Зато сообразительные чужестранцы могли быстро разбогатеть на Крите, если соглашались жить в порту.
У критян есть музыкальные инструменты, которые способны играть даже в отсутствие исполнителей, кроме того, критяне утверждают, что умеют записывать музыку, так что, прочитав эти записи, можно научиться играть то, чего ты даже никогда не слыхал. Вавилонские музыканты тоже говорили, что умеют это делать, и я не хочу оспаривать ни тех ни других, поскольку сам я не музыкант, и инструменты разных народов совсем перемешали мой слух. Но я все-таки понимаю, почему в других странах говорится: «Врет как критянин».
У них нет больших храмов, и они не хотят иметь много богов, предпочитая поклоняться быкам. Зато это они делают с особым воодушевлением и редкий день не приходят полюбоваться быками на выгоне. Я, правда, думаю, что это объясняется не столько почитанием богов, сколько любовью к таким напряженным и волнующим зрелищам, как танцы перед быками.
Нельзя также сказать, чтобы критяне очень почитали своего царя, который похож на них, хотя и живет в гораздо большем дворце, чем его подданные. Они общаются с царем как с равным, шутят с ним, рассказывают ему сказки, являются на его приемы когда вздумается и уходят так же, если им становится скучно или взбредет в голову что-нибудь другое. Они пьют вино, чтобы развеселиться, нравы их очень свободны, но допьяна они никогда не напиваются, поскольку считают это диким, и я ни разу не видел, чтобы на приеме кого-нибудь вырвало с перепоя, как это часто случается в Египте и в других странах. Зато, охваченные взаимным влечением, они веселятся друг с другом, где и как вздумается, независимо от того, кто кому муж или жена. Женщины очень ценят юношей, танцующих перед быками, поэтому многие знатные мужчины упражняются в этом искусстве, не будучи посвященными, причем некоторые достигают такого же мастерства, как посвященные богу юноши, которым не разрешено вступать в связь с женщинами так же, как посвященным девушкам - с мужчинами. Почему это так, о том я не ведаю, ибо, если судить по их нравам, они не должны были бы придавать этому такого большого значения.
Я рассказываю все это для того, чтобы показать, как нередко я бывал озадачен, прежде чем хоть отчасти привык к критским нравам, ведь люди там всегда стремятся придумать что-нибудь новое и удивительное, так что наперед никогда не знаешь, что случится в следующую минуту. Однако я ведь собирался рассказать о Минее, хотя на сердце у меня становится тяжело, когда я о ней рассказываю.
Сойдя с судна, мы остановились в доме для приезжих, небольшом, но самом благоустроенном из всех, какие мне приходилось видеть, даже «Беседка Иштар» в Вавилоне со всем своим пыльным блеском и бестолковыми слугами казалась по сравнению с этим домом просто варварской. Там мы умылись и оделись, Минея велела завить себе волосы и купила новую одежду, чтобы показаться друзьям, но, увидев ее, я растерялся - на голове у нее сидела маленькая шапочка, напоминающая лампу, а на ногах были сапожки с высокими каблуками, на которых трудно ходить. Но я не хотел портить ей настроение и ничего не сказал о ее костюме, а подарил серьги и ожерелье из разноцветных камней, какие, как заверил меня торговец, носят на Крите сегодня, а что будет завтра - этого он сам не знал. Я со смущением смотрел на ее обнаженную грудь, выступающую из серебристой оправы платья, соски она окрасила в красный цвет и, избегая моего взгляда, с угрозой сказала, что ей незачем стыдиться своей груди, которая может поспорить с грудью любой критянки. Разглядев ее основательно, я не стал возражать, ведь она, похоже, была права.
Потом мы наняли носилки и отправились в город. Благодаря легким постройкам и садам он казался другим миром по сравнению с теснотой, шумом, запахом рыбы и суетой торговой гавани. Минея повела меня к знатному старцу, своему хорошему другу, который ее любил и всегда ставил на нее, когда заключалось пари о танцовщицах. Минея часто жила у него и считала его дом своим. Когда мы вошли, он изучал перечень быков, назначенных на завтрашние состязания, и делал в нем пометки, но, увидев Минею, забыл обо всем, очень обрадовался и без стеснения обнял ее со словами:
- Где ты пряталась, почему я так долго тебя не видел, ведь я уже думал, что ты отправилась в священные чертоги? Но я еще не избрал себе новой любимицы, так что твоя комната свободна, если только служанки не забыли навести там порядок или моя жена не распорядилась сломать ее и соорудить в ней аквариум, с тех пор как она стала разводить разных рыб, она не может думать ни о чем другом.
- Хелея стала разводить рыб? - удивилась Минея.
- Это уже не Хелея, - сказал старец немного нервно. - У меня новая жена, сейчас у нее какой-то непосвященный юноша, танцующий перед быками, - пришел посмотреть на рыб, и я думаю, она будет недовольна, если мы им помешаем. Но представь же мне своего друга, чтобы он стал и моим другом, а этот дом стал и его домом.
- Мой друг - Синухе, египтянин, Тот, который одинок, он - врачеватель, - сказала Минея.
- Сомневаюсь, чтобы он надолго остался здесь одиноким, - игриво заметил старец. - Надеюсь, ты не больна, Минея, почему ты путешествуешь с врачевателем? Не огорчай меня, я ведь надеюсь, что ты уже завтра будешь танцевать перед быками и вернешь мне удачу. Мой управляющий, видишь ли, жалуется, что мои доходы не покрывают расходов или расходы не покрывают доходов - что-то в этом роде, я не понимаю его сложных подсчетов, которые он, к моей досаде, вечно мне сует.
- Я совсем не больна, - сказала Минея. - Но мой друг спас меня от многих опасностей, и мы проехали много стран, чтобы я вернулась обратно на родину, ведь я попала в кораблекрушение, когда плыла в Сирию танцевать там перед быками.
- Да что ты? Неужели? - ужаснулся старец. - Но, надеюсь, несмотря на дружбу, ты осталась нетронутой, ведь иначе тебя отстранят от состязаний и вообще, как ты знаешь, случится много печального. Это очень меня пугает, я вижу, как развились и налились твои груди, и в глазах твоих поволока. Минея, Минея, надеюсь, ты себя не испортила?
- Нет, - сердито сказала Минея. - И если я говорю: «Нет» - можешь мне поверить, пусть никто меня не проверяет, как это делали на невольничьем рынке в Вавилоне. Ты вряд ли понимаешь, что только благодаря этому другу я после всех опасностей попала на родину и думала, что друзья мои обрадуются моему возвращению, но ты занят только своими быками и выигрышами. - Она заплакала, и слезы покатились по ее щекам, оставляя черные следы от краски.
Старец очень смутился, огорчился и стал оправдываться:
- Я не сомневаюсь, что ты потрясена своими путешествиями, ведь в чужих странах тебе, наверное, и мыться удавалось не каждый день? Правда? Да и быки в Вавилоне, конечно, не такие, как наши. Но я совсем забыл, что мне уже давно пора быть у Миноса, поэтому я сейчас пойду и даже переодеваться не стану. Там всегда так много народу, что вряд ли кто-нибудь заметит мой наряд. Пейте и ешьте, дорогие друзья, и постарайся успокоиться, Минея, а если появится моя жена, скажите, что я уже ушел к Миносу, не хотел мешать ей развлекаться с гостем. Я, собственно, мог бы спокойно отправиться спать, там вряд ли кто-нибудь заметит мое отсутствие, но, пожалуй, лучше все-таки пойти - заодно можно заглянуть в хлев и осведомиться о состоянии того нового быка, у которого на боку пятно. Это, видишь ли, совсем особенный бык. - И старец рассеянно попрощался с нами, не слыша слов Минеи:
- Мы тоже пойдем с тобой, я хочу увидеться со всеми друзьями и представить им Синухе.
Так мы отправились во дворец Миноса и пошли туда пешком, потому что старец не мог решить - стоит ли брать носилки на такое короткое расстояние. Только во дворце я понял, что Минос - это их царь, и узнал, что всех царей на Крите зовут Миносами, чтобы отличить их от других людей. Но который Минос это по счету - никто не знал, никому не хватало терпения сосчитать их и запомнить, все знали, что в некий день один Минос исчезнет и вместо него появится другой, во всех отношениях такой же, как прежний, и ничто на Крите не изменится.
Дворец имел множество комнат, стены приемного зала были расписаны: в прозрачной воде среди водорослей плавали самые диковинные рыбы. В зале толпились люди, одетые один другого роскошнее и удивительнее, они бродили взад-вперед и разговаривали друг с другом, громко смеялись и пили из небольших чаш охлажденные напитки - вина и фруктовые соки, женщины при этом ревниво разглядывали друг у друга наряды. Минея представила меня многим своим друзьям, которые отнеслись ко мне одинаково любезно и рассеянно, а царь Минос сказал на своем языке несколько милостивых слов и поблагодарил за то, что я сохранил Минею для божества и доставил ее домой, так что при первой же возможности она вступит в чертоги бога, хотя по жребию ее очередь уже давно миновала.
После этих слов я отошел в сторонку и стал разглядывать гостей, чувствуя себя чужим в этом обществе, языка и причин веселья которого я не понимал, пока ко мне не подошла пожилая женщина с высокой, словно башня, прической, украшенной живыми цветами, и с обнаженной грудью, которую, по-моему, лучше было бы прикрыть. Она сказала мне на ломаном египетском языке:
- Мы, кажется, уже встречались, хотя я не помню твоего имени, не ты ли тот египетский жрец, который приезжал посвящать нас, поклонниц Исиды, в ее таинства?
Я отвечал, что не видел ее раньше, потому что иначе обязательно запомнил бы - это была чистая правда, так как, произнося слова, она до смешного напоминала козу, жующую клок сена. Я сказал также, что я не жрец, а врачеватель, и она спросила:
- А быков ты тоже лечишь?
Я оскорбился, хотя причин на это у меня не было, ведь быки на Крите почитаются выше знатных людей, и лечить их или возвращать им резвость - уже само по себе искусство. Но я этого не знал и поэтому ответил:
- Я вылечил нескольких коз и павианов, но быков еще не трогал.
Тогда она игриво ударила меня веером и сказала, что я бесстыдник.
Не знаю, как бы я от нее отделался, если бы Минея меня не выручила.
Она водила меня по дворцу как по собственному дому, переходила из комнаты в комнату, восклицая от восторга при виде знакомых предметов и приветствуя слуг, которые здоровались с ней, будто только вчера ее видели. Минея рассказывала, что любой знатный человек на Крите мог в любой день отправиться в свое поместье или в путешествие, забыв предупредить об этом своих друзей, и никто не волновался по поводу его отсутствия; возвратившись, он присоединялся к другим, словно за это время ничего не случилось. Так им, наверное, легче было мириться и со смертью, ибо если кто-нибудь исчезал, о нем не спрашивали, а просто забывали, если же он не являлся на какую-нибудь заранее условленную встречу или не приходил по приглашению - это тоже никого не удивляло, ведь ему могло прийти в голову что-нибудь другое.
Под конец Минея привела меня в красивую комнату, находившуюся в верхнй части дворца, уже на склоне горы, из ее большого окна открывался вид на прекрасные равнины с оливковыми рощами и на поля за городскими стенами. Она сказала, что это ее комната, все здесь оказалось на месте, точно ее только вчера покинули, хотя наряды и украшения в сундуках уже устарели, так что Минея не могла ими больше воспользоваться.
Только тут я узнал, что она происходит от критских Миносов, хотя я должен был догадаться об этом по ее имени. Для нее ничего не значили ни золото, ни серебро, ни богатые подарки, она с детства привыкла получать все, что хотела. Но еще девочкой ее посвятили богу, и поэтому она была воспитана в постройке для быков и жила там, когда не проводила дни во дворце или в доме своего старого покровителя, а иной раз у какой-нибудь подруги - выбор жилища у критян определялся такими же капризами, как и вся их жизнь.
Мне было любопытно взглянуть на помещение, где содержатся быки, и мы вернулись в зал попрощаться со старым другом Минеи, который очень растерялся, увидев меня, и вежливо спросил, не встречались ли мы раньше - мое лицо показалось ему знакомым. Потом Минея отвела меня к быкам, для которых был выстроен целый город с хлевами, аренами, трибунами, беговыми дорожками, школами и жилищами для жрецов. Мы переходили из хлева в хлев, дыша омерзительным запахом, но Минее не надоедало ласково звать быков по именам, хотя они, с налитыми кровью глазами, выставив рога, пытались ткнуть ее через загородку, громко ревели и рыли песок острыми копытами.
Она встретила здесь знакомых юношей и девушек, обученных танцевать перед быками, но они обычно не питали друг к другу дружеских чувств, ибо завидовали искусству соперников и не хотели делиться с ними своими приемами. Зато жрецы, готовящие быков и воспитывающие танцоров, приняли нас дружелюбно и, узнав, что я врачеватель, спрашивали меня о разных вещах, касающихся пищеварения быков, их кормления и ухода за шкурой, хотя несомненно знали по этой части больше меня. Минея была их любимицей, они сразу выделили ей быка и включили в число участников завтрашних состязаний - она горела от нетерпения показать свое искусство, танцуя перед лучшими животными.
Наконец Минея отвела меня в маленькую постройку, где в одиночестве жил главный жрец критского божества, ибо хотя Минос тоже считался верховным жрецом, торговля и государственные дела отнимали у него так много времени, что он не успевал заниматься быками и ограничивался только заключением пари, как это делали все критяне. Если царя всегда звали Миносом, то главный жрец всегда именовался Минотавром и был почему-то самым уважаемым и самым страшным человеком на Крите, так что люди даже опасались произносить вслух его имя, называя просто хозяином маленького домика. Минея, стараясь скрыть это от меня, тоже побаивалась ходить к нему, я видел это по ее глазам, научившись все в них читать.
Когда Минотавру о нас доложили, он принял нас в полутемной комнате, и, увидев его, я в первую минуту принял его за бога и поверил всем сказкам о Крите, ибо передо мной стояло существо с телом человека и золотой бычьей головой. Но после того как мы ему поклонились, он снял с головы бычью маску и открыл нам свое лицо. Хотя Минотавр вежливо мне улыбался, он не понравился мне - его замкнутое лицо было властным и жестоким, но почему создавалось такое впечатление, я не сумел бы объяснить, ведь это был красивый мужчина с очень смуглой кожей и явными признаками высокородства. Минее не пришлось ничего ему объяснять, он уже все знал о кораблекрушении и ее путешествиях и не задавал никаких лишних вопросов, а поблагодарил меня за дружелюбие и сказал, что в доме для приезжающих меня ожидают богатые подарки, которые, как он думает, мне понравятся.
- Мне не нужны подарки, - сказал я, - знания для меня дороже золота, и поэтому, приумножая их, я побывал во многих странах и наслышан теперь о вавилонских и хеттских богах. Надеюсь узнать также и критского бога, о котором рассказывают много удивительного и который любит невинных девушек и юношей - в противоположность сирийским богам, храмы которых превращены в дома увеселений и которым служат оскопленные жрецы.
- У нас много богов, которым поклоняется народ, - сказал Минотавр. - В порту есть храмы, посвященные богам разных стран, так что ты, если захочешь, можешь принести там жертвы Амону или Ваалу. Но я не стану вводить тебя в заблуждение и подтверждаю, что могущество Крита зависит от его бога, которому люди тайно поклонялись испокон веков. Его знают только посвященные, но никто еще не вернулся от него рассказать, как он выглядит.
- Боги хеттов - это Небо, Праматерь-Земля и оплодотворяющий землю Дождь, - сказал я. - Значит, критское божество - это Море, поскольку могущество и богатство Крита даются морем.
- Может, ты и прав, Синухе, - сказал Минотавр со странной улыбкой. - Но мы поклоняемся живому божеству, отличаясь в этом от материковых народов, которые молятся умершим богам и деревянным изваяниям. Наш бог - отнюдь не изваяние, хотя его и сравнивают с быком, и до тех пор, пока он жив, сохранится власть Крита над морем. Так было определено, и нам это известно, хотя мы очень полагаемся и на наши воинские суда, с которыми не могут сравниться суда других приморских стран.
- Говорят, что ваш бог живет в лабиринтах темного дворца, - сказал я упрямо. - Мне очень хотелось бы увидеть этот лабиринт, о котором я так много слышал, но не могу понять, почему посвященные никогда оттуда не возвращаются, ведь после того, как луна сделает один оборот, они могли вернуться.
- Самая великая честь и удивительное счастье, которые могут выпасть на долю критского юноши или девушки, - вступить в чертоги божества, - сказал Минотавр, повторяя слова, которые произносил уже бессчетное число раз. - Поэтому морские острова наперебой шлют сюда самых красивых девушек и перкраснейших юношей, чтобы они танцевали перед нашими быками и могли участвовать в получении жребия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
У критян есть музыкальные инструменты, которые способны играть даже в отсутствие исполнителей, кроме того, критяне утверждают, что умеют записывать музыку, так что, прочитав эти записи, можно научиться играть то, чего ты даже никогда не слыхал. Вавилонские музыканты тоже говорили, что умеют это делать, и я не хочу оспаривать ни тех ни других, поскольку сам я не музыкант, и инструменты разных народов совсем перемешали мой слух. Но я все-таки понимаю, почему в других странах говорится: «Врет как критянин».
У них нет больших храмов, и они не хотят иметь много богов, предпочитая поклоняться быкам. Зато это они делают с особым воодушевлением и редкий день не приходят полюбоваться быками на выгоне. Я, правда, думаю, что это объясняется не столько почитанием богов, сколько любовью к таким напряженным и волнующим зрелищам, как танцы перед быками.
Нельзя также сказать, чтобы критяне очень почитали своего царя, который похож на них, хотя и живет в гораздо большем дворце, чем его подданные. Они общаются с царем как с равным, шутят с ним, рассказывают ему сказки, являются на его приемы когда вздумается и уходят так же, если им становится скучно или взбредет в голову что-нибудь другое. Они пьют вино, чтобы развеселиться, нравы их очень свободны, но допьяна они никогда не напиваются, поскольку считают это диким, и я ни разу не видел, чтобы на приеме кого-нибудь вырвало с перепоя, как это часто случается в Египте и в других странах. Зато, охваченные взаимным влечением, они веселятся друг с другом, где и как вздумается, независимо от того, кто кому муж или жена. Женщины очень ценят юношей, танцующих перед быками, поэтому многие знатные мужчины упражняются в этом искусстве, не будучи посвященными, причем некоторые достигают такого же мастерства, как посвященные богу юноши, которым не разрешено вступать в связь с женщинами так же, как посвященным девушкам - с мужчинами. Почему это так, о том я не ведаю, ибо, если судить по их нравам, они не должны были бы придавать этому такого большого значения.
Я рассказываю все это для того, чтобы показать, как нередко я бывал озадачен, прежде чем хоть отчасти привык к критским нравам, ведь люди там всегда стремятся придумать что-нибудь новое и удивительное, так что наперед никогда не знаешь, что случится в следующую минуту. Однако я ведь собирался рассказать о Минее, хотя на сердце у меня становится тяжело, когда я о ней рассказываю.
Сойдя с судна, мы остановились в доме для приезжих, небольшом, но самом благоустроенном из всех, какие мне приходилось видеть, даже «Беседка Иштар» в Вавилоне со всем своим пыльным блеском и бестолковыми слугами казалась по сравнению с этим домом просто варварской. Там мы умылись и оделись, Минея велела завить себе волосы и купила новую одежду, чтобы показаться друзьям, но, увидев ее, я растерялся - на голове у нее сидела маленькая шапочка, напоминающая лампу, а на ногах были сапожки с высокими каблуками, на которых трудно ходить. Но я не хотел портить ей настроение и ничего не сказал о ее костюме, а подарил серьги и ожерелье из разноцветных камней, какие, как заверил меня торговец, носят на Крите сегодня, а что будет завтра - этого он сам не знал. Я со смущением смотрел на ее обнаженную грудь, выступающую из серебристой оправы платья, соски она окрасила в красный цвет и, избегая моего взгляда, с угрозой сказала, что ей незачем стыдиться своей груди, которая может поспорить с грудью любой критянки. Разглядев ее основательно, я не стал возражать, ведь она, похоже, была права.
Потом мы наняли носилки и отправились в город. Благодаря легким постройкам и садам он казался другим миром по сравнению с теснотой, шумом, запахом рыбы и суетой торговой гавани. Минея повела меня к знатному старцу, своему хорошему другу, который ее любил и всегда ставил на нее, когда заключалось пари о танцовщицах. Минея часто жила у него и считала его дом своим. Когда мы вошли, он изучал перечень быков, назначенных на завтрашние состязания, и делал в нем пометки, но, увидев Минею, забыл обо всем, очень обрадовался и без стеснения обнял ее со словами:
- Где ты пряталась, почему я так долго тебя не видел, ведь я уже думал, что ты отправилась в священные чертоги? Но я еще не избрал себе новой любимицы, так что твоя комната свободна, если только служанки не забыли навести там порядок или моя жена не распорядилась сломать ее и соорудить в ней аквариум, с тех пор как она стала разводить разных рыб, она не может думать ни о чем другом.
- Хелея стала разводить рыб? - удивилась Минея.
- Это уже не Хелея, - сказал старец немного нервно. - У меня новая жена, сейчас у нее какой-то непосвященный юноша, танцующий перед быками, - пришел посмотреть на рыб, и я думаю, она будет недовольна, если мы им помешаем. Но представь же мне своего друга, чтобы он стал и моим другом, а этот дом стал и его домом.
- Мой друг - Синухе, египтянин, Тот, который одинок, он - врачеватель, - сказала Минея.
- Сомневаюсь, чтобы он надолго остался здесь одиноким, - игриво заметил старец. - Надеюсь, ты не больна, Минея, почему ты путешествуешь с врачевателем? Не огорчай меня, я ведь надеюсь, что ты уже завтра будешь танцевать перед быками и вернешь мне удачу. Мой управляющий, видишь ли, жалуется, что мои доходы не покрывают расходов или расходы не покрывают доходов - что-то в этом роде, я не понимаю его сложных подсчетов, которые он, к моей досаде, вечно мне сует.
- Я совсем не больна, - сказала Минея. - Но мой друг спас меня от многих опасностей, и мы проехали много стран, чтобы я вернулась обратно на родину, ведь я попала в кораблекрушение, когда плыла в Сирию танцевать там перед быками.
- Да что ты? Неужели? - ужаснулся старец. - Но, надеюсь, несмотря на дружбу, ты осталась нетронутой, ведь иначе тебя отстранят от состязаний и вообще, как ты знаешь, случится много печального. Это очень меня пугает, я вижу, как развились и налились твои груди, и в глазах твоих поволока. Минея, Минея, надеюсь, ты себя не испортила?
- Нет, - сердито сказала Минея. - И если я говорю: «Нет» - можешь мне поверить, пусть никто меня не проверяет, как это делали на невольничьем рынке в Вавилоне. Ты вряд ли понимаешь, что только благодаря этому другу я после всех опасностей попала на родину и думала, что друзья мои обрадуются моему возвращению, но ты занят только своими быками и выигрышами. - Она заплакала, и слезы покатились по ее щекам, оставляя черные следы от краски.
Старец очень смутился, огорчился и стал оправдываться:
- Я не сомневаюсь, что ты потрясена своими путешествиями, ведь в чужих странах тебе, наверное, и мыться удавалось не каждый день? Правда? Да и быки в Вавилоне, конечно, не такие, как наши. Но я совсем забыл, что мне уже давно пора быть у Миноса, поэтому я сейчас пойду и даже переодеваться не стану. Там всегда так много народу, что вряд ли кто-нибудь заметит мой наряд. Пейте и ешьте, дорогие друзья, и постарайся успокоиться, Минея, а если появится моя жена, скажите, что я уже ушел к Миносу, не хотел мешать ей развлекаться с гостем. Я, собственно, мог бы спокойно отправиться спать, там вряд ли кто-нибудь заметит мое отсутствие, но, пожалуй, лучше все-таки пойти - заодно можно заглянуть в хлев и осведомиться о состоянии того нового быка, у которого на боку пятно. Это, видишь ли, совсем особенный бык. - И старец рассеянно попрощался с нами, не слыша слов Минеи:
- Мы тоже пойдем с тобой, я хочу увидеться со всеми друзьями и представить им Синухе.
Так мы отправились во дворец Миноса и пошли туда пешком, потому что старец не мог решить - стоит ли брать носилки на такое короткое расстояние. Только во дворце я понял, что Минос - это их царь, и узнал, что всех царей на Крите зовут Миносами, чтобы отличить их от других людей. Но который Минос это по счету - никто не знал, никому не хватало терпения сосчитать их и запомнить, все знали, что в некий день один Минос исчезнет и вместо него появится другой, во всех отношениях такой же, как прежний, и ничто на Крите не изменится.
Дворец имел множество комнат, стены приемного зала были расписаны: в прозрачной воде среди водорослей плавали самые диковинные рыбы. В зале толпились люди, одетые один другого роскошнее и удивительнее, они бродили взад-вперед и разговаривали друг с другом, громко смеялись и пили из небольших чаш охлажденные напитки - вина и фруктовые соки, женщины при этом ревниво разглядывали друг у друга наряды. Минея представила меня многим своим друзьям, которые отнеслись ко мне одинаково любезно и рассеянно, а царь Минос сказал на своем языке несколько милостивых слов и поблагодарил за то, что я сохранил Минею для божества и доставил ее домой, так что при первой же возможности она вступит в чертоги бога, хотя по жребию ее очередь уже давно миновала.
После этих слов я отошел в сторонку и стал разглядывать гостей, чувствуя себя чужим в этом обществе, языка и причин веселья которого я не понимал, пока ко мне не подошла пожилая женщина с высокой, словно башня, прической, украшенной живыми цветами, и с обнаженной грудью, которую, по-моему, лучше было бы прикрыть. Она сказала мне на ломаном египетском языке:
- Мы, кажется, уже встречались, хотя я не помню твоего имени, не ты ли тот египетский жрец, который приезжал посвящать нас, поклонниц Исиды, в ее таинства?
Я отвечал, что не видел ее раньше, потому что иначе обязательно запомнил бы - это была чистая правда, так как, произнося слова, она до смешного напоминала козу, жующую клок сена. Я сказал также, что я не жрец, а врачеватель, и она спросила:
- А быков ты тоже лечишь?
Я оскорбился, хотя причин на это у меня не было, ведь быки на Крите почитаются выше знатных людей, и лечить их или возвращать им резвость - уже само по себе искусство. Но я этого не знал и поэтому ответил:
- Я вылечил нескольких коз и павианов, но быков еще не трогал.
Тогда она игриво ударила меня веером и сказала, что я бесстыдник.
Не знаю, как бы я от нее отделался, если бы Минея меня не выручила.
Она водила меня по дворцу как по собственному дому, переходила из комнаты в комнату, восклицая от восторга при виде знакомых предметов и приветствуя слуг, которые здоровались с ней, будто только вчера ее видели. Минея рассказывала, что любой знатный человек на Крите мог в любой день отправиться в свое поместье или в путешествие, забыв предупредить об этом своих друзей, и никто не волновался по поводу его отсутствия; возвратившись, он присоединялся к другим, словно за это время ничего не случилось. Так им, наверное, легче было мириться и со смертью, ибо если кто-нибудь исчезал, о нем не спрашивали, а просто забывали, если же он не являлся на какую-нибудь заранее условленную встречу или не приходил по приглашению - это тоже никого не удивляло, ведь ему могло прийти в голову что-нибудь другое.
Под конец Минея привела меня в красивую комнату, находившуюся в верхнй части дворца, уже на склоне горы, из ее большого окна открывался вид на прекрасные равнины с оливковыми рощами и на поля за городскими стенами. Она сказала, что это ее комната, все здесь оказалось на месте, точно ее только вчера покинули, хотя наряды и украшения в сундуках уже устарели, так что Минея не могла ими больше воспользоваться.
Только тут я узнал, что она происходит от критских Миносов, хотя я должен был догадаться об этом по ее имени. Для нее ничего не значили ни золото, ни серебро, ни богатые подарки, она с детства привыкла получать все, что хотела. Но еще девочкой ее посвятили богу, и поэтому она была воспитана в постройке для быков и жила там, когда не проводила дни во дворце или в доме своего старого покровителя, а иной раз у какой-нибудь подруги - выбор жилища у критян определялся такими же капризами, как и вся их жизнь.
Мне было любопытно взглянуть на помещение, где содержатся быки, и мы вернулись в зал попрощаться со старым другом Минеи, который очень растерялся, увидев меня, и вежливо спросил, не встречались ли мы раньше - мое лицо показалось ему знакомым. Потом Минея отвела меня к быкам, для которых был выстроен целый город с хлевами, аренами, трибунами, беговыми дорожками, школами и жилищами для жрецов. Мы переходили из хлева в хлев, дыша омерзительным запахом, но Минее не надоедало ласково звать быков по именам, хотя они, с налитыми кровью глазами, выставив рога, пытались ткнуть ее через загородку, громко ревели и рыли песок острыми копытами.
Она встретила здесь знакомых юношей и девушек, обученных танцевать перед быками, но они обычно не питали друг к другу дружеских чувств, ибо завидовали искусству соперников и не хотели делиться с ними своими приемами. Зато жрецы, готовящие быков и воспитывающие танцоров, приняли нас дружелюбно и, узнав, что я врачеватель, спрашивали меня о разных вещах, касающихся пищеварения быков, их кормления и ухода за шкурой, хотя несомненно знали по этой части больше меня. Минея была их любимицей, они сразу выделили ей быка и включили в число участников завтрашних состязаний - она горела от нетерпения показать свое искусство, танцуя перед лучшими животными.
Наконец Минея отвела меня в маленькую постройку, где в одиночестве жил главный жрец критского божества, ибо хотя Минос тоже считался верховным жрецом, торговля и государственные дела отнимали у него так много времени, что он не успевал заниматься быками и ограничивался только заключением пари, как это делали все критяне. Если царя всегда звали Миносом, то главный жрец всегда именовался Минотавром и был почему-то самым уважаемым и самым страшным человеком на Крите, так что люди даже опасались произносить вслух его имя, называя просто хозяином маленького домика. Минея, стараясь скрыть это от меня, тоже побаивалась ходить к нему, я видел это по ее глазам, научившись все в них читать.
Когда Минотавру о нас доложили, он принял нас в полутемной комнате, и, увидев его, я в первую минуту принял его за бога и поверил всем сказкам о Крите, ибо передо мной стояло существо с телом человека и золотой бычьей головой. Но после того как мы ему поклонились, он снял с головы бычью маску и открыл нам свое лицо. Хотя Минотавр вежливо мне улыбался, он не понравился мне - его замкнутое лицо было властным и жестоким, но почему создавалось такое впечатление, я не сумел бы объяснить, ведь это был красивый мужчина с очень смуглой кожей и явными признаками высокородства. Минее не пришлось ничего ему объяснять, он уже все знал о кораблекрушении и ее путешествиях и не задавал никаких лишних вопросов, а поблагодарил меня за дружелюбие и сказал, что в доме для приезжающих меня ожидают богатые подарки, которые, как он думает, мне понравятся.
- Мне не нужны подарки, - сказал я, - знания для меня дороже золота, и поэтому, приумножая их, я побывал во многих странах и наслышан теперь о вавилонских и хеттских богах. Надеюсь узнать также и критского бога, о котором рассказывают много удивительного и который любит невинных девушек и юношей - в противоположность сирийским богам, храмы которых превращены в дома увеселений и которым служат оскопленные жрецы.
- У нас много богов, которым поклоняется народ, - сказал Минотавр. - В порту есть храмы, посвященные богам разных стран, так что ты, если захочешь, можешь принести там жертвы Амону или Ваалу. Но я не стану вводить тебя в заблуждение и подтверждаю, что могущество Крита зависит от его бога, которому люди тайно поклонялись испокон веков. Его знают только посвященные, но никто еще не вернулся от него рассказать, как он выглядит.
- Боги хеттов - это Небо, Праматерь-Земля и оплодотворяющий землю Дождь, - сказал я. - Значит, критское божество - это Море, поскольку могущество и богатство Крита даются морем.
- Может, ты и прав, Синухе, - сказал Минотавр со странной улыбкой. - Но мы поклоняемся живому божеству, отличаясь в этом от материковых народов, которые молятся умершим богам и деревянным изваяниям. Наш бог - отнюдь не изваяние, хотя его и сравнивают с быком, и до тех пор, пока он жив, сохранится власть Крита над морем. Так было определено, и нам это известно, хотя мы очень полагаемся и на наши воинские суда, с которыми не могут сравниться суда других приморских стран.
- Говорят, что ваш бог живет в лабиринтах темного дворца, - сказал я упрямо. - Мне очень хотелось бы увидеть этот лабиринт, о котором я так много слышал, но не могу понять, почему посвященные никогда оттуда не возвращаются, ведь после того, как луна сделает один оборот, они могли вернуться.
- Самая великая честь и удивительное счастье, которые могут выпасть на долю критского юноши или девушки, - вступить в чертоги божества, - сказал Минотавр, повторяя слова, которые произносил уже бессчетное число раз. - Поэтому морские острова наперебой шлют сюда самых красивых девушек и перкраснейших юношей, чтобы они танцевали перед нашими быками и могли участвовать в получении жребия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101