К тому же Белевцев делил свой аппарат с боцманом мичманом Солохой, по очереди прикладываясь к загубнику с живительным кислородом. В конце концов Виктор Белевцев упал замертво. Но главное он успел сделать: его торпедисты в кромешной тьме, тесноте, жаре, дыму сняли со стеллажа запасную торпеду, на ее место вытащили из трубы аппарата самоходный имитатор подводной лодки, разблокировали обе крышки, и дождавшись команды из центрального поста, открыли их враз, сравняв давление в кормовых отсеках с атмосферой. Теперь можно было открыть и аварийно-спасательный люк 8-го отсека. Это удалось сделать только извне - с помощью аварийной партии, которую возглавил старпом капитан 3 ранга Геннадий Гарусов. Спасатели вышли на корпус лодки через боевую рубку, пробрались на корму (по счастью, океан был спокоен) и через наружный маховик отдраили кремальерный запор. Сделать это изнутри, из отсека полуживым людям было не под силу. Таким образом на свежий воздух вышли 46 человек, они вынесли с собой двух потерявших сознание и девять погибших. Ещё пять тел остались в аварийном отсеке. Казалось, можно было бы перевести дух, но морская судьбина насылала одну беду за другой. Теперь в центральном посту вспыхнул пожар - загорелось РДУ - регенерационная двухъярусная установка. Надо было срочно посылать в эфир сигнал бедствия. И опять роковое «но». Радиорубка, находившаяся во 2-м отсеке, не могла быть запитана: выбивало батарейные автоматы. Мичман Иванов руками удерживал их во включенном состоянии. Однако и это не помогало. Оставалось вытащить из недр 3-го отсека резервную переносную радиостанцию Р-105. За ней полез грузный мичман Ляшенко, старшина команды радиотелеграфистов, но потерял сознание и свалился за гироскопом. Его случайно обнаружили лодочный минер капитан-лейтенант Александр Калиниченко, которые обследовали 3-й отсек перед подачей туда огнегасящего газа фреона.
- Откуда только силы взялись, - удивлялся Калиниченко, - чтобы перетащить 100-килограммового мичмана из 3-го во 2-й, из 2-го в трюм 1-го отсека, а затем с помощью каната для погрузки малогабаритных торпед, поднять его на торпедную палубу и через носовой люк на надстройку. Наш корабельный врач майор медслужбы Александр Корольков спас жизни и мичмана Ляшенко, и командира 2-го дивизиона БЧ-5 капитана 3 ранга Николая Трушкова, и ещё многих других моряков.
Нужна была связь - как воздух. Но Р-105, которыми были укомплектованы отсеки живучести и радиостанция «Плот» оказались слишком маломощными. Тогда с мостика стали подавать сигнальные ракеты. Цепь жестоких случайностей прервалась счастливым событием: заметив в океане наши сигналы английский газовоз «Гарри» подвернул к нам и лег в дрейф. Англичане спустили шлюпку и доставили нам двадцать 20-литровых канистр с пресной водой и медицинскую аптечку. Обратным рейсом на английское судно ушла наша группа в составе помощника командира Владимира Савенкова, командира боевой части связи и РТС Виктора Смердина и командира группы КИПиА (контрольно-измерительных приборов и автоматики) лейтенанта Гусева, который неплохо знал английский язык. Через судовую радиостанцию англичан было передано аварийное донесение от «Урагана» (так в то время обозначалась аварийная атомная подлодка). Оно было принято советским посольством в Японии и передано в Москву по назначению.
Как глушили реакторы
Положение К-122 было столь серьезным, что командир Геннадий Сизов решился на небывалую вещь - принять первую помощь от британского судна, ходившего под флагом одной из ведущих стран НАТО. Уже за одно это его командирская карьера была предрешена.
Ещё не было ни «Комсомольца», ни «Курска», но уже была К-8, затонувшая в Бискайском заливе, и К-129, погибшая под Гавайями, была К-56, протараненная судном «Аксель Берг». Больше всего Сизов опасался повторение трагедии К-8, которая после такого же пожара с регенерацией затонула вместе с вахтенной сменой и командиром. Вода сквозь прогоревшие сальники постепенно заполнила аварийный отсек. Тем более пожар в 7-м отсеке все ещё бушевал и раскаленный в этом месте корпус набирал зловещий малиновый цвет. В любой момент металл от перепада температур мог дать трещину и тогда… И тогда атомоход ушел бы в свое последнее погружение с незаглушенными реакторами. Именно это угнетало в те и без того тревожные часы командира. Как заглушить реакторы? Через задымленные отсеки к ним не пробраться… Выход из положения нашел инженер-механик капитан 2 ранга Юрий Шлыков. Это был самый старший по годам человек на К-122, старше командира, рассудительный и несуетной. Перебрав все варианты он предложил самый реальный: снять съемный лист в прочном корпусе над реакторным отсеком (этот технологический проем служил для перезарядки активной зоны) и спустится прямо к реакторам. Для этого надо было открутить 12 массивных гаек и поднять толстенный «лист» весом в полтонны. По счастью, у запасливых торпедистов нашлись тали и прочие грузоподъемные снасти. Крышку приподняли и спецтрюмные первого дивизиона проникли к реакторам. Вручную они посадили компенсирующие решетки на хвостовики и заглушили урановый котел. Реакторы стали безопасны. То была ещё одна победа над слепым роком и стихией.
- Через шесть лет после нашей аварии, - горько сетует Александр Калиниченко, - в Саргассовом море на К-219 при попытке заглушить реактор вручную заживо сварился и погиб матрос, которого так и не смогли эвакуировать из реакторного отсека. Эх, если бы наш опыт стал достоянием флота! Но ведь всю нашу аварийную эпопею намертво засекретили…
Итак, англичане ушли своим курсом, а мы остались в океане один на один со своей бедой. Более менее обитаемым оставался лишь один - носовой отсек. В нем матросы и мичманы продолжали нести вахты по охране торпедных аппаратов, в которых находились торпеды с термоядерным зарядом. Высокая температура проникла и сюда, поэтому люк первого был отдраен. Но так мы могли существовать только до первого волнения моря.
А над всплывшей и беспомощно дрейфовавшей подлодкой уже кружили самолеты и вертолеты с японскими опознавательными знаками. На горизонте маячил американский десантный вертолетоносец типа «Иводзима». В 30 кабельтовых по правому траверзу занял позицию японский эсминец. Наше и без того аховое положение дополнялось весьма угрожаемой ситуацией. Поэтому старший на борту начальник штаба нашей 26-й дивизии капитан 1 ранга Геннадий Заварухин дал команду вооружить офицеров табельным оружием, приготовить на мостике гранаты и всему экипажу действовать по тревоге «Угроза ПДСС» (подводных диверсантов). Мне и моему старшине команды мичману Валерию Соломину пришлось продумывать способ подрыва торпед в случае попытки захвата корабля. Хотелось это сделать так, чтобы и самим иметь шанс остаться в живых. И мы придумали. Вместо штатных капсюлей-детонаторов в запальные стаканы зарядных отделений торпед подошли по диаметру электродетонаторы для уничтожения аппаратуры засекреченной связи. Привести их в действие можно было по проводу любой длинны, приспособив вместо «подрывной машинки» обычные меггометры, которыми электрики «прозванивают» цепи. Была надежда, что ударная волна, вырвавшись из люка 1-го отсека сбросит нас в море.
Но, к счастью, до этого дело не дошло. На выручку подводников подошло первое ближайшее к ним советское судно - «Меридиан», на котором проходили морскую практику курсанты владивостокской мореходки. Первым делом на него передали тела погибших матросов, закутанные в одеяла. Затем с аварийной подлодки были эвакуированы почти все матросы срочной службы и часть мичманов и офицеров, которые не требовались для буксировки К-122. На самой лодке остались лишь командир, старпом, инженер-механик, минер, врач, командиры дивизионов и несколько мичманов. Именно они должны были обеспечить буксировку атомохода к родным берегам. Именно им предстояло вести борьбу за непотопляемость корабля, если бы прочный корпус не выдержал бы перегрева. Ведь пожар все ещё лютовал в 7-м отсеке. И чтобы охладить в этом месте корпус, надо было притопить корму. Но в корме оставалась открытой труба торпедного аппарата - настежь. Надо было снова проделавать всю многотрудную операцию в девятом отсеке по перегрузке торпед и блокировке крышек. Пожар в 7- утих лишь тогда, когда там прогорело все, что могло гореть.
В покинутые отсеки спустились разведчики. Надо было оценить обстановку и найти тела пяти погибших моряков. Через кормовой люк в 8-й проникли капитан-лейтенант Калиниченко и мичман Соломин.
- В 9-м отсеке мы нашли тело матроса. Он сидел в проходе между торпедными стеллажами. На коленях у него был изолирующий противогаз ИП-46М, в руках держал свежий регенеративный патрон, который он не успел вставить в свое гнездо взамен отработанного. Правильно было бы сказать - не смог, потому, что патрон был не морской, а танковой модификации. По оплошности береговых спецов на лодку загрузили именно эти, непригодные для нас патроны. По злому року, начальник химслужбы К-122 старший лейтенант В. Петров находился в отпуске, загрузка шла без него, и чужая ошибка плюс «каприз конструктора», который сотворил регенеративные патроны не взаимозаменяемыми, стоили жизни 20-летнему матросу. Между прочим сам начхим установил мировой рекорд, продержавшись в ПДУ-1 (портативное дыхательное устройство), рассчитанным на 20 минут работы, около часа, сумел уцелеть в аварийном 7-м отсеке, и был возвращен к жизни корабельным врачом.
Мы с Соломиным прошли по правому борту 9-го отсека и обнаружили в каюте тела ещё трех матросов, которые лежали друг подле друга, как кутята. На них не хватило в переполненном отсеке защитных дыхательных средств.
После небольшого отдыха я спустился в корму во второй раз. Недоставало ещё одно человека, надо было его найти. Мертвого матроса Путинцева я нашел на его боевом посту (кормовая станция ЛОХ) в трюме 9-го отсека. Я хорошо знал этого всегда улыбчивого парня. У него и после смерти застыла на губах улыбка. Путинцев успел выполнить то, что требовала от него обстановка - дать огнегасящий газ фреон в аварийный отсек.
Без вины виноватые
На выходе из японских территориальных вод К-122, ведомую на буксире, встретил отряд тихоокеанских кораблей. На большом противолодочном корабле «Петропавловск» держал флаг первый заместитель главкома ВМФ СССР адмирал Николай Смирнов. За ним шел сторожевик «Грозящий». Японцы тут же прекратили плотное конвоирование аварийной лодки и ушли в свои базы… Последней - 15-й - жертвой этого злосчастного похода стал лодочный «особист», оперуполномоченный КГБ капитан-лейтенант Александр Окольников. Он умер от разрыва сердца через несколько дней после возвращения домой. Душа не выдержала кошмара двух последних черных недель…
Расследование
Но экипаж К-122 вернулся в родную гавань со щитом - то есть с кораблем. Они спасли атомную подводную лодку с минимальными потерями. Печальный опыт других подобных аварий рисует куда более тяжкие последствия. Тем не менее подводников, объявили виноватыми во всех своих злоключениях. Смертники в военное время (ракетоносцы с надводным стартом, к которым относилась К-122, живут в бою очень недолго), заложники Системы и всех ее просчетов в годы Холодной войны, они, подводники капитана 1 ранга Сизова, были назначены виновниками постигшей их трагедии. Для большого начальства это было очень удобно: во-первых, не надо было брать вину на себя за поспешную подготовку К-122 к походу (а корабль «выпихнули» как говорят моряки, в «автономку» вне очереди, не завершив даже толком ремонт, с изношенными механизмами, с новым командиром, с не отдохнувшим, как положено, экипажем), во-вторых, не надо никого представлять к наградам (аварийщикам ордена не положены; исключение сделали лишь для мичмана Белевцева, спасшего ценой жизни 48 человек, да и то вручили вдове орден Красной Звезды на дому, украдкой, без огласки), в-третьих, резко понижался уровень льгот для членов семей погибших. Та же вдова мичмана-героя почти год обивала пороги флотских и городских чиновников, прежде чем издевательское заключение в свидетельстве о смерти «умер от удушения» заменили на дающую льготы формулировку - «погиб при исполнении служебных обязанностей».
Правила игры были жестоки: аварийщики всегда виноваты. Командира - снять, старпома - наказать… Только с годами, только на фоне многих других подобных трагедий пришло осознание того, сколь умно и самоотверженно действовали подводники, какие блестящие выходы находили они из своих смертельных тупиков. Но тогда, в 80-ом никто не захотел вникать в эти «подробности», поскольку после драки кулаками не машут, и вообще, сгорели на боевой службе, задание партии и правительства не выполнили - грош вам цена…
Можно представить ход расследования: командира загоняли в угол вопросами - «почему не дали фреон в аварийный отсек?» «Почему так быстро оказались задымленными кормовые отсеки?»
«Фреон мы дали сразу. Но эффект - ноль.»
«Почему - ноль?»
«Потому что в седьмой отсек стравливался воздух высокого давления».
«Почему не перекрыли клапана ВВД?»
«Они были перекрыты, но не держали давления».
«Почему не держали давления?»
«Потому что седла клапанов и их корпуса были выполнены из разных металлов. Сделано это было с благой целью - чтобы седла не прикипали к клапанам в условиях обычной эксплуатации. Но конструктор не учел, что у разных металлов разные коэффициенты расширения при нагревании. Возник зазор, через который воздушная струя превратило пламя в гигантскую паяльную лампу…»
В ответ на это обвинение конструктор мог возразить:
«О том, что у разных металлов разные коэффициенты теплового расширения я знаю, как и вы, со школьной скамьи. И знаю то, что во время ежедневного проворачивания механизмов на подводных лодках клапана подачи воздуха высокого давления в отсеки не открываются. Они закисают, и если случится пробоина, то вы не сможете их открыть, чтобы дать в отсек противодавление. Эффект по гибельным последствиям будет тот же самый, что и при пожаре. Вот и выбирайте между водой и огнем. И затопление, и пожар на подводных лодках беды равновероятные и равноопасные».
Но строгие следователи продолжали допрос:
«Почему же вы так быстро задымили кормовые отсеки? Вас что, не учили первой заповеди подводников - герметизировать отсек при пожаре?»
«Учили. И мы мгновенно загерметизировали все отсеки. Но нашу беду в седьмом отсеке находилась стационарная станция дозиметрического контроля, которая была связана трубопроводами забора воздуха с несколькими отсеками. Вот по ним-то и пошел дым в 4-й,5-й, 6-й и 8-й отсеки…»
Подобный диалог можно было продолжать очень долго. Но многое объяснялось тем, что подводные лодки 658-го проекта были атомоходами первого поколения, на них по сути дела отрабатывались многие технические новшества. Сбои, отказы, нештатные ситуации - все это невольно было заложено в их корпуса. Да и возраст у К-122 был не самый юный - она была спущена 13 апреля 1962 года.
А первопричину аварии К-122 раскрыл ее новый инженер-механик капитан 3 ранга Валентин Шницер.
- Валентин хотел докопаться до фактических причин возгорания. - завершает свой рассказ Александр Калиниченко. - И он это сделал! Обнаружил трещину в прочном корпусе, клубок спекшегося силового кабеля основной силовой сети. Вторая авторитетная комиссия сделала вывод: причина пожара - следствие конструктивного недостатка данного типа подводных лодок. Ведь они были первенцами атомного флота на Тихом океане. Но поставить на прикол сразу пять атомоходов? На это никто не пошел. Проще было заткнуть рот дотошному инженер-механику. И Валентина Шницера сняли с должности, исключили из партии…
Решая судьбу сизовского экипажа начальство ещё не ведало, что черная рулетка подводных катастроф продолжится в самом скором времени так что номер К-122 просто затеряется в череде иных скорбных цифр - С-178, К-131, К-429, К-314, К-278, К-219,, К-141, наконец, К-159…
Кое-что из истории К-122…В тот роковой день, когда в Бискайском заливе затонула советская атомная подводная лодка К-8, 12 апреля 1970 года, на К-122 - в другом полушарии Мирового океана - вспыхнули пожары сразу в трех отсеках: 6-м, 4-м и 8-м. По счастью, тогда обошлось без жертв. Причину вспышки установили - заводской брак при изготовлении бандажа циркуляционных насосов. Несколько раньше - 7 апреля - во время учений «Океан» К-122, ведя слежение за американской подводной лодкой столкнулась на глубине 196 метров с подводной скалой. И опять повезло.
Американцы в 1980-м году в Афганистан высаживаться не стали. Они сделали это, спустя 22 года, предварительно обстреляв эту многострадальную страну «томагавками», запущенных с подводных лодок из Персидского залива. К-122 в это время стояла на корабельном кладбище - в зоне строгого режима в бухте Павловского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
- Откуда только силы взялись, - удивлялся Калиниченко, - чтобы перетащить 100-килограммового мичмана из 3-го во 2-й, из 2-го в трюм 1-го отсека, а затем с помощью каната для погрузки малогабаритных торпед, поднять его на торпедную палубу и через носовой люк на надстройку. Наш корабельный врач майор медслужбы Александр Корольков спас жизни и мичмана Ляшенко, и командира 2-го дивизиона БЧ-5 капитана 3 ранга Николая Трушкова, и ещё многих других моряков.
Нужна была связь - как воздух. Но Р-105, которыми были укомплектованы отсеки живучести и радиостанция «Плот» оказались слишком маломощными. Тогда с мостика стали подавать сигнальные ракеты. Цепь жестоких случайностей прервалась счастливым событием: заметив в океане наши сигналы английский газовоз «Гарри» подвернул к нам и лег в дрейф. Англичане спустили шлюпку и доставили нам двадцать 20-литровых канистр с пресной водой и медицинскую аптечку. Обратным рейсом на английское судно ушла наша группа в составе помощника командира Владимира Савенкова, командира боевой части связи и РТС Виктора Смердина и командира группы КИПиА (контрольно-измерительных приборов и автоматики) лейтенанта Гусева, который неплохо знал английский язык. Через судовую радиостанцию англичан было передано аварийное донесение от «Урагана» (так в то время обозначалась аварийная атомная подлодка). Оно было принято советским посольством в Японии и передано в Москву по назначению.
Как глушили реакторы
Положение К-122 было столь серьезным, что командир Геннадий Сизов решился на небывалую вещь - принять первую помощь от британского судна, ходившего под флагом одной из ведущих стран НАТО. Уже за одно это его командирская карьера была предрешена.
Ещё не было ни «Комсомольца», ни «Курска», но уже была К-8, затонувшая в Бискайском заливе, и К-129, погибшая под Гавайями, была К-56, протараненная судном «Аксель Берг». Больше всего Сизов опасался повторение трагедии К-8, которая после такого же пожара с регенерацией затонула вместе с вахтенной сменой и командиром. Вода сквозь прогоревшие сальники постепенно заполнила аварийный отсек. Тем более пожар в 7-м отсеке все ещё бушевал и раскаленный в этом месте корпус набирал зловещий малиновый цвет. В любой момент металл от перепада температур мог дать трещину и тогда… И тогда атомоход ушел бы в свое последнее погружение с незаглушенными реакторами. Именно это угнетало в те и без того тревожные часы командира. Как заглушить реакторы? Через задымленные отсеки к ним не пробраться… Выход из положения нашел инженер-механик капитан 2 ранга Юрий Шлыков. Это был самый старший по годам человек на К-122, старше командира, рассудительный и несуетной. Перебрав все варианты он предложил самый реальный: снять съемный лист в прочном корпусе над реакторным отсеком (этот технологический проем служил для перезарядки активной зоны) и спустится прямо к реакторам. Для этого надо было открутить 12 массивных гаек и поднять толстенный «лист» весом в полтонны. По счастью, у запасливых торпедистов нашлись тали и прочие грузоподъемные снасти. Крышку приподняли и спецтрюмные первого дивизиона проникли к реакторам. Вручную они посадили компенсирующие решетки на хвостовики и заглушили урановый котел. Реакторы стали безопасны. То была ещё одна победа над слепым роком и стихией.
- Через шесть лет после нашей аварии, - горько сетует Александр Калиниченко, - в Саргассовом море на К-219 при попытке заглушить реактор вручную заживо сварился и погиб матрос, которого так и не смогли эвакуировать из реакторного отсека. Эх, если бы наш опыт стал достоянием флота! Но ведь всю нашу аварийную эпопею намертво засекретили…
Итак, англичане ушли своим курсом, а мы остались в океане один на один со своей бедой. Более менее обитаемым оставался лишь один - носовой отсек. В нем матросы и мичманы продолжали нести вахты по охране торпедных аппаратов, в которых находились торпеды с термоядерным зарядом. Высокая температура проникла и сюда, поэтому люк первого был отдраен. Но так мы могли существовать только до первого волнения моря.
А над всплывшей и беспомощно дрейфовавшей подлодкой уже кружили самолеты и вертолеты с японскими опознавательными знаками. На горизонте маячил американский десантный вертолетоносец типа «Иводзима». В 30 кабельтовых по правому траверзу занял позицию японский эсминец. Наше и без того аховое положение дополнялось весьма угрожаемой ситуацией. Поэтому старший на борту начальник штаба нашей 26-й дивизии капитан 1 ранга Геннадий Заварухин дал команду вооружить офицеров табельным оружием, приготовить на мостике гранаты и всему экипажу действовать по тревоге «Угроза ПДСС» (подводных диверсантов). Мне и моему старшине команды мичману Валерию Соломину пришлось продумывать способ подрыва торпед в случае попытки захвата корабля. Хотелось это сделать так, чтобы и самим иметь шанс остаться в живых. И мы придумали. Вместо штатных капсюлей-детонаторов в запальные стаканы зарядных отделений торпед подошли по диаметру электродетонаторы для уничтожения аппаратуры засекреченной связи. Привести их в действие можно было по проводу любой длинны, приспособив вместо «подрывной машинки» обычные меггометры, которыми электрики «прозванивают» цепи. Была надежда, что ударная волна, вырвавшись из люка 1-го отсека сбросит нас в море.
Но, к счастью, до этого дело не дошло. На выручку подводников подошло первое ближайшее к ним советское судно - «Меридиан», на котором проходили морскую практику курсанты владивостокской мореходки. Первым делом на него передали тела погибших матросов, закутанные в одеяла. Затем с аварийной подлодки были эвакуированы почти все матросы срочной службы и часть мичманов и офицеров, которые не требовались для буксировки К-122. На самой лодке остались лишь командир, старпом, инженер-механик, минер, врач, командиры дивизионов и несколько мичманов. Именно они должны были обеспечить буксировку атомохода к родным берегам. Именно им предстояло вести борьбу за непотопляемость корабля, если бы прочный корпус не выдержал бы перегрева. Ведь пожар все ещё лютовал в 7-м отсеке. И чтобы охладить в этом месте корпус, надо было притопить корму. Но в корме оставалась открытой труба торпедного аппарата - настежь. Надо было снова проделавать всю многотрудную операцию в девятом отсеке по перегрузке торпед и блокировке крышек. Пожар в 7- утих лишь тогда, когда там прогорело все, что могло гореть.
В покинутые отсеки спустились разведчики. Надо было оценить обстановку и найти тела пяти погибших моряков. Через кормовой люк в 8-й проникли капитан-лейтенант Калиниченко и мичман Соломин.
- В 9-м отсеке мы нашли тело матроса. Он сидел в проходе между торпедными стеллажами. На коленях у него был изолирующий противогаз ИП-46М, в руках держал свежий регенеративный патрон, который он не успел вставить в свое гнездо взамен отработанного. Правильно было бы сказать - не смог, потому, что патрон был не морской, а танковой модификации. По оплошности береговых спецов на лодку загрузили именно эти, непригодные для нас патроны. По злому року, начальник химслужбы К-122 старший лейтенант В. Петров находился в отпуске, загрузка шла без него, и чужая ошибка плюс «каприз конструктора», который сотворил регенеративные патроны не взаимозаменяемыми, стоили жизни 20-летнему матросу. Между прочим сам начхим установил мировой рекорд, продержавшись в ПДУ-1 (портативное дыхательное устройство), рассчитанным на 20 минут работы, около часа, сумел уцелеть в аварийном 7-м отсеке, и был возвращен к жизни корабельным врачом.
Мы с Соломиным прошли по правому борту 9-го отсека и обнаружили в каюте тела ещё трех матросов, которые лежали друг подле друга, как кутята. На них не хватило в переполненном отсеке защитных дыхательных средств.
После небольшого отдыха я спустился в корму во второй раз. Недоставало ещё одно человека, надо было его найти. Мертвого матроса Путинцева я нашел на его боевом посту (кормовая станция ЛОХ) в трюме 9-го отсека. Я хорошо знал этого всегда улыбчивого парня. У него и после смерти застыла на губах улыбка. Путинцев успел выполнить то, что требовала от него обстановка - дать огнегасящий газ фреон в аварийный отсек.
Без вины виноватые
На выходе из японских территориальных вод К-122, ведомую на буксире, встретил отряд тихоокеанских кораблей. На большом противолодочном корабле «Петропавловск» держал флаг первый заместитель главкома ВМФ СССР адмирал Николай Смирнов. За ним шел сторожевик «Грозящий». Японцы тут же прекратили плотное конвоирование аварийной лодки и ушли в свои базы… Последней - 15-й - жертвой этого злосчастного похода стал лодочный «особист», оперуполномоченный КГБ капитан-лейтенант Александр Окольников. Он умер от разрыва сердца через несколько дней после возвращения домой. Душа не выдержала кошмара двух последних черных недель…
Расследование
Но экипаж К-122 вернулся в родную гавань со щитом - то есть с кораблем. Они спасли атомную подводную лодку с минимальными потерями. Печальный опыт других подобных аварий рисует куда более тяжкие последствия. Тем не менее подводников, объявили виноватыми во всех своих злоключениях. Смертники в военное время (ракетоносцы с надводным стартом, к которым относилась К-122, живут в бою очень недолго), заложники Системы и всех ее просчетов в годы Холодной войны, они, подводники капитана 1 ранга Сизова, были назначены виновниками постигшей их трагедии. Для большого начальства это было очень удобно: во-первых, не надо было брать вину на себя за поспешную подготовку К-122 к походу (а корабль «выпихнули» как говорят моряки, в «автономку» вне очереди, не завершив даже толком ремонт, с изношенными механизмами, с новым командиром, с не отдохнувшим, как положено, экипажем), во-вторых, не надо никого представлять к наградам (аварийщикам ордена не положены; исключение сделали лишь для мичмана Белевцева, спасшего ценой жизни 48 человек, да и то вручили вдове орден Красной Звезды на дому, украдкой, без огласки), в-третьих, резко понижался уровень льгот для членов семей погибших. Та же вдова мичмана-героя почти год обивала пороги флотских и городских чиновников, прежде чем издевательское заключение в свидетельстве о смерти «умер от удушения» заменили на дающую льготы формулировку - «погиб при исполнении служебных обязанностей».
Правила игры были жестоки: аварийщики всегда виноваты. Командира - снять, старпома - наказать… Только с годами, только на фоне многих других подобных трагедий пришло осознание того, сколь умно и самоотверженно действовали подводники, какие блестящие выходы находили они из своих смертельных тупиков. Но тогда, в 80-ом никто не захотел вникать в эти «подробности», поскольку после драки кулаками не машут, и вообще, сгорели на боевой службе, задание партии и правительства не выполнили - грош вам цена…
Можно представить ход расследования: командира загоняли в угол вопросами - «почему не дали фреон в аварийный отсек?» «Почему так быстро оказались задымленными кормовые отсеки?»
«Фреон мы дали сразу. Но эффект - ноль.»
«Почему - ноль?»
«Потому что в седьмой отсек стравливался воздух высокого давления».
«Почему не перекрыли клапана ВВД?»
«Они были перекрыты, но не держали давления».
«Почему не держали давления?»
«Потому что седла клапанов и их корпуса были выполнены из разных металлов. Сделано это было с благой целью - чтобы седла не прикипали к клапанам в условиях обычной эксплуатации. Но конструктор не учел, что у разных металлов разные коэффициенты расширения при нагревании. Возник зазор, через который воздушная струя превратило пламя в гигантскую паяльную лампу…»
В ответ на это обвинение конструктор мог возразить:
«О том, что у разных металлов разные коэффициенты теплового расширения я знаю, как и вы, со школьной скамьи. И знаю то, что во время ежедневного проворачивания механизмов на подводных лодках клапана подачи воздуха высокого давления в отсеки не открываются. Они закисают, и если случится пробоина, то вы не сможете их открыть, чтобы дать в отсек противодавление. Эффект по гибельным последствиям будет тот же самый, что и при пожаре. Вот и выбирайте между водой и огнем. И затопление, и пожар на подводных лодках беды равновероятные и равноопасные».
Но строгие следователи продолжали допрос:
«Почему же вы так быстро задымили кормовые отсеки? Вас что, не учили первой заповеди подводников - герметизировать отсек при пожаре?»
«Учили. И мы мгновенно загерметизировали все отсеки. Но нашу беду в седьмом отсеке находилась стационарная станция дозиметрического контроля, которая была связана трубопроводами забора воздуха с несколькими отсеками. Вот по ним-то и пошел дым в 4-й,5-й, 6-й и 8-й отсеки…»
Подобный диалог можно было продолжать очень долго. Но многое объяснялось тем, что подводные лодки 658-го проекта были атомоходами первого поколения, на них по сути дела отрабатывались многие технические новшества. Сбои, отказы, нештатные ситуации - все это невольно было заложено в их корпуса. Да и возраст у К-122 был не самый юный - она была спущена 13 апреля 1962 года.
А первопричину аварии К-122 раскрыл ее новый инженер-механик капитан 3 ранга Валентин Шницер.
- Валентин хотел докопаться до фактических причин возгорания. - завершает свой рассказ Александр Калиниченко. - И он это сделал! Обнаружил трещину в прочном корпусе, клубок спекшегося силового кабеля основной силовой сети. Вторая авторитетная комиссия сделала вывод: причина пожара - следствие конструктивного недостатка данного типа подводных лодок. Ведь они были первенцами атомного флота на Тихом океане. Но поставить на прикол сразу пять атомоходов? На это никто не пошел. Проще было заткнуть рот дотошному инженер-механику. И Валентина Шницера сняли с должности, исключили из партии…
Решая судьбу сизовского экипажа начальство ещё не ведало, что черная рулетка подводных катастроф продолжится в самом скором времени так что номер К-122 просто затеряется в череде иных скорбных цифр - С-178, К-131, К-429, К-314, К-278, К-219,, К-141, наконец, К-159…
Кое-что из истории К-122…В тот роковой день, когда в Бискайском заливе затонула советская атомная подводная лодка К-8, 12 апреля 1970 года, на К-122 - в другом полушарии Мирового океана - вспыхнули пожары сразу в трех отсеках: 6-м, 4-м и 8-м. По счастью, тогда обошлось без жертв. Причину вспышки установили - заводской брак при изготовлении бандажа циркуляционных насосов. Несколько раньше - 7 апреля - во время учений «Океан» К-122, ведя слежение за американской подводной лодкой столкнулась на глубине 196 метров с подводной скалой. И опять повезло.
Американцы в 1980-м году в Афганистан высаживаться не стали. Они сделали это, спустя 22 года, предварительно обстреляв эту многострадальную страну «томагавками», запущенных с подводных лодок из Персидского залива. К-122 в это время стояла на корабельном кладбище - в зоне строгого режима в бухте Павловского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44