– Постой-ка… Точно! Примерно через тридцать дней после нашего бегства мы увидели Имира или солнце сквозь мглу на вершине горы. Тогда нам открылись знаки. Вот что случилось! А с тобой, Эйле, что было тогда?
– Когда? Я не знаю, когда вы сбежали из своего селения.
– Ну, смотри: тридцать дней мы шли до вершины и столько же еще – до встречи с вами. Выходит, дней шестьдесят всего.
– Ясно. В это время примерно я проникла в мозг Шуллы и навязала ему свою волю. Орми помолчал немного и сказал:
– Все сходится. И ой как плохо дело детей Имира под небом, если каждая их победа отражается, словно в воде, и обращается тысячекратным торжеством Улле.
– Если это не случайность.
– Раз уж мы решили, что ничего не бывает зря, то и случайностей быть не может.
– Я поняла, – сказала Эйле. – Все в мире должно быть уравновешено. Где слишком много белого, обязательно появится что-нибудь черное. И наоборот. Но это значит, что и зло, когда его много… слишком много… должно порождать хоть капельку добра. Иначе все развалится. Понимаешь?
– В жизни не слыхал подобной чепухи. Нет, Эйле, менхур из тебя не получится, это точно.
– Сам дурак! – шепнула Эйле обиженно, – Я все правильно говорю. Я это чувствую. Из зла может выйти добро, только зла должно быть очень-очень много.
– Значит, по-твоему, и в долине Иггир, у самого сердца Улле, мы можем встретить друзей?
– Да, да! Ведь там сила зла огромна, беспредельна… И его лучи высекают тени детей Имира из мертвых камней.
Последние слова Эйле произнесла как-то судорожно, словно задыхаясь. Орми удивленно покосился на нее – он уже собирался высказать все, что думает об ее умственных способностях. Но Эйле была бледна как смерть, глаза у нее закатились, зубы чуть слышно стучали.
«Опять припадок, – подумал Орми. – А я-то с ней как с нормальной разговариваю».
Впрочем, очень скоро Эйле пришла в себя и взглянула на Орми вполне осмысленно.
– Послушай! Ты не мог бы как-нибудь разорвать или перетереть эти ремни?
Орми горько усмехнулся.
– А ты не могла бы позвать Элгара или мамонта?
– Зачем ты так? – Эйле всхлипнула. – Ты же знаешь…
– Ну ладно. А Элгар по-прежнему молчит?
– Молчит.
– Все-таки обидно, имея таких могучих друзей, погибать от рук каких-то замученных, обожравшихся людоедов. Особенно после победы над марбианином. Нелепо. О Имир над небом! Неужели мы ничего не сумеем придумать?
Эйле закрыла глаза. Долго она молчала, только губы беззвучно шевелились. Орми следил за ней в свете почти догоревшего костра и тщетно пытался разобрать, что она шепчет во сне или в бреду. Наконец она очнулась, бросила беглый взгляд на Орми и прошептала:
– Я знаю, что делать. – Затем глубоко вздохнула и заговорила уже в голос, нараспев: – Баю-баю, баю-бай, спи, мой светик, засыпай!
Она повторила заклинание несколько раз, потом шепнула Орми:
– Я знаю еще один заговор… Я услышала его давно, в один из тех припадков, когда я слышу голоса мира. Я не знаю точно, что это значит. Но это, скорее всего, заклинание. Оно должно подействовать. – И громко: – Уту в небесах диадемой лазурной себя венчал, с поднятой главой по небу пошел! – И снова шепотом: – Это солнце, Орми! Так встает солнце над миром! Так оно поднимается над краем земли, и выходит, гордое и ослепительное, на синее небо, и шествует по нему весь день до заката!
– Что такое диадема?
– Не знаю! Ведь это, наверное, еще не высказанные слова. Это – слова из грядущей жизни, из той жизни, которую мы завоюем… может быть. Их скажут и их поймут через много-много лет… тысячу, десять тысяч. Нет, больше. Через двадцать пять тысяч лет. Вот как не скоро.
И она снова принялась повторять оба заклинания громче и громче. И Орми удивлялся, почему ядозубы не просыпаются, ведь они всегда спят так чутко. Потом он понял: они, должно быть, не слышат этих слов, слов Имира, подобно тому как Светлые не видели зла. Но вот кто-то зашевелился, и поднял голову, и встретился взглядом с Эйле. Это был Кулу. Он смотрел на нее и молчал, а она продолжала твердить заклинания, чуть извиваясь связанным телом в такт таинственному ритму колдовских слов. Потом, точно так же молча, поднял лицо Барг. И он тоже смотрел, не шевелился и слушал. А третьей была Хреса, и больше никто не проснулся.
Потом Эйле замолчала, и ядозубы, все трое, опустили головы и спали дальше до утра. Заснул и Орми.
Его разбудил хриплый голос Кулу:
– Ну, вставайте, братья ядозубы. Утро. Подумаем-ка, что нам сделать с этими грязными выродками.
Глава 10
В ЗЕМЛЕ
– А теперь что они делают? – спросил Энки. Этот вопрос он задал по меньшей мере в сотый раз с тех пор, как ушли Орми и Эйле. Элгар сидел у колонны в главном зале своего подземного дворца; Бату, Энки и Аги сидели вокруг и понуро глядели на Светлого. Элгар не двигался; лицо его выражало тоску и усталость. Он отвечал односложно и нехотя:
– Идут на север.
– Все спокойно? Элгар промолчал.
– Как ты думаешь, – обратился Бату к Энки, – у них есть шанс?
Энки ответил таким мрачным взглядом, что Бату потерял всякое желание продолжать разговор. Время ползло еле-еле, как в мучительном сне. Потом Элгар сказал:
– Бесполезно. И ни к чему все, что я делал. В мире нет места для таких, как мы. Я проиграл эту битву.
– Я не совсем понимаю тебя, Элгар, – сказал Бату. Но Элгар молчал, и тогда заговорил Аги:
– Чего тут непонятного? Слишком сильно все изменилось с тех пор, как Элгар укрылся в подземелье. То, что ему дорого, не нужно уже никому, даже выродкам. Другие законы, другие желания, понимаешь? Орми и Эйле предпочли умереть во внешнем мире, где властвует зло, потому что они… привыкли к нему и он для них важнее, чем все подземные радости Убежища. И Элгар, и этот его мирок – для них не более чем наваждение, один из бесчисленных призраков, которыми наполнена Земля.
– Но мы-то остались, – сказал Бату. Аги усмехнулся.
– Не уверен, что этим стоит гордиться. Вряд ли наши друзья покинули нас из-за того, что в них недостаточно проявилось Слово Имира. Скорее, наоборот. Представь себе гутанян или людоедов на нашем месте. Им предлагают спокойную сытую жизнь, ни малейшей опасности быть убитым, съеденным или замученным. Дрыхни, жри и слушай истории. Не жизнь – мечта. Никто бы не ушел. Руками, ногами и зубами держались бы за это место. Я прямо слышу, как они стонут: «Такая жизнь не хуже благой смерти!»
– Все верно! – воскликнул Элгар, вставая. – И то, что случилось, – знак для меня: Элгар, ты старый дурак. Ты проспал все на свете, ты сгнил заживо в своей благоустроенной норе. Ты забыл, как пахнет воздух. Ну что ж, если так, я отрекаюсь. От всего, что говорил вам.
– А мы тебе поверили! – Энки тоже вскочил и стал размахивать руками перед лицом Элгара. – Выходит, правы они, а не ты! И из-за тебя мы отпустили их одних! Да ты… ты…
– Брось, Энки. – Аги похлопал его по плечу. – Успокойся. У тебя своя голова. Ты был волен выбирать. Орми выбрал свободу и ушел. А ты решил остаться. Обидно, конечно. Но что поделаешь.
– Раньше у нас было принято так, – заговорил Элгар, смущенно улыбаясь. – До прихода Улле мы никогда не обдумывали своих поступков. Сердце подсказывало нам, что делать, и никогда не ошибалось. Потом, когда я остался единственным Светлым на Земле, я был так напуган, что решил: противостоять Врагу можно, только используя его же средства. И я стал думать, рассуждать, взвешивать. Откуда я этому научился – не знаю. Ведь до пришествия Улле мы этого не делали, да и не умели. И вот я, кажется, все продумал. План был неплох, хоть и рассчитан на долгие годы. Но, сам того не замечая, я, видно, попал под власть Врага – по крайней мере, воспользовавшись вражьими уловками, я оказался в ловушке. Ну что ж… Отныне все будет по-другому. Пусть все мои рассуждения катятся… как это вы говорите? Улле в пасть! Пусть менхуры думают!
И Элгар вдруг захохотал и долго не мог остановиться. Потом так же внезапно посерьезнел и сказал:
– Энки, шкура с письменами у тебя?
– Вот она.
– Подумай-ка о ней… Или нет, ладно, дай сюда. Ведь вам не нравится, когда я лезу в ваши мысли. Я сам прочту… Ага! Вот оно: предсмертный бред отца Веора. Теперь все ясно.
– Что тебе ясно?
– Все, представляешь – все! Два пути! Должно было быть два пути! Поэтому они ушли, а мы остались. Они пойдут в Дуль-Куг одним путем, а мы – другим. Но в конце концов мы встретимся.
– Знаешь, Элгар, – сказал Бату, – по-моему, ты слишком увлекся. Много думать, конечно, вредно, это дело менхурье, но нельзя же и вовсе ума лишиться. С чего ты взял, что отцу Веору перед смертью открылось будущее? С чего ты взял, что в своем предсмертном бреду он говорил о нас?
– С чего? – Элгар пристально посмотрел на Бату. – А вот с чего. Пока мы в Убежище были все вместе, по лесу постоянно шнырял марбианин – ждал, пока я выйду. Он ни разу не отошел далеко от Убежища. О втором выходе он не знал, но, видимо, подозревал, что где-то может быть запасная дверь, поэтому время от времени облетал окрестности. Этот марбианин явно собирался сторожить до тех пор, пока я не отважусь появиться на поверхности, – хоть целую вечность. Тут не могло быть сомнений. Если бы я вышел, он бы тут же со мной покончил – ему для этого достаточно сказать одно-единственное слово, вы знаете. Потому-то я и не рвался наружу – что тут удивительного? Я был не в силах ни прогнать марбианина, ни отвлечь. Вам я ничего не говорил, потому что не хотел смущать понапрасну ваши души, только начавшие привыкать к свету… впрочем, это не важно. Главное – я не мог покинуть убежища, пока Ор-ми и Эйле были здесь. Но когда они ушли, марбианин, видно, что-то почуял и кинулся на поиски сбежавших. Сейчас он так далеко отсюда, что я, пожалуй, могу рискнуть и выйти, а потом мы затеряемся в лесу, и пусть ищет нас до скончания века! Короче говоря, получилось так, что мы действительно могли выйти из Убежища только порознь. Вот и ответ на твой вопрос, Бату. Два пути – и отец Веор знал об этом. Но до чего же мы, люди, глупы и самонадеянны! Воображаем, будто что-то зависит от наших решений, а сами крутимся, как колесики в гуганских машинах. Мир слишком изменился, пора бы мне к этому привыкнуть… Ну да ладно, сейчас не время рассуждать. Меня, признаться, очень беспокоит… – Элгар внезапно замолчал и прислушался, подняв вверх указательный палец. Глаза его испуганно забегали, потом он воскликнул: – Бежим! Скорее, может, еще успеем!
Они подхватили свои вещи и понеслись к выходу, все четверо. Медведь скакал за ними следом.
– Что произошло? – кричал на бегу Бату.
– Похоже, марбианин напал на их след! Он приближается к ним, а они до сих пор его не заметили!
– Послушай, Элгар, – пробормотал Аги, задыхаясь от быстрого бега, – как ты собираешься их спасти, если марбианин может убить тебя одним словом? И потом, ты только что говорил о двух путях и о том, что мы встретимся снова лишь в самом конце…
– Да заткнись ты, Улле тебе в глотку! – рявкнул вдруг Элгар с такой решимостью в голосе, что даже Энки глянул на него с уважением.
– Сам не знаю почему, но такая речь мне больше по душе, чем вялые разглагольствования о добре и зле, – бубнил между тем Аги. – Что-то есть в ней такое наше, человеческое.
Перед выходом Элгар остановился и пропустил своих спутников вперед.
– Вы первые. Без меня здесь нельзя оставаться.
Бату, Энки и Аги без труда прошли сквозь заколдованный камень и оказались снаружи в лощине; за ними последовал медведь. Элгар не появлялся.
– Никак, передумал, – сказал Аги. Энки тем временем выхватил меч и яростно набросился на росшую поблизости ольху – та уже потянулась к людям. Его меч работал без устали, пока от кровожадного деревца не остался один пенек.
– Это необратимо, увы! – услышали люди голос Элгара. Светлый уже стоял рядом с ними. – Убежища больше нет! Его всосала временная воронка!
Они оглянулись и с изумлением увидели на месте скалы с потайным входом пустоту, вернее, продолжение ущелья. Кусты и деревья росли как ни в чем не бывало там, где только что была каменная толща.
– Как это получилось? – вымолвил Бату, переведя дух.
– Сейчас некогда! Да и нечего тут объяснять… Убежище держалось в пространстве и времени моей волей, пока я был внутри и составлял с ним единое целое. Теперь оно исчезло – не только в настоящем, но и в прошлом. Его никогда не было. Бежим!
И они побежали точно по следам Эйле и Орми, и тут оказалось, что Элгар умеет бегать куда лучше, чем можно было ожидать от подземного затворника. Даже Энки не мог за ним угнаться. Но когда Светлый остановился и повернулся к своим спутникам, поджидая их, они были потрясены удивительной переменой в его внешности. За какую-то минуту Элгар из юноши превратился в древнего старика. Седая борода свисала почти до колен.
– Что с тобой? – в ужасе воскликнул Энки. – Ты стал стариком!
– Я им и был. Однако я не уступлю никому из вас в силе и в ловкости, и ни одна ученая свинья не найдет моих следов, потому что я их не оставляю!
– Но откуда эта борода! Ты что, оборотень?
– В каком-то смысле. Все мы немного оборотни: сначала выглядим как дети, потом как взрослые. Все дело во времени. Запомни, Энки: все дело во времени. И довольно вопросов. Лучше поторапливайся.
Вскоре им пришлось перейти на шаг, потому что дорога пошла круто вверх; потом они снова побежали.
– Никуда не годится! – крикнул Элгар. Голос у него был ровный, не чувствовалось, чтобы он хоть немного запыхался.
– Что?
– Как вы медленно бежите! Мы опоздаем, это точно.
– А что там с ними? Марбианин уже заметил их?
– Понятия не имею.
– То есть как?
– Почти вся моя сила исчезла вместе с Убежищем. Хорошо еще, что хоть что-то от меня осталось. Я мог бы и начисто испариться.
Как они ни спешили, добраться до места, где Элгар в последний раз видел Эйле и Орми, им удалось лишь к вечеру. Но там никого не оказалось.
– Что делать дальше, я не знаю, – сказал Элгар уныло. – На тебя вся надежда, Энки. Попробуй поискать следы.
Энки долго ползал по земле в наступающих сумерках, принюхиваясь и приглядываясь к каждому листочку и веточке.
– Ну вылитая ученая свинья, – заметил Аги. Наконец Энки встал с земли. Заговорил он не сразу: сначала долго смотрел себе под ноги, не двигался и как-то странно, с присвистом, дышал. Потом обвел своих спутников мрачным взглядом и сказал:
– Орми пришел сюда с юга, оттуда же, откуда и мы. Он спрятался вместе с Эйле вон под той елью. Потом они побежали из укрытия, и вот в этом месте их след исчезает. А рядом, вот здесь, след марбианина. Есть здесь еще следы разных зверей – мамонта, лисы. Но это вряд ли важно для нас.
– Ты хочешь сказать, – неуверенно начал Бату, – что они подошли к марбианину, а он схватил их и унес по воздуху?
– Я сказал все, что мог. Таковы следы. И я был бы рад объяснить их как-нибудь по-другому, но вряд ли это возможно.
Они долго молчали. Аги растерянно бродил по поляне, пока не наткнулся на место, где стоял марбианин. Там кустарник облетел начисто, и в груде осыпавшихся черных листочков копошились жирные черви.
– И все же не будем считать их погибшими, – подал голос Элгар. – Если бы марбианин хотел их убить, мы нашли бы здесь не оборвавшийся след, а два почерневших трупа. Может быть, мы когда-нибудь еще встретимся с ними.
Поужинав жареной вороной, они заночевали неподалеку в заброшенной берлоге змеенога и наутро пошли дальше на север.
– Нам не остается ничего другого, как попытаться самим сделать то, к чему стремился Орми, – сказал Элгар. – Мы пойдем в Дуль-Куг и попробуем выкрасть Зерно Имира.
– По-твоему, это возможно? – спросил Бату.
– По-моему, нет, – ответил Элгар, и потом они долго шли молча.
– А если бы нам это удалось, – прервал молчание Энки, – мы бы смогли победить Улле?
– По крайней мере, если есть способ его победить, то он заключен в Зерне.
– Но ты не знаешь, что это за способ?
– Нет.
– Ну что ж, план неплохой, – съязвил Аги.
– Куда уж лучше, – усмехнулся Элгар.
– Вряд ли вы сможете придумать что-нибудь получше, – сказал Элгар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35