Он сообщил мне для вас несколько ответов на ваши вчерашние вопросы.
— Замечательно.
— Вот эти ответы. Мистер и миссис Янг, которым принадлежит Спаржа, частые и желанные гости в Англии, и Жокейский клуб много раз приглашал их на скачки. Они были друзьями Эзры Гидеона. Вэл Кош не знает, известно ли им, что Эзра Гидеон продал двух лошадей мистеру Дж. А. Филмеру. В этом есть какой-то смысл?
— Да, — ответил я.
— Я рада, что вам понятно, о чем я говорю. А как насчет вот этого? Она перевела дух. — Шеридана Лорримора исключили из Кембриджского университета в мае прошлого года после какого-то скандала, который замяли. Мерсер Лорримор в это время находился в Англии, задержался там и в июле посещал скачки в Ньюмаркете, но Жокейский клуб заметил, что он более мрачен, чем обычно, и сделал вывод, что это как-то связано с его сыном, хотя сам он на этот счет ничего не говорил. Вэл Кош попытается что-нибудь выяснить в Кембридже.
— Прекрасно, — сказал я.
— Надо же — Шеридан Лорримор! — ужаснулась она. — Надеюсь, что это неправда.
— На всякий случай будьте готовы ко всему, — сухо сказал я.
— О господи!
— Вы его хорошо знаете? — спросил я.
— Почти совсем не знаю. Но ведь нет ничего хорошего, когда в бульварных газетах начинают трепать имя кого-то, кто принадлежит к одному из наших золотых семейств, правда?
Мне понравилось, как она это сформулировала, и я вспомнил, что она когда-то издавала журнал.
— Это позорит всю страну, — продолжала она. — Надеюсь только, что это так и останется в тайне, что бы там ни произошло.
— Что бы ни произошло?
— Да, — твердо ответила она. — Ради его семьи. Ради его матери. Я знакома с Бемби Лорримор. Она гордая женщина. Она не заслужила того, чтобы быть опозоренной из-за своего сына.
В этом я не был так уверен: я не знал, в какой степени на ней лежит ответственность за его поведение. Но, возможно, в очень малой. Возможно, никто не заслужил того, чтобы иметь такого сына, как Шеридан. Возможно, люди вроде Шеридана просто такими уж рождаются, как рождаются дети без рук.
— Вы слушаете? — спросила миссис Бодлер.
— Конечно.
— Билл говорит, что собственный вагон Лорриморов в воскресенье вечером отцепился от поезда. Это правда? Там, наверное, поднялся большой шум, да? Об этом было в теленовостях, а сегодня утром — во всех газетах. Билл говорит, что это сделал, очевидно, неизвестно почему какой-то сумасшедший, но он хочет знать, нет ли у вас какой-нибудь информации, которой он не располагает.
Я рассказал ей, что случилось и как Занте вдруг чуть не шагнула в пустоту.
— Скажите Биллу, что и во время этого инцидента, и на всем протяжении расследования, проведенного в Тандер-Бее вчера утром, объект сидел спокойно и не проявлял к происходящему никакого интереса. Я убежден, что это не он задумал отцепить вагон. Но что-то он, по-моему, задумал, вместе со своим сообщником в поезде, и, я полагаю, Биллу надо бы позаботиться о том, чтобы на ипподроме лошадей с поезда тщательно охраняли.
— Я ему передам.
— Скажите ему еще вот что. Есть некоторая вероятность, что в воду для лошадей в поезде что-то подмешали еще до Тандер-Бея. Но я полагаю, что если бы это было сделано, то лошади почувствовали себя хуже еще вчера к вечеру, чего на самом деле не произошло. Сегодня утром я не смогу их увидеть. Я думаю, если с ними что-то неладно, то Билл очень скоро об этом услышит. Во всяком случае, я взял четыре пробы той воды, которые захвачу на скачки сегодня вечером.
— Господи боже!
— Скажите Биллу, что я каким-нибудь способом передам их ему. Они будут в свертке, на котором будет написано его имя.
— Подождите, я все это запишу. Не кладите трубку.
Наступило молчание — она положила трубку и начала записывать. Потом она снова взяла трубку и добросовестно повторила все, что я ей говорил, и все мои вопросы.
— Все верно? — спросила она потом.
— В точности, — с жаром подтвердил я. — А когда вообще мне лучше всего вам звонить? Я не хотел бы мешать вам, когда вам это неудобно.
— Звоните в любое время. Я буду здесь. Желаю приятно провести время.
Оставайтесь по-прежнему невидимкой.
Я рассмеялся, а она положила трубку прежде, чем я успел спросить, как она себя чувствует.
Под дверь гостиной моего люкса подсунули сегодняшнюю виннипегскую газету — подарок от отеля. Я подобрал ее и посмотрел, что там говорится о нашем поезде. Материал, посвященный нам, занимал не всю первую полосу, но начинался на ней с фотографий Мерсера и Бемби, а на одной из следующих страниц был напечатан эффектный портрет Занте, подсвеченный сзади, на котором она выглядела гораздо старше своего возраста — пятнадцати лет, как было сказано в газете.
Я подумал, что лишний шум, поднятый вокруг великого трансконтинентального скакового поезда, как ни странно, ничуть не повредил этой затее.
Вся вина была возложена на неизвестного психопата из захолустья. Виннипег заполнили любители скачек, которые вносили щедрый вклад в местную экономику, и Виннипег встречал их со всем радушием. Не забудьте, предупреждала газета на видном месте, что первая из двух грандиозных скачек, посвященных чествованию канадского скакового спорта, состоится сегодня вечером, старт в 19 часов, вторая, во время которой будет разыгран учрежденный Жокейским клубом приз Скакового поезда, — завтра днем, старт в 13.30. Как всем известно, вторая половина завтрашнего дня объявлена в городе выходным, и это станет достойным завершением годовой программы скачек для чистокровных лошадей на ипподроме «Ассинибойя-Даунз». В скобках было добавлено, что в следующее воскресенье там состоятся первые бега зимнего сезона.
Большую часть дня я провел, гуляя по Виннипегу. В одной лавочке, где продавались куклы, изображавшие эскимосов, я видел двух владельцев с нашего поезда, но ни разу не столкнулся лицом к лицу ни с кем из тех, кто мог бы меня узнать. Тратить время на попытки выяснить, чем занимается или где находится Филмер, я не стал, потому что быстро обнаружил, что в нижнем этаже отеля «Вестин» находится вход в подземный торговый центр, который тянется во все стороны, словно кроличья нора. Большинство магазинов в Канаде ушло под землю, спасаясь от сурового климата. Филмер мог войти в «Вестин» и выйти из него, не высунув носа на улицу, что он, вероятно, и делал. Я узнал, что из города на ипподром ходят специальные автобусы-экспрессы, и около шести часов поехал туда на одном из них и побродил по ипподрому, придумывая какой-нибудь способ передать Биллу Бодлеру пробы воды, которые теперь были аккуратно завернуты по одной и уложены в ничем не примечательную пластиковую сумку.
Но эту проблему легко решили за меня. Когда я не спеша шел вдоль главной трибуны, какая-то девушка примерно такого же возраста, как Занте, подбежала ко мне и сказала:
— Привет! Меня зовут Нэнси. Если это для Кларри Бодлер, то я отнесу это ей, если хотите.
— А где она? — спросил я.
— Обедает с отцом там, наверху, в клубе, у окна. — Она показала куда-то вверх, на трибуну. — Он сказал, что вы принесете для нее какое-то питье, и попросил меня сбегать и забрать его. Правильно?
— Прямо в точку, — ответил я с благодарностью. Девушка была миловидная, веснушчатая, в ярко-голубом спортивном костюме с белым поясом, украшенным золотыми бляшками. Я отдал ей сумку, и она резвым шагом скрылась в толпе. У меня все больше крепла уверенность, что вода, которую она сейчас несет, безвредна. Билл Бодлер не стал бы спокойно обедать с дочерью, если бы в конюшнях ипподрома с лошадьми что-то случилось.
Клуб, откуда обедающие могли наблюдать за скачками, занимал целый этаж главной трибуны и был застеклен на всем своем протяжении, чтобы внутри всегда стояло лето. Я решил не ходить туда, поскольку Томми там было нечего делать, а в тот момент я больше всего хотел выглядеть как Томми, который получил выходной и нарядился в свой воскресный костюм. Я сделал несколько ставок, не слишком крупных, как и подобало Томми, очень хорошо поел в баре под лестницей (в буквальном смысле) и стал, в точности как всегда, прогуливаться с программкой в руке и биноклем на шее.
День постепенно перешел в вечер, и электричество незаметно пришло на смену солнцу. К семи часам, когда начинался первый заезд, ипподром был залит светом прожекторов, и костюмы жокеев ярко выделялись на фоне окружающей темноты. В толпе я видел много полузнакомых лиц — это были болельщики-энтузиасты с поезда. Однако единственный из них, кто меня действительно интересовал, либо весьма умело скрывался от меня, либо вообще отсутствовал. Все известные мне приемы, помогающие отыскать нужного человека, оказались бесполезными: человек с костлявым лицом и седыми волосами в куртке с меховым воротником был еще более невидим, чем я сам. Но зато я увидел Нелл.
Она в простом синем костюме вышла из клуба и спустилась вниз с двумя из владельцев, которые, по-видимому, хотели наблюдать за лошадьми вблизи.
Вслед за ними я пошел смотреть, как выходят на поле участники третьего заезда, и оказался недалеко от них, когда они подошли к самому барьеру, чтобы видеть скачку как можно ближе. Когда заезд окончился, владельцы направились к трибуне, оживленно обсуждая результаты, а я ухитрился стать так, чтобы, если повезет, Нелл могла меня заметить, и слегка помахал программкой. Она заметила программку, удивленно раскрыла глаза при виде меня и вскоре, отойдя от владельцев, остановилась и стала ждать. Когда я не спеша подошел к ней, она с усмешкой покосилась на меня.
— Вы случайно не официант с нашего поезда? — спросила она.
— Он самый.
— Удалось вам найти ночлег?
— Да, спасибо. Как вам понравился «Вестин»?
Она остановилась там же, где и владельцы, — их опекун, их рыбка-лоцман, их справочное бюро.
— Отель неплохой, но хорошо бы кто-нибудь придушил этого богатого, нахального, совершенно невозможного Шеридана. — В ее голосе звучащие возмущение — какие-то накопившиеся, долго сдерживаемые эмоции внезапно вырвались наружу. — Он невыносим. Он портит другим все удовольствие. Они заплатили кучу денег, чтобы участвовать этом путешествии, и имеют право на то, чтобы их не раздражали.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ну да, за завтраком. — Было видно, что вспоминать об этом ей неприятно. — Зак разыграл следующую сцену представления, а Шеридан перебивал его целых три раза. Я подошла к Шеридану и попросила его сидеть тихо, а он схватил меня за руку и попытался посадить к себе на колени. Я потеряла равновесие, упала и сильно ушиблась о столик, за которым он сидел, да еще каким-то образом зацепилась за скатерть и стянула ее на себя, все, что было на столе, свалилось на пол. Можете себе представить, что тут поднялось. Я стою на коленях, вокруг — апельсиновый сок, и осколки посуды, и еда, и кофе, а Шеридан громко говорит, что я сама виновата, нечего быть такой неуклюжей.
— И еще я могу себе представить, — сказал я видя на ее лице уже не столько негодование, сколько покорность судьбе, — как Бемби Лорримор не обратила на это никакого внимания, как Мерсер кинулся, чтобы помочь вам встать, и стал извиняться, а миссис Янг принялась расспрашивать, не ушиблись ли вы.
Она в изумлении посмотрела на меня:
— Вы там были!
— Нет. Просто вычислил.
— Ну да... Все в точности так и случилось. Пришел официант, чтобы все прибрать, и, когда он стоял там на коленях, Шеридан громко заявят, что официант подсмеивается над ним и что он добьется, чтобы его уволили. — Она замолчала. — И вы, наверное, опять можете сказать, что случилось дальше?
Она всего лишь хотела меня поддразнить, но я ответил:
— Думаю, Мерсер заверил официанта, что его не уволят, отвел его в сторону и дал ему двадцать долларов.
Она раскрыла рот от удивления:
— Нет, вы все-таки были там!
Я отрицательно покачал головой.
— Он дал мне двадцать долларов, когда Шеридан толкнул меня вчера вечером.
— Но это ужасно.
— Мерсер — симпатичный человек, которому вечно приходится выпутываться. Бемби не желает об этом даже думать. А Занте ищет утешения у других.
Нелл подумала и высказала свое мнение, которое оказалось очень близким к моему:
— В один прекрасный день эта скотина Шеридан выкинет что-нибудь такое, от чего отец откупиться уже не сможет.
— Он очень богатый человек, — сказал я.
Глава 12
— Они не имеют отношения ни к дате его рождения, ни к номерам его телефонов, ни к адресам, прежним или нынешним, ни к номерам его банковских счетов и карточки социального страхования, — эту неутешительную новость сообщил мне в среду утром звонкий голос миссис Бодлер. — Бэл Кош сейчас занимается номерами кредитных карточек вашего объекта. — И ему хотелось бы знать, зачем он все это делает. Он сказал, что выяснил еще и все цифры, имеющие отношение к его жене, с которой объект развелся, и нигде не нашел сочетания один-пять-один, ни с тремя неизвестными цифрами впереди, ни без них.
Я разочарованно вздохнул.
— Насколько это важно? — спросила она.
— Не могу сказать. Может быть, лишено смысла, а может быть, решит все наши проблемы. Либо пустой номер, либо весь банк, а возможно, и все что угодно в промежутке. Пожалуйста, передайте генералу, что один-пять-один это комбинация, которая открывает правый замок черного портфеля крокодиловой кожи. А три неизвестные нам цифры открывают левый.
— Господи боже! — сказала она.
— Вы можете сказать ему, что я был бы благодарен за дальнейшие указания?
— Могу, молодой человек. А почему бы вам просто не украсть этот портфель и не заняться им не спеша?
Я рассмеялся:
— Я об этом думал, но решил, что не стоит. Во всяком случае, пока.
Если в этих номерах есть какая-то логика, так будет безопаснее.
— Вероятно, Вэл не хотел бы, чтобы вас арестовали.
Или убили, мелькнуло у меня в голове.
— Если я попаду под арест, то меня за это скорее всего уволят, — согласился я.
— Вы перестанете быть невидимкой?
— Совершенно верно.
— И боюсь, — сказала она, — что у меня есть для вас еще одна скверная новость.
— Какая?
— Билл говорит, что в пробах воды, которые вы ему передали, ничего нет — одна только вода.
— Ну, на самом деле это хорошая новость.
— Ах, вот как? Ну что ж, тогда прекрасно.
Я подумал:
— Вероятно, я позвоню вам еще раз сегодня вечером, перед отправлением из Виннипега.
— Да, пожалуйста, — согласилась она. — Чем дальше на запад вы едете, тем больше разница во времени и тем дольше приходится ждать ответов от Вэла Коша.
— Угу.
Миссис Бодлер не могла звонить генералу, когда там глубокая ночь и когда глубокая ночь здесь. В Торонто, где она жила, на пять часов меньше, чем в Лондоне, в Виннипеге — на шесть, в Ванкувере — на восемь. Когда в Ванкувере завтракают, служащие лондонских контор отправляются по домам. Для почтовых голубей это создает некоторые трудности.
— Желаю удачи, — сказала она. — До следующего разговора.
К этому времени я уже привык к ее внезапным исчезновениям. Услышав гудок, я положил трубку и стал размышлять о том, как она может выглядеть и насколько тяжело больна. Надо будет вернуться в Торонто, подумал я, и навестить ее.
Я снова поехал на автобусе на «Ассинибойя-Даунз» и обнаружил, что со вчерашнего дня ипподром разукрасили не хуже «Вудбайна», включая киоски для продажи сигарет и маек с эмблемами, флаги и перевязи с надписью: «Поддержите канадский скаковой спорт!»
Я снова потратил большую часть дня на поиски костлявого и в конце концов пришел к выводу, что, чем бы он ни занимался в поезде, его привел туда отнюдь не всепоглощающий интерес к скачкам. Болельщиков с поезда было, как правило, легко распознать: всем им, по-видимому, выдали по большому красно-белому значку с золотой надписью: «Пассажир Скакового поезда». При этом оказалось, что значки достались не только тем, кто ехал в головной части поезда, потому что я повстречал Зака, у которого тоже был такой, и он сказал мне, что их выдали всем, включая владельцев, а где мой?
Я сказал, что ничего про них не знал. Жаль, сказал он, ведь такой значок дает право на бесплатный вход, бесплатные программки и бесплатную еду. Это подарок от ипподрома, сказал он. Наверное, мой значок у Нелл.
Я спросил его, как прошла сегодня утренняя сцена представления: о том, что случилось накануне, мне рассказала Нелл.
— Намного лучше без этого подонка Шеридана.
— Разве его не было?
— Я попросил Нелл сказать его отцу, что, если Шеридан явится на завтрак, мы отменим сцену, и этого было достаточно. Шеридана не было. — Он ухмыльнулся. — И вообще никого из Лорриморов. — Он огляделся вокруг. — Но сейчас все здесь, и Шеридан тоже. Когда мы подъехали на своем автобусе, они вылезали из винного лимузина. Там нам и выдали эти значки — в автобусе. А как вы сюда добрались?
— На экспрессе.
— Зря.
Его аккумуляторы работали вполсилы — они не сели, но и не были заряжены до отказа. Лицо под курчавой шевелюрой, без легкого грима, в котором он постоянно ходил в поезде, выглядело более молодым и более заурядным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Замечательно.
— Вот эти ответы. Мистер и миссис Янг, которым принадлежит Спаржа, частые и желанные гости в Англии, и Жокейский клуб много раз приглашал их на скачки. Они были друзьями Эзры Гидеона. Вэл Кош не знает, известно ли им, что Эзра Гидеон продал двух лошадей мистеру Дж. А. Филмеру. В этом есть какой-то смысл?
— Да, — ответил я.
— Я рада, что вам понятно, о чем я говорю. А как насчет вот этого? Она перевела дух. — Шеридана Лорримора исключили из Кембриджского университета в мае прошлого года после какого-то скандала, который замяли. Мерсер Лорримор в это время находился в Англии, задержался там и в июле посещал скачки в Ньюмаркете, но Жокейский клуб заметил, что он более мрачен, чем обычно, и сделал вывод, что это как-то связано с его сыном, хотя сам он на этот счет ничего не говорил. Вэл Кош попытается что-нибудь выяснить в Кембридже.
— Прекрасно, — сказал я.
— Надо же — Шеридан Лорримор! — ужаснулась она. — Надеюсь, что это неправда.
— На всякий случай будьте готовы ко всему, — сухо сказал я.
— О господи!
— Вы его хорошо знаете? — спросил я.
— Почти совсем не знаю. Но ведь нет ничего хорошего, когда в бульварных газетах начинают трепать имя кого-то, кто принадлежит к одному из наших золотых семейств, правда?
Мне понравилось, как она это сформулировала, и я вспомнил, что она когда-то издавала журнал.
— Это позорит всю страну, — продолжала она. — Надеюсь только, что это так и останется в тайне, что бы там ни произошло.
— Что бы ни произошло?
— Да, — твердо ответила она. — Ради его семьи. Ради его матери. Я знакома с Бемби Лорримор. Она гордая женщина. Она не заслужила того, чтобы быть опозоренной из-за своего сына.
В этом я не был так уверен: я не знал, в какой степени на ней лежит ответственность за его поведение. Но, возможно, в очень малой. Возможно, никто не заслужил того, чтобы иметь такого сына, как Шеридан. Возможно, люди вроде Шеридана просто такими уж рождаются, как рождаются дети без рук.
— Вы слушаете? — спросила миссис Бодлер.
— Конечно.
— Билл говорит, что собственный вагон Лорриморов в воскресенье вечером отцепился от поезда. Это правда? Там, наверное, поднялся большой шум, да? Об этом было в теленовостях, а сегодня утром — во всех газетах. Билл говорит, что это сделал, очевидно, неизвестно почему какой-то сумасшедший, но он хочет знать, нет ли у вас какой-нибудь информации, которой он не располагает.
Я рассказал ей, что случилось и как Занте вдруг чуть не шагнула в пустоту.
— Скажите Биллу, что и во время этого инцидента, и на всем протяжении расследования, проведенного в Тандер-Бее вчера утром, объект сидел спокойно и не проявлял к происходящему никакого интереса. Я убежден, что это не он задумал отцепить вагон. Но что-то он, по-моему, задумал, вместе со своим сообщником в поезде, и, я полагаю, Биллу надо бы позаботиться о том, чтобы на ипподроме лошадей с поезда тщательно охраняли.
— Я ему передам.
— Скажите ему еще вот что. Есть некоторая вероятность, что в воду для лошадей в поезде что-то подмешали еще до Тандер-Бея. Но я полагаю, что если бы это было сделано, то лошади почувствовали себя хуже еще вчера к вечеру, чего на самом деле не произошло. Сегодня утром я не смогу их увидеть. Я думаю, если с ними что-то неладно, то Билл очень скоро об этом услышит. Во всяком случае, я взял четыре пробы той воды, которые захвачу на скачки сегодня вечером.
— Господи боже!
— Скажите Биллу, что я каким-нибудь способом передам их ему. Они будут в свертке, на котором будет написано его имя.
— Подождите, я все это запишу. Не кладите трубку.
Наступило молчание — она положила трубку и начала записывать. Потом она снова взяла трубку и добросовестно повторила все, что я ей говорил, и все мои вопросы.
— Все верно? — спросила она потом.
— В точности, — с жаром подтвердил я. — А когда вообще мне лучше всего вам звонить? Я не хотел бы мешать вам, когда вам это неудобно.
— Звоните в любое время. Я буду здесь. Желаю приятно провести время.
Оставайтесь по-прежнему невидимкой.
Я рассмеялся, а она положила трубку прежде, чем я успел спросить, как она себя чувствует.
Под дверь гостиной моего люкса подсунули сегодняшнюю виннипегскую газету — подарок от отеля. Я подобрал ее и посмотрел, что там говорится о нашем поезде. Материал, посвященный нам, занимал не всю первую полосу, но начинался на ней с фотографий Мерсера и Бемби, а на одной из следующих страниц был напечатан эффектный портрет Занте, подсвеченный сзади, на котором она выглядела гораздо старше своего возраста — пятнадцати лет, как было сказано в газете.
Я подумал, что лишний шум, поднятый вокруг великого трансконтинентального скакового поезда, как ни странно, ничуть не повредил этой затее.
Вся вина была возложена на неизвестного психопата из захолустья. Виннипег заполнили любители скачек, которые вносили щедрый вклад в местную экономику, и Виннипег встречал их со всем радушием. Не забудьте, предупреждала газета на видном месте, что первая из двух грандиозных скачек, посвященных чествованию канадского скакового спорта, состоится сегодня вечером, старт в 19 часов, вторая, во время которой будет разыгран учрежденный Жокейским клубом приз Скакового поезда, — завтра днем, старт в 13.30. Как всем известно, вторая половина завтрашнего дня объявлена в городе выходным, и это станет достойным завершением годовой программы скачек для чистокровных лошадей на ипподроме «Ассинибойя-Даунз». В скобках было добавлено, что в следующее воскресенье там состоятся первые бега зимнего сезона.
Большую часть дня я провел, гуляя по Виннипегу. В одной лавочке, где продавались куклы, изображавшие эскимосов, я видел двух владельцев с нашего поезда, но ни разу не столкнулся лицом к лицу ни с кем из тех, кто мог бы меня узнать. Тратить время на попытки выяснить, чем занимается или где находится Филмер, я не стал, потому что быстро обнаружил, что в нижнем этаже отеля «Вестин» находится вход в подземный торговый центр, который тянется во все стороны, словно кроличья нора. Большинство магазинов в Канаде ушло под землю, спасаясь от сурового климата. Филмер мог войти в «Вестин» и выйти из него, не высунув носа на улицу, что он, вероятно, и делал. Я узнал, что из города на ипподром ходят специальные автобусы-экспрессы, и около шести часов поехал туда на одном из них и побродил по ипподрому, придумывая какой-нибудь способ передать Биллу Бодлеру пробы воды, которые теперь были аккуратно завернуты по одной и уложены в ничем не примечательную пластиковую сумку.
Но эту проблему легко решили за меня. Когда я не спеша шел вдоль главной трибуны, какая-то девушка примерно такого же возраста, как Занте, подбежала ко мне и сказала:
— Привет! Меня зовут Нэнси. Если это для Кларри Бодлер, то я отнесу это ей, если хотите.
— А где она? — спросил я.
— Обедает с отцом там, наверху, в клубе, у окна. — Она показала куда-то вверх, на трибуну. — Он сказал, что вы принесете для нее какое-то питье, и попросил меня сбегать и забрать его. Правильно?
— Прямо в точку, — ответил я с благодарностью. Девушка была миловидная, веснушчатая, в ярко-голубом спортивном костюме с белым поясом, украшенным золотыми бляшками. Я отдал ей сумку, и она резвым шагом скрылась в толпе. У меня все больше крепла уверенность, что вода, которую она сейчас несет, безвредна. Билл Бодлер не стал бы спокойно обедать с дочерью, если бы в конюшнях ипподрома с лошадьми что-то случилось.
Клуб, откуда обедающие могли наблюдать за скачками, занимал целый этаж главной трибуны и был застеклен на всем своем протяжении, чтобы внутри всегда стояло лето. Я решил не ходить туда, поскольку Томми там было нечего делать, а в тот момент я больше всего хотел выглядеть как Томми, который получил выходной и нарядился в свой воскресный костюм. Я сделал несколько ставок, не слишком крупных, как и подобало Томми, очень хорошо поел в баре под лестницей (в буквальном смысле) и стал, в точности как всегда, прогуливаться с программкой в руке и биноклем на шее.
День постепенно перешел в вечер, и электричество незаметно пришло на смену солнцу. К семи часам, когда начинался первый заезд, ипподром был залит светом прожекторов, и костюмы жокеев ярко выделялись на фоне окружающей темноты. В толпе я видел много полузнакомых лиц — это были болельщики-энтузиасты с поезда. Однако единственный из них, кто меня действительно интересовал, либо весьма умело скрывался от меня, либо вообще отсутствовал. Все известные мне приемы, помогающие отыскать нужного человека, оказались бесполезными: человек с костлявым лицом и седыми волосами в куртке с меховым воротником был еще более невидим, чем я сам. Но зато я увидел Нелл.
Она в простом синем костюме вышла из клуба и спустилась вниз с двумя из владельцев, которые, по-видимому, хотели наблюдать за лошадьми вблизи.
Вслед за ними я пошел смотреть, как выходят на поле участники третьего заезда, и оказался недалеко от них, когда они подошли к самому барьеру, чтобы видеть скачку как можно ближе. Когда заезд окончился, владельцы направились к трибуне, оживленно обсуждая результаты, а я ухитрился стать так, чтобы, если повезет, Нелл могла меня заметить, и слегка помахал программкой. Она заметила программку, удивленно раскрыла глаза при виде меня и вскоре, отойдя от владельцев, остановилась и стала ждать. Когда я не спеша подошел к ней, она с усмешкой покосилась на меня.
— Вы случайно не официант с нашего поезда? — спросила она.
— Он самый.
— Удалось вам найти ночлег?
— Да, спасибо. Как вам понравился «Вестин»?
Она остановилась там же, где и владельцы, — их опекун, их рыбка-лоцман, их справочное бюро.
— Отель неплохой, но хорошо бы кто-нибудь придушил этого богатого, нахального, совершенно невозможного Шеридана. — В ее голосе звучащие возмущение — какие-то накопившиеся, долго сдерживаемые эмоции внезапно вырвались наружу. — Он невыносим. Он портит другим все удовольствие. Они заплатили кучу денег, чтобы участвовать этом путешествии, и имеют право на то, чтобы их не раздражали.
— Что-нибудь случилось? — спросил я.
— Ну да, за завтраком. — Было видно, что вспоминать об этом ей неприятно. — Зак разыграл следующую сцену представления, а Шеридан перебивал его целых три раза. Я подошла к Шеридану и попросила его сидеть тихо, а он схватил меня за руку и попытался посадить к себе на колени. Я потеряла равновесие, упала и сильно ушиблась о столик, за которым он сидел, да еще каким-то образом зацепилась за скатерть и стянула ее на себя, все, что было на столе, свалилось на пол. Можете себе представить, что тут поднялось. Я стою на коленях, вокруг — апельсиновый сок, и осколки посуды, и еда, и кофе, а Шеридан громко говорит, что я сама виновата, нечего быть такой неуклюжей.
— И еще я могу себе представить, — сказал я видя на ее лице уже не столько негодование, сколько покорность судьбе, — как Бемби Лорримор не обратила на это никакого внимания, как Мерсер кинулся, чтобы помочь вам встать, и стал извиняться, а миссис Янг принялась расспрашивать, не ушиблись ли вы.
Она в изумлении посмотрела на меня:
— Вы там были!
— Нет. Просто вычислил.
— Ну да... Все в точности так и случилось. Пришел официант, чтобы все прибрать, и, когда он стоял там на коленях, Шеридан громко заявят, что официант подсмеивается над ним и что он добьется, чтобы его уволили. — Она замолчала. — И вы, наверное, опять можете сказать, что случилось дальше?
Она всего лишь хотела меня поддразнить, но я ответил:
— Думаю, Мерсер заверил официанта, что его не уволят, отвел его в сторону и дал ему двадцать долларов.
Она раскрыла рот от удивления:
— Нет, вы все-таки были там!
Я отрицательно покачал головой.
— Он дал мне двадцать долларов, когда Шеридан толкнул меня вчера вечером.
— Но это ужасно.
— Мерсер — симпатичный человек, которому вечно приходится выпутываться. Бемби не желает об этом даже думать. А Занте ищет утешения у других.
Нелл подумала и высказала свое мнение, которое оказалось очень близким к моему:
— В один прекрасный день эта скотина Шеридан выкинет что-нибудь такое, от чего отец откупиться уже не сможет.
— Он очень богатый человек, — сказал я.
Глава 12
— Они не имеют отношения ни к дате его рождения, ни к номерам его телефонов, ни к адресам, прежним или нынешним, ни к номерам его банковских счетов и карточки социального страхования, — эту неутешительную новость сообщил мне в среду утром звонкий голос миссис Бодлер. — Бэл Кош сейчас занимается номерами кредитных карточек вашего объекта. — И ему хотелось бы знать, зачем он все это делает. Он сказал, что выяснил еще и все цифры, имеющие отношение к его жене, с которой объект развелся, и нигде не нашел сочетания один-пять-один, ни с тремя неизвестными цифрами впереди, ни без них.
Я разочарованно вздохнул.
— Насколько это важно? — спросила она.
— Не могу сказать. Может быть, лишено смысла, а может быть, решит все наши проблемы. Либо пустой номер, либо весь банк, а возможно, и все что угодно в промежутке. Пожалуйста, передайте генералу, что один-пять-один это комбинация, которая открывает правый замок черного портфеля крокодиловой кожи. А три неизвестные нам цифры открывают левый.
— Господи боже! — сказала она.
— Вы можете сказать ему, что я был бы благодарен за дальнейшие указания?
— Могу, молодой человек. А почему бы вам просто не украсть этот портфель и не заняться им не спеша?
Я рассмеялся:
— Я об этом думал, но решил, что не стоит. Во всяком случае, пока.
Если в этих номерах есть какая-то логика, так будет безопаснее.
— Вероятно, Вэл не хотел бы, чтобы вас арестовали.
Или убили, мелькнуло у меня в голове.
— Если я попаду под арест, то меня за это скорее всего уволят, — согласился я.
— Вы перестанете быть невидимкой?
— Совершенно верно.
— И боюсь, — сказала она, — что у меня есть для вас еще одна скверная новость.
— Какая?
— Билл говорит, что в пробах воды, которые вы ему передали, ничего нет — одна только вода.
— Ну, на самом деле это хорошая новость.
— Ах, вот как? Ну что ж, тогда прекрасно.
Я подумал:
— Вероятно, я позвоню вам еще раз сегодня вечером, перед отправлением из Виннипега.
— Да, пожалуйста, — согласилась она. — Чем дальше на запад вы едете, тем больше разница во времени и тем дольше приходится ждать ответов от Вэла Коша.
— Угу.
Миссис Бодлер не могла звонить генералу, когда там глубокая ночь и когда глубокая ночь здесь. В Торонто, где она жила, на пять часов меньше, чем в Лондоне, в Виннипеге — на шесть, в Ванкувере — на восемь. Когда в Ванкувере завтракают, служащие лондонских контор отправляются по домам. Для почтовых голубей это создает некоторые трудности.
— Желаю удачи, — сказала она. — До следующего разговора.
К этому времени я уже привык к ее внезапным исчезновениям. Услышав гудок, я положил трубку и стал размышлять о том, как она может выглядеть и насколько тяжело больна. Надо будет вернуться в Торонто, подумал я, и навестить ее.
Я снова поехал на автобусе на «Ассинибойя-Даунз» и обнаружил, что со вчерашнего дня ипподром разукрасили не хуже «Вудбайна», включая киоски для продажи сигарет и маек с эмблемами, флаги и перевязи с надписью: «Поддержите канадский скаковой спорт!»
Я снова потратил большую часть дня на поиски костлявого и в конце концов пришел к выводу, что, чем бы он ни занимался в поезде, его привел туда отнюдь не всепоглощающий интерес к скачкам. Болельщиков с поезда было, как правило, легко распознать: всем им, по-видимому, выдали по большому красно-белому значку с золотой надписью: «Пассажир Скакового поезда». При этом оказалось, что значки достались не только тем, кто ехал в головной части поезда, потому что я повстречал Зака, у которого тоже был такой, и он сказал мне, что их выдали всем, включая владельцев, а где мой?
Я сказал, что ничего про них не знал. Жаль, сказал он, ведь такой значок дает право на бесплатный вход, бесплатные программки и бесплатную еду. Это подарок от ипподрома, сказал он. Наверное, мой значок у Нелл.
Я спросил его, как прошла сегодня утренняя сцена представления: о том, что случилось накануне, мне рассказала Нелл.
— Намного лучше без этого подонка Шеридана.
— Разве его не было?
— Я попросил Нелл сказать его отцу, что, если Шеридан явится на завтрак, мы отменим сцену, и этого было достаточно. Шеридана не было. — Он ухмыльнулся. — И вообще никого из Лорриморов. — Он огляделся вокруг. — Но сейчас все здесь, и Шеридан тоже. Когда мы подъехали на своем автобусе, они вылезали из винного лимузина. Там нам и выдали эти значки — в автобусе. А как вы сюда добрались?
— На экспрессе.
— Зря.
Его аккумуляторы работали вполсилы — они не сели, но и не были заряжены до отказа. Лицо под курчавой шевелюрой, без легкого грима, в котором он постоянно ходил в поезде, выглядело более молодым и более заурядным:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39