В самом деле, в чем состояло различие между заседаниями в Букинг
емском дворце и совещаниями нового правительства? Оно правило с той же п
рагматичностью, на основании тех же деспотичных и бесчеловечных принци
пов, как это делал ранее любой английский генерал. Они занимались лишь те
м, что поддерживали порядок, который мы так ненавидели. Ирландия для них
была не целью жизни, а лишь способом достижения власти. Но здесь они ната
лкивались на серьезное противоречие: судьба Тома, жертва Тома и всех дру
гих Томов.
Нашей родиной было не географическое понятие, а мечта о будущем. Мы были п
атриотами, но отнюдь не считали, что мужчины и женщины Ирландии превосхо
дят во всем мужчин и женщин Англии. Или что ирландская картошка вкуснее а
нглийской. Вовсе нет. Извращенности английской империи мы противопоста
вляли безграничное великодушие. Вражеские солдаты были лишь человечес
кими пулями, направляемыми самыми темными интересами на Земле. Нами же д
вигала наивысшая идея свободы. Поэтому изгнание англичан виделось нам
и как начало иного, нового мира, в котором было больше равенства и внимани
я к людям. Руководители новой Ирландии, однако, ограничились тем, что зам
енили имена оккупантов на свои собственные. Гнет изменил свою окраску, т
олько и всего. Это было подобно непотребному бреду: англичане еще не зако
нчили вывод оккупационных войск из Ирландии, а новое правительство уже
расстреливало своих бывших товарищей.
Как могло произойти, спрашивал я себя, что после десятилетий, даже веков
борьбы против Англии мы воспользовались первыми глотками свободы для т
ого, чтобы убивать друг друга? Где таится невероятная способность людей
предавать основополагающие жизненные принципы? Я отказался от незначи
тельной должности в новой администрации. Не затем я сражался с могущест
венным аппаратом Британской империи, чтобы заменить его уменьшенной ко
пией. Записаться в ряды новых подпольщиков я тоже не желал. Гражданская в
ойна не может быть целью, это кошмар. Кажется невероятным, но за год, котор
ый прошел с момента вывода английских войск, погибло больше ирландцев, ч
ем за всю войну.
Никому не пришло в голову наслаждаться миром Ц ни новому правительству
, ни старым борцам за свободу. Неожиданно для меня все те, за кого я еще неда
вно, не раздумывая, отдал бы жизнь, стали совершенно чужими людьми. Раньш
е люди прятали оружие, а они скрывались за ним. Самым невыносимым было осо
знание того огромного расстояния, которое отделяло меня от тех, кого я сч
итал близкими мне людьми. Я не мог их ненавидеть. Я просто не мог их понят
ь. Как будто со мной, говорили инопланетяне. Моя родина раньше мне не прина
длежала. Но и теперь, когда она могла стать моей, я чувствовал себя иностр
анцем. Однажды бессонной ночью я вспомнил Тома. Как бы он поступил? Что бы
думал? Продолжил бы борьбу или стал сотрудничать с новым правительством
? Я думал до самого утра, но пришел к единственному заключению: Тома нет, он
мертв.
Я не покинул ряды борцов за общее дело Ц можно сказать, что это общее дел
о покинуло меня. Внутри будто умерло что-то, гораздо большее, чем вера. Я по
терял все значения слова «надежда». В самом деле: история Ирландии всегд
а была историей ее борьбы, справедливейшей борьбы. И если в Ирландии, где в
се было так ясно, эта борьба закончилась крахом, надежды на победу в любых
других обстоятельствах не оставалось. Все говорило о том, что люди Ц раб
ы какой-то скрытой закономерности, которая заставляет все возвращатьс
я на круги своя.
Передо мной возник вопрос: хочу ли я оставаться в этом мире, где постоянно
воспроизводимое насилие делает страдания людей вечными? Я ответил сам с
ебе: я не хочу больше жить ни в какой точке этого мира, а потому решил бежат
ь туда, где нет людей. Сейчас я бежал не от меча правосудия. Я бежал от чего-
то более грозного, гораздо более грозного.
Из Ирландии я перебрался на континент. Я не знал точно, куда ехал, Ц знал т
олько, откуда бежал. Из Франции я перебрался в Бельгию, оттуда Ц в Голлан
дию, туманно представляя себя вечно странствующим по свету, не зная куда
и зачем я еду. Никогда бы не подумал, что мой диплом ТМЛ мог мне пригодитьс
я.
В Амстердаме находился центральный офис международной навигационной
корпорации. В то время они набирали специалистов для работы в самых разн
ых уголках земного шара. Я записался в длиннющий список, но благодаря мое
му диплому, а также отсутствию других кандидатов, ждать пришлось недолго
.
Набором персонала занимался голландец, на красных щеках которого просв
ечивала сеточка лиловатых сосудов. Им требовалось срочно найти человек
а на место метеоролога. Куда надо ехать? Поначалу он уклонялся от ответа.
Постепенно я понял, что мне не нужно доказывать свою пригодность Ц мой с
обеседник прилагал все усилия к тому, чтобы я клюнул и согласился. В конц
е беседы он ткнул в карту своим розовым ногтем с глубокой ровной лункой. М
не подумалось, что ноготь заблудился: я не видел ничего, никакой нарисова
нной суши, никакого, даже самого маленького, пятнышка. Между тем это была с
амая подробная карта Южной Атлантики, какая у них имелась. Я присмотрелс
я получше. Остров находился в точке пересечения координат, поэтому мне н
е сразу удалось разглядеть его: он был так мал, что совершенно не был виде
н за нанесенными тушью линиями широты и долготы.
Ц Много ли сотрудников живет на острове? Ц спросил я.
Ц Вам придется поскучать, Ц ответил собеседник.
Я потребовал только одного: чтобы мое имя не фигурировало ни в каких спис
ках. Он согласился раньше, чем я успел закончить фразу. Увидев мою подпись
под контрактом, он не смог скрыть радости. Он воображал, что ему удалось ме
ня провести.
3
Прочитав письмо, я оставил затею распаковывать ящики. Силы покинули меня
. Я опустился на деревянный табурет, будто пробежал много километров. Чт
о мне было делать? Я подумал, что сейчас неподходящее время для уныния. С г
рустью нельзя справиться, сидя на одном месте, а потому решил действоват
ь энергично. Мне показалось, что неплохо было бы пройти еще раз до другого
конца острова. Даже если мне не удастся помириться со смотрителем маяка,
по крайней мере, я немного проветрюсь и разгоню воспоминания. Возможно, э
тот субъект и не был помешанным, просто в момент нашего прихода на него ч
то-то нашло. Я был готов извинить его. В самом деле, капитан бесцеремонно в
торгся в его жилище и наскочил на него с наглостью крикливого петуха. К то
му же мы застали его спящим. Всякий ответственный смотритель маяка спит
днем, а работает ночью, наблюдая за тем, чтобы не отключился свет. На кораб
ле мы привыкли к постоянному контакту с другими людьми; это было неизбеж
но и иногда переходило границы приличий. Он не привык к такой фамильярно
сти. И, вероятно, изумился, когда перед его глазами возникли незнакомые лю
ди Ц там, на краю света.
Единственной отдушиной острова был лес. Но чем дальше я углублялся в его
заросли, тем больше он казался мне проявлением какой-то замершей жизни,
возникшей случайно, несмелой и нелепой. Кустарники, например, протягива
ли вперед толстые ветки, которые казались очень твердыми. Но когда я сгиб
ал их, отводя от лица, они ломались как морковки. Если наступит зима, мороз
расплющит все эти деревья своим молотом. Лес наводил на мысли о войске, ко
торое расписывается в своем поражении прежде, чем начать битву. На полов
ине пути я немного задержался, увидев большую мраморную плиту, из которо
й выходил бронзовый желоб. Она была покрыта по краям черным мхом, и рядом с
ней лежал огромный валун.
Других возвышений поблизости не было, и за плитой скапливалась вода. Стр
уйка непрерывно стекала по желобу в большое жестяное ведро, переливаясь
через край. Второе ведро, пустое, ждало рядом своей очереди. Я понял, что пе
редо мной был источник, который снабжал маяк водой.
Интересно, каким образом мы выбираем объекты, па которые направляем свой
взгляд? Когда я в первый раз шел по этой тропинке с капитаном, источник ос
тался незамеченным. Мы не обратили на него внимания, потому что искали не
что более важное. Но сейчас я был в одиночестве, в полном одиночестве, и бр
онзовая трубочка, изрыгавшая воду, представляла для меня огромный инте
рес. Я подошел поближе и прямо над ней увидел слова, написанные корявыми
буквами. Надписи гласили:
Батис Кафф проживает тут.
Батис Кафф построил этот источник.
Батис Кафф написал эти слова.
Батис Кафф умеет постоять за себя.
Батис Кафф Ц властелин океанов.
Батис Кафф имеет все, что желает, и желает лишь того, что имеет.
Батис Кафф Ц это Батис Кафф, и Батис Кафф Ц это Батис Кафф.
Dixit et fecit Сказан
о и сделано (лат.).
.
Я ему посочувствовал. Прощайте, надежды на жизнь в мире и согласии. Плита г
оворила мне о расщепленном сознании, которое невозможно было восстанов
ить. Я не придумал для себя никакого более полезного занятия, а потому про
должил свой путь по дорожке, которая вела к маяку. Когда я оказался у подно
жия башни, дверь оказалась заперта.
Ц Эй, эй! Ц прокричал я, подражая капитану. Никто не ответил; до меня доно
сился только шум
волн, которые накатывались на камни у самого берега. Я подумал о надписи н
ад источником. Мне показалось, что этот человек обладал завышенным самом
нением, раз все предложения начинались с его имени. Была ли причиной тому
ничтожность его личности или самовлюбленность Ц эти недостатки доста
точно часто сопутствуют друг другу Ц одно было ясно: он во что бы то ни ст
ало хотел самоутвердиться. Я решил действовать по-другому и несколько р
аз позвал его по имени.
Ц Батис! Батис! Ц прокричал я, сложив руки рупором. Ц Батис, Батис! Эй, Ба
тис! Эй! Откройте, пожалуйста. Я новый метеоролог!
Никакого ответа. На высоте шести или семи метров над дверью был балкон. Я с
мотрел туда в надежде увидеть его фигуру. Этого не случилось, однако мой
пристальный взгляд отметил некоторые интересные детали. Например, я ув
идел, что вокруг балкона были добавлены какие-то колья. Во время прошлого
визита я подумал, что это кое-как сколоченные леса для ремонта. Я ошибалс
я. Сооружение не воспроизводило структуру металлических прутьев, котор
ые соединяли стену маяка и основу балкона. Колья были очень острыми. На са
мом деле эта конструкция закрывала весь балкон, превращая его в подобие
защитного укрепления. Подул ветер, и до меня донесся металлический перез
вон. По земле у самого подножия я заметил веревки, закрепленные на толст
ых штырях. На веревках были подвешены пустые жестянки, во многих местах п
о две рядом. Ветер ударял их друг о друга и о стены; звук напоминал звон кор
овьего ботала. Другие детали также не поддавались объяснению: промежут
ки между камнями кладки были забиты гвоздями, причем шляпки прятались в
щелях, а острия торчали из стены. Повсюду щетинились гвозди и осколки сте
кла, несметное число осколков. Тщедушное солнце заставляло их отбрасыв
ать зеленые и красные отсветы. Чуть выше стекол и гвоздей не было. Начина
я с высоты, на которую мог бы подняться человек, используя лестницу средн
их размеров, щели между камнями были заделаны какой-то самодельной зама
зкой: это придавало маяку сходство с постройками инков, с их гладкими ст
енами. Даже ноготь ребенка не смог бы здесь за что-то зацепиться. Я обошел
маяк: все здание было укреплено этим нелепым способом. Когда я снова подо
шел к двери, то увидел на балконе Батиса. Он целился в меня из двустволки. В
первую минуту я растерялся, но быстро взял себя в руки.
Ц Здравствуйте, Батис. Вы меня помните? Ц сказал я. Ц Я хотел с вами пого
ворить. Ведь мы как-никак соседи. Необычное соседство, вы согласны?
Ц Если подойдете ближе Ц стреляю.
Мой опыт подсказывал мне, что, когда один человек собирается убить друго
го, он ему не угрожает, и что когда один человек угрожает другому, то не соб
ирается его убивать.
Ц Будьте благоразумны, Батис, Ц настаивал я. Ц Скажите что-нибудь бол
ее любезное.
Он не отвечал, продолжая целиться в меня с балкона.
Ц Когда кончается ваш контракт? Ц спросил я, чтобы не молчать. Ц Скоро п
риедет смена?
Ц Я вас убью.
Мне также было ясно, что если человек не хочет говорить, только пытка мож
ет развязать ему язык. А мне не хотелось никого пытать. Я пожал плечами и м
едленно пошел прочь. У кромки леса я оглянулся: Батис по-прежнему стоял н
а балконе, раздвинув ноги и сохраняя стойку альпийского стрелка. Даже ле
вый глаз его был зажмурен.
Остаток дня прошел как обычно. Я закончил уборку в доме. Меня вдруг охвати
ло странное чувство. Я прикусил нижнюю губу до крови, не сознавая, что дел
аю. Потом откупорил бочонок с коньяком, полностью отдавая себе в этом отч
ёт. Наполовину пьяный, наполовину трезвый, наполовину грустный и наполов
ину веселый, я развел огонь в камине. Курил и кидал окурки в огонь. Немало п
оэтов воспели тоску по родине. Я никогда не был ценителем поэзии. Мне каже
тся, что боль Ц это состояние, которое предшествует языку, а потому всяк
ая попытка выразить ее обречена на провал. А кроме того, у меня не было род
ины.
Я питал свои мысли молоком меланхолии, пока не наступила темнота. В этих
краях ночь не предупреждает о своем приходе, она нападает сразу и праздн
ует победу. Внезапный испуг: полутьма моего жилища вдруг осветилась всп
ышкой яркого белого света, который тут же потух. Это маяк. Батис включил ог
ни, и сноп света начал вычерчивать свои круги, каждый раз выхватывая из те
мноты мою комнату. Одно было непонятно. Луч попадал прямо в окна. Это озна
чало, что угол его падения был очень мал, а потому для кораблей в открытом
море никакого проку от него не было. «Какой дикий человек», Ц подумал я. В
озможно, он приехал на остров в поисках одиночества. Но его поведение в э
тих условиях было за пределами нормального. С моей точки зрения, подлинн
ое одиночество Ц это внутреннее состояние, и оно отнюдь не исключает лю
безности по отношению тем, кто волею случая оказался с тобой рядом. Он же,
напротив, относился ко всем людям как к прокаженным. Как бы то ни было, в то
т момент странности Батиса меня мало интересовали.
Я помню, что зажег керосиновую лампу, сел за стол и принялся составлять ра
спорядок дня. До сих пор вижу перед собой эту картину. В глубине Ц камин, я
за письменным столом на противоположном конце помещения. Справа от мен
я входная дверь и моя койка, очень похожая на корабельную. С другой сторон
ы у стены Ц ящики и сундуки, порядок во всем. Вдруг издалека послышались
какие-то тихие шорохи. Это напоминало немного стук козьих копыт, когда с
тадо проходит где-то вдали. Сначала я принял звуки за шум дождя Ц так пад
ают крупные редкие капли. Я встал со своего места и подошел к окну. Дождя
не было. Полная луна рассыпала свои блестки по морской глади. Ее лучи осве
щали ветви, воткнутые в песок пляжа. Их можно было принять за застывшие к
онечности людей, а вся композиция наводила на мысли об окаменевшем лесе.
Но дождя не было. Я не придал этому никакого значения и снова сел за стол. И
тут я увидел это. Это. Помню, мне подумалось, что помутившийся рассудок игр
ает со мной злую шутку.
В нижней части двери был сделан лаз для кошки. Круглое отверстие прикрыв
ала подъемная дверца. Через нее в комнату медленно просовывалась рука. Д
о самого плеча, длиннющая, не прикрытая никакой одеждой. Она двигалась су
дорожно, точно пыталась нащупать что-то. Может быть, затвор двери? Она не б
ыла похожа на руку человека. Несмотря на тусклый свет керосиновой лампы
и огня в очаге, я смог разглядеть, что локоть образовывали три косточки, бо
лее мелкие и заостренные, чем наши. Ни грамма жира, одни мышцы, акулья кожа
. Но ужасней всего была кисть этой руки. Пальцы соединяла перепонка, кото
рая доходила почти до ногтей.
Первое оцепенение сменилось волной паники. Я завопил от ужаса и вскочил
со стула. На мой крик откликнулся хор голосов. Они слышались со всех стор
он. Какие-то существа окружали дом и кричали странными голосами, в которы
х смешивались рев бегемота и смех гиены. Я испытывал страх, который мне са
мому казался невероятным. Сам не понимая, что делаю, я посмотрел в другое о
кно.
Я не столько видел их, сколько чувствовал. Пришельцы были на ладонь выше
меня и гораздо худее. Они бегали вокруг моего дома грациозно, как газели.
Полная луна четко очерчивала их профили. Как только мне удавалось разгл
ядеть их, они исчезали из поля зрения, ограниченного узким окном. Один из
них вдруг замирал, оглядывался вокруг с проворством колибри и, взвизгив
ая, убегал, затем возвращался с парой таких же существ, потом они вместе б
ежали в противоположном направлении, непонятно зачем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
емском дворце и совещаниями нового правительства? Оно правило с той же п
рагматичностью, на основании тех же деспотичных и бесчеловечных принци
пов, как это делал ранее любой английский генерал. Они занимались лишь те
м, что поддерживали порядок, который мы так ненавидели. Ирландия для них
была не целью жизни, а лишь способом достижения власти. Но здесь они ната
лкивались на серьезное противоречие: судьба Тома, жертва Тома и всех дру
гих Томов.
Нашей родиной было не географическое понятие, а мечта о будущем. Мы были п
атриотами, но отнюдь не считали, что мужчины и женщины Ирландии превосхо
дят во всем мужчин и женщин Англии. Или что ирландская картошка вкуснее а
нглийской. Вовсе нет. Извращенности английской империи мы противопоста
вляли безграничное великодушие. Вражеские солдаты были лишь человечес
кими пулями, направляемыми самыми темными интересами на Земле. Нами же д
вигала наивысшая идея свободы. Поэтому изгнание англичан виделось нам
и как начало иного, нового мира, в котором было больше равенства и внимани
я к людям. Руководители новой Ирландии, однако, ограничились тем, что зам
енили имена оккупантов на свои собственные. Гнет изменил свою окраску, т
олько и всего. Это было подобно непотребному бреду: англичане еще не зако
нчили вывод оккупационных войск из Ирландии, а новое правительство уже
расстреливало своих бывших товарищей.
Как могло произойти, спрашивал я себя, что после десятилетий, даже веков
борьбы против Англии мы воспользовались первыми глотками свободы для т
ого, чтобы убивать друг друга? Где таится невероятная способность людей
предавать основополагающие жизненные принципы? Я отказался от незначи
тельной должности в новой администрации. Не затем я сражался с могущест
венным аппаратом Британской империи, чтобы заменить его уменьшенной ко
пией. Записаться в ряды новых подпольщиков я тоже не желал. Гражданская в
ойна не может быть целью, это кошмар. Кажется невероятным, но за год, котор
ый прошел с момента вывода английских войск, погибло больше ирландцев, ч
ем за всю войну.
Никому не пришло в голову наслаждаться миром Ц ни новому правительству
, ни старым борцам за свободу. Неожиданно для меня все те, за кого я еще неда
вно, не раздумывая, отдал бы жизнь, стали совершенно чужими людьми. Раньш
е люди прятали оружие, а они скрывались за ним. Самым невыносимым было осо
знание того огромного расстояния, которое отделяло меня от тех, кого я сч
итал близкими мне людьми. Я не мог их ненавидеть. Я просто не мог их понят
ь. Как будто со мной, говорили инопланетяне. Моя родина раньше мне не прина
длежала. Но и теперь, когда она могла стать моей, я чувствовал себя иностр
анцем. Однажды бессонной ночью я вспомнил Тома. Как бы он поступил? Что бы
думал? Продолжил бы борьбу или стал сотрудничать с новым правительством
? Я думал до самого утра, но пришел к единственному заключению: Тома нет, он
мертв.
Я не покинул ряды борцов за общее дело Ц можно сказать, что это общее дел
о покинуло меня. Внутри будто умерло что-то, гораздо большее, чем вера. Я по
терял все значения слова «надежда». В самом деле: история Ирландии всегд
а была историей ее борьбы, справедливейшей борьбы. И если в Ирландии, где в
се было так ясно, эта борьба закончилась крахом, надежды на победу в любых
других обстоятельствах не оставалось. Все говорило о том, что люди Ц раб
ы какой-то скрытой закономерности, которая заставляет все возвращатьс
я на круги своя.
Передо мной возник вопрос: хочу ли я оставаться в этом мире, где постоянно
воспроизводимое насилие делает страдания людей вечными? Я ответил сам с
ебе: я не хочу больше жить ни в какой точке этого мира, а потому решил бежат
ь туда, где нет людей. Сейчас я бежал не от меча правосудия. Я бежал от чего-
то более грозного, гораздо более грозного.
Из Ирландии я перебрался на континент. Я не знал точно, куда ехал, Ц знал т
олько, откуда бежал. Из Франции я перебрался в Бельгию, оттуда Ц в Голлан
дию, туманно представляя себя вечно странствующим по свету, не зная куда
и зачем я еду. Никогда бы не подумал, что мой диплом ТМЛ мог мне пригодитьс
я.
В Амстердаме находился центральный офис международной навигационной
корпорации. В то время они набирали специалистов для работы в самых разн
ых уголках земного шара. Я записался в длиннющий список, но благодаря мое
му диплому, а также отсутствию других кандидатов, ждать пришлось недолго
.
Набором персонала занимался голландец, на красных щеках которого просв
ечивала сеточка лиловатых сосудов. Им требовалось срочно найти человек
а на место метеоролога. Куда надо ехать? Поначалу он уклонялся от ответа.
Постепенно я понял, что мне не нужно доказывать свою пригодность Ц мой с
обеседник прилагал все усилия к тому, чтобы я клюнул и согласился. В конц
е беседы он ткнул в карту своим розовым ногтем с глубокой ровной лункой. М
не подумалось, что ноготь заблудился: я не видел ничего, никакой нарисова
нной суши, никакого, даже самого маленького, пятнышка. Между тем это была с
амая подробная карта Южной Атлантики, какая у них имелась. Я присмотрелс
я получше. Остров находился в точке пересечения координат, поэтому мне н
е сразу удалось разглядеть его: он был так мал, что совершенно не был виде
н за нанесенными тушью линиями широты и долготы.
Ц Много ли сотрудников живет на острове? Ц спросил я.
Ц Вам придется поскучать, Ц ответил собеседник.
Я потребовал только одного: чтобы мое имя не фигурировало ни в каких спис
ках. Он согласился раньше, чем я успел закончить фразу. Увидев мою подпись
под контрактом, он не смог скрыть радости. Он воображал, что ему удалось ме
ня провести.
3
Прочитав письмо, я оставил затею распаковывать ящики. Силы покинули меня
. Я опустился на деревянный табурет, будто пробежал много километров. Чт
о мне было делать? Я подумал, что сейчас неподходящее время для уныния. С г
рустью нельзя справиться, сидя на одном месте, а потому решил действоват
ь энергично. Мне показалось, что неплохо было бы пройти еще раз до другого
конца острова. Даже если мне не удастся помириться со смотрителем маяка,
по крайней мере, я немного проветрюсь и разгоню воспоминания. Возможно, э
тот субъект и не был помешанным, просто в момент нашего прихода на него ч
то-то нашло. Я был готов извинить его. В самом деле, капитан бесцеремонно в
торгся в его жилище и наскочил на него с наглостью крикливого петуха. К то
му же мы застали его спящим. Всякий ответственный смотритель маяка спит
днем, а работает ночью, наблюдая за тем, чтобы не отключился свет. На кораб
ле мы привыкли к постоянному контакту с другими людьми; это было неизбеж
но и иногда переходило границы приличий. Он не привык к такой фамильярно
сти. И, вероятно, изумился, когда перед его глазами возникли незнакомые лю
ди Ц там, на краю света.
Единственной отдушиной острова был лес. Но чем дальше я углублялся в его
заросли, тем больше он казался мне проявлением какой-то замершей жизни,
возникшей случайно, несмелой и нелепой. Кустарники, например, протягива
ли вперед толстые ветки, которые казались очень твердыми. Но когда я сгиб
ал их, отводя от лица, они ломались как морковки. Если наступит зима, мороз
расплющит все эти деревья своим молотом. Лес наводил на мысли о войске, ко
торое расписывается в своем поражении прежде, чем начать битву. На полов
ине пути я немного задержался, увидев большую мраморную плиту, из которо
й выходил бронзовый желоб. Она была покрыта по краям черным мхом, и рядом с
ней лежал огромный валун.
Других возвышений поблизости не было, и за плитой скапливалась вода. Стр
уйка непрерывно стекала по желобу в большое жестяное ведро, переливаясь
через край. Второе ведро, пустое, ждало рядом своей очереди. Я понял, что пе
редо мной был источник, который снабжал маяк водой.
Интересно, каким образом мы выбираем объекты, па которые направляем свой
взгляд? Когда я в первый раз шел по этой тропинке с капитаном, источник ос
тался незамеченным. Мы не обратили на него внимания, потому что искали не
что более важное. Но сейчас я был в одиночестве, в полном одиночестве, и бр
онзовая трубочка, изрыгавшая воду, представляла для меня огромный инте
рес. Я подошел поближе и прямо над ней увидел слова, написанные корявыми
буквами. Надписи гласили:
Батис Кафф проживает тут.
Батис Кафф построил этот источник.
Батис Кафф написал эти слова.
Батис Кафф умеет постоять за себя.
Батис Кафф Ц властелин океанов.
Батис Кафф имеет все, что желает, и желает лишь того, что имеет.
Батис Кафф Ц это Батис Кафф, и Батис Кафф Ц это Батис Кафф.
Dixit et fecit Сказан
о и сделано (лат.).
.
Я ему посочувствовал. Прощайте, надежды на жизнь в мире и согласии. Плита г
оворила мне о расщепленном сознании, которое невозможно было восстанов
ить. Я не придумал для себя никакого более полезного занятия, а потому про
должил свой путь по дорожке, которая вела к маяку. Когда я оказался у подно
жия башни, дверь оказалась заперта.
Ц Эй, эй! Ц прокричал я, подражая капитану. Никто не ответил; до меня доно
сился только шум
волн, которые накатывались на камни у самого берега. Я подумал о надписи н
ад источником. Мне показалось, что этот человек обладал завышенным самом
нением, раз все предложения начинались с его имени. Была ли причиной тому
ничтожность его личности или самовлюбленность Ц эти недостатки доста
точно часто сопутствуют друг другу Ц одно было ясно: он во что бы то ни ст
ало хотел самоутвердиться. Я решил действовать по-другому и несколько р
аз позвал его по имени.
Ц Батис! Батис! Ц прокричал я, сложив руки рупором. Ц Батис, Батис! Эй, Ба
тис! Эй! Откройте, пожалуйста. Я новый метеоролог!
Никакого ответа. На высоте шести или семи метров над дверью был балкон. Я с
мотрел туда в надежде увидеть его фигуру. Этого не случилось, однако мой
пристальный взгляд отметил некоторые интересные детали. Например, я ув
идел, что вокруг балкона были добавлены какие-то колья. Во время прошлого
визита я подумал, что это кое-как сколоченные леса для ремонта. Я ошибалс
я. Сооружение не воспроизводило структуру металлических прутьев, котор
ые соединяли стену маяка и основу балкона. Колья были очень острыми. На са
мом деле эта конструкция закрывала весь балкон, превращая его в подобие
защитного укрепления. Подул ветер, и до меня донесся металлический перез
вон. По земле у самого подножия я заметил веревки, закрепленные на толст
ых штырях. На веревках были подвешены пустые жестянки, во многих местах п
о две рядом. Ветер ударял их друг о друга и о стены; звук напоминал звон кор
овьего ботала. Другие детали также не поддавались объяснению: промежут
ки между камнями кладки были забиты гвоздями, причем шляпки прятались в
щелях, а острия торчали из стены. Повсюду щетинились гвозди и осколки сте
кла, несметное число осколков. Тщедушное солнце заставляло их отбрасыв
ать зеленые и красные отсветы. Чуть выше стекол и гвоздей не было. Начина
я с высоты, на которую мог бы подняться человек, используя лестницу средн
их размеров, щели между камнями были заделаны какой-то самодельной зама
зкой: это придавало маяку сходство с постройками инков, с их гладкими ст
енами. Даже ноготь ребенка не смог бы здесь за что-то зацепиться. Я обошел
маяк: все здание было укреплено этим нелепым способом. Когда я снова подо
шел к двери, то увидел на балконе Батиса. Он целился в меня из двустволки. В
первую минуту я растерялся, но быстро взял себя в руки.
Ц Здравствуйте, Батис. Вы меня помните? Ц сказал я. Ц Я хотел с вами пого
ворить. Ведь мы как-никак соседи. Необычное соседство, вы согласны?
Ц Если подойдете ближе Ц стреляю.
Мой опыт подсказывал мне, что, когда один человек собирается убить друго
го, он ему не угрожает, и что когда один человек угрожает другому, то не соб
ирается его убивать.
Ц Будьте благоразумны, Батис, Ц настаивал я. Ц Скажите что-нибудь бол
ее любезное.
Он не отвечал, продолжая целиться в меня с балкона.
Ц Когда кончается ваш контракт? Ц спросил я, чтобы не молчать. Ц Скоро п
риедет смена?
Ц Я вас убью.
Мне также было ясно, что если человек не хочет говорить, только пытка мож
ет развязать ему язык. А мне не хотелось никого пытать. Я пожал плечами и м
едленно пошел прочь. У кромки леса я оглянулся: Батис по-прежнему стоял н
а балконе, раздвинув ноги и сохраняя стойку альпийского стрелка. Даже ле
вый глаз его был зажмурен.
Остаток дня прошел как обычно. Я закончил уборку в доме. Меня вдруг охвати
ло странное чувство. Я прикусил нижнюю губу до крови, не сознавая, что дел
аю. Потом откупорил бочонок с коньяком, полностью отдавая себе в этом отч
ёт. Наполовину пьяный, наполовину трезвый, наполовину грустный и наполов
ину веселый, я развел огонь в камине. Курил и кидал окурки в огонь. Немало п
оэтов воспели тоску по родине. Я никогда не был ценителем поэзии. Мне каже
тся, что боль Ц это состояние, которое предшествует языку, а потому всяк
ая попытка выразить ее обречена на провал. А кроме того, у меня не было род
ины.
Я питал свои мысли молоком меланхолии, пока не наступила темнота. В этих
краях ночь не предупреждает о своем приходе, она нападает сразу и праздн
ует победу. Внезапный испуг: полутьма моего жилища вдруг осветилась всп
ышкой яркого белого света, который тут же потух. Это маяк. Батис включил ог
ни, и сноп света начал вычерчивать свои круги, каждый раз выхватывая из те
мноты мою комнату. Одно было непонятно. Луч попадал прямо в окна. Это озна
чало, что угол его падения был очень мал, а потому для кораблей в открытом
море никакого проку от него не было. «Какой дикий человек», Ц подумал я. В
озможно, он приехал на остров в поисках одиночества. Но его поведение в э
тих условиях было за пределами нормального. С моей точки зрения, подлинн
ое одиночество Ц это внутреннее состояние, и оно отнюдь не исключает лю
безности по отношению тем, кто волею случая оказался с тобой рядом. Он же,
напротив, относился ко всем людям как к прокаженным. Как бы то ни было, в то
т момент странности Батиса меня мало интересовали.
Я помню, что зажег керосиновую лампу, сел за стол и принялся составлять ра
спорядок дня. До сих пор вижу перед собой эту картину. В глубине Ц камин, я
за письменным столом на противоположном конце помещения. Справа от мен
я входная дверь и моя койка, очень похожая на корабельную. С другой сторон
ы у стены Ц ящики и сундуки, порядок во всем. Вдруг издалека послышались
какие-то тихие шорохи. Это напоминало немного стук козьих копыт, когда с
тадо проходит где-то вдали. Сначала я принял звуки за шум дождя Ц так пад
ают крупные редкие капли. Я встал со своего места и подошел к окну. Дождя
не было. Полная луна рассыпала свои блестки по морской глади. Ее лучи осве
щали ветви, воткнутые в песок пляжа. Их можно было принять за застывшие к
онечности людей, а вся композиция наводила на мысли об окаменевшем лесе.
Но дождя не было. Я не придал этому никакого значения и снова сел за стол. И
тут я увидел это. Это. Помню, мне подумалось, что помутившийся рассудок игр
ает со мной злую шутку.
В нижней части двери был сделан лаз для кошки. Круглое отверстие прикрыв
ала подъемная дверца. Через нее в комнату медленно просовывалась рука. Д
о самого плеча, длиннющая, не прикрытая никакой одеждой. Она двигалась су
дорожно, точно пыталась нащупать что-то. Может быть, затвор двери? Она не б
ыла похожа на руку человека. Несмотря на тусклый свет керосиновой лампы
и огня в очаге, я смог разглядеть, что локоть образовывали три косточки, бо
лее мелкие и заостренные, чем наши. Ни грамма жира, одни мышцы, акулья кожа
. Но ужасней всего была кисть этой руки. Пальцы соединяла перепонка, кото
рая доходила почти до ногтей.
Первое оцепенение сменилось волной паники. Я завопил от ужаса и вскочил
со стула. На мой крик откликнулся хор голосов. Они слышались со всех стор
он. Какие-то существа окружали дом и кричали странными голосами, в которы
х смешивались рев бегемота и смех гиены. Я испытывал страх, который мне са
мому казался невероятным. Сам не понимая, что делаю, я посмотрел в другое о
кно.
Я не столько видел их, сколько чувствовал. Пришельцы были на ладонь выше
меня и гораздо худее. Они бегали вокруг моего дома грациозно, как газели.
Полная луна четко очерчивала их профили. Как только мне удавалось разгл
ядеть их, они исчезали из поля зрения, ограниченного узким окном. Один из
них вдруг замирал, оглядывался вокруг с проворством колибри и, взвизгив
ая, убегал, затем возвращался с парой таких же существ, потом они вместе б
ежали в противоположном направлении, непонятно зачем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23