Вместо послесловия

В 1976 году на местном кладбище хоронили подводников с гвардейской атомной подводной лодки К-56, столкнувшейся с научно-исследовательским судном «Академик Берг». Вырыли 26 могил, но положили в них 25 гробов. Тело одного из моряков увезли на родину, поэтому одна из могил осталась пустой.
«Ой, какая дурная примета! - Заголосила старуха из местных жительниц. - Теперь все время хоронить будете!…» Так оно и вышло. Сначала погребли моряков, сгоревших в башне главного калибра при затяжном выстреле на крейсере «Адмирал Сенявин», потом дошел черед и до подводников с К-122.
Среди многотысячных жертв афганской войны затерялись их имена. И хотя морей в Афганистане, как известно, нет, все же эти парни сложили свои головы в глубинах Индийского океана именно за Афган.
О преданной забвению трагедии К-122, поведал во всех деталях и подробностях ее участник, ныне капитан 1 ранга Александр Калиниченков украинских ВМС на 43-м международном конгрессе моряков-подводников, который состоялся в 2004 году в Одессе. Низкий поклон ему за это. Жаль, что удалось назвать имена только пяти погибших из пятнадцати. Наш долг установить и увековечить их все.
Пожар подо льдами
Мир об этом так и не узнал…
В центральной Арктике под паковыми льдами на глубине 150 метров горел атомный подводный крейсер с двумя ядерными реакторами, с 16-ю баллистическими ракетами (с ядерными же боеголовками) и 130-ю живыми душами в одиннадцати отсеках, не считая трех щеглов в вольере зоны отдыха…
Пожар всегда страшен. Но когда подо льдами горит термоядерный исполин, то это ужен не пожар, это начало апокалипсиса…
Сообщение ТАСС, если бы об этом разрешили сообщить, звучало бы так: «18 января 1981 года подо льдами Арктики затонул на глубине 3 тысяч метров ракетный атомный подводный крейсер стратегического назначения К-424. На борту находилось 130 человек… Причины катастрофы уточняются». Так могло бы быть, но так не стало, потому что на борту К-424 нашелся человек, который сумел переиграть судьбу, отменить катастрофу, вернуть корабль домой, в базу… Это был командир подводного крейсера - 37-летний капитан 1 ранга Николай Иванов,
Сегодня, этот никому неизвестный герой, живет в подмосковной Балашихе, работает охранником в таможне… Автор этих строк приехал к нему в гости. Пока радушная хозяйка Светлана Петровна накрывала стол, Иванов достал фотоальбомы, развернул морские карты…
Николай Александрович Иванов попытался начать эту жутковатую историю с шутки:
- Один мой приятель как-то спросил меня: «Почему подводники начинают свои рассказы так - сплю я и вдруг…» Точно замечено. И эту историю я тоже мог бы так начать, если бы успел тогда добраться до койки. В 12.00 я сдал свою командирскую вахту старпому - капитану 2 ранга Борису Плюснину, и отправился во второй отсек прилечь в каюте…
Шла обычная боевая служба в Арктическом районе. Мы находились на широте Шпицбергена подо льдами. Шли 23-и сутки под тяжелыми паковыми льдами, без малейшей возможности пробить их, всплыть в случае необходимости. Старался не думать, о ледяном панцире, который нависал над нами, как гробовая крышка…
В стране готовились к двадцать пятому съезду КПСС, и наша поход, в успехе которого мало кто сомневался, должен был стать подарком съезду от моряков-североморцев. Так нас напутствовали перед выходом в высокие широты…
Я не успел ещё раздеться, как тишину жилого отсека взрезала пронзительная долгая трель звонка аварийной тревоги. И тут же встревоженный голос старпома:
- Аварийная тревога! Пожар в центральном посту!
Я немедленно метнулся в третий отсек. Едва отдраил переборочный люк, как уловил едкий запах дыма.
- Где горит?!
- Выгородка в районе гальюна!
Выгородка, забитая ящиками с запасными деталями - ЗИПом, находилась на средней палубе. Я приказал разгрузить ее, чтобы добраться до очага возгорания. Раскидали ящики, но пламени не было видно. Дым валил из угольного фильтра, очищавшего воздух в гальюне. Пожар разгорался не на шутку. В Центральном воцарилась гнетущая тишина. Я ловил на себе тревожные взгляды, а кое у кого глаза были с полтинники. Вот когда я понял смысл выражения - у страха глаза велики. В каждом взгляде - немая мольба: командир, спаси! Ты знаешь, ты должен знать, что сейчас делать!
Будь это где-нибудь в Атлантике, я немедленно бы всплыл. Но у нас над головой был мощный паковый лед и категорический запрет не обнаруживать себя на поверхности.
С каждой минутой росла токсичность нашего воздуха. Химик доложил, что концентрация окиси углерода увеличилась в 380 раз.
В центральный поднялся замполит капитан 2 ранга Архипов и попросил разрешения увести людей, не занятых борьбой за живучесть во второй отсек. Я разрешил. Но сначала приказал поднять давление во втором и четвертом отсеках…
Никто не имеет права покидать аварийный отсек. Этот жестокий закон Иванов решил нарушить, исходя из своего командирского права принимать решения по обстановке. Что толку от людей, не занятых борьбой за живучесть? Пусть меньше будет жертв… Трудно принимать безошибочные решения в считаные секунды да ещё в отравленной атмосфере, да ещё не располагая полной информацией о том, что горит. Но распоряжение Иванова наддуть смежные отсеки было спасительно правильным: когда «лишние» моряки переходили во второй отсек, угарный газ не пошел вслед за ними, жилой отсек не задымили. В тусклом свете аварийного освещёния дым сгустился до того, что уже не видно было и пальцев на вытянутой руке. Сизый дым пластами стелился по пультам, приборным панелям… Пот катился градом - ведь на средней палубе полыхало пламя. Третий отсек превращался в газовую камеру смерти. Труднее всего было на пульте, с которого управляли реактором. С этого поста не уйдешь, умри, но обеспечь подводному кораблю ход, иначе всем хана. Чаще всего так оно и случалось - пультовики-управленцы погибали в своих выгородках, держа до последнего пальцы на кнопках. Так погибла вахта в посту управления ГЭУ - главной энергетической установки - на атомной подводной лодке К-8. Так погибли в сентябре 1975 года три капитан-лейтенанта во время пожара на атомарине К-47, командиры групп дистанционного управления. Так погиб на К-19 старший лейтенант-инженер Сергей Ярчук. Он умирал, отравленный угарным газом на глазах своего командира капитан-лейтенанта Милованова, который не мог оторваться от управления реактором ни на секунду… Обо всем этом был немало наслышан и командир дивизиона движения К-424 капитан 3 ранга-инженер Владимир Морозов, обеспечивавший ход подводного ракетоносца. Понимая, что он обречен, Морозов написал командиру предсмертную записку (переговорное устройство вышло из строя): «Товарищ командир, Ваше приказание выполнили - ход корабля обеспечен. Теряю сознание, но остаюсь на посту».
Николай ИВАНОВ:
- Я приказал всплывать на перископную глубину и готовиться к пуску системы ЛОХ. Честно говоря, побаивался ее включать, был немало наслышан о ее смертносном воздействии на тех, кто не успел надеть маски…
Система ЛОХ - Лодочная Объемная Химическая - это огнегасящий газ фреон, который можно пустить из баллонов станции ЛОХ в любой отсек. Фреон великолепно тушит огонь, но опасен для человека, как и любой не поддерживающий жизнь газ. Поэтому все, кто был в третьем, включились уже не в ПДУ, портативные дыхательные устройства, эдакие облегченного типа изолирующие противогазы, которые подводники всегда носят при себе в пластиковых футлярах, а в дыхательные аппараты ИДА-59, чьи баллоны наполненные кислородом и азотом, позволяют продержаться в дыму и под водой втрое дольше, чем в легких ПДУ. По какой-то причине не успели включиться ни в ПДУ, ни в ИДА младший штурман («штурманенок») лейтенант Н. Шемитов и мичман Е. Баламатов и тут же жестоко поплатились…
Николай ИВАНОВ:
- Мне приносят в центральный пост записку. Красной пастой торопливо начеркано: «У нас два трупа. Погибли Шемитов и Балмаков…». А тут ещё инженер-механик капитан 2 ранга Анатолий Чумак с докладом: «товарищ командир, половина дыхательных средств уже израсходована. Ещё полчаса и погибнем все…» Сам еле на ногах стоит - наглотался дыма, пока отдавал распоряжения. Ведь всякий раз надо маску снимать… Ну, думаю, семь бед - один ответ. Раз трупы на борту, все равно с должности снимут, черт с ней со скрытностью, надо всплывать.
Это сейчас легко рассказывать - под водочку с домашними огурчиками, а тогда капитан 1 ранга Николай Иванов, как никто другой понимал, что всплытие невозможно - над головой многометровые паковые льды. Если только не произойдет чуда… И чудо произошло! Произошло, быть может, только потому, что командир был наречен именем небесного заступника моряков - Николая-чудотворца. Другого объяснения тому, что среди ледяных гор вдруг возникла полынья, затянутая всего-навсего лишь метровой толщины льдом, - нет. Подводный крейсер проломил его, как нож яичную скорлупу, и всплыл под низким серым январским небом приполюсного круга. Где-то далеко на юге оставались северные отроги Шпицбергена…
Николай ИВАНОВ:
- Первым делом надо было вынести на мостик пострадавших. Но как это сделать, когда бездыханные тела совершенно не держатся в вертикальной шахте рубочных люков. И не подхватить их сверху - глубоко, и не протолкнуть снизу - высоко. Попробуй, вытащи из колодца утопленника. Выход из ситуации нашел наш боцман.
- Товарищ командир, а если мы их привяжем к койкам да так и поднимем?!
- Действуй!
Сняли подвесные койки, привязали к ним тела лейтенанта и мичмана и без особых проблем подняли их на мостик, в ограждение рубки. Теперь за дело взялся лодочный врач капитан Анатолий Двояковский. Он стал делать им искусственное дыхание. И тут произошло ещё одно чудо! Покойники ожили. Тяжело отравленные парни стали дышать. Если бы на Иванова не смотрели во все глаза подчиненные, он бы, наверное, перекрестился: слава Богу, вернемся без трупов!
Отдышался на верху и инженер-механик Анатолий Чумак, угоревший едва ли не больше всех. Командир подниматься на мостик не стал, хотя соблазн глотнуть свежего воздуха был очень велик. Но Иванов был нужен в центральном…
Пламя удушили фреоном. Третий отсек провентилировали. Стали разбираться, что же произошло. И тут впору было разразиться трехэтажным матом. Но Иванов - сдержался. Начальник химической службы капитан-лейтенант Н.Симонов установил, что молодой матрос тайком закурил в гальюне, а окурок сунул в угольный фильтр. Почти чистый углерод не замедлил воспламениться. Возник эффект мартеновской печи. Огонь был такой, что расплавилась стальная переборка гальюна. Поскольку фильтр выходил в выгородку с запчастями, то создалось впечатление, будто горят ящики; их безуспешно пытались раскидать и в результате завалили вход в гальюн… От копеечной свечи, говорят, Москва сгорела. А от поганого окурка едва атомоход не сгорел. Молодого матроса даже под суд отдавать не стали: что с безотцовщины взять? Курить начал с третьего класса. И хотя на К-424 была специальная каюта для табакуров, юный разгильдяй с признаками дебильности, зажег сигарету там, где ему вздумалось.
Из того похода К-424 вернулась своим ходом - без жертв, без потери скрытности, выполнив все поставленные задачи. Даже птицы в зоне отдыха, весьма чувствительные к газовому составу воздуха, и те остались живы. На причале в Гаджиево корабль встречали с оркестром.
Николай ИВАНОВ:
- Когда я доложил встречавшему нас начальнику штаба дивизии капитану 1 ранга Хренову о том, что у нас был пожар, тот оборвал марш на полутакте. Оркестр затих.
«Давай по подробнее!» - Голос его не предвещал ничего хорошего. Доложил все, как было. А в ответ сразу же упрек:
- Почему так много дыхательных средств израсходовали? А если бы был второй пожар?
- У меня был первый пожар, и если бы я его не потушил, второго бы уже точно не было…
Разбирались с командиром долго и строго.
Разумеется, никаких наград за решительные и грамотные действия по борьбе с пожаром подо льдом никто не получил. От серьезного наказания (командир отвечает за все, даже за то, что военкоматы присылают на подводный флот умственно неполноценных парней) Иванова вольно или невольно уберег командующий флотилией вице-адмирал Лев Матушкин, который объявил командиру К-424 строгий выговор. И хотя дело дошло до командующего флотом и выше, ограничились «строгачом», ведь за одно прогрешение наказывать дважды по уставу не положено.
- Но самое страшное было впереди. - Усмехается Иванов. - На другой день начинался очередной съезд партии и все экипажи развели по ленинским комнатам смотреть по ТВ торжественное открытие. А у нас, как назло, телевизор отказал. Не работает. Проверяющие из политотдела ходили по этажам. Если бы донесли, что «экипаж К-424 не смотрит открытие исторического события в жизни советского народа», о-о!, такой бы шум поднялся, все бы нам сразу припомнили. Но лодочные умельцы за полчаса наладили «ящик». Опять пронесло! Чудом.
Я заму выговор объявил - за «неготовность средств технической пропаганды». Тот обиделся и в политотдел. Там взвились: как - день открытия партийного съезда командир замполиту выговор объявляет?! Самодурство, аполитично! В истории флота такого не было!…
Но в истории флота не было и такого, чтобы подо льдами пожар тушили. А мы это сделали. В конце концов, в Москве разобрались, из какого пекла мы без потерь выбрались. Представили меня к ордену Красной Звезды, но кто-то на самом верху посчитал - молод ещё, все ордена впереди.
И ушел я в новую автономку. Но это уже другая история.

* * *
Если бы не безошибочные и своевременные действия капитана 1 ранга Николая Иванова, жертв на К-424 было бы больше, чем на «Курске». Да и экология центральной Арктики была поставлена под серьезную радиационную угрозу. Никакой бы «Мамут» не вытащил бы затонувший ракетоносец с километровых глубин да ещё из подо льда. Однако, ничего этого не произошло. И потому историю с подледным пожаром быстро забыли, как и забыли тех, кто действовал в сверхэкстремальной обстановке смело и грамотно. Иванова перевели служить в Москву - преподавателем в академию ВВС имени Гагарина. Учил авиаторов основам тактики военно-морского флота. А там и на покой проводили. Вот только при расчете пенсии забыли про 17 лет службы в Арктике на атомоходах, рассчитали, как ординарного преподавателя. Ну, ладно орденом обнесли - не ради наград ходил Иванов под океанские льды, но чтобы так подло урезать пенсион отставному командиру атомного стратега, тут нужно было чугунной совестью обладать. И куда только Иванов не писал - и министру обороны, и президенту России, и своему депутату. Ответы приходили витиевато вежливые, но со ссылкой на один и тот же канцелярский казус: прежнее начальство не внесло указание о зачете полярной выслуги на атомных кораблях в «боковик приказа». Забыло начальство наложить нужную резолюцию в этот самый пресловутый боковик. И никто теперь ничего поделать не может. Нет такой административной силы в стране, чтобы поправить несправедливый приказ. Остается утешаться тем, что имя капитана 1 ранга Николая Иванова, внесено не в «боковик приказа», а историю российского подводного флота.

Маринеско холодной войны
Это было бы фантастическое зрелище, если бы его можно было увидеть со стороны: на могучих океанских волнах, поднятых тайфуном, плавно переваливался огромный плавучий город-аэродром - первый в мире атомный авианосец «Энтерпрайз», а под ним - полуста метрами ниже - следовала, слегка покачиваясь в глубине от разгулявшегося шторма, советская атомная подводная лодка К-10. Эта зыбкая конструкция из десяти атомных реакторов, ракетных контейнеров, самолетных ангаров, многоярусных палуб, отсеков, рубок, кубриков, кают неспешно двигалась сквозь ураган в сторону Южно-Китайского моря, откуда американские авианосцы выпускали самолеты, бомбившие Вьетнам. Люди, разнесенные по «этажам» своих атомных монстров, пока что мирно сосуществовали друг с другом: американские коки готовили к обеду жареных цыплят, а русские варили флотский борщ. Они вглядывались в шкалы своих приборов и экраны гидролокаторов, несли вахты на рулях и у ядерных реакторов… При чем те, кто были наверху и стонали от приступов морской болезни, не подозревали о тех, кто неслышной и незримой тенью следовали под ними. Иначе бы они уничтожили их в мгновение ока. Такой была Холодная война в океане, спустя всего тринадцать лет после нашей общей победы над Гитлером…

* * *
Когда капитан 2 ранга Николай Иванов получил приказ выйти на перехват американской авианосно-ударной атомной группы (АУГ), все было против него: начиная от родного начальства, которое в спешном порядке «выпихнуло» его в океан, кончая американскими гидроакустиками, чья аппаратура позволяла засекать любую подводную цель за сто миль и дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44