— Беспорядок?
— Если хотите знать, — сказал он, кивнув, — у нее в чемодане была бутылка водки... Осколки по всему купе. От водочной бутылки. И зеркало над умывальником — вдребезги. Повсюду битое стекло. Я думаю, она запустила бутылкой в зеркало — разбила и то и другое.
— Вот была вам морока все это убирать, — сказал я.
Он удивленно посмотрел на меня:
— Ничего я не убирал. Там все, как было. Пусть Джордж посмотрит. — Он пожал плечами. — Не знаю, может быть, компания предъявит ей счет. Я не удивлюсь.
Он посмотрел через мое плечо на кого-то, кто входил в вагон из ресторана, и сказал:
— Добрый день, сэр.
Ответа не было. Я обернулся и увидел спину Филмера, который входил в свое купе.
Господи боже, подумал я в ужасе. В эту минуту я был бы как раз там, с раскрытым портфелем в руках, и читал бы его бумаги. Мне стало нехорошо.
Я скорее почувствовал, чем увидел, что Филмер снова вышел из купе и направился к нам.
— Могу я чем-нибудь вам помочь, сэр? — спросил проводник, шагнув мимо меня в его сторону.
— Да. Что нам делать со своими вещами в Лейк-Луиз?
— Предоставьте это мне, сэр. Мы соберем все чемоданы и отвезем их в «Шато». Вещи будут доставлены в ваш номер в «Шато», сэр.
— Хорошо, — сказал Филмер и снова удалился в свое логово, закрыв за собой дверь. Если не считать мельком брошенного взгляда, который пришелся примерно на уровне моей поясницы, то он на меня вообще не смотрел.
— То же самое мы проделали с вещами в Виннипеге, — покорно сказал проводник. — Они могли бы уже привыкнуть.
— Может быть, к Ванкуверу привыкнут.
— Ну да.
Через некоторое время я расстался с ним, пошел к себе в купе, сел, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и возблагодарил за свое спасение всех ангелов-хранителей на небесах, и особенно — ангела в желтом жилете проводника спального вагона.
За окном горы, которые еще недавно только виднелись вдали, уже приблизились вплотную. Скалистые склоны, поросшие высокими стройными соснами, спускались к самым рельсам, которые шли вдоль извилистой долины Роу-Ривер.
На макушках многих телеграфных столбов, словно шляпы, возвышались неряшливые нагромождения сучьев — ничего подобного я еще не видел. Один из пассажиров сказал, что это гнезда цапель и что на макушках столбов устроены специальные площадки, чтобы им было удобнее. Храбрые птицы, подумал я: гнездятся так близко к грохочущим поездам. То-то развлечение для птенчиков дух захватывает.
Мы замедлили ход. Колеса уже не стучали наперебой, как в прериях, поезд кряхтя полз в гору. Понадобилось два часа, чтобы проехать сто десять километров от Калгари до Банфа. Когда мы остановились там, в широкой части долины, вдруг стало видно, что покрытые снегом пики уже обступили нас со всех сторон высоким, неровным сверкающим кольцом, — над толпящимися у подножия лесистыми холмами-придворными возвышались в неприкрытом скалистом величии настоящие горы. Я в полной мере ощутил знакомое большинству людей непреодолимое очарование таинственных ледяных вершин и поймал себя на том, что, забыв про Филмера, от всей души радостно улыбаюсь.
В Калгари было довольно тепло — говорили, что это благодаря ветру, который дул с гор, — но в Банфе, как и следовало, стоял холод. Наш тепловоз, пыхтя, растащил поезд надвое — всю головную часть с болельщиками он отвел на боковой путь и вернулся за вагонами, отведенными для владельцев: тремя спальными, рестораном, салоном и вагоном Лорриморов. Этот остаток поезда, ставший короче и намного легче, на хорошей скорости поднимался в гору еще три четверти часа и наконец торжествующе подкатил к бревенчатому зданию станции Лейк-Луиз.
Пассажиры весело высаживались на перрон, дрожа от холода даже в пальто после теплых вагонов, но полные радостного предвкушения. Про Даффодил никто и не вспоминал. Все вереницей потянулись в ожидавший на станции автобус, а чемоданы в это время грузили в отдельный фургон. Я вопреки всему надеялся, что Филмер предоставит точно так же распорядиться и его портфелем, но, когда он сошел с поезда, портфель был крепко зажат в его руке.
Я предупредил Нелл, что километр с небольшим от станции до отеля пройду пешком, чтобы появиться там только тогда, когда всех разместят и в вестибюле никого не останется. Она сказала, что я мог бы добраться туда на автобусе, предназначенном для поездной бригады, но я поручил свою сумку ее заботам и в сером форменном плаще, застегнутом доверху, отправился в путь, наслаждаясь свежим холодным воздухом и предвечерним солнцем цвета «золото урожая». Когда я вошел в вестибюль огромного отеля, там толпились только вежливые японцы-молодожены, приехавшие сюда на медовый месяц, но не было ни Ануинов, ни Янгов, ни «Флокати».
Нелл беспомощно полулежала в кресле с таким видом, будто больше никогда уже не сможет собраться с силами, чтобы встать. Я подошел и сел рядом прежде, чем она успела меня увидеть.
— Всех устроили? — спросил я. Она глубоко вздохнула, даже не попытавшись шевельнуться.
— В люкс, который я забронировала для Лорриморов, за полчаса до нашего приезда поселили кого-то еще. Переселяться он не желает, администрация извиняться не хочет, и Бемби недовольна.
— Могу себе представить.
— Но с другой стороны, за спиной у нас с вами, — один из самых роскошных на свете пейзажей.
Я повернулся в кресле и посмотрел назад поверх спинки. За толпой японцев я увидел черно-белые горы, бирюзово-голубое озеро, зеленые сосны и наступающий на них ледник — все это было похоже на театральную декорацию, невероятно близкую и обрамленную оконной рамой.
— Ого! — сказал я, потрясенный.
— Вот так здесь всегда, и это никуда не исчезнет, — сказала Нелл через некоторое время. — Так же будет и завтра.
Я снова плюхнулся в кресло.
— Поразительно.
— Потому люди и приезжают сюда из поколения в поколение — чтобы это увидеть.
— Но я думал, что будет больше снега.
— К Рождеству все завалит по колено.
— У вас будет здесь свободное время? — спросил я.
Она покосилась на меня:
— Секунд пять здесь, секунд пять там, но почти никакой возможности для личной жизни.
Я вздохнул — ничего другого ожидать не приходилось. Она постоянно находилась в фокусе событий, в центре, вокруг которого вертелось все это путешествие, — всегда оставалась на виду, и любое ее движение было видно всем, словно под микроскопом.
— Ваш номер — в одном из «крыльев», — сказала она, протягивая мне карточку. — Вы должны только расписаться у портье и получите ключ. Ваша сумка должна быть уже там. В этом крыле разместили почти всех актеров. И ни одного владельца.
— А вас?
— Нет.
Она не сказала, где ее номер, а спрашивать я не стал.
— А где вы будете питаться? — спросила она после некоторого колебания. — То есть... вместе с актерами в их обеденном зале?
Я отрицательно покачал головой.
— Но не с владельцами?..
— У меня вообще жизнь одинокая.
Она вдруг пристально посмотрела на меня, и я с огорчением подумал, что этим было сказано слишком многое.
— То есть вы постоянно этим занимаетесь? — медленно произнесла она. Изображаете из себя кого-то другого? Не только в этом поезде?
— Нет, — улыбнулся я. — Я работаю в одиночку. Вот что я хотел сказать, больше ничего.
Она чуть поежилась:
— А когда-нибудь вы бываете самим собой?
— По воскресеньям и понедельникам.
— В одиночку?
— Ну... да.
В ее глазах, серых и спокойных, мелькнула лишь тень сочувствия.
— Незаметно, чтобы ваше одиночество так уж вас тяготило, — заметила она.
— Конечно, нет. Большей частью я сам на это иду. Но только не тогда, когда рядом такая заманчивая альтернатива, пусть даже защищенная папкой.
Ее щит в этот момент лежал у нее на коленях в бездействии. Она погладила его рукой, сдерживая смех.
— Завтра я сопровождаю автобус с пассажирами к леднику, — сказала она, отступая под прикрытие здравого смысла. — Потом на обед в Банф, потом на гору по канатной дороге.
— Желаю вам хорошей погоды.
— У Лорриморов персональная машина с шофером.
— А у кого-нибудь еще есть?
— Теперь, когда миссис Квентин сошла, — нет.
— Бедная старушка Даффодил, — сказал я.
— Бедная? — воскликнула Нелл. — Вы знаете, что она вдребезги расколотила зеркало у себя в купе?
— Да, слышал. А мистер Филмер едет с вами на автобусе?
— Пока не знаю. Он интересовался, есть ли здесь спортивный зал, — он любит тренироваться с гирями. В автобус будут пускать всех, кто захочет, я не знаю, кто там будет, пока мы не отправимся.
Хорошо бы посмотреть, как они будут отправляться, подумал я, но это будет трудно, потому что теперь все уже наполовину знают меня в лицо, и долго находиться рядом с ними, оставаясь незамеченным, я не смогу.
— Ануины спустились в вестибюль и направляются ко мне, — сказала Нелл, поглядев в сторону.
— Верно.
Я не спеша встал, отнес карточку, которую она мне дала, к портье и расписался в книге. Сзади до меня доносились голоса Ануинов, которые сообщали ей, что идут прогуляться по берегу и что это самое замечательное путешествие в их жизни. Когда я, получив ключ от своего номера, обернулся, они уже выходили через стеклянные двери в сад. Я снова остановился возле Нелл, которая теперь встала.
— Может быть, увидимся, — сказал я.
— Может быть.
Я улыбнулся ей:
— Если случится что-нибудь необычное...
Она кивнула:
— То вы в шестьдесят втором номере.
— А после Ванкувера? — спросил я. — Что потом?
— Сразу после скачек у меня забронировано место в самолете обратно в Торонто — красноглазый рейс.
— Что значит — красноглазый?
— Ночной.
— Так скоро?
— Откуда я знала, что мне не захочется уезжать?
— Ну, пока и на том спасибо, — сказал я.
— Не подумайте ничего такого, — степенно возразила Нелл. — И помните о своем скромном общественном положении.
Бросив на меня озорной взгляд, она пошла прочь, а я довольный отправился на шестой этаж того крыла, где не жили владельцы, и обнаружил, что отведенный мне номер находится в конце коридора, рядом с номером Зака.
Его дверь была открыта настежь, и в ней, не входя в номер, стояли Донна и Пьер.
— Заходите, — сказала Донна, увидев меня. — Мы как раз прогоняем сегодняшнюю вечернюю сцену.
— И у нас чертовски большая неприятность, — добавил Пьер. — Нам позарез нужны любые советы.
— Но, может быть, Зак не захочет...
Тут к двери подошел он сам.
— Зак готов выслушать советы даже от шимпанзе, — сказал он.
— Хорошо, я только сниму плащ. — Я указал на свою дверь. — Я в соседнем номере.
Я зашел в свой номер, из которого открывался такой же прекрасный вид на горы, озеро, леса и ледник, и отсюда, сверху, это выглядело, пожалуй, еще эффектнее, чем из вестибюля. Я снял плащ и форменную одежду, которая была под ним, надел спортивный костюм и кроссовки и вернулся к Заку, на поле битвы.
Неприятность состояла в отсутствии одного актера, который должен был приехать, но вместо этого прислал телеграмму с извинениями.
— Он извиняется! — бушевал Зак. — Сегодня утром этот гад сломал руку и не может приехать. Как вам это нравится? Нашел себе оправдание — руку сломал!
Все остальные члены труппы тоже придерживались мнения, что это не оправдание.
— Он должен был играть мужа Анжелики, — сказал Зак.
— А как же Стив?
— Стив был ее любовником и деловым партнером. Их обоих убил Джайлз они только что обнаружили, что он присвоил весь капитал и их конный завод обанкротился. Теперь на сцене появляется муж Анжелики и спрашивает, где ее деньги, потому что она не изменила своего завещания и он оказался наследником. Он решает расследовать ее убийство сам, потому что считает, что ни конная полиция, ни я не сделали всего, что нужно. А теперь его здесь нет!
— Ну а почему бы вам не обнаружить, — сказал я, — что на самом деле муж Анжелики — Рауль и что это он наследует ее деньги? У него будет достаточный мотив, чтобы убить ее, потому что он еще не знает, что Джайлз присвоил деньги, верно? Этого никто не знает. А Рауль теперь, когда Анжелики нет в живых, может жениться на Донне, отчего Брикнеллы бьются в истерике. А что, если Рауль скажет, что это Брикнеллы сами подсыпали яда своим лошадям, а не Рауль, но они будут это отрицать и очень радоваться, когда его признают во всем виновным, потому что теперь будут знать, что он не сможет жениться на их дочери, раз он и есть предполагаемый убийца и должен сесть в тюрьму? И что, если окажется, что украсть собирались как раз лошадь Брикнеллов, только это хотел сделать Джайлз — обнаружить это вы можете позже, чтобы продать ее и на эти деньги удрать из страны, как только он попадет в Ванкувер?
Они только рты разинули.
— Не уверен, что во всем этом есть хоть какой-то смысл, — сказал через некоторое время Зак.
— Неважно, я думаю, они не заметят.
— Ах вы, циник этакий...
— А я не вижу, почему бы и нет, — сказала Донна. — И у меня будет прекрасная слезливая сцена с Пьером.
— Ну и что? — спросил Зак.
— А я такие люблю.
Все взялись за дело и вскоре придумали драматическое разоблачение (по информации, полученной Заком «из посторонних источников») — будто Рауль женился на Анжелике еще пять лет назад, но на вокзале в Торонто они в этом не сознавались, потому что, как не слишком убедительно объяснил Рауль, оба не ожидали увидеть там друг друга: он собирался заняться Донной, а она — Стивом.
Через некоторое время они разошлись переодеваться к выходу, и намного позже в тот же вечер я узнал от Зака, что сцена, разыгранная с большим подъемом, произвела настоящий фурор. Он пришел ко мне, держа в руках по бутылке — виски для себя и красное вино для меня, — и в изнеможении рухнул в кресло с видом человека, который отважно принял на собственные плечи все мировое бремя и все же остался жив.
— Вы ужинали? — спросил он, зевая. — Я вас не видел.
— Я заказал себе кое-что в номер.
Он взглянул на экран телевизора, который я включил, чтобы скоротать время.
— Плохой прием здесь, в горах, — заметил он. — Посмотрите на этого идиота. — Он уставился на экран. — Играет, как козел на гитаре.
Мы дружно выпили, и я спросил, как чувствует себя вся компания в отсутствие Даффодил Квентин.
— А, этой милашки в кудряшках? Прекрасно. Все в отличном настроении.
Тот мужчина, который все время был с ней, теперь изо всех сил очаровывает Бемби Лорримор, а этот псих, ее сын, ни разу рта не раскрыл. Австралийцы все еще наверху блаженства...
Он рассказал, как реагировали на сегодняшнюю сцену некоторые другие зрители, и потом сообщил, что рассчитывает на меня — надо придумать еще один такой же блестящий и запутанный сюжетный ход для завтрашней сцены. Не говоря уж, добавил он, о развязке и финале послезавтра — в последний вечер, который нам предстояло провести в поезде. Разгадка тайны должна была состояться перед парадным ужином из пяти блюд, которые собирался извлечь из рукава фокусник Ангус.
— Но я все это выдумал тут же, на ходу, — сказал я.
— Это вполне нас устраивает. — Он зевнул. — Сказать по правде, нам нужна свежая голова.
— Ну... хорошо.
— Сколько вы с меня возьмете?
Я удивился:
— Мне не нужны деньги.
— Не говорите глупостей.
— Хм-м, — сказал я. — Я ведь зарабатываю побольше, чем Томми.
Он взглянул на меня поверх своего стакана:
— Не скажу, чтобы вы меня удивили.
— Так что благодарю вас, — сказал я от души. — И спасибо, не надо.
Он кивнул и больше к этой теме не возвращался: предложение было по-честному сделано и по-деловому отклонено. Все, что он мог бы мне заплатить, пошло бы из его собственного кармана, и согласиться я никак не мог.
— Да! — сказал он, вдруг что-то вспомнив. — Нелл просила меня передать вам вот это. — Он полез в карман и вытащил запечатанный конверт, который протянул мне. На нем было написано: «Нелл Ричмонд» и еще — «Фотографии, не сгибать».
— Благодарю, — сказал я с облегчением. — Я уже начал думать, что оно не дошло.
Я вскрыл конверт и обнаружил там только три одинаковые фотографии без всякой записки. Фотографии были четкие, хорошего качества и черно-белые, потому что в свой бинокль-камеру я обычно заряжал сверхчувствительную пленку с высоким разрешением. Человек, снятый с верхней точки, смотрел вверх и в сторону, куда-то чуть ниже объектива, так что глаза его были видны плохо, но костлявые торчащие скулы, тонкий нос, глубокие глазные впадины, угловатую челюсть и залысины на висках можно было узнать с первого взгляда. Я дал одну из фотографий Заку, который с любопытством вгляделся в нее.
— Кто это? — спросил он.
— В этом-то весь вопрос. Кто это? Вы не видели его в поезде?
Он еще раз посмотрел на фотографию, на которой были видны, кроме головы, еще шея и плечи — меховой воротник теплой куртки поверх какого-то свитера и клетчатой рубашки с расстегнутым воротом.
— Крутой парень, — сказал Зак. — Он что, агитатор из воинствующего профсоюза?
Я встрепенулся:
— Почему вы так решили?
— Не знаю. Вид у него такой. Сплошное напряжение и агрессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39