Я регулярно наведываюсь в трюм мидчелистов, где живет теперь Жамбалов. Дамба косится на мои офицерские нашивки, и я прихожу в обычной комбинезонной куртке без знаков различия. Но это помогает мало. Жамбалов соглашается со всеми моими аргументами против переселения душ, безразлично кивает круглой стриженой головой. Азиатский человек.
Лишь однажды Жамбалов оживился и в его глазах вспыхнул интерес, когда я принес ему номер «Науки и религии» с фотографией во весь разворот. На снимке застыл в горестном оцепенении буддийский старец. Он сидел в зале бангкокского пресс-центра в окружении фотостендов, где были запечатлены жертвы головорезов Пол Пота. Тела монахов, прикрытые оранжевыми мантиями, были уложены в ряды, и ряды эти, словно оранжевые лучи, разбегались от старика во все стороны. Полпотовцы вырезали монастырь поголовно, уцелел только этот старик.
Я оставил журнал Дамбе и выбрался из трюма.
За вечерним чаем, ковыряя вилкой омлет из яичного порошка, лейтенант Васильчиков заметил, что район, в который мы забрались, делит дурную славу Бермудского треугольника. Суеверный и падкий до всяких таинственных историй, механик подхватил тему, и Абатуров, против обыкновения, не только не высмеял их обоих, но и предупредил всех офицеров, а затем по трансляции и весь экипаж о том, что лодка входит в зону сильных вихревых течений, и потому на боевых постах необходимо удвоить бдительность. Вскоре и в самом деле стало происходить необычное. Лодку затрясло, будто она съехала на булыгу. Стрелки отсечных глубиномеров, всегда тихие и плавные, вдруг задергались, запрыгали. На пост горизонтальных рулей вне смены был вызван боцман, но и в его опытных руках субмарина с трудом держала глубину: то проваливалась метров на десять, то выскакивала под перископ, то дифферентовалась на корму, то стремительно клонилась на нос. Сквозь сталь прочного корпуса невооруженным ухом было слышно, как клокотала за бортами вода, булькала, журчала, будто лодка попала в кипящий котел. Время от времени снаружи что-то било по надстройкам, и стонущие звуки этих непонятных ударов разносились по притихшим отсекам.
Как ни менял Голицын диапазон частот - в наушниках стоял сплошной рев подводного шторма. Потом вдруг развертка помигала-помигала и начисто исчезла с экрана индикатора. Из центрального поста перебрался к ним Абатуров и возглавил консилиум. Сошлись в одном - неисправность надо искать за бортом, в акустических антеннах.
Дождались темноты. Всплыли.
- Ну что, земляк?! - сжал Голицыну плечо командир. - Надевай «турецкие шаровары» - и вперед с песней! А Андрей Иваныч тебя подстрахует. Надстройка - его хозяйство.
«Турецкие шаровары» - комбинезоны химкомплекта - Голицын и Белохатко натягивали в боевой рубке. Качка наваливала их друг на друга, на стволы перископов, но Дмитрий все же изловчился и, перед тем как всунуть руки в прорезиненные рукава, демонстративно поправил манжеты. Боцман криво усмехнулся.
Они выбрались на мостик и запьянели от солоноватого озона. Полная луна выплыла из океана в частоколе беззвучных молний.
Как ни странно, но подводная свистопляска давала о себе знать на поверхности лишь короткой хаотичной волной. Острые всплески не помешали мичманам перебежать по мокрой палубе к носу. Боцман быстро отдраил лаз в акустическую выгородку, и Голицын опустился туда, где совсем недавно нежился в ночной «купальне». Теперь здесь звучно хлюпала и плескалась холодная чернь. Шальная волна накрыла нос, и в выгородку обрушилась дюжина водопадов, толстые струи хлестнули по обтянутой резиной спине. Дмитрий взял у Белохатко фонарь и полез, цепляясь за сплетения бимсов, вниз, поближе к антенной решетке. Для этого пришлось окунуться по грудь; стылая вода плотно обжала живот и ноги. Она была очень неспокойна, эта вода, и все норовила подняться, затопить выгородку до самого верха. Вот она предательски отступила, обхватив ноги всего лишь по колени, и вдруг резким прыжком метнулась вверх, поглотила с головой, обожгла едким рассолом рот, глаза, свежевыбритые щеки… И сразу подумалось, как в войну вот так же кто-то забирался в цистерны, в забортные выгородки, зная, что в случае тревоги уйдет под воду в железном саване…
- Ну как там? - крикнул Белохатко сверху, с сухого насеста.
- Антенна вроде в порядке… Посмотрю кабельный ввод.
Голицын поднялся к боцману и посветил аккумуляторным фонарем под палубу носовой надстройки. Толстый пук кабелей, прикрытый коробчатым кожухом, уходил в теснину меж легким корпусом и стальной крышей отсека. В полуметре от сальников кусок кожуха, сломанный штормом, пилой ерзал по оголившимся жилам верхнего кабеля. Голицын даже обрадовался, что причина неполадок открылась так легко и просто. Надо было лишь добраться до перелома и оторвать край кожуха.
Обдирая комбинезон о железо, Дмитрий протиснулся в подпалубную щель. Чтобы отогнуть обломок, пришлось приподнять извив трубопровода и подпереть его гаечным ключом. Просунув руки между трубой и обломком, Голицын соединил порванные жилы почти на ощупь, потому что фонарь съехал от качки в сторону и луч вперился в баллоны ВВД. И в ту минуту, когда Дмитрий попытался поправить свет, ключ-подпорка вылетел со звоном, и трубопровод, словно капканная защелка, придавил обе руки. Запонка на левом запястье пребольно впилась в кожу, а правую кисть прижало так, что пальцы бессильно скрючились.
- О, ч-черт! - взвыл Голицын и попробовал вырваться. Но западня держала крепко. А тут ещё нос лодки вдруг резко просел, и в следующий миг в подпалубную «шхеру» ворвалась вода, затопила, сдавила так, что заныло в ушах, как при глубоком нырке. Дмитрий не успел набрать воздуха и, теперь с ужасом чувствуя, что вот-вот разожмет зубы и втянет удушающую воду, рванулся назад, не жалея рук, но так и остался распластанным на железе. Нос лодки зарылся, должно быть, в высокую волну и томительно, не спеша вынырнул наконец.
- Жив?… - Голицын едва расслышал сквозь залитые уши голос боцмана. - Чего затих?!
- Порядок… Нормально… - отплевывался Дмитрий, все ещё надеясь обойтись без помощи Белохатко.
- Мать честная! - охнул боцман, выглянув из лаза. - Транспорт идет… на пересечку курса!
Острым глазом сигнальщика он выловил среди тёмных взгорбин неспокойного моря зелено-красные искринки ходовых огней. Не вчерашние ли то фрегаты? Едва боцман крикнул, а Голицын услышал, как мысли у них, точно спаренные шутихи, понеслись по одному и тому же кругу: засекут, погонят, вызовут патрульные самолёты… Оба представили себе лицо Абатурова, искаженное тоскливым отчаянием. Прокопались…
- Шевелись живее! - застонал Белохатко.
Голицын яростно рванулся. От тщетного и резкого усилия свело судорогой локти.
- Не могу я, Андрей Иваныч! - прохрипел Дмитрий, даже не удивившись, что впервые в жизни назвал боцмана по имени-отчеству. - Руки зажало…
Белохатко сунулся было под настил, но самое просторное место уже занимало голицынское тело. Рядом оставался промежуток, в который бы не влезла и кошка. Боцман рванул с плеч резиновую рубаху, сбросил китель, аварийный свитер… Он сгреб с привода жирную мазь и, выдохнув почти весь воздух, втиснул щуплое тело под стальные листы. Как он там г прополз к трубопроводу, одному богу известно. Нащупав голицынские руки, смазал их остатками тавота.
- Кости-то целы?
- Кажется…
- Тогда - рви!!!
И обожгло, ошпарило, будто руки выскочили не из-под трубы, а из костра…
Они переодевались в своей кают-компании. Голицын, потряхивая ободранными кистями, отстегнул и бросил в кандейку манжеты, красные от крови и бурые от тавота.
- Лодка чистеньких не любит, - беззлобно усмехнулся боцман.
- Жаль, нет второй пары! - не то поморщился, не то улыбнулся Голицын.

Глава третья
1.
В разгар походного лета штурман распял на прокладочном столе карту Средиземного моря - моря посредине земли. На здешних берегах родились все главные боги человечества - Ра, Осирис, Зевс, Христос, Яхве, Магомет… Здесь родились люди, начертавшие имена своих богов и героев на звёздном небе, папирусе, пергаменте. Они сочиняли мифы, не подозревая, что сегодняшняя явь во многом превзойдет фантазию древних. На острове Крит обитало под землей кровожадное чудовище Минотавр. Сегодня под складами острова Таволара обитают в подземных укрытиях атомные минотавры - американские атомарины.
Средиземное море - хоровод континентов: Европа, Африка, Азия сцепили полуострова, как руки вокруг лазурной чаши. С некоторых пор эта чаша стала сродни той, что испил Сократ. Только вместо цикуты - уран лодочных реакторов американских, английских, французских…
У меня в каюте лежит папка с газетными материалами для политзанятий. Там же хранится и карта, вырезанная из «Лайфа». На ней помечены радиусы досягаемости баллистических ракет, которые нацелены на нашу страну с акватории Средиземного моря. Северная кромка зоны сплошных разрушений проходит по границе моей родной Калининской области и соседней, Владимирской.
О том, как будет выглядеть удар из-под воды, поведал американский репортер «Нью-Йорк тайм мэгэзин»:
«Запускающее устройство смонтировано во вращающейся рукоятке, напоминающей рукоятку кольта сорок пятого калибра, только на этой ручке нет ствола. Вместо него к рукоятке прикреплен электрический шнур, который соединяет её с консолью ЭВМ. Рукоятка сделана из тяжелой пластмассы с насечкой для уверенного захвата. Электрический шнур выглядит, как шнур обыкновенного тостера или утюга.
Для тренировок предназначена черная рукоятка, а для реальных пусков - красная… Если это война, то вахтенный офицер объявляет: «Боевая тревога! Ракетная готовность». Если же это тренировка, то команда звучит: «Боевая тревога! Ракетная готовность. Тренировка». Сообщение о действиях в чрезвычайной обстановке поступит от президента…»
Потому-то мы здесь, в Средиземном, чтобы успеть перехватить руку, потянувшуюся вдруг к красной рукоятке с «насечкой для уверенного захвата».

2.
Струйка воды льется на лицо, и оттого пробуждение ужасно. Все равно что человеку, ожидающему выстрела, хлопнуть над ухом. Пробоина? Прорвало забортный трубопровод? Откуда топит?
Струйка перемещается вдоль шеи, вдоль позвоночника, приятно холодит спину сквозь намокающую простыню… Все в порядке. Это вестовой Дуняшин выполняет мою вчерашнюю просьбу: через каждые два часа, когда ткань пересыхает, он поливает меня из чайника усердно, словно садовник грядку. Уснуть можно, только завернувшись в мокрую простыню и включив вентилятор.
Жара. Зной тропических вод и тепло, идущее из аккумуляторных ям от машин и агрегатов, могут свести с ума. Мы забыли, что такое одеяла и верхняя одежда. Продрогнуть, ощутить мурашки от холода - несбыточная мечта. Прохладой веет только от погончиков с литерами СФ - Северный флот. Какой, к черту, Северный, когда от жары плавится шоколад в провизионке! Иссохли ядра в орехах, чернила в авторучках, зубная паста в тюбиках, штемпельные подушки…
Подводное машинное пекло; что ни отсек - то духовая печь. Тело приобрело дьявольскую чувствительность к малейшим токам отсечного воздуха, к перепадам температуры в десятые доли градуса. Неотступное желание - прижать горящие ладони к чему-нибудь холодному. Вчера Симбирцев сделал мне роскошный подарок: позвал в трюм центрального поста и там с труб рефмашины наскреб пригоршню инея. Комок снега растаял почти мгновенно, оставив в ладонях восхитительное чувство прохлады. О нега турецких султанов!…
На Мартопляса смотрят зверем. Он не включает кондиционеры, экономя электроэнергию. Скупой рыцарь аккумуляторных ям. Холод небольшими порциями подаётся только в центральный пост, чтобы мозги вахтенного офицера, штурмана и рулевого не плавились вместе с шоколадом. У нас неизвестный человечеству вид воровства - хладокрадство. Холод центрального поста крадут из смежных отсеков, приоткрывая исподтишка межпереборочные люки.
Теперь вахтенные офицеры зорко следят не только за приборами, но и за рычагами кремальерных запоров. Приподнимется стальная рукоять, а обитатели благодатного оазиса уже начеку… Все сходятся в одном: лучше уж мерзнуть, чем исходить потом. Холод милосерднее жары. От мороза можно спрятаться в шинель, в тулуп, но сколько ни раздевайся, сколько ни закатывай «разовые» трусы, прохладнее не станет…
На ночных всплытиях из распахнутой шахты рубочных люков вздымается высокий столб тепла. В токе струистого жара дрожат и зыблются звёзды. Вахтенный офицер взбирается на мостик в комбинезонной куртке, натянутой на голые плечи. Счастливчик! Уж он-то к утру точно продрогнет.
Во всех снах я видел снег: крепко сметанные сугробы с волнистыми гребнями, скрипучий снег морозной пороши, влажный снег весны-серый и зернистый, как грубая соль… А снег Северодара! Сухой, игольчатый, под луной и фонарями он пересверкивает крохотными огоньками - такой снег выпадает только перед прилетом Снежной королевы. Королевский снег! Я видел сквозь анфиладу отсеков заснеженные купола старого университета, дымились холода той памятной московской зимы, когда смерзались трамвайные стрелки и алые вагоны разбредались по чужим маршрутам. И чудился на раскаленном лбу целебный холод тонких пальцев…

3.
Приказы редко бывают приятными. Но все же бывают. На очередном сеансе связи получили распоряжение: всплыть, перейти в точку якорной стоянки и ждать плавбазу с танкером для дозаправки. Якорь - это передышка. Якорь - это письма. Якорь - это предупредительный малый ремонт.
Абатуров глянул на карту и слегка расстроился. Грунт в районе будущей стоянки - туф. Каменистое дно - якорной вахте покоя не видать. Зато остальные спали как люди - всю ночь, без тревог на всплытия, без срочных погружений. А утром выбрались на корпус и делали гимнастику под бодрые пионерские песни из радиоприемника, который ловит Москву не украдкой - из-под воды, - а во весь рост лодочных антенн.
Сначала пришла плавбаза в сопровождении эсминца - высоченная, мачторогая, с орудийными башнями и мощными грузовыми стрелами, - помесь крейсера и сухогруза.
Эсминец, заплаванный, трепанный штормами и жженный солнцем, лихо прогрохотал за кормой плавбазы якорь-цепью, и мы встали под высокий борт матки-кормилицы.
Первое, что прокричал Абатуров с мостика встречающим офицерам:
- Письма для нас есть?
- Писем нет, - отвечал рыжеусый капитан-лейтенант в новенькой тропической пилотке. - Пишите сами! Через полчаса эсминец уходит на Родину. Захватит почту.
Абатуров приложил к губам микрофон внутренней трансляции:
- Команде - письма писать! Письма сдать вахтенному центрального поста!
Редчайшая и счастливая оказия! В одно мгновение все отсеки превращаются в залы почтамта. В такие минуты пишут только тем, кто ближе всех сердцу. Можно не сомневаться: на всех конвертах будут женские фамилии…
Я уединяюсь в каюте, и на бумагу льется нечто сумбурно-чувствительное - стыдно перечитывать. Обрываю письмо на полуфразе… Что толку, её наверняка уже нет… Комкаю лист с яростью.
- Что, Сергеич? - заглянул Симбирцев. - В муках эпистолярного творчества бьешься?
- Как ты думаешь, она ещё там или уехала?
Гоше ничего не нужно объяснять. Он что-то прикидывает, подсчитывает…
- Точно узнаем послезавтра. Годится?
- Как?!
Взмахом руки старпом зовет за собой. Я молча перебираюсь за ним в центральный пост, в рубку, на мостик, с корпуса на трап, с трапа на плавбазу, а там, поплутав по лабиринту подпалубных коридоров, мы отыскиваем каюту, где живут мичманы-связисты. Один из них, щупленький мужичок с впушительпой фамилией Генералов - давний знакомый Симбирцева.
- Здоров, Михалыч! - приветствует его Гоша. - Как живешь можешь?
- Ничего.
- «Ничего» у меня дома в трех чемоданах! - усмехается старпом, присаживаясь на свободную койку. - Слушай, Михалыч, человеку помочь надо…
За кружкой чаю с душицей и мятой Генералов и Симбирцев разрабатывают хитрую радиотехническую операцию: па ближайшем сеансе связи с Северодаром Генералов попросит оперативного дежурного позвонить в гидрометеопост и узнать, уехала Лю или нет. Если уехала, Генералов при передаче на нашу лодку результатов торпедной атаки прибавит к цифрам как бы случайную букву «н» - «нет». Если она в Северодаре, значит, вместо «н» будет «д» - «да».
Пожав друг другу руки, мы прощаемся. Великая вещь -мужская солидарность, да ещё замешанная на морской соли…
У кормовой орудийной башни толпились матросы, они подпрыгивали, суетились, чей-то тенорок азартно вопил:
- Врежь ей! По кумполу! По кумполу!…
Среди плавбазовских я разглядел и несколько наших подводников. Симбирцев начальственно сдвинул брови и решительно зашагал к месту происшествия.
- В чем дело?
- Акулу поймали, тарьщкапнант! - радостно поделился новостью электрик Тодор. - На самодур вытянули!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44