Кинокомпания снимала в отеле четыре комфортабельных номера: самый лучший для Нэша, один для Сильвы, один для меня и один (чаще всего пустующий) для О'Хары. Также в отеле были предоставлены комнаты Монкриффу и Говарду. Еще шестьдесят человек, работающих над фильмом: декораторов, костюмеров, гримеров, техников, помощников продюсера, курьеров – всех тех, кто неизбежно оказывался нужен для постановки, – разместили в других отелях, мотелях и на частных квартирах. Большинство грумов с конюшни жили в общежитии. Управляющий конюшней (помощник тренера) отправлялся вечером домой, к жене. Проблемы, как накормить всех и действовать в рамках политики профсоюзов, по счастью, меня не касались.
Из номера Нэша открывался чудесный вид на сады, огромные кресла предлагали отдых телу, уставшему от необходимости много часов притворяться кем-то другим или же много часов слоняться вокруг, чтобы время от времени притворяться кем-то другим на пять минут. Монкрифф и я могли работать в буквальном смысле непрерывно. Актеры, скучая, стояли в сторонке, ожидая, когда у нас все будет готово. Долго находясь в неподвижности, они чувствовали себя усталыми, тогда как я и Монкрифф не уставали.
Нэш рухнул в свое любимое кресло и в четырехсотый раз посмотрел на часы.
Пять часов прошло. Почти шесть. Я провел много времени, истекая потом.
Мой мобильный телефон зажужжал. Во рту у меня пересохло.
– Ответьте! – сердито скомандовал Нэш, видя мое замешательство.
– Алло, – произнес я. Точнее, прохрипел.
– Томас! – сказал О'Хара. – Ты не уволен. Молчание.
– Томас? Ты слышишь? Продолжай работать над фильмом.
– Я…э…
– Во имя ада! Нэш здесь?
Я передал телефон нашему «маяку», который отреагировал на новости куда более здраво:
– Я и не думал ничего иного. Да, конечно, он был расстроен, он всего лишь человек.
Он отдал мне телефон. О'Хара сказал:
– Затронуты кое-какие струны. Я должен буду проводить больше времени в Ньюмаркете, присматривая за вами. Одна из шишек нанесет визит, просто чтобы удостовериться, что их деньги расходуются разумно. Они очень долго впустую мололи языками, подыскивая кого-нибудь на твое место. Но в конце концов ваш телевизионный клип произвел чудо. Нэш убедил их. Они по-прежнему думают, что он не может сделать ничего неправильного. Если Нэш хочет, они оставят тебя.
– Спасибо.
– Я вернусь в Ньюмаркет завтра. Это чертовская неприятность, поскольку я планировал лететь в Лос-Анджелес, но так уж вышло. Как ты сказал, моя голова лежит на плахе рядом с твоей. Что вы делаете завтра утром?
– Снимаем лошадей на Хите.
– А Нэш?
– Сидит на лошади, смотрит. После обеда мы перевезем лошадей на Хантингдонский ипподром. В понедельник репетируем сцену с толпой на скачках. Часть группы уедет в мотели около Хантингдона, но Нэш, я и еще несколько человек останемся в наших номерах в Ньюмаркете.
– Хантингдон – это далеко?
– Всего лишь около тридцати восьми миль отсюда. Где ты хочешь ночевать?
– В Ньюмаркете. – Ни тени колебания. – Возьми шофера, Томас. Я не хочу, чтобы ты заснул за рулем после такой долгой работы.
– Я люблю водить сам, и это не так уж далеко.
– Возьми шофера.
Это был приказ. Я сказал: «о'кей». Я был признателен, что остался на должности. Он сообщил:
– Увидимся, парни.
– Спасибо, О'Хара, – еще раз поблагодарил я. Он пообещал:
– Говарду еще пообстригут коготки. Тупой сукин сын!
– Не желаете ли выпить? – спросил, улыбаясь, Нэш, когда я отключил телефон. – Почему бы вам не пообедать со мной?
По большей части Нэш ел один, заказывая обед в номер. В отличие от многих актеров он предпочитал уединение, которому теперь, из-за отсутствия жены, мог предаваться вволю. Поэтому я был удивлен, но в то же время рад, что мне не придется обедать в одиночестве. Я согласился задержаться ради супа, жаркого из ягненка, кларета и еще одного шага к дружбе, о которой я не мог и помыслить двумя неделями раньше.
Успокоившись после целого дня тревог, я решил навестить Доротею, чтобы узнать, не нуждается ли она в чем-либо, и сделать это до того, как засяду с Монкриффом за план утренних действий на Хите.
Я ожидал найти дом погруженным в тихую скорбь. Вместо этого, подъехав, я увидел мигающие огни полицейской машины и «Скорой помощи».

ГЛАВА 6

Полицейский пресек мою попытку пройти по бетонной дорожке.
– Что случилось? – спросил я.
– Очистите дорогу, пожалуйста. – Полицейский был молод, мускулист, деловит и не питал симпатий к неизвестным зевакам. Он должен был сдерживать – и сдерживал – небольшую толпу, намеревавшуюся поближе посмотреть на происходящее.
– Пожалуйста, отойдите назад, сэр. – Он почти не смотрел на меня, этим невниманием создавая впечатление огромного физического барьера, который я и не намеревался преодолевать.
Я пробился сквозь толпу любопытных и за их спинами прибег к помощи своего постоянного спутника – мобильного телефона, чтобы набрать номер Доротеи. После показавшегося мне очень долгим молчания я услышал потрясенный женский голос, произнесший:
– Алло.
– Доротея? – спросил я. – Это Томас.
– Ох! Ох, нет! Я Бетти. Где вы, Томас? Вы можете прийти?
Я объяснил ей, что я снаружи, но меня не пускают, и через несколько секунд она выскочила на дорожку, чтобы забрать меня. Огромный полицейский отступил в сторону, равнодушно пожав плечами, а я последовал за Бетти к дому.
– Что случилось? – спросил я у нее.
– Кто-то вломился внутрь. Это ужасно… Они едва не убили Доротею… Как они могли? Доктор Джилл только что приехал, и полиция тоже, и везде так много крови, и они фотографируют, и это все так невероятно…
Мы вошли в дом, изнутри выглядевший так, словно по нему пронесся торнадо.
Первая от входа комната – спальня Валентина – была разгромлена: ящики комода свалены на пол, их содержимое разбросано. Гардероб стоял открытый и пустой. Картины были сорваны со стен, их рамы изломаны. Матрас и подушки вспороты, набивка разворошена.
– И везде так, – всхлипнула Бетти. – Даже в ванных и в кухне. Я должна вернуться к Доротее… Я боюсь, что она умрет…
Бетти оставила меня и скрылась в спальне, куда я нерешительно последовал, обойдя кругом лужу подсыхающей крови в коридоре.
Но мне не было нужды чувствовать себя незаконно проникшим: в комнате было полно народу. Робби Джилл стоял так, что почти загораживал от меня Доротею, неподвижно лежавшую в обуви и чулках на остатках ее постели. Два санитара из «Скорой помощи» занимали половину свободного места своими носилками на колесиках. Женщина в полицейской форме и фотограф были заняты делом. Бетти проложила путь через это людское скопление, позвав меня за собой.
Робби Джилл поднял взгляд, увидел меня, кивнул и чуть отступил назад, в результате чего я увидел Доротею. К горлу подступила тошнота, и неистовый гнев охватил меня.
Она лежала на кровати без сознания, истекая кровью, на ее щеке и лбу были глубокие порезы, а губы разбиты в сплошное месиво.
– Сломана правая рука, – диктовал Робби Джилл женщине-полицейскому, делающей запись в блокноте. – Имеются внутренние повреждения… – Он остановился. Даже для доктора это было слишком много. Одежда Доротеи была разорвана, ее старые груди и живот были открыты, на теле обильно кровоточили две резаные раны, одна из которых была столь глубока, что внутренности выпирали сквозь брюшную стенку. Запах крови наполнял воздух.
Робби Джилл достал из своей сумки стерильные повязки и велел всем, кроме женщины-полицейского, выйти. Та сама была чрезвычайно бледна, но осталась на своем посту, а все остальные, в том числе и я, молча повиновались.
Бетти дрожала, по ее щекам катились слезы.
– Я пришла посмотреть, приготовила ли она себе что-нибудь поесть. Она совсем не заботится о себе теперь, когда Валентина нет. Я вошла через заднюю дверь в кухню и увидела разгром,.. Это ужасно… Я нашла ее истекающей кровью на полу в коридоре, и думала, что она мертва… Я позвонила доктору Джиллу, потому что его номер был записан прямо возле телефона в кухне, и он вызвал полицию и санитаров… Они перенесли ее в спальню. Вы думаете, с ней будет все в порядке? – Ее трясло от переживаний. – Она не должна умереть. Кто мог сделать это?
Я представлял и ставил в фильмах сцены столь же ужасные и даже куда хуже, но кровь, которую мы использовали, чаще всего была губной помадой, растворенной в масле, чтобы она была липкой, а кишки делались из надутой шкурки для сосисок, смертный пот наносился на загримированные сероватой краской лица через распылитель.
Пришли еще люди – видимо, полицейские в штатском. Бетти и я переместились в гостиную Доротеи, где царил такой же, как и в остальных комнатах, беспорядок.
– Кто мог сделать это? – в оцепенении повторяла Бетти. – Зачем кому-либо делать это?
– У нее было что-нибудь ценное? – спросил я.
– Конечно, нет. Просто ее мелкие побрякушки. Безделицы, сувениры. Они порвали даже свадебное фото ее и Билла. Как они могли? – Она подняла обломки рамки, плача от боли, причиненной ее подруге. – И ее прелестная розовая ваза… Она любила эту вазу.
Я уставился на розовые осколки, потом опустился на одно колено и безрезультатно обшарил ковер вокруг них.
«Я положила ключ в розовую вазу в моей гостиной».
Голос Доротеи отчетливо звучал в моей памяти. Ключ от кабинета Валентина, запертого ею, чтобы не дать ее сыну Полу забрать книги.
Яростно, но беззвучно ругаясь, я прошел по коридору и распахнул приоткрытую дверь кабинета. Ключ был в замке. Святая святых Валентина была разгромлена, как и весь остальной дом; все, что можно было разбить, было разбито, все мягкое распорото, все фотографии уничтожены.
Все книги исчезли.
Я открыл стенной шкаф, где, как я знал, Валентин хранил папки, содержащие статьи, которые он писал для газет.
Все полки были пусты.
Бетти, дрожа, коснулась моего локтя и сказала:
– Доротея говорила мне, что Валентин хотел оставить свои книги вам. Куда они исчезли?
Спросите у Пола, автоматически подумал я. Но он не мог нанести такие раны своей матери. Напыщенный, несдержанный человек – верно, но не способный на такую жестокость.
Я спросил Бетти:
– Где Пол, ее сын?
– Ох, дорогой! Он вчера уехал домой. Он не знал… И я не знаю его номера… – Она всхлипнула. – Я не могу вынести это.
– Успокойтесь, – сказал я. – Присядьте. Я найду его номер. Я принесу вам чай. Где ваш муж?
– Играет в кегли до ночи… в пивной.
– В какой пивной?
– Ох, дорогой… В «Драконе».
Все по порядку, думал я, направляясь на кухню. Горячий сладкий чай многих спасал от шока. Никто из представителей властей не остановил меня, хотя казалось, что маленький домик кишит ими. Я принес Бетти чашку на блюдце; она вцепилась в них обеими руками, по-прежнему сидя в кабинете Валентина.
По счастью, телефонная книга старика осталась целой, я нашел там номер «Дракона» и помешал мужу Бетти набрать двадцать очков, попросив его быстро прийти домой. Затем я поискал номер Пола и обнаружил его на полях блокнота, лежащего у параллельного телефона в кухне.
Пол ответил, и я слушал его неприятный голос, успокаиваясь. Если он был дома в Суррее, то он не мог напасть на свою мать, находящуюся в Ньюмаркете, в сотне миль от него, а ведь ее раны были нанесены недавно и еще кровоточили. Если даже она выживет, то вряд ли оправится от потрясения, если на нее напал собственный сын.
Голос Пола звучал потрясенно, как и должно было быть. Он объявил, что выезжает немедленно.
– Я не знаю, в какую больницу они отправят ее, – сказал я.
– Она умрет? – перебил он меня.
– Как я говорил вам, я не знаю. Подождите немного, я попрошу доктора Джилла поговорить с вами.
– Бесполезный человек!
– Не кладите трубку, – произнес я. – Ждите.
Я вышел из кухни и обнаружил, что мужчины в штатском начали наносить на различные предметы порошок с целью обнаружения отпечатков пальцев. Я не решался идти дальше, но тут дверь спальни Доротеи открылась и женщина в форме позвала мужчин помочь выкатить носилки.
Я обратился к ней:
– Сын миссис Паннир у телефона. Вы не можете позвать доктора Джилла, чтобы он поговорил с ним?
Она рассеянно посмотрела на меня и скрылась в комнате Доротеи вместе с санитарами, но, видимо, мои слова она все же передала, потому что Робби Джилл почти сразу же открыл дверь снова и спросил меня, действительно ли Пол на линии.
– Да, – подтвердил я. – Он ждет разговора с вами.
– Скажите ему, что я скоро подойду.
Я передал это Полу. Он был недоволен и нетерпелив. Я велел ему подождать и снова отошел от телефона. Сердясь и тревожась за Доротею и сожалея о пропавших книгах, я был не в состоянии говорить с Полом. Я не мог даже сочувствовать ему. Я был уверен, что не получу книги обратно, пока не привлеку его к суду, но даже при этом условии у меня нет списка того, что было украдено.
Робби Джилл сопровождал Доротею, которую везли на носилках, до самой машины «Скорой помощи», желая проследить, что с ней обращаются бережно. Затем с угрюмым видом он вернулся в дом, прошел по коридору, где я ждал у кухонной двери, шагнул к столу посреди кухни и поднял трубку.
– Мистер Паннир? – спросил он, состроив кислую мину, когда Пол на том конце говорил что-то в ответ.
– Мистер Паннир, – с нажимом произнес Робби, – ваша мать получила несколько ударов по голове. От этих ударов она потеряла сознание. Ее правая рука сломана. И вдобавок у нее ножевые ранения в живот. Я отправил ее в Кембридж… – он назвал больницу, – где она будет окружена заботой и вниманием. Я не могу сказать, выживет она или нет. – Он с отвращением выслушал ответ Пола. – Нет, сексуального насилия над ней не было совершено. Я сделал все возможное. Я предлагаю вам позднее связаться с клиникой. – Он положил трубку на рычаг и закусил губу, словно физическим усилием сдерживая проклятия, а потом кончиками пальцев помассировал опущенные веки.
– Как она на самом деле? – спросил я.
Он устало пожал плечами, мышцы его лица расслабились.
– Я не знаю. Она сопротивлялась, как мне кажется. Пыталась отбиться от них голыми руками. Это странно… но я почти уверен, что нападавших было двое… Один ударил ее по руке и по голове чем-то твердым и угловатым, а другой воспользовался ножом. Или, быть может, нападающий был один, но с двумя видами оружия.
– Бесполезно спрашивать, – сказал я, – но почему на нее напали?
– Милая, добрая старушка! Мир становится жестоким. На старушек нападают. Мне отвратителен ее сын. Я не должен говорить так. Не обращайте внимания. Он хотел узнать, не была ли она изнасилована.
– Кретин!
– Полиция хочет узнать, почему весь дом в таком состоянии. – Он махнул рукой, показывая на разгром повсюду. – Откуда я знаю? Они не были бедными, но не были и богатыми. Несчастные старики. Вы знаете, они в последнее время очень доверяли вам. Можно сказать, они любили вас. Жаль, что не вы их сын.
– Валентин был частью моего детства.
– Да. Он говорил мне.
– А… что было после?
– Полиция говорит о покушении на убийство, это из-за ножевых ран. Но… я не знаю.
– Что? – переспросил я, когда он смолк в нерешительности.
– Это может быть надуманным… я не знаю, стоит ли говорить это полиции… но потребовалось бы так немного, чтобы прикончить ее. Просто один удар в нужную точку. – Он помедлил. – Вы ведь видели ее?
– Да, когда вы отошли от кровати. Он кивнул.
– Я так и думал. Вы видели эти раны. Одна относительно поверхностная, другая очень глубокая. Первый удар разрезал ее одежду. Почему не нанесли третий? Вы понимаете, о чем я думаю? Я думаю, что убийцу спугнули. Или он изменил свои намерения.
Я уставился на него.
– Вы можете счесть меня сумасшедшим, – сказал он.
– Нет, я считаю вас умным.
– Я видел жертвы таких убийств. Это часто выглядит так, словно убийца взбесился. Десятки колотых ран. Работа сумасшедшего. Он не может остановиться. Вы понимаете?
– Да, – сказал я.
– Я не знаю, зачем говорю вам это. Не обращайте внимания. Если повезет, то Доротея выживет и расскажет нам все сама.
– Сколько везения ей потребуется!
– Откровенно говоря, много, – уныло признал он. – Сотрясение мозга – вещь непредсказуемая. Я не думаю, чтобы у нее было мозговое кровоизлияние, но я не могу быть уверенным. Однако рана в живот… это плохо… это вносит инфекцию… и ей почти восемьдесят лет… но сама по себе она здорова… Весьма крепкая для такого возраста, я хочу сказать. Я очень привязался к ним обоим, хотя и часто спорил с Валентином, этим упрямым старым ослом.
Я считал Робби Джилла хорошим врачом и высказал это вслух. Он отмахнулся от моих слов.
– Могу я спросить вас кое о чем? – сказал я.
– Конечно.
– Э-э… сколько времени прошло с той минуты, как на Доротею напали?
– Сколько времени?
– Да. Я имею в виду, напали ли на нее до разграбления дома? Чтобы причинить такой ущерб, нужно было потратить немало времени. Или ее не было дома и она вернулась в неподходящий момент? Или кто-то пытался выбить из нее какие-то сведения и зашел слишком далеко, а потом перерыл весь дом, чтобы найти то, что хотел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33