Писал, как будто знал он страсти,
Для развлечения отчасти;
А впрочем в сутолоке дел
Политик сердцем охладел;
Он увлекался в передышке,
Любовь ценил, но понаслышке;
Привык он видеть в нимфе дочь,
Отец внимательный точь-в-точь.
Он восхищался девой нежной
Как ученицею прилежной,
Как восхищался бы тайком
Способнейшим учеником.
Познанья девы столь широки,
Что отстают от них уроки.
Ей каждый час была нужна
Возвышенная новизна.
Не знала дева заблуждений,
Держалась правильных суждений,
Но все переменилось вдруг,
Как будто деве недосуг.
К наукам интерес утрачен.
Каденус очень озадачен.
Ванесса на него глядит,
За каждой фразою следит,
Усидчива по всем приметам
И невнимательна при этом.
Решил Каденус, что она
Уроками утомлена.
«Зачем читать нравоученья?»
Он думал не без огорченья.
Он ученицу не корил,
Однако же заговорил;
Сказал ей, что таких терзаний
Терпеть не стоит ради знаний,
Что был он, кажется, неправ;
Лишая девушку забав,
Приличных возрасту и полу,
Он действовал по произволу.
Ей в свете надобно бывать,
Красавиц первых затмевать,
А не разыгрывать черницу.
(Так наставлял он ученицу).
Он строить схемы был горазд,
Перемудрил он, как фантаст,
Но вразумила сумасброда
Неисправимая природа.
А если был невежлив он
И нарушал хороший тон,
То за такие упущенья
Готов он попросить прощенья;
Учитель хочет ей добра.
Откланяться ему пора.
Ванесса вознегодовала,
Но воли сердцу не давала,
Презрев искусство женских слез,
Хоть гневалась она всерьез.
Он объяснял ей так упорно,
Что благотворно, что тлетворно,
И прочь уходит, говоря,
Что объяснял он это зря?
Его провинность безусловна
В том, в чем она сама виновна;
Пусть убедится педагог,
Как твердо выучен урок.
Печальный опыт предоставил
Ей помощь двух прекрасных правил:
На добродетель уповать
И побуждений не скрывать,
В которых та же добродетель,
Так что не страшен ей свидетель;
И сверх того, хороший тон —
Для благородства не закон.
Заговорила нимфа с жаром:
«У вас училась я недаром.
Отброшу пошлый этикет,
Признаюсь в том, что не секрет,
Вы мне внушали ежечасно,
Как остроумие опасно,
Но как спастись от этих чар,
Когда наносят мне удар?
Помочь старались вы рассудку,
Задев мне сердце не на шутку».
Каденус этим поражен,
Разочарован, пристыжен;
Действительно, в подобном стиле
Они доселе не шутили,
И непривычные слова
С трудом осмыслил он сперва.
В своем усердии нечутком
Он занят был ее рассудком,
Он даже помнил не всегда,
Насколько нимфа молода,
И на гуляний бывая,
Встречал ее, не узнавая.
Облюбовала красота
Его преклонные лета?
Отвергнув эти уверенья,
Достоин будет он презренья.
С ней разделив ее весну,
Он примет на себя вину.
Проступок мнимый будет взвешен,
И свет решит: Каденус грешен!
Он девушку в себя влюбил,
Наукой злоупотребил;
Разоблачен подобным шагом,
Ученый оказался магом;
Воскликнут щеголи тотчас:
Ученые не лучше нас!
«Платон Платоном, — скажет модник, —
А сам ученый — греховодник.
Девицу бедную завлек
И к ней забрался в кошелек,
Стараясь действовать без шума.
Пять тысяч фунтов — это сумма!»
Прервав молчанье наконец,
Ответил кое-как мудрец.
Он столь прозрачные намеки
Лишить пытался подоплеки:
Заметно, дескать, в чем тут соль,
Насмешница играет роль,
Призвав трагическую сцену
Былым комедиям на смену
Но вспомнить, кажется, пора,
Что правил требует игра.
Предупредить бы хладнокровно:
Все это, так сказать, условней
А то в ответ на странный жест
Он должен выразить протест.
Опасны даже мудрым ковы,
Когда бездельники готовы
Злорадствовать, — мол, на крючок
Попался мудрый старичок.
Пренебрегая мелочами.
Не увлеклась его речами
Красавица на этот раз.
Был разум ей дороже фраз.
Усвоены не без причины
Его глубокие доктрины.
По всходам узнают посев.
Его наукой овладев,
Воображенье с ним согласно
В том, что презренно, что прекрасно.
Любовь к себе, по существу,
Не изменяет естеству;
В его науку углубилась
В его лице в себя влюбилась.
Он сам не менее пленен
Учеными былых времен,
В чьих сочиненьях образцовых
Нашел он столько мыслей новых,
Что чтит провидцев таковых,
Хоть не застал он их в живых.
Живи Каденус вместе с ними,
Он пренебрег бы остальными.
Когда вместил бы малый том
Все то, что создано умом,
В почете был бы сочинитель,
Хоть мрачный гроб — его обитель.
А был бы этот автор жив,
Привлек бы, мир заворожив,
Он всех, подобно чародею.
Теперь случилось это с нею.
Каденус именно таков,
Писатель, друг и острослов;
И от него набраться знаний —
Вершина всех ее желаний,
Он кладезь глубочайших тем,
Дает он синтез всех систем;
В своих суждениях он точен,
В нем дух ее сосредоточен.
Тот, кто любовью одарен,
Красноречив, как Цицерон.
Влюбившись, говорят немые.
Ванесса юная впервые,
Нарушив тягостный запрет,
Решила, что преграды нет,
Одною движимая страстью,
Красноречивая, к несчастью.
Так в океан издалека
Бежит безудержно река.
Так фанатический философ
Не слышит каверзных вопросов,
К своей концепции ревнив,
Весь мир системе подчинив.
Преподаватель близорукий
Не знал, куда ведут науки;
Теперь он видит результат,
В котором сам же виноват;
Причем новейшие соблазны
Достаточно многообразны.
Искусник, милый нам порой, —
В подобном смысле наш герой.
Учитель — идол ученицы.
Таким причудам нет границы.
Девице нравится спинет?
Маэстро барышней пригрет!
И для певцов придурковатых
Достаточно невест богатых.
Танцмейстер с ножек лишь начнет,
В сердечко мигом проскользнет.
Училась нимфа без натуги.
Педант берет ее в супруги.
Каденус видит со стыдом,
Что возражает он с трудом,
И предпочесть готов на горе
Он пораженье в этом споре.
Отлично говорит она,
В аргументации сильна.
Красавицей с таким талантом
Он предпочтен всем этим франтам!
Он по достоинствам своим
Такою нимфою ценим,
И даже если это чудо,
Судила до сих пор не худо
Читательница стольких книг.
Ей в память вечный свет проник.
Одна из древних истин школьных:
Лесть — пища для самодовольных,
Но это лакомство глупцов
Порой прельщает мудрецов.
Каденус гордости стыдился,
Но в глубине души гордился
Любовью вдумчивой такой,
Успех оправдывая свой.
Успех подобный обоснован:
Ей вкус природою дарован.
Любовь, пускаясь в дальний путь,
К нему не проникала в грудь;
Ждала у входа год за годом
И пренебречь решила входом.
Мы говорим «любовь», но в ней
Соединенье всех страстей.
В ней горечь, сладость, жар и холод.
Вкушать вольно тому, кто молод
Восторги, скорбь, надежду, страх.
Каденус между тем в летах,
И у него заслуг немало,
Ему влюбляться не пристало.
Но дружбу, этот высший дар,
Разумный, постоянный жар,
Который греет, не сжигая,
Когда пройдет любовь слепая
И не грозит позорный плен,
Он может предложить взамен,
Известный недостаток страсти
Дополнив тем, что в нашей власти:
Благоговением своим.
Так на земле богинь мы чтим.
Он говорил велеречиво.
Ванесса просто и учтиво,
Чтобы его не огорчить,
Мир предложила заключить.
Она романов не читала
И отвращение питала
К пустым высоким словесам.
Их, впрочем, презирал он сам.
Опасное поползновенье:
Ей предложить благоговенье.
Освободить он должен трон
И признавать ее закон.
Не грех поймать его на слове,
Хоть это для Ванессы внове;
Им нужно роли поменять,
Чтоб друг на друга не пенять.
Ему при всем его значенье
Придется к ней пойти в ученье;
Хоть прочитал он много книг,
Он, в общем, слабый ученик.
Он как ученый бесподобен,
Постичь, однако, неспособен
Предмет, в котором каждый фат
Осведомленней во сто крат.
Находят фаты без подмоги
Союзы так же, как предлоги
Во взорах благосклонных дам,
Читая книги по складам.
Но каковы завоеванья
Дальнейшего преподаванья,
Взвилась ли нимфа в облака,
Сопровождая пастушка,
Иль превозмог он пафос пресный
И выбрал стиль не столь небесный,
В котором чтенье визави
Благоприятствует любви,
Все это любопытно крайне,
Но муза держит это в тайне.
Задумчива, невесела,
С небес Венера снизошла
И снова смертных посетила;
Ее Ванесса просветила,
Паллады, что и говорить,
Не удалось перехитрить.
Киприда сделалась мудрее
Благодаря своей затее
И вспомнила, что до сих пор
Не вынесен был приговор.
И вот приглашены истицы
Предстать перед лицом царицы;
И не признавшие вины,
Ответчики приглашены.
Среди Венериной палаты
И стороны, и адвокаты.
Все дело снова рассмотрев,
Венера проявила гнев.
Ее слова довольно строги.
Велела подвести итоги
Лишь вкратце, без обиняков.
Она сама без лишних слов
Все аргументы рассмотрела,
Решив, что в заключенье дела
Возможен приговор один:
Признать виновными мужчин.
Венера продолжала властно:
Она судила беспристрастно
Враждебным толкам вопреки,
Смиряя злые языки;
И, разумеется, повинны
Во всех превратностях мужчины.
Был подан ими встречный иск;
Мол, возникает страшный риск.
Нет больше нимф неотразимых,
Влюбленных нет, и нет любимых;
Шедевр Венера создала,
Но эта нимфа не мила
Мужскому ветреному полу,
Который впал давно в крамолу;
Напрасен был Венерин труд,
И справедлив подобный суд:
Мужчины в наше время плохи,
Они — позор своей эпохи.
Придется переделать их
За неимением других
Или прибавить сумасбродства
Прелестным нимфам ради сходства
С безумным сонмом пастушков.
Что делать, род людской таков —
Влюбляются в себе подобных,
Нет смысла в улучшеньях пробных.
Венера понесла урон.
Пусть миром правит Купидон
По собственному усмотренью
На благо всякому творенью.
Приветствуя исход суда
Все отвечали дружно: «Да!»
Богине медлить нет резона.
Венера быстро встала с трона,
Голубок запрягла скорей
И нет ее среди людей.

К любви

Мне счастие могло достаться в дар,
Когда бы я твоих не знала чар;
Глумятся над тобою лишь глупцы;
Побеждены тобою мудрецы;
Не страшен безрассудным твой силок,
В котором осторожный изнемог.
Не избежит глупец других тенет,
К тебе в тенета разум нас влечет,
И мы томимся в горестном плену,
Впустую проводя свою весну.
Благоразумье, мирное на вид!
Твоя вражда к любви меня гневит.
Вредить любви ты любишь без конца.
Мешаешь ты воспламенять сердца;
Стрел золотых своих лишился бог,
И в этом заключается подвох:
Бог в ослепленье пагубном своем
Разит сердца свинцовым острием;
Обманутый, стрелять он поспешил
И думает, что подвиг совершил;
Для нимфы пламень горестный жесток,
Невозмутим, однако, пастушок.
Клянет она божественную власть,
Когда Благоразумье надо клясть.
Благоразумье! По вине твоей
В раздоре Купидон и Гименей:
Один пришел, другой стремится прочь;
Не знает мать Венера, как помочь.
Лишь для любви Венерины весы,
Для радости, для счастья, для красы;
Теперь они грехом отягчены,
На них богатства, почести, чины.
Пускай, Венера, грозный твой отец
Положит злоключениям конец,
Чтобы, сраженный молниями враг,
Благоразумье кануло во мрак.
[Эстер Ваномри? ]
Переписка Свифта и Ванессы
Свифт — мисс Эстер Ваномри
[18 декабря 1711 ]
Я ухитрился втиснуть три или четыре небылицы в такое же количество строк. Запечатайте, пожалуйста, письмо к миссис Л[онг] и позаботьтесь о том, чтобы никто, кроме вас, его не прочел. Полагаю, что этот пакет пролежит часа два-три, прежде чем вы изволите проснуться. И, пожалуйста, сделайте так, чтобы после того, как вы запечатаете письмо к миссис Л[онг], ваши домашние могли видеть только второе из адресованных вам писем, а не это. Ну, не угодно ли, к каким уловкам должны прибегать люди, сколь бы благими ни были их намерения. Вы и ваш песик, наверно, изволите еще сейчас безмятежно почивать, и вам даже и не снятся такие материи. А засим adieu до встречи за чашкой кофе или апельсиновыми корочками в сахаре в вашем вертепе, который так часто был для меня самым отрадным прибежищем в мире.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
[1 августа 1712 ]
Миссэсси не должна верить ни единому слову из письма мистера Льюиса. Я написал бы вам раньше, если бы не был так занят, и ленив, и не в настроении, и если бы знал, как переслать вам свое письмо, не прибегая к услугам моего смертельного врага мистера Льюиса. Мне так наскучило здесь, что я вознамерился через два дня уехать отсюда и не возвращаться по меньшей мере три недели. Я приеду в Лондон в понедельник, по возможности пораньше, сниму небольшую квартиру на Граб-стрит, неподалеку от той, что снимал прежде, и буду обедать с вами трижды в неделю и расскажу вам тысячу секретов, если только вы не станете со мной ссориться.
Пятница, в канцелярии мистера Льюиса.
Не передавайте от меня поклона Молль, но засвидетельствуйте мое глубокое почтение вашей матушке.
Свифт — мисс Эстер Ваномри
Виндзорский замок,
15 августа 1712
Я собирался было передать письмо малышке Миссэсси с полковником, но в конце концов решил, что он не годится на роль посыльного. Прошу вас хорошенько отругать мистера Форда за то, что он вздумал вчера вечером поднять тост за ваше здоровье, нарекши вас при этом ветреницей. Мне здесь никак не удается ни работать, ни гулять столько же, сколько в Лондоне. Боюсь, что полковник меня опередит и расскажет все новости, о коих я собираюсь вам поведать: о том, что у меня теперь великолепная табакерка и что я присутствовал на бале и о том, как я продулся, играя в ломбер с герцогом и герцогиней Шрусбери. Не могу представить, как вы там проводите время в наше отсутствие. Не иначе, как спите до двенадцати, а потом, наверно, до самого обеда проводите время в обществе своих поклонников.
Мы получили депешу от лорда Болинброка: все обстоит как нельзя лучше, и в следующий вторник в Лондоне будет объявлено о прекращении военных действий с Францией. Обедал я нынче с герцогом Шрусбери и посидел часок, помогая советами миссис Уорбертон, которая играла в ломбер. Одно из двух: либо глаза мои недостаточно проницательны, либо слишком пристрастны, но я, право же, не замечаю в ней никаких изъянов. Зато уж миссис Тачит просто уродливая и неуклюжая шлюха. Любопытно, чем вы заполняете свое время? Что это вам вздумалось скрывать от меня свое намерение приехать всем семейством в Виндзор? Если вы никогда здесь прежде не бывали, то сделаете как нельзя лучше, приехав сюда на три-четыре дня. Пяти фунтов будет достаточно за все про все, включая оплату кареты туда и обратно. Полагаю, что капитан за неимением лучшего общества присоединится на сей раз к вам. В один из ближайших дней я постараюсь улизнуть отсюда в Лондон и, неожиданно нагрянув, застану вас врасплох. Мне очень бы хотелось, чтобы вы вместе с Молль как можно чаще гуляли в парке, вместо того чтобы киснуть, сидя дома, — ведь вы не умеете ни трудиться, ни читать, ни играть, ни приискать себе компанию. Я соскучился по кофе в вашем вертепе и вашим приставаниям, когда вы пытаетесь у меня что-нибудь выпытать, и вашему неизменному: «Пейте кофе, отчего вы не пьете кофе?» Засвидетельствуйте мое почтение вашей матушке и Молль и полковнику.
Адрес: Миссис Эстер Ваномри, младшей, проживающей напротив Парк-Плейс на Сент-Джеймс-стрит в Лондоне.
Мисс Эстер Ваномри — Свифту
Лондон, 1 сентября 1712
Если бы мой корреспондент находился в Китае, то и тогда я бы уже, наверное, получила ответ. Прежде я и предположить не могла, что в своих мыслях вы так далеки от Лондона и что двадцать миль по вашему счислению равняются нескольким тысячам. Мне подумалось поэтому, что хотя бы из милосердия вас следует вывести из заблуждения и дать возможность убедиться, что, если вы возьмете на себя труд написать мне, то я, возможно, получу ваше письмо уже на следующий день. Именно это и заставило меня решиться в третий раз взять в руки перо. Убеждена, что вы не допустите, чтобы моя попытка оказалась тщетной. Вы, должно быть, счастливы там, коль скоро забыли своих отсутствующих друзей, а может сотворили себе новую вселенную и отныне все, что связанно с нашим бренным миром, более перед вашим мысленным взором не возникает. Если это так, мне придется вас извинить, в противном случае никаких оправданий для вас быть не может. Если это так, значит я принадлежу к другому миру, признаюсь, однако, мне нелегко будет убедить себя в том, разве только что вы пришлете мне на сей счет неопровержимые доводы. Не вздумайте шутить со столь важным делом и покажите, что друзьям возможно поддерживать между собой переписку, даже если они и пребывают в различных мирах, и уверять друг друга, как я это делаю сейчас, в своей преданности и неизменном почтении.
Э. Ваномри .
Мисс Эстер Ваномри — Свифту
Лондон, 2 сентября 1712
Мистер Льюис сказал мне, что вы торжественно объявили о своем решении покинуть Виндзор, как только мы туда прибудем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93