В это время Самюэль тихо говорил:
– Давайте сначала выясним, что в сундуке. А вдруг он пустой? Зачем нам ссориться раньше времени?
– Лучше жить в бедности, чем умереть, как эти люди, – воскликнул Принц.
– Случай избавил нас от двух наших заклятых врагов, – вступил в разговор аббат. – Чем вы недовольны, Хозяйка? Надо сказать, вы не очень-то хорошо поступили, отправившись сюда без нас.
Тем временем Комейроль и Жафрэ подошли к сундуку.
– А он не такой уж большой, – с сожалением заметил Комейроль.
– Должен сказать госпоже графине, что я неплохо умею обращаться с замками, – вкрадчиво произнес Жафрэ.
Маргарита заметно нервничала. Доктор осторожно взял ее за руку.
– Мы уже достаточно ждали, – прошептал он. – А сейчас минуты для нас словно века!
Никто из присутствующих никогда не видел Самюэля таким взволнованным.
Графиня отодвинула ногой руку Жюлиана, мешавшую ей пройти, и приблизилась к сундуку.
Маргарита внимательно посмотрела на ключ, который сжимала в кулаке. Этот ключ был двойным: на каждом конце металлического стержня было по бородке. Он мог отпереть два замка.
Маргарита решительно сунула ключ одним концом в замочную скважину.
«Охотники за Сокровищами» затаили дыхание. Лица одних налились кровью, другие побледнели. Все взмокли от напряжения.
Однако ключ не подошел! Все, как один, тяжело вздохнули.
Тогда графиня попробовала вставить ключ другим концом. Это было именно то, что нужно!
Заговорщики рванулись вперед. Они обступили сундук со всех сторон, забыв о том, что мешают Хозяйке открыть его.
Маргарита велела мужчинам отойти, но ее слова не возымели никакого действия. Сообщники графини точно опьянели. Они не слушали никаких увещеваний.
– Откройте! – кричали эти люди. – Ну почему вы не открываете?
У Маргариты тоже сдали нервы. Выдернув ключ из замочной скважины, она принялась лупить им по физиономиям заговорщиков. Впрочем, именно так успокаивают свору собак, которым не терпится растерзать загнанного зверя. Собаки воют, но отступают.
Что же касается «Охотников за Сокровищами», то они будто и не чувствовали ударов. Мужчины тупо повторяли одно и то же:
– Откройте! Откройте же!
Однако им все же пришлось попятиться: графиня была настроена весьма решительно.
И вот наступил долгожданный момент. Крышка была поднята.
Воцарилось глубокое молчание. Слышен был только стук бешено колотящихся сердец. И вдруг заговорщики разразились проклятиями.
В сундуке ничего не было. Во всяком случае, они ничего не увидели.
Жафрэ заревел, как ребенок. Принц с досады пнул мертвого графи Жюлиана прямо в лицо.
– Давайте обыщем труп! – закричали все разом.
В самом деле, ведь полковник хвастался, что ему удалось спрятать свои богатства в табакерку.
«Охотники за Сокровищами» бросились к покойнику и стали выворачивать карманы монашеского платья, которое было на Жюлиане.
Наверное, они дошли бы до того, что распороли бы мертвецу живот, чтобы посмотреть, не проглотил ли граф сокровища. Но в это время заговорщики услышали какой-то странный звук.
Дело в том, что Маргарита нажала на металлическую пластинку, вставленную в дно сундука.
XXXIV
МОЛНИЯ
Бросив труп, «Охотники за Сокровищами» устремились к сундуку. Конечно, призрак, беседовавший с заговорщиками на кладбище, немного преувеличил, заявив, что все богатства Черных Мантий могут уместиться в его табакерке. Однако он был недалек от истины. Перед негодяями лежали сокровища. Бандиты воочию увидели плоды, принесенные за полвека самой совершенной системой грабежа, которая когда-либо существовала на свете. И все это богатство можно было засунуть в бархатный мешочек, висевший, по моде того времени, на локте графини Маргариты.
Сокровищами оказались две небольшие стопки бумажных листков. В одной Пачке были банкноты, в другой – ценные бумаги.
На листке, лежавшем сверху, было написано по-английски: «Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов». Каждый заговорщик быстро подсчитал в уме, что эта сумма равна одному миллиону двумстам пятидесяти тысячам франков.
Что касается ценных бумаг, то каждая из них давала право на годовой доход в десять тысяч фунтов, или в двести пятьдесят тысяч франков. Саму же такую бумагу можно было продать за пять миллионов франков.
Напомним, что в сундуке лежало две пачки таких листков.
Как только «Охотники за Сокровищами» увидели то, за чем так долго гонялись, в руке у каждого из них оказался пистолет или кинжал.
Только Маргарита по-прежнему сжимала в кулаке ключ. Сокровища находились на дне сундука и были защищены решеткой, рядом с которой виднелась еще одна замочная скважина. Графиня спокойно вставила в нее другой конец ключа.
– Все это принадлежит мне! – медленно произнесла Маргарита.
– Все это принадлежит мне! – словно эхо, хором отозвались заговорщики.
В глазах каждого горел огонь безумия.
– Я не собираюсь делиться ни с кем, – добавила графиня.
– Никакого дележа не будет! – потрясая пистолетом, закричал Самюэль.
– Пусть все получит тот, кто останется в живых! – брызгая слюной, завопил Принц.
В следующий миг решетка была отперта. Все, как один, бросились к сундуку; каждый протягивал одну руку к бумагам, а другой старался ударить соседа.
Однако в тот момент, когда графиня повернула ключ, раздался слабый щелчок. И тут же сундук осветился изнутри: на дне выступили белые буквы. Увидев все это, заговорщики остановились.
А буквы между тем сложились в слова, и негодяи прочитали вот что:
«Дорогие мои, я уношу свои скромные сбережения с с обой – в лучший мир. Или в худший – пока не знаю. Впр о ч ем, через несколько минут мы выясним это все вмест е. И так, до скорого свидания!»
Маленький фитиль, на секунду осветивший сундук, тут же погас, однако «Охотники за Сокровищами» успели дочитать издевательское завещание полковника до конца.
А в следующий миг раздался оглушительный взрыв.
Никто даже крикнуть не успел. Все присутствующие оказались погребенными под обломками крепостной стены.
Через несколько минут прибежали люди, жившие по соседству, – и увидели, что изрядный кусок стены особняка превратился в груду дымящихся развалин...
В тот же день, ближе к вечеру, госпожа Канада и Эшалот собирали чемоданы во флигеле Гайо, суетясь в комнате, которую графиня де Клар накануне одолжила у Ирен.
В это время сама Ирен в дорожном костюме сидела у окна.
Что касается Ренье, то он, тоже одетый, лежал на кровати.
За окном ничего не изменилось. Открывающийся вид на кладбище Пер-Лашез был, как всегда, довольно унылым и все же по-своему очаровательным. Никаких следов тех безобразий, что творились ночью на могиле полковника, к тому времени уже не осталось. Солнце, клонившееся к закату, освещало золотые буквы, складывавшиеся в лживые слова:
Здесь покоится полковник Боццо-Корон а, б лагодетель всех бедных.
Молитесь Господ у, д абы упокоил Он его душу.
Ренье было не по себе. Его лихорадило. Ирен тихо плакала у окна.
– Послушай, если можешь, обращайся с вещами поаккуратнее, – говорила своему достойному супругу мамаша Канада. – Конечно, они довольно простые, но очень чистенькие и милые.
Затем, понизив голос, она добавила:
– Не удивляйся, что она уезжает. Так уж принято в высшем свете. Там все такие щепетильные! Хотя я на ее месте, разумеется, не оставила бы сейчас этого славного художника. Он же совсем расхворался, бедняжка!
Передавая своей жене охапку белья, Эшалот шепотом спросил:
– А ты веришь, что мой несчастный хозяин господин Мора был отцом господина Ренье?
– Тише! – сердито прикрикнула на мужа Леокадия. – От этой истории у меня прямо волосы встают дыбом. Ирен говорит, что художник сам прикончил негодяя.
– Чтобы отомстить за старика? – заинтересовался Эшалот.
– Да тише ты! – снова зашипела госпожа Канада. – Если она тебя услышит, то ей станет еще хуже.
– Вы берете с собой свою вышивку? – громко обратилась Леокадия к Ирен. – Ту, что на пяльцах?
Девушка не ответила. Она то впадала в какое-то оцепенение, то вдруг принималась рыдать.
– Видишь, госпожа Канада, мы можем беседовать совершенно спокойно, – заметил Эшалот. – Она все равно ничего не понимает.
– Эту работу ей заказала графиня, но теперь госпоже де Клар вряд ли нужна вышивка, – задумчиво проговорила мамаша Канада. – Теперь этой даме уже вообще ничего не нужно. Когда ее вытащили из-под обломков, она, как ни странно, дышала. Что же касается всех прочих, то от них, можно сказать, мокрого места не осталось. А эта мерзавка на удивление живучая!
– А что хозяин? – спросил Эшалот. – Ты знаешь, я был к нему привязан...
Его жена пожала плечами.
– На теле шевалье Мора не было ни одной царапины, – ответила она. – Он был переодет монахиней. Женское платье очень ему шло, ведь он был безбородый.
А шепотом Леокадия добавила:
– Когда я его увидела, меня поразило, что они с художником похожи как две капли воды...
– Скажите, соседка, вы закончили? – внезапно осведомилась Ирен.
Она была так бледна, что Эшалот уже собрался броситься на помощь. Однако, услышав голос Ренье, он остановился.
– Ирен, – произнес художник, приподнявшись на кровати, – я знаю, почему вы меня покидаете.
Девушка хотела было что-то ответить, но молодой человек продолжал:
– Вы страшитесь рока, который тяготеет надо мной.
Вы не хотите быть женой человека...
В этот момент Ирен бросилась к художнику и дрожащей рукой закрыла ему рот.
– Нет, причина моего отъезда – во мне самой, – воскликнула девушка, опускаясь у кровати на колени. – Ренье, я постоянно приношу вам несчастье!
Молодой человек обнял ее и прошептал:
– Ирен, если бы ты меня любила, Господь простил бы меня.
Что касается супругов Канада, то они, скромно держась в сторонке, с волнением наблюдали за влюбленными. Мамаша Лео обливалась слезами. Она то и дело утиралась своим носовым платком. Поскольку у Эшалота не было этого предмета роскоши, он время от времени шумно сморкался в платок своей жены.
Наконец Леокадия не выдержала.
– Перестань! – воскликнула она, отбирая у мужа платок. – Будь мужчиной!
Она на цыпочках приблизилась к кровати и, по-военному щелкнув каблуками, спросила:
– Ну что, чемоданы можно распаковывать? Ведь вы остаетесь, не так ли?
В ответ Ирен улыбнулась, а Ренье припал к ее руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Давайте сначала выясним, что в сундуке. А вдруг он пустой? Зачем нам ссориться раньше времени?
– Лучше жить в бедности, чем умереть, как эти люди, – воскликнул Принц.
– Случай избавил нас от двух наших заклятых врагов, – вступил в разговор аббат. – Чем вы недовольны, Хозяйка? Надо сказать, вы не очень-то хорошо поступили, отправившись сюда без нас.
Тем временем Комейроль и Жафрэ подошли к сундуку.
– А он не такой уж большой, – с сожалением заметил Комейроль.
– Должен сказать госпоже графине, что я неплохо умею обращаться с замками, – вкрадчиво произнес Жафрэ.
Маргарита заметно нервничала. Доктор осторожно взял ее за руку.
– Мы уже достаточно ждали, – прошептал он. – А сейчас минуты для нас словно века!
Никто из присутствующих никогда не видел Самюэля таким взволнованным.
Графиня отодвинула ногой руку Жюлиана, мешавшую ей пройти, и приблизилась к сундуку.
Маргарита внимательно посмотрела на ключ, который сжимала в кулаке. Этот ключ был двойным: на каждом конце металлического стержня было по бородке. Он мог отпереть два замка.
Маргарита решительно сунула ключ одним концом в замочную скважину.
«Охотники за Сокровищами» затаили дыхание. Лица одних налились кровью, другие побледнели. Все взмокли от напряжения.
Однако ключ не подошел! Все, как один, тяжело вздохнули.
Тогда графиня попробовала вставить ключ другим концом. Это было именно то, что нужно!
Заговорщики рванулись вперед. Они обступили сундук со всех сторон, забыв о том, что мешают Хозяйке открыть его.
Маргарита велела мужчинам отойти, но ее слова не возымели никакого действия. Сообщники графини точно опьянели. Они не слушали никаких увещеваний.
– Откройте! – кричали эти люди. – Ну почему вы не открываете?
У Маргариты тоже сдали нервы. Выдернув ключ из замочной скважины, она принялась лупить им по физиономиям заговорщиков. Впрочем, именно так успокаивают свору собак, которым не терпится растерзать загнанного зверя. Собаки воют, но отступают.
Что же касается «Охотников за Сокровищами», то они будто и не чувствовали ударов. Мужчины тупо повторяли одно и то же:
– Откройте! Откройте же!
Однако им все же пришлось попятиться: графиня была настроена весьма решительно.
И вот наступил долгожданный момент. Крышка была поднята.
Воцарилось глубокое молчание. Слышен был только стук бешено колотящихся сердец. И вдруг заговорщики разразились проклятиями.
В сундуке ничего не было. Во всяком случае, они ничего не увидели.
Жафрэ заревел, как ребенок. Принц с досады пнул мертвого графи Жюлиана прямо в лицо.
– Давайте обыщем труп! – закричали все разом.
В самом деле, ведь полковник хвастался, что ему удалось спрятать свои богатства в табакерку.
«Охотники за Сокровищами» бросились к покойнику и стали выворачивать карманы монашеского платья, которое было на Жюлиане.
Наверное, они дошли бы до того, что распороли бы мертвецу живот, чтобы посмотреть, не проглотил ли граф сокровища. Но в это время заговорщики услышали какой-то странный звук.
Дело в том, что Маргарита нажала на металлическую пластинку, вставленную в дно сундука.
XXXIV
МОЛНИЯ
Бросив труп, «Охотники за Сокровищами» устремились к сундуку. Конечно, призрак, беседовавший с заговорщиками на кладбище, немного преувеличил, заявив, что все богатства Черных Мантий могут уместиться в его табакерке. Однако он был недалек от истины. Перед негодяями лежали сокровища. Бандиты воочию увидели плоды, принесенные за полвека самой совершенной системой грабежа, которая когда-либо существовала на свете. И все это богатство можно было засунуть в бархатный мешочек, висевший, по моде того времени, на локте графини Маргариты.
Сокровищами оказались две небольшие стопки бумажных листков. В одной Пачке были банкноты, в другой – ценные бумаги.
На листке, лежавшем сверху, было написано по-английски: «Пятьдесят тысяч фунтов стерлингов». Каждый заговорщик быстро подсчитал в уме, что эта сумма равна одному миллиону двумстам пятидесяти тысячам франков.
Что касается ценных бумаг, то каждая из них давала право на годовой доход в десять тысяч фунтов, или в двести пятьдесят тысяч франков. Саму же такую бумагу можно было продать за пять миллионов франков.
Напомним, что в сундуке лежало две пачки таких листков.
Как только «Охотники за Сокровищами» увидели то, за чем так долго гонялись, в руке у каждого из них оказался пистолет или кинжал.
Только Маргарита по-прежнему сжимала в кулаке ключ. Сокровища находились на дне сундука и были защищены решеткой, рядом с которой виднелась еще одна замочная скважина. Графиня спокойно вставила в нее другой конец ключа.
– Все это принадлежит мне! – медленно произнесла Маргарита.
– Все это принадлежит мне! – словно эхо, хором отозвались заговорщики.
В глазах каждого горел огонь безумия.
– Я не собираюсь делиться ни с кем, – добавила графиня.
– Никакого дележа не будет! – потрясая пистолетом, закричал Самюэль.
– Пусть все получит тот, кто останется в живых! – брызгая слюной, завопил Принц.
В следующий миг решетка была отперта. Все, как один, бросились к сундуку; каждый протягивал одну руку к бумагам, а другой старался ударить соседа.
Однако в тот момент, когда графиня повернула ключ, раздался слабый щелчок. И тут же сундук осветился изнутри: на дне выступили белые буквы. Увидев все это, заговорщики остановились.
А буквы между тем сложились в слова, и негодяи прочитали вот что:
«Дорогие мои, я уношу свои скромные сбережения с с обой – в лучший мир. Или в худший – пока не знаю. Впр о ч ем, через несколько минут мы выясним это все вмест е. И так, до скорого свидания!»
Маленький фитиль, на секунду осветивший сундук, тут же погас, однако «Охотники за Сокровищами» успели дочитать издевательское завещание полковника до конца.
А в следующий миг раздался оглушительный взрыв.
Никто даже крикнуть не успел. Все присутствующие оказались погребенными под обломками крепостной стены.
Через несколько минут прибежали люди, жившие по соседству, – и увидели, что изрядный кусок стены особняка превратился в груду дымящихся развалин...
В тот же день, ближе к вечеру, госпожа Канада и Эшалот собирали чемоданы во флигеле Гайо, суетясь в комнате, которую графиня де Клар накануне одолжила у Ирен.
В это время сама Ирен в дорожном костюме сидела у окна.
Что касается Ренье, то он, тоже одетый, лежал на кровати.
За окном ничего не изменилось. Открывающийся вид на кладбище Пер-Лашез был, как всегда, довольно унылым и все же по-своему очаровательным. Никаких следов тех безобразий, что творились ночью на могиле полковника, к тому времени уже не осталось. Солнце, клонившееся к закату, освещало золотые буквы, складывавшиеся в лживые слова:
Здесь покоится полковник Боццо-Корон а, б лагодетель всех бедных.
Молитесь Господ у, д абы упокоил Он его душу.
Ренье было не по себе. Его лихорадило. Ирен тихо плакала у окна.
– Послушай, если можешь, обращайся с вещами поаккуратнее, – говорила своему достойному супругу мамаша Канада. – Конечно, они довольно простые, но очень чистенькие и милые.
Затем, понизив голос, она добавила:
– Не удивляйся, что она уезжает. Так уж принято в высшем свете. Там все такие щепетильные! Хотя я на ее месте, разумеется, не оставила бы сейчас этого славного художника. Он же совсем расхворался, бедняжка!
Передавая своей жене охапку белья, Эшалот шепотом спросил:
– А ты веришь, что мой несчастный хозяин господин Мора был отцом господина Ренье?
– Тише! – сердито прикрикнула на мужа Леокадия. – От этой истории у меня прямо волосы встают дыбом. Ирен говорит, что художник сам прикончил негодяя.
– Чтобы отомстить за старика? – заинтересовался Эшалот.
– Да тише ты! – снова зашипела госпожа Канада. – Если она тебя услышит, то ей станет еще хуже.
– Вы берете с собой свою вышивку? – громко обратилась Леокадия к Ирен. – Ту, что на пяльцах?
Девушка не ответила. Она то впадала в какое-то оцепенение, то вдруг принималась рыдать.
– Видишь, госпожа Канада, мы можем беседовать совершенно спокойно, – заметил Эшалот. – Она все равно ничего не понимает.
– Эту работу ей заказала графиня, но теперь госпоже де Клар вряд ли нужна вышивка, – задумчиво проговорила мамаша Канада. – Теперь этой даме уже вообще ничего не нужно. Когда ее вытащили из-под обломков, она, как ни странно, дышала. Что же касается всех прочих, то от них, можно сказать, мокрого места не осталось. А эта мерзавка на удивление живучая!
– А что хозяин? – спросил Эшалот. – Ты знаешь, я был к нему привязан...
Его жена пожала плечами.
– На теле шевалье Мора не было ни одной царапины, – ответила она. – Он был переодет монахиней. Женское платье очень ему шло, ведь он был безбородый.
А шепотом Леокадия добавила:
– Когда я его увидела, меня поразило, что они с художником похожи как две капли воды...
– Скажите, соседка, вы закончили? – внезапно осведомилась Ирен.
Она была так бледна, что Эшалот уже собрался броситься на помощь. Однако, услышав голос Ренье, он остановился.
– Ирен, – произнес художник, приподнявшись на кровати, – я знаю, почему вы меня покидаете.
Девушка хотела было что-то ответить, но молодой человек продолжал:
– Вы страшитесь рока, который тяготеет надо мной.
Вы не хотите быть женой человека...
В этот момент Ирен бросилась к художнику и дрожащей рукой закрыла ему рот.
– Нет, причина моего отъезда – во мне самой, – воскликнула девушка, опускаясь у кровати на колени. – Ренье, я постоянно приношу вам несчастье!
Молодой человек обнял ее и прошептал:
– Ирен, если бы ты меня любила, Господь простил бы меня.
Что касается супругов Канада, то они, скромно держась в сторонке, с волнением наблюдали за влюбленными. Мамаша Лео обливалась слезами. Она то и дело утиралась своим носовым платком. Поскольку у Эшалота не было этого предмета роскоши, он время от времени шумно сморкался в платок своей жены.
Наконец Леокадия не выдержала.
– Перестань! – воскликнула она, отбирая у мужа платок. – Будь мужчиной!
Она на цыпочках приблизилась к кровати и, по-военному щелкнув каблуками, спросила:
– Ну что, чемоданы можно распаковывать? Ведь вы остаетесь, не так ли?
В ответ Ирен улыбнулась, а Ренье припал к ее руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56