во время нашего спора о
н высказал предложение сдать наше оружие омохитхам. Как раз это я и сдела
л. Естественно, приняв меры предосторожности. У нас уже давно кончились п
атроны для старого ружья Батиса, а потому оно нам было совершенно не нужн
о. Кафф вряд ли бы о нем вспомнил.
Я пошел на тот самый берег, на который высадился когда-то на остров. По мои
м наблюдениям, омохитхи часто появлялись здесь. Я с силой воткнул прикла
д ружья в песок и выложил вокруг него кольцо крупной гальки, желая таким
примитивным способом подчеркнуть свои намерения. Возможно, они поймут э
тот знак. В любом случае, терять нам было нечего.

Медленно протянулись еще три дня, и ради справедливости следует отмети
ть, что Батис не пытался встать между мною и Анерис. Мне кажется, он действ
овал так намеренно. Кафф всегда избегал решения важных задач. Совершенно
естественно, наблюдая за нашими отношениями, он кое о чем догадывался. Но
это были очень туманные подозрения, гораздо менее четкие, чем можно было
ожидать в подобных обстоятельствах.
Люди, чья жизнь проходит на море, обычно грубоваты и столь же практичны. И
з опыта нашего совместного проживания, а также из-за того простого обсто
ятельства, что мне довелось прочитать больше книг, чем ему, он решил, что р
ядом с ним оказался сбившийся с пути библиотекарь. Совершенно очевидно,
единственная разница между нами заключалась в том, что в жизни мне встре
тился такой удивительный человек, как мой наставник. Однако Батис раздел
ял распространенное мнение о том, что книги являются неким противоядием
от искушений плоти, а потому был убежден, что наши желания не имеют ничего
общего.
Вероятно, более всего его смущал тот факт, что я не оспаривал его прав на о
бладание Анерис. Если бы мне пришло в голову сделать это, нам бы пришлось н
ачать настоящее пиратское сражение, и вот тогда его натура оказалась бы
на привычной для него территории. Но я никогда бы не стал оспаривать у нег
о право на вагину. Я хотел, чтобы он понял нечто большее и гораздо более ва
жное: наши враги не были животными. Человек более сообразительный непрем
енно бы осознал, что эта мысль опасна для его интересов, так как неизбежно
сближала меня с Анерис. Но он этого не понимал. Примитивные мозги Батиса
Каффа воспринимали очевидность происходящего, но вместо просветления
это вызывало у него полный ступор сознания. Отвергая идею в целом, этот ч
еловек был не способен осмыслить ту ее часть, которая непосредственно за
трагивала его жизнь. Вместо ответа он поворачивался спиной и делал вид, ч
то проблемы не существует.
Дело было в том, что теперь Кафф находился в двойном кольце осады: снаруж
и маяка и внутри него. И не то чтобы Батис, Батис Кафф, был не способен понят
ь происходящее. Просто у него не было ни желания, ни возможности взгляну
ть на нашу жизнь по-иному. Он по-своему приспособился к обитанию на остро
ве. Кафф обладал примитивными моральными устоями и не был убийцей. Или не
хотел им быть. На протяжении этих дней Батис чаще обычного повторял свою
историю об итальянце, которого сочли содомитом, или наоборот. И это был не
простой анекдот, а обрывок прошлого, о котором я ничего не знал, несчастны
й случай, непредумышленное убийство, его более или менее осознанные дейс
твия, которые превратили его в парию общества.
Возможно, именно так, скрываясь от правосудия, он попал на остров. Это мен
я не волновало. В конце концов, решать вопрос о том, был ли Батис хорошим ил
и дурным человеком, я не собирался. На маяк попадали лишь те, кому приходи
лось от чего-нибудь скрываться, Ц мой собственный опыт подтверждал это.
Оказавшись здесь, Кафф был вынужден найти в этом безумии какой-то смысл и
предпочел взять за точку отсчета ночи, а не дни. Он представил противника
зверем, увидев в нем только чудовище, не смог понять существовавшего кон
фликта и встал на путь варварства. Парадокс состоял в том, что его точка зр
ения сохранялась, несмотря на всю ее ущербность. Борьба за жизнь заставл
яла забыть обо всем. Ужасная опасность вынуждала нас подождать с обсужд
ением идей, которые казались Каффу абсурдными. Как только железная логик
а Батиса укрепилась, каждый новый штурм лишь делал ее несокрушимее. Стра
х, внушаемый омохитхами, был его надежным союзником. Чем ближе они подсту
пали к маяку, тем больше возникало аргументов в его пользу. Чем яростнее
оказывались атаки, тем меньше сил оставалось на рассуждения о противни
ках.
Однако я не обязан был следовать за ним. В сущности, это являлось единств
енным проявлением свободы моей личности, которое было доступно мне там,
на маяке. И если бы обстоятельства доказали, что наши противники не были
простыми хищниками, порядок жизни, установленный Батисом, взорвался бы с
силой, значительно большей, чем та, которую скрывают все арсеналы Европы
. Это стало ясно немного позднее. А в те дни я видел перед собой только Бати
са Каффа, который был не в состоянии рассуждать здраво. Ну кому могло прий
ти в голову отказываться изменить свою точку зрения, когда от нашего взг
ляда на противника зависели наша жизнь и будущее?

13

Это был самый заурядный день, просто еще один день на маяке. Утро наполнил
о наши сердца предчувствиями. ТемноЦ серые пузатые облака ползли по не
бу. Каждое из них словно не желало дотрагиваться до своих собратьев, и они
образовывали на небе странную мозаику Ц небосклон от этого казался еще
необъятнее. За облаками виднелся розоватый тюль рассветного неба, подсв
еченный матовым солнцем. Невидимые руки унесли двуствольное ружье с пл
яжа. Я провел большую часть утра в размышлениях о том, что бы это могло озн
ачать. Но ни к какому выводу так и не пришел. Что это было: акт доброй воли ил
и выражение враждебных намерений?
Мне показалось, что на протяжении следующих ночей активность омохитхов
снизилась. Мы их не видели, хотя ощущали их присутствие и слышали, как они
шептались между собой. Но когда мы зажигали прожекторы, они уходили от б
орьбы. Самым ярким доказательством изменения в их поведении было то, что
Батис за это время не выстрелил ни разу.
Существовала ли какая-нибудь связь между спадом их агрессивности и исче
знувшим ружьем? Был ли этот факт реальностью или лишь отражением желания
, подталкиваемого надеждой? Настроение мое упало: проведи я в этих размы
шлениях хоть тысячу лет, мне никогда не удастся прийти к окончательному
выводу. У меня не было уверенности ни в чем.
Погруженный в свои мысли, я пошел прогуляться к источнику, покуривая сиг
арету. Там я встретил Батиса, который был занят своими бесполезными и сме
хотворными делами. Он работал, чтобы не думать, как обычно, и это мешало ем
у понять, что подобные жалкие действия были нелепы. Выглядел Кафф ужасно.
Казалось, он провел ночь, не раздеваясь. Я угостил его сигаретой, чтобы уст
ановить некое подобие нормальных человеческих отношений. Однако настр
оение у меня было паршивое. Батис открыл рот, и мне захотелось заорать на
него, обвиняя в полной абсурдности действий.
Ц Мне пришла в голову неплохая мысль, Ц сказал он тихо, осознавая, что ег
о предложение невыполнимо. Ц На корабле осталось еще много динамита. Ес
ли мы убьем еще тысячу чудовищ, с проблемой будет покончено.
Кафф занимал оборонительную позицию; по-своему, он шел мне на уступки. Но
мне было не до вежливости. Я всегда проявлял по отношению к нему терпение,
приспосабливаясь к его ограниченности, и с пониманием относился к недо
статкам; несмотря на отдельные выпады с моей стороны, я всегда пытался пр
ийти к договоренности, которая бы устраивала обоих. Предложение Батиса
было абсолютно прозрачно и столь же смехотворно. Какое идиотское упрям
ство! Мы были двумя утопающими, а он в качестве решения проблемы предлага
л выпить всю воду из моря. Это бесило меня как никогда; он принадлежал к те
м людям, которые способны улучшить добрые начинания, но ухудшают дурные.
Продолжая, убивать омохитхов, он уничтожил бы последнюю надежду на диал
ог, если таковая еще существовала, и увековечил бы насилие. Несмотря на м
изерные шансы найти общий язык с противником, она казалась куда более пр
ивлекательной, чем преступная и бесполезная борьба. Почему я должен был
участвовать в войне, которую изобрел для себя Кафф? Я не собирался больше
убивать омохитхов и поступал так исключительно в порядке законной само
защиты.
Ц Откуда в вас столько ослиного упрямства? Раскройте глаза, Кафф! Мы воо
бражали, что это осажденные Сиракузы, а себя, с нашими винтовками и динами
том, считали Архимедами двадцатого века. Но все указывает на то, что они ср
ажаются за свою землю и другой у них
нет. Кто может осудить их за это?
Ц Вы что, белены объелись? Ц ответил он мне, сжимая кулаки. Ц Вы еще не по
няли, что это Богом забытое место? Вам хочется видеть огни соборов там, гд
е земля покрыта пеплом. Это самообман, Камерад! Вы еще живы только благод
аря тому, что я открыл вам двери маяка!
Если мы их не уничтожим, они уничтожат нас. Это так. Нам нужно спуститься н
а затонувший корабль! Я помог вам тогда. А вы теперь отказываете мне в помо
щи?
Наш разговор превратился в спор фанатичных византийцев. В нем отражали
сь мое отчаяние, его упрямство и страшное одиночество, в котором мы жили н
а маяке. Нас может спасти только разум, считал я; на пути насилия мы уже заш
ли в тупик. Вместе мы сильны, не стоит разделяться Ц к этому сводились ег
о аргументы. Однако на этот раз мне не хотелось идти у него на поводу, я про
сто не мог сдаться. Батис надеялся на свою силу аргонавта, я же противопос
тавлял ему ловкость фехтовальщика. Когда он в очередной раз повторил сво
и доводы, я закричал:
Ц Это я пытаюсь вам помочь! И смогу это сделать, если только вы перестане
те упираться, как осел!
Тут Кафф начал хохотать, как сумасшедший. Он забыл о ведрах, которые приш
ел наполнить, посмотрел мне в глаза и засмеялся еще громче.
Ц Я осел, конечно, осел, Ц говорил он кому-то невидимому. Батис хохотал и
повторял: Лягушаны Ц почтенные господа, а я осел!
Кафф смеялся, глядя в небо, и при этом ходил по кругу, как игрушечный паров
озик. Он был возмущен до крайности или совсем рехнулся; а может быть, и то и
другое вместе. Я услышал, что он бормочет себе под нос историю об итальянц
е, которого ошибочно сочли содомитом, и зажал уши обеими руками:
Ц Замолчите же вы наконец, Кафф! Заткнитесь! Забудьте о своих итальянца
х и содомитах! Кого волнуют ваши занудные истории? Рано или поздно нам при
дется понять, что единственный разумный шаг Ц договориться с ними, закл
ючить мир, черт возьми!
Неожиданно Батис притворился, что не слышит меня, как будто я исчез, а он о
стался у источника один. Это ребяческое поведение возмутило меня.
Ц Очень возможно, что в их головах мозгов побольше, чем в вашей! Ц сказа
л я, тыча пальцем себе в лоб. Ц И, вероятно, единственные звери на этом остр
ове Ц это мы с вами! Мы, с нашими ружьями и винтовками, патронами и взрывча
ткой! Убивать куда проще, чем договориться с противником!
Ц Я не убийца! Ц прервал он меня. Ц Я не убийца.
И, каким бы противоречивым это ни показалось, бросил на меня такой уничто
жающий взгляд, какого я еще не разу не видел.
Потом взял в каждую руку по ведру и ушел. В эту минуту я понял, что Батис ко
гда-то убил человека и терзался из-за этого. Я предполагаю, что не выслуша
ть его признания было огромной ошибкой. Правда, он прятал свою душу под та
кой слоновой кожей, что понять его было нелегко.
Я продолжил свою прогулку. Пошел дождь. Его капли пачкали белизну снега и
растапливали ледяную корку на стволах деревьев. Сосульки, свисавшие с в
еток, надламывались с сухим щелчком и падали на землю. На дорожке появили
сь лужи, и мне приходилось через них перепрыгивать. Сначала дождь мне не м
ешал. Капли просачивались через шерстяной капюшон, и я его снял. Но вскор
е дождь усилился настолько, что потушил огонек моей сигареты. В этот моме
нт я был гораздо ближе к дому метеоролога, чем к маяку, и решил укрыться та
м. Жалкая лачуга показалась мне дворцом для нищих. Тучи застилали все неб
о. Я нашел огарок свечи и зажег его. Пламя дрожало, заставляя тени плясать
на потолке.
Я курил, ни о чем не думая, когда появилась Анерис. По всему было видно, что Б
атис избил ее. Я усадил ее на кровать рядом с собой и спросил, не рассчитыв
ая на ответ:
Ц За что он тебя так?
В эту минуту я готов был убить его. Мне начинала открываться одна истина:
величие любви, которую мы чувствуем к одному существу, может явиться нам
через величие ненависти, которую мы испытываем к другому. Анерис промокл
а до нитки, но это лишь подчеркивало ее красоту, несмотря на следы побоев.
Она сняла с себя одежду.
Грань между животной и человеческой сутью никак не влияла на то наслажде
ние, которое она мне доставляла. Мы так долго и страстно отдавались друг
другу, что в глазах у меня поплыли желтые круги. Наступил момент, когда я п
ерестал ощущать, где заканчивается мое тело и начинается ее; где граница
дома или всего острова. Потом я лежал, вытянувшись на кровати, и чувствов
ал ее холодное дыхание на своей шее. Я выплюнул сигарету, так что она отле
тела далеко в сторону, и стал одеваться, думая о самых обыденных вещах. Зас
тегнув пряжку на ремне, я вышел из дома и вздрогнул от холодного воздуха.

Драма разыгралась, когда мне оставалось каких-нибудь сто метров до маяк
а. Чтобы хоть как-то разнообразить свои действия, я решил пройти северны
м берегом, вместо того чтобы двигаться по дорожке в лесу. Путь по берегу бы
л нелегким. Справа от меня простирался океан, слева стеной стоял лес. Корн
и деревьев выглядывали из-под земли, кое-где скрываясь среди мусора, выбр
ошенного на берег волнами. Иногда мне приходилось прыгать с камня на кам
ень, чтобы не упасть в море. Я распевал студенческий гимн и, когда дошел до
третьего куплета, вдруг увидел дым на горизонте. Тонкая черная нить при
гибалась под напором ветра совсем низко над морем. Корабль! Наверное, по к
акой-то причине он отклонился от своего маршрута и сейчас оказался совс
ем близко от острова. Да, да, это был корабль! Спотыкаясь и падая, я добежал
до маяка.
Ц Батис! Корабль! Ц и, не переводя дыхания: Ц Помогите мне включить про
жектор!
Кафф рубил дрова. Он равнодушно взглянул в сторону моря.
Ц Они нас не увидят, Ц таково было его заключение, Ц слишком далеко.
Ц Помогите мне передать SOS!
Я взбежал наверх по внутренней лестнице. Кафф не спеша последовал за мно
й. «Слишком далеко, слишком далеко, они вас не увидят». Батис был прав. Прож
ектор маяка был подобен огоньку светлячка, который вообразил, что может
переговариваться с Луной. Но мое страстное желание вызвало у меня оптиче
ские галлюцинации, и на протяжении нескольких минут мне казалось, что ко
рабль стал двигаться в направлении острова и что крошечная металлическ
ая точка становилась виднее с каждым мигом. Естественно, я ошибался. Корп
ус судна провалился за горизонт. Еще некоторое время можно было различи
ть дым из трубы, ниточка которого становилась все тоньше и тоньше. Потом и
он исчез. Не осталось ничего.
До последней минуты я лихорадочно передавал морзянкой SOS, Save Our Souls, SOS, Спасите
Наши Души. Никогда еще молитвы и просьбы о помощи не сливались вместе с т
акой силой. И никогда не был явлен столь очевидный довод для атеизма. Они н
е приедут. На этом корабле были люди, множество людей. Их где-то ждали семь
и, друзья, возлюбленные, судьбы, которые сейчас, именно сейчас, должно быт
ь, казались им бесконечно далекими. Но что они могли знать о расстояниях?
Обо мне, о маяке? О Батисе Каффе и об Анерис? Для них мир, зажавший меня свои
ми щупальцами, был не чем иным, как силуэтом вдали, ничего не значившим и б
есплодным пятном Земли.
Ц Они вас не видят, Ц сказал Батис совершенно безразличным тоном, в кот
ором не было на сожаления, ни злорадства. Он до сих пор держал в руках топо
р и провожал корабль бесстрастным завороженным взглядом, мигая изредка,
как большая сова.
Я поступил несправедливо по отношению к нему. Но поскольку никого другог
о поблизости не было, я сорвал на нем свое раздражение:
Ц Посмотрите на себя! У вас ни один мускул на лице не дрогнул! Во что вы пре
вратились здесь, Кафф? Не желаете помочь мне ни с омохитхами, ни с людьми. С
воими действиями или бездействием вы саботируете любую мою попытку пос
тупать разумно или попытаться позвать на помощь. Если бы у потерпевших к
ораблекрушение были профсоюзы, вы бы стали отличным штрейкбрехером!
Батис направился вниз по лестнице, избегая стычки со мной. Но я побежал за
ним по ступенькам, осыпая упреками его спину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23