Для их многотрудной работы позарез нужны потемки.
Одним словом, август для бандитов – это мертвый сезон. О, как они в это время мечтают о декабрьских ночах, которые длятся по шестнадцать часов, о морозе, не позволяющем горожанам слоняться без дела по улицам, мешая труженикам топора и кинжала в поте лица зарабатывать себе на хлеб. Как грабители ненавидят лето, которое заставляет самых квалифицированных специалистов идти в карманники!
Что касается Винсента Карпантье, то он тоже предпочел бы, чтобы эта ночь была подлиннее и попрохладнее. Все эти прохожие весьма досаждали архитектору.
Дело в том, что на некоторое время Винсент уподобился самым обыкновенным налетчикам.
Если бы полиции пришло в голову обыскать этого прилично одетого человека, она обнаружила бы под элегантным рединготом пару пистолетов, кинжал, шелковую веревку с крюком на конце и оригинальный инструмент, который парижские бандиты уважительно именуют «монсеньором». впрочем, у этой штуки есть еще одно название – «соловей»: воровской жаргон – достаточно богатый и выразительный язык. Короче говоря, архитектор взял с собой отмычку.
Что ж... Некоторые утверждают, что цель оправдывает средства.
Господин Пиклюс был не единственным талантливым человеком, с которым водил знакомство Винсент Карпантье. Время от времени в дом к архитектору наведывался смазливый юноша по имени Кокотт. Этот молодой мужчина умел не только веселиться в кабаках. Он был одним из лучших слесарей фирмы «Бертье и компания», производящей замки с секретом и несгораемые шкафы. Именно Кокотт снабдил Винсента веревкой с крюком – приспособлением, предназначенным для того, чтобы лазить по стенам. Кроме того, слесарь научил архитектора отпирать с помощью куска проволоки любую дверь.
Одним словом, Винсент хорошо подготовился к ночной вылазке.
Если бы сейчас была зима, у Карпантье все прошло бы как по маслу. Однако Винсент хорошо знал парижан и поэтому не обольщался. Он не сомневался, что в эти минуты все окна каждого дома на улице Муано, к которой он держал путь, были распахнуты настежь. Здания жадно глотали воздух, словно рыбы, вытащенные из воды. Разумеется, все консьержи тоже выползли из своих душных комнатенок.
Итак, нужно было повременить, но это было не так-то просто. Вообще, ожидание – довольно томительная вещь, а когда человек только что принял очень важное решение, муки ожидания превращаются в настоящую пытку.
Часто бывает так, что тот, кто готов был совершить немыслимые подвиги, после какого-нибудь часа, проведенного в бездействии, останавливается перед самой ничтожной преградой, потому что пыл героя угас, а волю подточили сомнения.
Неторопливо продвигаясь к своей цели, Винсент взвешивал все аргументы «за» и «против»... Внезапно на углу улицы Шоссе-д'Антен он остановился. В этом месте находилось кафе «Фой». Поскольку ночь была очень теплой, много столиков вынесли на улицу, как это делают в самых заурядных кабачках.
Несмотря на то, что Винсент был погружен в размышления, бдительность его не ослабла, и время от времени он подозрительно оглядывался по сторонам.
И вдруг архитектор буквально прирос к земле. Его словно обухом по голове ударило. Винсент испытал удивление, к которому примешивался ужас.
Среди смеющихся физиономий гуляк, беспечно пировавших за столиками перед кафе «Фой», Карпантье увидел знакомое лицо. Сначала он подумал, что ошибся: разве может эта особа находиться в подобном месте? С другой стороны, эти черты настолько врезались Винсенту в память, что он вряд ли мог бы обознаться.
Однако у архитектора не было времени, чтобы выяснить, не обманули ли его собственные глаза. Бледный, строгий и прекрасный лик матери Марии Благодатной тут же исчез в человеческом море.
Дело в том, что Винсента оттеснила от кафе целая толпа гуляющих, и пробиться через это людские скопище было совершенно невозможно.
Когда наконец толпа рассеялась, за тем столиком, где только что сидела надменная наставница дочери Винсента – юной Ирен, уже никого не было.
Зато архитектору удалось заметить кое-что другое, не менее интересное. В нескольких шагах от него стоял Пиклюс, его соглядатай; молодой человек вел оживленную беседу с каким-то мужчиной, лица которого не было видно.
По правде говоря, облик таких типов, как Пиклюс, не сочетается с внешним видом модного кафе настолько же, насколько не соответствует здешней обстановке монашеское одеяние. В своем облезлом рединготе и грязной шляпе Пиклюс выглядел среди нарядных завсегдатаев по меньшей мере странно.
Впрочем, архитектор находился не в том настроении, чтобы смеяться над подобными контрастами. Винсент вполне доверял своему шпиону и не собирался следить за ним. Досадуя, что так и не разобрался в странной истории с монахиней, Карпантье хотел идти дальше, как вдруг увидел, что собеседник Пиклюса, попрощавшись со скромным служащим, обернулся.
На лицо мужчина упал свет, и Винсент снова узнал точеные черты матери Марии Благодатной.
На этот раз не оставалось никаких сомнений. Архитектор остолбенел.
Тем временем таинственный молодой человек пересек бульвар и направился к улице Луи-ле-Гран. Винсент последовал за ним, держась шагах в пятидесяти сзади.
Вскоре они очутились на улице Луи-ле-Гран. Она была почти безлюдна.
Карпантье сам не понимал, зачем он пошел за незнакомцем. Возможно, архитектор сделал это, подозревая, что безбородый красавец спешит туда же, куда и он.
Казалось, молодой человек не замечает, что за ним следят. Во всяком случае, он ни разу не обернулся.
Чем дальше они продвигались вперед, тем пустыннее становилась улица. Через пару минут преследуемый и преследователь шли уже в полной тишине. Слышались только звуки их шагов.
Винсент ступал теперь очень осторожно, опасаясь, что незнакомец встревожится. Тот, правда, по-прежнему не оборачивался, однако перешел на другую сторону улицы.
Похоже, молодой человек начал прислушиваться.
У поворота на улицу Нев-де-Пети-Шан архитектор потерял его из вида. Впрочем, Винсента это не обеспокоило. Он считал, что теперь ему известен маршрут незнакомца.
У рынка на улице Сент-Оноре архитектор даже не остановился. Он продолжал шагать прямо и свернул только на углу улицы Сен-Рош.
Там Винсент ожидал снова увидеть таинственного незнакомца, однако расчеты Карпантье не оправдались. «Наверное, скрывшись от меня, этот тип помчался вперед», – подумал архитектор и тоже бросился бежать.
Вскоре он выскочил на улицу Муано: здесь тоже не было ни души.
И тут Винсент услышал перезвон часов. Пробило два.
В это время Париж даже летом обычно засыпает. Только на бульварах еще теплится жизнь.
Архитектор продолжал идти вперед. От быстрого бега Винсент вспотел, и все же ему было как-то зябко. Он чувствовал себя, как человек, собравшийся перепрыгнуть бездонную пропасть.
Квартал Сен-Рош мало изменился с тех пор, а его северная часть, состоящая из маленьких улочек, которые соединяют площадь Гайон и перекресток Аржантей, вообще выглядит, как и прежде.
В тех местах ощущается какой-то испано-фламандский дух. Особенно это относится к нижней части улицы Муано. Дома там довольно высокие – и нависают над мостовой так, словно хотят закрыть от людей небо. Около полугода тому назад, проходя по улице Муано, я увидел, как из одного окошка, расположенного на уровне головы того, кто стоит на тротуаре, выпал кусок жалюзи. Должно быть, эта источенная сейчас червями деревянная планка вибрировала когда-то от страстных звуков гитары, игравшей ночью перед домом...
Под одним из таких окошек Винсент внезапно остановился. Очевидно, створки были распахнуты, потому что сквозь жалюзи пробивался свет. Карпантье встал как вкопанный, поскольку услышал женский голос, доносившийся из окна:
– Жюлиано, пожалуйста, не уходи... Останься со мной сегодня ночью!
Архитектор ждал, что ответит этот самый Жюлиано, но тот молчал.
«Жюлиано! Это имя упоминал Ренье, рассказывая мне освоем приключении! – подумал Винсент. – Так звали второго брата... брата убитого маркиза Кориолана!»
Архитектора охватил ужас. Он вдруг почувствовал, что тоже в какой-то мере причастен к этой кровавой истории, длящейся уже много лет.
Винсент затаил дыхание. Прислонившись к стене, он жадно ловил каждый звук, однако больше так ничего и не услышал.
Наконец архитектор устал ждать и пошел дальше, стараясь ступать как можно тише.
Вскоре он добрался до стены, за которой находился сад боццо.
Все вокруг было пусто. Здесь царила мертвая тишина. Многие окна в соседних домах были открыты, но свет нигде не горел.
В самом деле, Париж уже спал.
Часы пробили еще раз; это означало, что уже – половина третьего. В августе в Париже рассветает в три часа, и Винсент это прекрасно знал. Он понимал, что у него остается совсем немного времени.
И все же Карпантье ждал. Через несколько минут он внимательно огляделся по сторонам и, убедившись, что ему никто не помешает, стал расстегивать редингот. Руки Винсента дрожали. Архитектору казалось, что его сердце стучит так громко, что способно разбудить людей, живших по соседству.
Размотав веревку, он метнул ее вверх так, чтобы крюк зацепился за гребень стены. Это удалось Винсенту с первого раза.
– Я только восстановлю справедливость, – пробормотал Карпантье. – К тому же, у меня дети... Господь не может отвернуться от меня. Мое дело правое.
Он схватился за веревку и с обезьяньей ловкостью взобрался на стену. После этого Винсент прислушался. В саду все было тихо. Со стороны улицы доносился какой-то шум, напоминавший звук шагов, но это было где-то далеко.
Архитектор очутился как раз в том самом месте, где роковой ночью он впервые заметил на стене сада незнакомого молодого человека.
Винсент весь обратился в слух, но различал лишь звон в собственных ушах.
«Наверное, померещилось», – подумал он.
Итак, все было в порядке. Карпантье проверил крюк, перебросил веревку на другую сторону стены и стал спускаться в сад.
И вдруг он услышал, что совсем рядом кто-то тихо рассмеялся.
Винсейт не успел даже обернуться.
Его схватили за ноги, и в следующий миг архитектор очутился на земле. Он хотел крикнуть, но в рот ему тут же засунули кляп, после чего связали по рукам и ногам.

XXIV
В ЗАПАДНЕ

Все это случилось в мгновение ока. Винсент приняло косить глазами то в одну, то в другую сторону, чтобы увидеть тех, кто так нелюбезно с ним обошелся. Оказалось, что его окружает не меньше полудюжин людей. Карпантье был крайне изумлен, когда узнал среди них своего шпиона Пиклюса и своего юного наставника Кокотта.
Эта парочка пребывала в превосходном настроении. Следует заметить, что Пиклюс и Кокотт были большими друзьями.
– Ну что, попался? – ухмыльнувшись, спросил соглядатай. – Кажется, ты удивлен, не так ли?
– Могу поспорить, что у него в кармане моя вещица, – произнес слесарь.
Он нагнулся и извлек у Винсента из кармана своего «соловья».
– Дорогой мой, любому ремеслу нужно учиться, – добавил Кокотт. – Вы могли бы попробовать лет через десять – конечно, при условии, что все это время я давал бы вам уроки. Но вы оказались слишком самонадеянным и в результате сели в лужу.
В это время отворилась дверь, расположенная в нескольких шагах от стены, и с порога послышался старческий надтреснутый голос:
– Несите этого обормота сюда, только не делайте ему ничего плохого. Ведь я его предупреждал! До чего же противный субъект!
Кокотт, Пиклюс и еще двое схватили архитектора и потащили его к двери, из-за которой выглядывал полковник.
Старик кутался в пальто, и хотя на улице было тепло, полковника немного знобило. И все же он выглядел довольно бодро. Захлопав в ладоши, господин Боццо воскликнул:
– Браво, Пиклюс, браво, Кокотт! Вы у меня просто Молодцы! Я не сомневался, что у вас все получится, как надо!
– Ах, Винсент, Винсент, – добавил полковник, обращаясь к пленнику. – Судя по твоему виду, ты не был готов к такому обороту событий. Какой же ты неблагодарный! Разве я мало сделал для тебя? Нет, я просто неисправимый человек. Наверное, я никогда не привыкну к тому, что люди воздают злом за добро. Всю жизнь я страдаю из-за своего мягкосердечия. Только благородные люди способны меня понять!
Дверь, в проеме которой маячил старик, вела в узкий сырой коридор. Уровень пола здесь был ниже, чем в других помещениях особняка. Этот коридор кончался узкой лестницей.
– Поднимайтесь! – приказал полковник. Он подождал, пока все войдут в дом, после чего сам запер дверь, два раза повернув ключ в замке. – Надо полагать, этот тип собирался проникнуть в мой особняк несколько иначе... Но не тут-то было! Фи, бессовестный!
Как только дверь особняка захлопнулась, возле ограды сада появилась человеческая фигура. Через несколько секунд мужчина уже карабкался на стену. Оказавшись на ее гребне, он замер и стал жадно всматриваться в окна.
Что ж, незнакомец получил возможность насладиться прелюбопытнейшим зрелищем. Четыре человека несли какой-то предмет, больше всего напоминавший труп. Впереди шли еще двое, они держали в руках светильники. А замыкал процессию старичок, понуривший голову, как плакальщик, следующий за гробом.
Незнакомец подождал, пока окна не стали темными. Затем он выпрямился. Это был стройный молодой человек. С помощью крюка, который оставил Винсент Карпантье и который никто не догадался отцепить, незнакомец бесшумно спустился в сад и подкрался к маленькой дверце. Убедившись, что та заперта на замок, мужчина вытащил из кармана какой-то инструмент и принялся ковырять им в замочной скважине.
Тем временем кортеж, пересекший весь особняк, остановился в предпоследней комнате, той самой, которая была помечена на плане Винсента красной точкой.
Эта комната, казавшаяся просто огромной, была вся отделана дубом. Некогда позолоченный лепной орнамент, украшавший панно на потолке, во многих местах облупился и почти не блестел. Мебель здесь была очень старой. Обивка на стульях совсем выцвела.
На правой и левой стенах, прямо друг напротив друга, висели два портрета.
На одном был изображен полковник Боццо-Корона, на другом – его старший сын маркиз Кориолан, смерть которого безутешный отец оплакивал уже много лет.
Хотя Винсент никогда не видел этих портретов, он сразу же узнал их.
Эти же самые лица были запечатлены на загадочной картине из галереи Биффи.
Именно эти портреты описывал Ренье. Он говорил, что они украшали комнату Хозяина в таинственном доме, который художник впоследствии безуспешно разыскивал в окрестностях Сартена; комнату, в которой старуха Бамбуш-Гуляка кормила ужином сначала Ренье, а потом, Куатье.
Особенно поразил Винсента портрет маркиза Кориолана. Несколько минут архитектор не мог оторвать взгляда от прекрасного, словно высеченного из мрамора лица. Отсутствие растительности на подбородке с лихвой возмещалось ее избытком на голове: у юноши были великолепные черные волосы.
Все смешалось в измученном мозгу несчастного Винсента. Дело в том, что Карпантье знал троих людей, которые выглядели точно так же, как покойный маркиз. Это был, во-первых, убийца с картины Разбойника – если только можно сказать, что архитектор знал нарисованного юношу; во-вторых, загадочный мужчина, с которым Винсент несколько раз сталкивался в Париже; и наконец, эта женщина, которая теперь внушала Карпантье ужас, – мать Мария Благодатная.
У стены, в глубине комнаты, находился альков, в котором стояла эбеновая кровать с балдахином, державшимся на внушительных колоннах. Темный полог, обычно закрывавший постель от постороннего взгляда, был сейчас раздвинут.
Винсента бросили на ковер. Пиклюс и Кокотт не преминули еще раз справиться о самочувствии Карпантье, но он ничего им не ответил.
Полковник опустился в большое кресло, стоявшее рядом с альковом.
– Ну что ж, золотые мои, вы все сделали просто замечательно, – произнес старик. – А теперь мне надо поговорить с этой гнусной личностью, которая за все мое добро отплатила черной неблагодарностью. Постойте. Прежде чем вы уйдете, свяжите-ка его покрепче. Если надо, принесите еще веревок. Я хочу, чтобы он был упакован наилучшим образом. Вы ведь знаете, я немолод и очень слаб, и если этот шалопай высвободит хотя бы один палец, ой сможет раздавить меня, как букашку. Мне хотелось бы чувствовать себя в полной безопасности.
Кокотт, Пиклюс и остальные тут же бросились исполнять приказание полковника. Каждый хотел отличиться. Наконец, когда все было закончено, Пиклюс доложил: – Мы замотали его так, что лучше некуда. Тогда полковник встал и подошел к пленнику, дабы лично убедиться, что Винсент беспомощен, как младенец. В самом деле, подручные господина Боццо поработали на славу, однако от зоркого глаза старика не укрылись кое-какие недочеты. Они были немедленно устранены. Теперь уже не возникало ни малейших сомнений в том, что архитектор связан образцово-показательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56