Нет никакого сомнения, что они хлопочут о заключении мира. Баста! Ложусь в постель. — Сейчас уже одиннадцать, и только что явился посыльный от лорда-казначея с приглашением на ужин, но я просил передать мои извинения и очень рад, что уже в постели, в противном случае мне пришлось бы просидеть там до двух и пить, пока я не почувствовал бы себя разгоряченным. А сейчас я буду спать.
Лондон, 24. Приехал сюда в шесть часов вечера с лордом-казначеем и пробыл у него до десяти. Вчерашние разговоры, будто королева уходила поужинать, а потом опять возвратилась, — чистейшее вранье; я узнал это нынче утром от секретаря. Министры, я вижу, очень заняты сейчас с Прайором и, похоже, что его опять отрядят во Францию. Судя по тому, что я слыхал, мы наверняка очень скоро заключим мир. Всю прошлую неделю в Виндзоре стояла очаровательная погода, но нынче прошел небольшой дождь, а вчера было довольно ветрено. Памфлет о поездке Прайора все еще раскупают, уже продано две тысячи экземпляров, и это при том, что Лондон совсем опустел. Здесь меня застало письмо миссис Фен-тон, которая от имени леди Джиффард приглашает меня приехать и провести недельку в Шине, пока та находится в Мур-Парке. Уж я им отвечу, будьте покойны. А теперь вас, конечно, интересует, когда я примусь отвечать на № 20 от МД . Я так надежно его спрятал, что едва отыскал; но вот оно; боюсь только, что смогу отправить свое не раньше четверга, ведь завтра утром я должен повидать секретаря, а вечером побывать еще в одном месте.
25. Почерк Стеллы прямо императорский. И какой она представила отчет о своем путешествии, в жизни ничего подобного не видел. Так, посмотрим; отодвиньтесь-ка чуть-чуть в сторонку; давайте прикинем: значит, четыре дня вы пробыли в Эннискорти и две ночи — у матушки миссис Проби и при всем том уверяете, что путешествовали только шесть дней; вот ваши собственные слова: «Сегодня ровно неделя, как мы выехали из Уэксфорда, а сюда приехали прошлой ночью». Я не раз слыхал, что путешественники врут, не смущаясь. Когда же вы ехали? Объясните, если можете? Каково расстояние от Уэксфорда до Дублина? и сколько миль вы проезжали за день? Теперь о расходах: позвольте прикинуть — тридцать фунтов за два месяца составят сто восемьдесят фунтов в год: сущий пустяк для кошелька Стеллы. Мне приснилось, будто Билли Свифт жив и будто я сказал ему, что вы написали мне, будто он умер, и будто вы присутствовали на его похоронах, и я восхищался вашим бесстыдством и изо всех сил спешил сообщить вам, что вы просто лживые плутовки. Бедняга, его свела в могилу глупость и любовь его матери, и все же теперь я охотно верю, что она, как вы говорите, очень скоро перестанет о нем горевать. — О конечно же, мадам Дингли, вы чрезвычайно устали от общества в Уэксфорде, какие могут быть сомнения? А ваше описание жилища выше всяческих похвал: чистые простыни, но голые стены; мне остается только предположить, что вы спали на стенах. — Значит, миссис Уоллс получила, наконец, свой чай, но кто, хотел бы я знать, заплатит м«е деньги? Как, я никогда их не получу! Выходит, я сделал подарок в возмещение каких-то ваших долгов и пр. Но где тогда благодарность семейства? Ну что ж, быть по сему; этот чай стоит тридцать четыре английских шиллинга. — Тогда уж сами рассчитывайтесь с миссис Уоллс: в Ирландии это, видимо, будет дороже на столько же пенсов. — Нет, по-моему, Ли и Стерн на побережье не были. Боюсь, что дело Стерна не выгорит. Я его уже порядком не видал. Не могу простить ему, как он распорядился с отправленной вам посылкой, да и я свалял величайшего на свете дурака, понадеявшись на такого легкомысленного хлыща. При случае я еще поговорю с ним об этом. С мистером Аддисоном я с тех пор виделся еще лишь однажды и ужинал с ним, но я, кажется, уже упоминал о нашей встрече где-то в этом письме. Архиепископ, что и говорить, сделал превосходный выбор, остановись на Уоллсе в качестве посыльного ко мне, впрочем, на мой взгляд, для этой роли он годится больше, нежели для какой-нибудь другой. — Какого дьявола она согласилась! Я не рассматривал, как она выглядит. Что ж, она так и будет пропадать только потому, что стесняется леди Джиффард? Мне жаль бедняжку Дженни, — но ее муж сущий болван, так что тут она немного потеряла из-за своей глухоты. Боюсь, мадам Стелла, что в своих отчетах вы приняли один напиток за другой и что на самом деле там было сто сорок кварт вина и тридцать две — воды. — Все это написано утром, а сейчас я собираюсь пойти к секретарю. Ответ на ваше письмо вышел несколько короче обычного, потому что я намерен отправить это нынче, а свою запись за сегодняшний день сделаю вечером в следующем письме, ведь я ужасно боюсь получить от вас новое письмо до того, как отправлю свое. Я никогда больше не допущу, чтобы мне пришлось отвечать на два письма сразу. — Какая мне забота о докторе Тиздале и докторе Раймонде и о том, сколько у них детей? Я желаю им по сотне каждому. — Лорд-казначей обещал написать завтра ответ на послание епископов и показать его мне. Я убежден, что там будет подтверждено все, что я говорил, и будут посрамлены те, кто приписывает всю заслугу герцогу Ормонду. Я постарался, чтобы лорд-казначей почувствовал себя задетым, и на днях, говоря со мной об этом деле, он заметил: «Я свидетель, что вы добились для них первин еще до того, как герцог стал лордом-наместником». Нижайший поклон от меня миссис Уоллс, миссис Стоит и Кэтрин. Прощайте и прочее.
Как вы поступаете, когда обнаруживаете в моих письмах какие-нибудь описки? И как догадываетесь, о чем идет речь? ведь я никогда не перечитываю и не исправляю их. Еще раз прощайте.
Пожалуйста, пошлите это долговое обязательство миссис Брент, чтобы она получила по нему деньги, когда Парвисол приедет в город, или же пусть она перешлет это ему.
Письмо XXXI
Лондон, 25 сентября 1711.
[вторник ]
Обедал в Сити и на обратном пути отнес свое 30-е в почтовую контору, а придя домой, обнаружил письмо от … В жизни не читал ничего более возвышенного! Целых три с половиной страницы in folio, из них первые две заполнены сатирой на Лондон с его многолюдьем и суетой (автор явно позаимствовал их из какого-нибудь своего школьного сочинения), а остальные полторы страницы изведены на просьбу похлопотать перед лордом-казначеем о пенсии для вдовы вашего таможенного комиссара миссис Саут. Сочинитель сего письма — милейший и рассудительнейший малый из всех, кого я имел удовольствие когда-либо лицезреть или когда-либо окунавших перо в чернила. Понятия не имею, что ему ответить, чума его забери. У меня и без него хватает таких просителей здесь, в Англии. Я, пожалуй, напишу ему, что никогда в глаза не видал никакого лорда-казначея; хорошо помню, что в бытность его здесь я старательно избегал упоминать при нем имена вельмож из опасения, чтв он растрезвонит об этом в Ирландии. И в довершение всего мои хлопоты должны остаться в тайне, чтобы о них, не дай бог, не проведал герцог Болтон, который может счесть ходатайство такого лица слишком незначительным. Никогда еще не читывал такого пр[оклято]го письма; меня так и подмывает переслать его вам. — Отправлю вам хотя бы образчик, первое попавшееся на глаза место, не выбирая. «В сем месте (подразумевается лондонская биржа), являющем собой компендий сей новой древней Трои, как сама она олицетворяет собой весь суетный мир, я испытал такое пресыщение, что наскучил людьми и вознамерился впредь навеки погрести себя под тенистым кровом …….» Да будет вам известно, что кое-кто именовал Лондон Новой Троей. Не угодно ли еще немного? Тогда вот еще несколько строк для Стеллы, ей они придутся особенно по вкусу. «Сей удивительный театр (подразумевается Лондон) был для меня не более, чем пустыней, и я буду меньше сетовать на одиночество, размышляя о крушении своих упований где-нибудь в Коннахте или среди бесконечных болот Аллена». И, наконец, чтобы покончить с этим, еще один кусочек для миссис Маргрет. «Их королевский фанум, где они ежедневно поклоняются своему идолу — Златому тельцу, казался мне точным подобием пчелиного роя, что без устали трудится под тяжким бременем забот». Фанум — это храм, однако он подразумевает под ним биржу, а Златой телец — это деньги. Ну вот, теперь и миссис Маргрет получит свою долю удовольствия. Ну, и еще кусочек и я… — Ну, ну, не надо так сердиться, я больше не буду. Прошу вас, Стелла, успокойтесь. Очень даже славное письмо, и как не порадоваться, что я принужден иметь в числе знакомых такого бесстыжего пса! — Подготовка к заключению мира продвигается довольно успешно. Нынче утром Прайор провел два часа с секретарем. Мне сказали об этом, когда я зашел туда вскоре после его ухода. Похоже, что его вскоре снова отрядят во Францию, и тогда я усажу кого-нибудь сочинить отчет о его второй поездке: надеюсь, что первый вы уже видели. Дурацкое письмо этого пса настолько вывело меня из себя, что я долго ничем не мог заняться.
26. Вчера и сегодня у меня был Бернидж; я послал за ним, чтобы предупредить о том, что доктор Арбетнот настойчиво добивается назначения капитаном своего брата. Его брат всего только прапорщик, однако доктор пользуется большим влиянием на королеву. Он, правда, сказал мне, что не предпримет ничего такого, что было бы во вред джентльмену, являющемуся моим другом, да и я постарался расположить в пользу Берниджа его полковника и господина секретаря. Бернидж с грустью рассказал мне сегодня, что его соперник написал из Виндзора (куда он отправился хлопотать), что будто бы добился успеха, и Бернидж настроен весьма мрачно. Я уговорил вчера секретаря написать письмо полковнику Берниджа и замолвить за него словечко. Надеюсь, что ему это поможет; кроме того, я написал доктору Арбетноту в Виндзор и просил его не чинить для Берниджа препятствий. Обедал я в Сити в таверне Понтэка со Стрэтфордом, что обошлось мне в семь шиллингов; он, конечно, уплатил бы сам, но я этому воспротивился. Я продал свои акции Английского банка и поместил деньги в другие процентные бумаги и хочу, чтобы Парвисол попросил Хокшоу при первой же возможности возвратить мне деньги, потому что намерен их тоже поместить в процентные бумаги, а до тех пор одолжу ровно столько же у господина секретаря, любезно предложившего ссудить меня такой суммой. Послушайте, сударыни, отправляйтесь-ка к декану.
27. Бернидж опять приходил ко мне сегодня утром, он был чрезвычайно обеспокоен, да и я, признаться, тоже, однако днем за обедом у лорда-казначея мой брат Джордж Грэнвил, военный министр, протомив меня некоторое время, сообщил затем, что доктор Арбетнот отказался от своего первоначального намерения, потому что не хотел причинять вред моему другу, и что его брат получит должность лейтенанта, а Бернидж будет назначен капитаном. Я зашел после этого к Берниджу на квартиру и наведался в солдатскую кофейню, чтобы успокоить его, однако нигде его не застал, а посему просил передать ему записку и надеюсь увидеться с ним завтра. Он живет теперь в достатке: получает десять шиллингов в день, кроме законного плутовства. Ему, правда, приходится отдавать по негласному уговору часть денег своему полковнику, но это очень незначительная сумма; полковник весьма к нему благоволит и все удивляется, как много у него друзей. Теперь его дело окончательно улажено, и мне не придется больше о нем заботиться. — Я довольно рано ушел сегодня вечером от лорда-казначея, но секретарь последовал за мной и попросил поехать с ним в В…… Едва я успел написать первую букву слова, начинающегося с В (я собирался написать Виндзор), как вошел слуга мистера Льюиса и передал мне прелестное шутливое письмо от доктора Арбетнота, извещающего меня, что, в согласии с моим желанием, он как раз нынче утром отказался от всяких притязаний на эту должность в пользу Берниджа и что королева велела мистеру Грэнвилу подыскать для его брата вакантное место капитана в какой-нибудь другой роте. Независимо от того, сделано ли это из желания угодить мне или нет, мне остается только счесть этот поступок за любезность. Доктор Арбетнот пишет, что как раз сегодня утром он просил ее величество отдать роту мистеру Беониджу. Я чрезвычайно доволен столь успешным завершением этого дела. Вы, возможно, сочтете, что я слишком докучаю вам подробностями касательно Берниджа, однако мне кажется, что его судьба вам небезразлична.
Виндзор, 28. Я приехал сюда на день раньше обычного по настоянию господина секретаря и ужинал с ним и Прайором и еще двумя тайными послами из Франции и французским священником. Мне неизвестны имена этих посланников, но они прибыли по поводу договора о мире. Имена, которыми называл их секретарь, как я полагаю, вымышленные; а сами они произвели на меня впечатление людей весьма здравомыслящих. Мы уже уладили все дела с Францией и притом к немалой чести и выгоде для Англии, и королева пребывает сейчас в чрезвычайно хорошем расположении духа. Все эти новости — величайшая тайна, хотя вообще-то публика осведомлена о том, что дело идет к заключению мира. Граф Страффорд поедет скоро в Голландию, чтобы сообщить там о предпринимаемых нами шагах. Придется им, черт бы их побрал, кое-чем поплатиться, но мы заставим их это проглотить, чума на их голову. Французские послы беседовали с нами до часа ночи, а потом мы до двух проговорили наедине с секретарем, так что согласитесь, сударыни, что уже довольно поздно и вашему маленькому нахальному Престо пришло время улечься в постель и заснуть. Благослови господь бедных малюток МД ; надеюсь, они уже крепко спят и видят во сне Престо.
29. Лорд-казначей по обыкновению своему приехал сегодня вечером в половине девятого в кромешной тьме. Мне надоело выговаривать ему, а посему я похвалил его за то, что он прислушивается к советам друзей и приехал так рано, и прочее. Вечером я провел два часа с леди Оглторп, а потом поужинал с лордом-казначеем (обедал я за гофмаршальским столом) и просидел с ним до двух часов ночи: таковы последствия его пребывания здесь; я принужден с ним ужинать, а он, окаянный, имеет обыкновение бодрствовать до глубокой ночи. Лорд-хранитель печати и секретарь не пришли, они не в состоянии просиживать с ним столько времени. Эти продолжительные бдения причиной тому, что мои записи в дневнике так коротки. Я намерен остаться здесь на всю следующую неделю, чтобы побыть одному и иметь возможность завершить нечто чрезвычайно важное, чем я сейчас занят и что должен закончить как можно скорее. Тогда я начну подумывать о возвращении в Ирландию, если только мне позволят, но я, право, не знаю больше ничего, что мне могли бы поручить. Я поблагодарил доктора Арбетнота за его доброту к Берниджу, чье назначение уже подписано. Ей-богу, я жажду услыхать что-нибудь о здоровье Стеллы и о том, как она себя чувствует после уэксфордских вод.
30. Королева не была нынче в часовне: у нее небольшой приступ подагры; но, как говорится, нет худа без добра, потому что проповедь читал какой-то тупица. Я отобедал у моего брата Мэшема в узком кругу и явился к лорду-казначею лишь в одиннадцать часов, то есть после ужина, притворясь, будто я ошибся часом; так что я ничего не ел, а вскоре после двенадцати компания разошлась, потому что хранитель и секретарь не захотели остаться, и я таким образом избежал на сей раз ночной попойки. Прайор уехал вчера со своими французами, и в городе чего только не говорят. Некоторые уверяют, будто признали в одном из французов аббата де Полиньяка, другие клянутся, что это был аббат дю Буа. Возможность заключения мира приводит вигов в ярость, однако даю вам слово, ребятки, мы-таки заставим их побеситься. Идите, идите, идите к своему декану, юные дамы, и не забивайте себе мозги политикой, потому что после вод она не только совершенно бесполезна, но даже решительно вредна и ударяет в голову. Идите и получите двух черных тузов и фишку за Манильо.
1 октября. Сэр Джон Уолтер, выпивоха и славный малый, который дежурит сейчас при дворе, не желая отстать от вига полковника Годфри, пригласил меня отобедать нынче за гофмаршальским столом. Одновременно я был зван вместе с мистером Мэшемом на пиршество к мэру, но пришел слишком поздно, потому что поджидал лорда-казначея, желая попрощаться с ним; в конце концов, поскольку лорда-казначея все не было, а я твердо вознамерился не упускать из-за него двух обедов сразу, мне пришлось незаметно возвратиться к гофмаршальскому столу. Я попрощался нынче с моим другом и ходатаем лордом Риверсом; в четверг он по повелению королевы уезжает в Ганновер. Секретарь поедет в Лондон только завтра; он, я и еще два приятеля скромно распили бутылку вина и в двенадцать разошлись; он уедет завтра в седьмом часу утра, так что я с ним не увижусь. В его отсутствие я могу распоряжаться его погребом и понемногу пользоваться им. Лорд Дартмут и мой друг Льюис пробудут здесь всю эту неделю, но мне еще ни разу не удавалось напроситься к Дартмуту на обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Лондон, 24. Приехал сюда в шесть часов вечера с лордом-казначеем и пробыл у него до десяти. Вчерашние разговоры, будто королева уходила поужинать, а потом опять возвратилась, — чистейшее вранье; я узнал это нынче утром от секретаря. Министры, я вижу, очень заняты сейчас с Прайором и, похоже, что его опять отрядят во Францию. Судя по тому, что я слыхал, мы наверняка очень скоро заключим мир. Всю прошлую неделю в Виндзоре стояла очаровательная погода, но нынче прошел небольшой дождь, а вчера было довольно ветрено. Памфлет о поездке Прайора все еще раскупают, уже продано две тысячи экземпляров, и это при том, что Лондон совсем опустел. Здесь меня застало письмо миссис Фен-тон, которая от имени леди Джиффард приглашает меня приехать и провести недельку в Шине, пока та находится в Мур-Парке. Уж я им отвечу, будьте покойны. А теперь вас, конечно, интересует, когда я примусь отвечать на № 20 от МД . Я так надежно его спрятал, что едва отыскал; но вот оно; боюсь только, что смогу отправить свое не раньше четверга, ведь завтра утром я должен повидать секретаря, а вечером побывать еще в одном месте.
25. Почерк Стеллы прямо императорский. И какой она представила отчет о своем путешествии, в жизни ничего подобного не видел. Так, посмотрим; отодвиньтесь-ка чуть-чуть в сторонку; давайте прикинем: значит, четыре дня вы пробыли в Эннискорти и две ночи — у матушки миссис Проби и при всем том уверяете, что путешествовали только шесть дней; вот ваши собственные слова: «Сегодня ровно неделя, как мы выехали из Уэксфорда, а сюда приехали прошлой ночью». Я не раз слыхал, что путешественники врут, не смущаясь. Когда же вы ехали? Объясните, если можете? Каково расстояние от Уэксфорда до Дублина? и сколько миль вы проезжали за день? Теперь о расходах: позвольте прикинуть — тридцать фунтов за два месяца составят сто восемьдесят фунтов в год: сущий пустяк для кошелька Стеллы. Мне приснилось, будто Билли Свифт жив и будто я сказал ему, что вы написали мне, будто он умер, и будто вы присутствовали на его похоронах, и я восхищался вашим бесстыдством и изо всех сил спешил сообщить вам, что вы просто лживые плутовки. Бедняга, его свела в могилу глупость и любовь его матери, и все же теперь я охотно верю, что она, как вы говорите, очень скоро перестанет о нем горевать. — О конечно же, мадам Дингли, вы чрезвычайно устали от общества в Уэксфорде, какие могут быть сомнения? А ваше описание жилища выше всяческих похвал: чистые простыни, но голые стены; мне остается только предположить, что вы спали на стенах. — Значит, миссис Уоллс получила, наконец, свой чай, но кто, хотел бы я знать, заплатит м«е деньги? Как, я никогда их не получу! Выходит, я сделал подарок в возмещение каких-то ваших долгов и пр. Но где тогда благодарность семейства? Ну что ж, быть по сему; этот чай стоит тридцать четыре английских шиллинга. — Тогда уж сами рассчитывайтесь с миссис Уоллс: в Ирландии это, видимо, будет дороже на столько же пенсов. — Нет, по-моему, Ли и Стерн на побережье не были. Боюсь, что дело Стерна не выгорит. Я его уже порядком не видал. Не могу простить ему, как он распорядился с отправленной вам посылкой, да и я свалял величайшего на свете дурака, понадеявшись на такого легкомысленного хлыща. При случае я еще поговорю с ним об этом. С мистером Аддисоном я с тех пор виделся еще лишь однажды и ужинал с ним, но я, кажется, уже упоминал о нашей встрече где-то в этом письме. Архиепископ, что и говорить, сделал превосходный выбор, остановись на Уоллсе в качестве посыльного ко мне, впрочем, на мой взгляд, для этой роли он годится больше, нежели для какой-нибудь другой. — Какого дьявола она согласилась! Я не рассматривал, как она выглядит. Что ж, она так и будет пропадать только потому, что стесняется леди Джиффард? Мне жаль бедняжку Дженни, — но ее муж сущий болван, так что тут она немного потеряла из-за своей глухоты. Боюсь, мадам Стелла, что в своих отчетах вы приняли один напиток за другой и что на самом деле там было сто сорок кварт вина и тридцать две — воды. — Все это написано утром, а сейчас я собираюсь пойти к секретарю. Ответ на ваше письмо вышел несколько короче обычного, потому что я намерен отправить это нынче, а свою запись за сегодняшний день сделаю вечером в следующем письме, ведь я ужасно боюсь получить от вас новое письмо до того, как отправлю свое. Я никогда больше не допущу, чтобы мне пришлось отвечать на два письма сразу. — Какая мне забота о докторе Тиздале и докторе Раймонде и о том, сколько у них детей? Я желаю им по сотне каждому. — Лорд-казначей обещал написать завтра ответ на послание епископов и показать его мне. Я убежден, что там будет подтверждено все, что я говорил, и будут посрамлены те, кто приписывает всю заслугу герцогу Ормонду. Я постарался, чтобы лорд-казначей почувствовал себя задетым, и на днях, говоря со мной об этом деле, он заметил: «Я свидетель, что вы добились для них первин еще до того, как герцог стал лордом-наместником». Нижайший поклон от меня миссис Уоллс, миссис Стоит и Кэтрин. Прощайте и прочее.
Как вы поступаете, когда обнаруживаете в моих письмах какие-нибудь описки? И как догадываетесь, о чем идет речь? ведь я никогда не перечитываю и не исправляю их. Еще раз прощайте.
Пожалуйста, пошлите это долговое обязательство миссис Брент, чтобы она получила по нему деньги, когда Парвисол приедет в город, или же пусть она перешлет это ему.
Письмо XXXI
Лондон, 25 сентября 1711.
[вторник ]
Обедал в Сити и на обратном пути отнес свое 30-е в почтовую контору, а придя домой, обнаружил письмо от … В жизни не читал ничего более возвышенного! Целых три с половиной страницы in folio, из них первые две заполнены сатирой на Лондон с его многолюдьем и суетой (автор явно позаимствовал их из какого-нибудь своего школьного сочинения), а остальные полторы страницы изведены на просьбу похлопотать перед лордом-казначеем о пенсии для вдовы вашего таможенного комиссара миссис Саут. Сочинитель сего письма — милейший и рассудительнейший малый из всех, кого я имел удовольствие когда-либо лицезреть или когда-либо окунавших перо в чернила. Понятия не имею, что ему ответить, чума его забери. У меня и без него хватает таких просителей здесь, в Англии. Я, пожалуй, напишу ему, что никогда в глаза не видал никакого лорда-казначея; хорошо помню, что в бытность его здесь я старательно избегал упоминать при нем имена вельмож из опасения, чтв он растрезвонит об этом в Ирландии. И в довершение всего мои хлопоты должны остаться в тайне, чтобы о них, не дай бог, не проведал герцог Болтон, который может счесть ходатайство такого лица слишком незначительным. Никогда еще не читывал такого пр[оклято]го письма; меня так и подмывает переслать его вам. — Отправлю вам хотя бы образчик, первое попавшееся на глаза место, не выбирая. «В сем месте (подразумевается лондонская биржа), являющем собой компендий сей новой древней Трои, как сама она олицетворяет собой весь суетный мир, я испытал такое пресыщение, что наскучил людьми и вознамерился впредь навеки погрести себя под тенистым кровом …….» Да будет вам известно, что кое-кто именовал Лондон Новой Троей. Не угодно ли еще немного? Тогда вот еще несколько строк для Стеллы, ей они придутся особенно по вкусу. «Сей удивительный театр (подразумевается Лондон) был для меня не более, чем пустыней, и я буду меньше сетовать на одиночество, размышляя о крушении своих упований где-нибудь в Коннахте или среди бесконечных болот Аллена». И, наконец, чтобы покончить с этим, еще один кусочек для миссис Маргрет. «Их королевский фанум, где они ежедневно поклоняются своему идолу — Златому тельцу, казался мне точным подобием пчелиного роя, что без устали трудится под тяжким бременем забот». Фанум — это храм, однако он подразумевает под ним биржу, а Златой телец — это деньги. Ну вот, теперь и миссис Маргрет получит свою долю удовольствия. Ну, и еще кусочек и я… — Ну, ну, не надо так сердиться, я больше не буду. Прошу вас, Стелла, успокойтесь. Очень даже славное письмо, и как не порадоваться, что я принужден иметь в числе знакомых такого бесстыжего пса! — Подготовка к заключению мира продвигается довольно успешно. Нынче утром Прайор провел два часа с секретарем. Мне сказали об этом, когда я зашел туда вскоре после его ухода. Похоже, что его вскоре снова отрядят во Францию, и тогда я усажу кого-нибудь сочинить отчет о его второй поездке: надеюсь, что первый вы уже видели. Дурацкое письмо этого пса настолько вывело меня из себя, что я долго ничем не мог заняться.
26. Вчера и сегодня у меня был Бернидж; я послал за ним, чтобы предупредить о том, что доктор Арбетнот настойчиво добивается назначения капитаном своего брата. Его брат всего только прапорщик, однако доктор пользуется большим влиянием на королеву. Он, правда, сказал мне, что не предпримет ничего такого, что было бы во вред джентльмену, являющемуся моим другом, да и я постарался расположить в пользу Берниджа его полковника и господина секретаря. Бернидж с грустью рассказал мне сегодня, что его соперник написал из Виндзора (куда он отправился хлопотать), что будто бы добился успеха, и Бернидж настроен весьма мрачно. Я уговорил вчера секретаря написать письмо полковнику Берниджа и замолвить за него словечко. Надеюсь, что ему это поможет; кроме того, я написал доктору Арбетноту в Виндзор и просил его не чинить для Берниджа препятствий. Обедал я в Сити в таверне Понтэка со Стрэтфордом, что обошлось мне в семь шиллингов; он, конечно, уплатил бы сам, но я этому воспротивился. Я продал свои акции Английского банка и поместил деньги в другие процентные бумаги и хочу, чтобы Парвисол попросил Хокшоу при первой же возможности возвратить мне деньги, потому что намерен их тоже поместить в процентные бумаги, а до тех пор одолжу ровно столько же у господина секретаря, любезно предложившего ссудить меня такой суммой. Послушайте, сударыни, отправляйтесь-ка к декану.
27. Бернидж опять приходил ко мне сегодня утром, он был чрезвычайно обеспокоен, да и я, признаться, тоже, однако днем за обедом у лорда-казначея мой брат Джордж Грэнвил, военный министр, протомив меня некоторое время, сообщил затем, что доктор Арбетнот отказался от своего первоначального намерения, потому что не хотел причинять вред моему другу, и что его брат получит должность лейтенанта, а Бернидж будет назначен капитаном. Я зашел после этого к Берниджу на квартиру и наведался в солдатскую кофейню, чтобы успокоить его, однако нигде его не застал, а посему просил передать ему записку и надеюсь увидеться с ним завтра. Он живет теперь в достатке: получает десять шиллингов в день, кроме законного плутовства. Ему, правда, приходится отдавать по негласному уговору часть денег своему полковнику, но это очень незначительная сумма; полковник весьма к нему благоволит и все удивляется, как много у него друзей. Теперь его дело окончательно улажено, и мне не придется больше о нем заботиться. — Я довольно рано ушел сегодня вечером от лорда-казначея, но секретарь последовал за мной и попросил поехать с ним в В…… Едва я успел написать первую букву слова, начинающегося с В (я собирался написать Виндзор), как вошел слуга мистера Льюиса и передал мне прелестное шутливое письмо от доктора Арбетнота, извещающего меня, что, в согласии с моим желанием, он как раз нынче утром отказался от всяких притязаний на эту должность в пользу Берниджа и что королева велела мистеру Грэнвилу подыскать для его брата вакантное место капитана в какой-нибудь другой роте. Независимо от того, сделано ли это из желания угодить мне или нет, мне остается только счесть этот поступок за любезность. Доктор Арбетнот пишет, что как раз сегодня утром он просил ее величество отдать роту мистеру Беониджу. Я чрезвычайно доволен столь успешным завершением этого дела. Вы, возможно, сочтете, что я слишком докучаю вам подробностями касательно Берниджа, однако мне кажется, что его судьба вам небезразлична.
Виндзор, 28. Я приехал сюда на день раньше обычного по настоянию господина секретаря и ужинал с ним и Прайором и еще двумя тайными послами из Франции и французским священником. Мне неизвестны имена этих посланников, но они прибыли по поводу договора о мире. Имена, которыми называл их секретарь, как я полагаю, вымышленные; а сами они произвели на меня впечатление людей весьма здравомыслящих. Мы уже уладили все дела с Францией и притом к немалой чести и выгоде для Англии, и королева пребывает сейчас в чрезвычайно хорошем расположении духа. Все эти новости — величайшая тайна, хотя вообще-то публика осведомлена о том, что дело идет к заключению мира. Граф Страффорд поедет скоро в Голландию, чтобы сообщить там о предпринимаемых нами шагах. Придется им, черт бы их побрал, кое-чем поплатиться, но мы заставим их это проглотить, чума на их голову. Французские послы беседовали с нами до часа ночи, а потом мы до двух проговорили наедине с секретарем, так что согласитесь, сударыни, что уже довольно поздно и вашему маленькому нахальному Престо пришло время улечься в постель и заснуть. Благослови господь бедных малюток МД ; надеюсь, они уже крепко спят и видят во сне Престо.
29. Лорд-казначей по обыкновению своему приехал сегодня вечером в половине девятого в кромешной тьме. Мне надоело выговаривать ему, а посему я похвалил его за то, что он прислушивается к советам друзей и приехал так рано, и прочее. Вечером я провел два часа с леди Оглторп, а потом поужинал с лордом-казначеем (обедал я за гофмаршальским столом) и просидел с ним до двух часов ночи: таковы последствия его пребывания здесь; я принужден с ним ужинать, а он, окаянный, имеет обыкновение бодрствовать до глубокой ночи. Лорд-хранитель печати и секретарь не пришли, они не в состоянии просиживать с ним столько времени. Эти продолжительные бдения причиной тому, что мои записи в дневнике так коротки. Я намерен остаться здесь на всю следующую неделю, чтобы побыть одному и иметь возможность завершить нечто чрезвычайно важное, чем я сейчас занят и что должен закончить как можно скорее. Тогда я начну подумывать о возвращении в Ирландию, если только мне позволят, но я, право, не знаю больше ничего, что мне могли бы поручить. Я поблагодарил доктора Арбетнота за его доброту к Берниджу, чье назначение уже подписано. Ей-богу, я жажду услыхать что-нибудь о здоровье Стеллы и о том, как она себя чувствует после уэксфордских вод.
30. Королева не была нынче в часовне: у нее небольшой приступ подагры; но, как говорится, нет худа без добра, потому что проповедь читал какой-то тупица. Я отобедал у моего брата Мэшема в узком кругу и явился к лорду-казначею лишь в одиннадцать часов, то есть после ужина, притворясь, будто я ошибся часом; так что я ничего не ел, а вскоре после двенадцати компания разошлась, потому что хранитель и секретарь не захотели остаться, и я таким образом избежал на сей раз ночной попойки. Прайор уехал вчера со своими французами, и в городе чего только не говорят. Некоторые уверяют, будто признали в одном из французов аббата де Полиньяка, другие клянутся, что это был аббат дю Буа. Возможность заключения мира приводит вигов в ярость, однако даю вам слово, ребятки, мы-таки заставим их побеситься. Идите, идите, идите к своему декану, юные дамы, и не забивайте себе мозги политикой, потому что после вод она не только совершенно бесполезна, но даже решительно вредна и ударяет в голову. Идите и получите двух черных тузов и фишку за Манильо.
1 октября. Сэр Джон Уолтер, выпивоха и славный малый, который дежурит сейчас при дворе, не желая отстать от вига полковника Годфри, пригласил меня отобедать нынче за гофмаршальским столом. Одновременно я был зван вместе с мистером Мэшемом на пиршество к мэру, но пришел слишком поздно, потому что поджидал лорда-казначея, желая попрощаться с ним; в конце концов, поскольку лорда-казначея все не было, а я твердо вознамерился не упускать из-за него двух обедов сразу, мне пришлось незаметно возвратиться к гофмаршальскому столу. Я попрощался нынче с моим другом и ходатаем лордом Риверсом; в четверг он по повелению королевы уезжает в Ганновер. Секретарь поедет в Лондон только завтра; он, я и еще два приятеля скромно распили бутылку вина и в двенадцать разошлись; он уедет завтра в седьмом часу утра, так что я с ним не увижусь. В его отсутствие я могу распоряжаться его погребом и понемногу пользоваться им. Лорд Дартмут и мой друг Льюис пробудут здесь всю эту неделю, но мне еще ни разу не удавалось напроситься к Дартмуту на обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93