Лакоста придержи, он
кусается, если только для нас самих раздобудь подешевле. Оформлять не
будем! Зачем твою фамилию светить! Ты ж выездной, небось? - Мордасов
зажмурился и обласканный клиент отметил, что у Мордасова длинные ресницы и
зажмурившись, приемщик напоминает кота после сытного обеда.
С тех пор и пошло. Товар Шпындро тащил Колодцу. Ездил на электричке
раз в месяц, а если припирало, звонил Мордасову из автомата и сообщал свою
нужду. Время летело, год к году, как костяшки на счетах...
Сейчас Шпындро, умевший приноравливаться к разным людям и угождать им
любой именно данному типу лиц речью, размышлял, глядя на фирмача:
- Разумеется, преимущества очевидны. Комплектность... стыкуется с
отечественными технологиями... Постараюсь разобраться быстрее, но... не
скрою, есть и опасения...
Мутноглазый купец - попивает в Расее коробейный иноземец из
слабовольных - кивал и улыбался. Шпындро про себя радовался, что теперь
вошли в моду тонюсенькие часы: таких пару, а то и боле вполне можно
упрятать в хлипкой папке с деловыми бумагами. Купец распрощался, пятясь
выскользнул, как много лет назад ханыга в мордасовском комке под взглядом
Мордасова. Купец давно уверовал: унижение оплатят сторицей, можно и
погнуться.
До обеда Игорь Иванович к папке не притрагивался, а как только
стрелки показали половину первого, рассеянно сунул папку под мышку и
сбежал вниз к своей "шестерке", будто спешил перекусить в блинную на
первом этаже ветхого особняка, славившуюся отменными соусами и похоже
мясным, а не хлебным фаршем. Не доезжая метров пятисот до блинной,
остановил машину и раскрыл папку, не забыв бросить опасливый взгляд в
зеркало заднего вида: так и есть одна пара, две - не скупится, а тут в
кармашке еще третья и - ба! - четвертая! Шпындро прикинул, что приобретет
на внезапную тысячу и тут же увидел очки на кончике носа Колодца, услышал
его с посвистом голос: "Чичас мы вам отслюним!", ощутил запах кожи
потертого бумажника, заколотого английской булавкой, трухлявого, никак не
предположить, что водившегося с сотенными.
Шпындро отыскал взглядом телефон-автомат, набрал номер магазина.
Трубку цапнула Настурция; хоть и много лет прошло и Настурция не раз
подтверждала делом, что доверять ей можно, бдительности Шпындро не терял,
зацепил ушком трубки погнутый рычаг и потянул вниз, снова вложил двушку,
зная, что теперь подключится собственноручно Колодец, так и вышло.
Мордасовское "алло-о-э!" прозвучало так напористо и величественно, будто
обладатель голоса царил в наиважнейшем учреждении, где решались судьбы
страны.
Шпындро, не здороваясь и не представляясь перешел к делу. Баня...
сегодня... в семь, что означало: сегодня в семь у ларька Союзпечати на
противоположной от комиссионного стороне пыльной площади состоится
передача товара.
Шапочку брать? По-прежнему величественный голос Мордасова уверенно
преодолевал расстояния, пренебрегая низким качеством связи. Вопрос про
шапочку означал: тысячное дело или менее того.
Брать! Шпындро снова подвесил трубку за, будто жеванное стальными
челюстями, перекрученное ушко и уставился на исцарапанную гвоздем покраску
кабины; восклицательные знаки похабных изречений напомнили о быстро
утекающем времени обеда в частности и жизни в целом - опозданий Шпындро
себе не позволял - "шестерка" рванула с места к блинной.
Обслужили споро и ласково: календари делали свое дело, а в этом
январе Шпындро расщедрился - покос привалил обильный и одарил директрису
тканым календарем с вышитыми золотыми нитками цифрами дней. За стол к
Игорю Ивановичу никого не подсаживали и он вполне искренне отмечал: нигде
в мире за рубль с копейками так не поесть. Чай ему заваривали с жасмином,
не таясь, и обычные люди поводили заинтересованно, но и стыдясь, носами и
делали вид, что ничего не замечают; сразу видно такому, как Шпындро,
положено. Чего тут спорить! Костюм, осанка, галстук, медленные движения,
промытость и благополучие производили сильное впечатление. Воспитанный
клиент всегда протягивал заранее заготовленные два рубля, делая вид, что
ожидает сдачи, а потом, будто вспомнив важное, махал рукой, мол, не надо,
и поднимался, не забывая задвинуть за собой стул, как того и требовали
правила хорошего тона.
Сегодня Колодец отмечал День возвращения, тот именно день, когда его
должники, взявшие рубль, тащили полтора. Мордасов давно убедил себя, что
перейти к рублевой, то бишь двойной, наценке - все ж инфляция ощущалась -
и как раз сегодняшний День возвращения обещал стать этапным. Первым
появился Стручок - серо-зеленоватый мужичок в неизменных кирзовых
сапожищах, обляпанных первосортной грязью даже тогда, когда уж месяц дождя
не видывали. Колодец сбросил долг в ящик, смерил Стручка ласковым, но
строгим взглядом, как учитель в школе, пекущийся о судьбах вверенных
мальцов, но не слишком верящий в судьбоносную щедрость их будущего,
наставил: "Стручок! Скажи братве - ужесточаю хозрасчет - теперь взял
рубль, гони два и тэпэ. Жизнь дорожает и я не могу отклоняться от ее
магистральных путей. Могут неверно понять..." Колодец хихикнул. Стручок
молчал, с подошв сапог отколупывалась густо-коричневая грязь и рассыпалась
в прах у кривых ног вечного должника.
Настурция ухватила совок, веник, демонстративно обмела носки сапог
Стручка, и Мордасов присовокупил: "Где еще, Стручок, красивые женщины так
за тобой станут ухаживать? Где?" Стручок покорно признал - нигде!
Мордасов выдал Стручку трояк. "Не забудь, в День возвращения пришлешь
шестерик. И не митингуйте! Больше вас никто затаривать деньгой не
прельстится, это я только, по доброте души, зная, что вам не на разгул, а
болезнь у вас такая, а топтать больного человека - грех, все одно, что на
лекарство зажать".
Настурция ссыпала грязь с совка в пластмассовое ведро, а Колодец уже
вперился яростно в открывающуюся дверь. Туз треф возник бесшумно, будто
влился, как жидкость. Прозвище заработал за крупно вьющиеся кольца
смоляных кудрей, впрямь напоминающие трефовую масть. Туз треф - детина под
два метра, в прошлом спортсмен, а теперь один из верных клиентов
Мордасова, - мялся посреди комнаты.
- Та-а-к! - Протянул Колодец голосом, всего-то поколение назад
предвещающим неминуемые розги, а то и шомпола. - Смотри, Настурция, нас
осчастливил Туз треф. Невиданная честь! - Мордасов зыркнул на Стручка,
застывшего в немом предвкушении расправы. - Мотай отседова, а то без тя
алкашня к повестке дня приступит.
Стручок понуро застучал сапогами.
Туз замер, широко расставив ноги, и казалось, не приближаясь к
прилавку, мог длиннющей рукой ухватить за шиворот Мордасова и без труда
запихнуть в ведро, куда Настурция только что опорожнила совок.
Колодец извлек блокнот, толстый, в тисненном переплете, дареный
Шпындро, сверил записи, открыл чернильную коробочку с пропиткой для
печати, ткнул печать в фиолетовое чавканье и подул, будто вознамерился
поставить магазинную отметину на лоб Тузу треф.
Настурция исчезла: мужчин надо оставить наедине. Заглянул некстати
сдатчик вещей и Колодец гаркнул: "Приема нет! Бланки смылились. После
обеда!". Клиент покорно притворил за собой дверь.
- Туз! - Колодец шваркнул в сердцах печать на открытую страницу
журнала. - Ты пропустил три Дня возвращения! Подряд! Хамишь! Мне что,
бегать за тобой? Может в милицию настрочишь?!
Туз мотал туда-сюда холщевую торбу, слушал, будто не его кости
перемывали, вертел головой, проходясь глазами по верхам шкафов, мохнатым
от пыли.
- Платить собираешься? - Колодец взгромоздился на высокий табурет. В
дверь с улицы сунула нос подружка Настурции из магазина всякой всячины
напротив, сообщила на бегу, что для Притыки имеется парфюм.
- И мне пяток упаковок пришли, - оборвал Колодец и вернулся к Тузу. -
С тебя пятнаха!
- Я взял-то пятерку, - ожил Туз треф и рука его юркнула в зев торбы.
- А штрафные санкции! - Загремел Мордасов. Все ж законно хороводиться
со Шпыном, словечек поднабрался, глядишь и Туза проняло, что Колодец не
матерно вразумляет, а ввернул резоны из далекого прошлого Туза, когда
прыгун или швыряла тяжестей еще в приличных числился.
Туз охнув, будто проглотив стакан первача, выдернул из торбы
никелерованный кран.
- Американский! Вишь, маде уса. Только не поет! А так все исполняет.
В погашение долга. Такой кран сотню потянет.
- Ты чё сдурел! - Колодцу кран приглянулся и возмущение он выплеснул
в педагогических целях. - Чё мне кран? На цепочку да на шею! Капусту гони!
- Титановый мерекали, - пробурчал Туз треф, - вечный...
- Вечный?! - взревел Мордасов. - На черта мне вечный? Я-то не вечный.
Эх, Туз, - планомерно остывал Колодец, - к вам, как к людям, к братанам по
невзгодам, а ты... клади сюда и запомни: День возвращения для всех один,
как Пасха, как Первомай, ты мне свои порядки не устанавливай и брось
крутню с компенсационными сделками, - опять возблагодарил выучку Шпындро,
- взял монету, монету и гони!
Колодец погладил кран: куда ему? У него дома все стены в кранах!
подарит кому нужному, или загонит, а за услугу попросит чего, всегда не
хватает то одного, то другого, гонишься как за солнечным зайчиком, вот и
накрыл, прижал ладонью, а глянь - зайчик уж над головой пляшет, снова
тянись, соответствуй, иначе сомнут.
Настурция выглянула из-за желтой занавески, увидела кран, поняла, что
наступило примирение и высоко подняв голову павой - перед Тузом треф еще
не стыд покрасоваться, хоть и покореженный, а видный мужик, - заняла свое
место за прилавком.
Колодец утратил интерес к визитеру, играл краном, как младенец новой
игрушкой. Туз не уходил и Мордасов знал, что попросит шельмец в долг, но
на помощь не спешил, пусть помается, привыкли, чуть что открытый кредит,
пусть вобьет в башку - с Мордасовым не пофинтишь.
- Трояк дашь? - поборол смущение Туз, укоряющий себя, что не успел
смиренно поклянчить еще до появления Настурции.
Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился
в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса,
только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция
оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует
их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не
без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой,
что бог с лотка пошлет.
Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья
не уйдет.
- Возвернешь шесть! - Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется
трогать каждую минуту.
Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но
деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и
горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад,
когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с
делениями.
- Прием окончен, - Колодец рубанул ребром ладони по прилавку. -
Перестройка, Туз! Мы, как все, в едином порыве.
Пыльная комната опустела, Настурция хлебала квас: не боится Мордасов
ничего, а она боится - деньги в рост! - тут надо силу духа иметь. Зато ты
спишь спокойно, посмеивался Колодец, хоть и сам спал дай бог, из пушки
пали, не моргнет. Или жить или бояться. Одно из двух. Давно они это
обсудили с Настурцией. Притыка - девка заглядение, ей отовсюду валится, а
Колодец вынужден заботиться о себе сам. Мордасов припомнил свидание,
оговоренное со Шпындро, заглянул в бумажник - только девять сотен.
- Дай триста!
Настурция оторвалась от кружки кваса, полезла за деньгами.
- А лучше пятихатку, - поправился Мордасов, - выездного встречаю, у
них семь пятниц на неделе и всегда им мало. Народец! Государственные
люди...
- Не все же, - Настурция протянула деньги, припоминая пламенный роман
с одним выездным позапрошлым летом.
- Не все? - взметнул бровь Колодец. - Если и не все, только со
страху, как ты. Какую щель узрят, нырь в нее и пошел деньгу помпой качать.
Понятное дело, если такие возможности только за то, что ты ездишь по белу
свету, у всякого душа дрогнет. Не пойму, за что им такая привилегия?..
- Они языки знают, - попыталась оправдать Настурция.
- Языки?! Не смеши! - Колодец запрятал деньги, заколол бумажник
булавкой. - Шпын вроде Туза, тоже тут мне читал инструкцию к плейеру,
вроде как маде уса получалось, я все ж два курса откукарекал - кумекаю...
Мордасов затосковал: не кончил институт, не вырвал диплом, коптит
тут, рубли ссужает, а такие, как Шпын страну представляют за пределами,
тьфу! И рассказы их понапридуманные, насквозь фальшивые, а сам в пакет
лезет и ручки пригоршнями на свет божий извлекает. Совмещаются же в одном
и том же человеке идеалы прозрачно хрустальные и... ручки по пятерке
загонять, а если паркер с допбаллоном меньше чирика ни-ни. Мордасов
припомнил первое крупное столкновение с Игорем насчет одноразовых
зажигалок, оба характер держали, завелся тогда Колодец из-за тайваньских
часов, что Шпын отвалил ему в подарок. Такие не пользую, криво усмехнулся
Мордасов, а за чертвертной толкну, если желаешь.
За четвертной? Шпындро побледнел и ни слова не говоря забрал часы -
Мордасов враз расшифровал разочарование спикуля, знал, отчего уныние:
Шпындро этой парой пускал пробный шар и вышло, что тайваньские часы не
товар, а Мордасов безжалостно добил: им цена трояк и тот рваный, даже
детвора брезгует... Потом и сцепились в подсобке насчет одноразовок, орали
до хрипоты, а Настурция бегала к Рыжухе за квасом, чтоб охладить крикунов;
через месяц про ругань забыли и все покатилось, как заведено.
Языки!
Колодец помнил, как прошлым летом заскочил с Игорем по случаю к
приятелю Мордасова на видуху попялиться, а там лента в самой середине
фильма в разгар пальбы и напряжения вдруг без перевода пошла; Мордасов
толкнул в бок Шпындро, мол, давай, толмач, разъясняй сирым, все притихли,
Шпындро тяжело вздохнул, пробормотал невразумительное, а дальше напомнил
рыбу, выброшенную на берег - только рот разевал да таращил глаза.
Идиоматики многовато, пробурчал Шпын и сник.
Языки!
Мордасов еще раз проверил накрепко зашпиленный булавкой ветхий
бумажник, любил старую вещицу, с ним начинал, из суеверных соображений не
променял бы на чистого крокодила или змею, хоть и даром достающиеся.
Бумажник Колодцу счастье приносил - факт, в нем вроде, как сила и везение
его упакованы, вроде жизни Кащея в игле.
Языки!
Колодец глянул в упор - Настурция отвела глаза. Еще смущается, не
разучилась. Колодец стащил очки, принялся протирать стекла замшевым
лоскутом, перед глазами поплыло, в размытости очертаний возник Шпындро,
высокий, худой, с улыбками на любой вкус, холодноватый, будто только что
разразившийся многозначительно: такая у нас миссия... Миссия! Языки! Черт
бы их побрал! Колодец нацепил очки на близорукие глаза.
- За державу обидно! - Потертый бумажник скользнул во внутренний
карман.
Настурция вытаращила глазищи: Шпындро ей нравился и сейчас девица
уяснила, почуяла женским нюхом, что гнев Мордасова направлен против
неизменно вежливого, тихоголосого москвича. Настурция случалось мечтала,
склонясь над пыльным прилавком, как вышагивает под руку с Игорем в далекой
стране и блики с промытых до нереального блеска витрин скачут по ее лицу,
она виснет на руке любимого крепкой, натренированной теннисными махами, и
прилепляется к витрине и просительно показывает глазами, то на сумку
матовой кожи, то на вечернее платье несусветной цены, Игорь поддается
минутной слабости, заводит избранницу в дорогущий магазин, но, только
завидев продавца, дает задний ход, молниеносно пересчитав, сколько же
мелкого высокорентабельного при перепродаже товара можно приобрести вместо
сумки, если приглядеться не очень-то и красивой, даже тяжелой очертаниями,
определенно не пойдущей Настурции.
- Зинка про парфюм забегала? - Настурция откинулась и лицо ее приняло
то надменное выражение, с которым Настурция встречала нескромные взгляды
мужчин и с которым забиралась в машины ухажеров южных кровей.
Колодец откипел, посмотрел сквозь напарницу и вышел на пыльную
площадь, через пять шагов налетел на тройку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
кусается, если только для нас самих раздобудь подешевле. Оформлять не
будем! Зачем твою фамилию светить! Ты ж выездной, небось? - Мордасов
зажмурился и обласканный клиент отметил, что у Мордасова длинные ресницы и
зажмурившись, приемщик напоминает кота после сытного обеда.
С тех пор и пошло. Товар Шпындро тащил Колодцу. Ездил на электричке
раз в месяц, а если припирало, звонил Мордасову из автомата и сообщал свою
нужду. Время летело, год к году, как костяшки на счетах...
Сейчас Шпындро, умевший приноравливаться к разным людям и угождать им
любой именно данному типу лиц речью, размышлял, глядя на фирмача:
- Разумеется, преимущества очевидны. Комплектность... стыкуется с
отечественными технологиями... Постараюсь разобраться быстрее, но... не
скрою, есть и опасения...
Мутноглазый купец - попивает в Расее коробейный иноземец из
слабовольных - кивал и улыбался. Шпындро про себя радовался, что теперь
вошли в моду тонюсенькие часы: таких пару, а то и боле вполне можно
упрятать в хлипкой папке с деловыми бумагами. Купец распрощался, пятясь
выскользнул, как много лет назад ханыга в мордасовском комке под взглядом
Мордасова. Купец давно уверовал: унижение оплатят сторицей, можно и
погнуться.
До обеда Игорь Иванович к папке не притрагивался, а как только
стрелки показали половину первого, рассеянно сунул папку под мышку и
сбежал вниз к своей "шестерке", будто спешил перекусить в блинную на
первом этаже ветхого особняка, славившуюся отменными соусами и похоже
мясным, а не хлебным фаршем. Не доезжая метров пятисот до блинной,
остановил машину и раскрыл папку, не забыв бросить опасливый взгляд в
зеркало заднего вида: так и есть одна пара, две - не скупится, а тут в
кармашке еще третья и - ба! - четвертая! Шпындро прикинул, что приобретет
на внезапную тысячу и тут же увидел очки на кончике носа Колодца, услышал
его с посвистом голос: "Чичас мы вам отслюним!", ощутил запах кожи
потертого бумажника, заколотого английской булавкой, трухлявого, никак не
предположить, что водившегося с сотенными.
Шпындро отыскал взглядом телефон-автомат, набрал номер магазина.
Трубку цапнула Настурция; хоть и много лет прошло и Настурция не раз
подтверждала делом, что доверять ей можно, бдительности Шпындро не терял,
зацепил ушком трубки погнутый рычаг и потянул вниз, снова вложил двушку,
зная, что теперь подключится собственноручно Колодец, так и вышло.
Мордасовское "алло-о-э!" прозвучало так напористо и величественно, будто
обладатель голоса царил в наиважнейшем учреждении, где решались судьбы
страны.
Шпындро, не здороваясь и не представляясь перешел к делу. Баня...
сегодня... в семь, что означало: сегодня в семь у ларька Союзпечати на
противоположной от комиссионного стороне пыльной площади состоится
передача товара.
Шапочку брать? По-прежнему величественный голос Мордасова уверенно
преодолевал расстояния, пренебрегая низким качеством связи. Вопрос про
шапочку означал: тысячное дело или менее того.
Брать! Шпындро снова подвесил трубку за, будто жеванное стальными
челюстями, перекрученное ушко и уставился на исцарапанную гвоздем покраску
кабины; восклицательные знаки похабных изречений напомнили о быстро
утекающем времени обеда в частности и жизни в целом - опозданий Шпындро
себе не позволял - "шестерка" рванула с места к блинной.
Обслужили споро и ласково: календари делали свое дело, а в этом
январе Шпындро расщедрился - покос привалил обильный и одарил директрису
тканым календарем с вышитыми золотыми нитками цифрами дней. За стол к
Игорю Ивановичу никого не подсаживали и он вполне искренне отмечал: нигде
в мире за рубль с копейками так не поесть. Чай ему заваривали с жасмином,
не таясь, и обычные люди поводили заинтересованно, но и стыдясь, носами и
делали вид, что ничего не замечают; сразу видно такому, как Шпындро,
положено. Чего тут спорить! Костюм, осанка, галстук, медленные движения,
промытость и благополучие производили сильное впечатление. Воспитанный
клиент всегда протягивал заранее заготовленные два рубля, делая вид, что
ожидает сдачи, а потом, будто вспомнив важное, махал рукой, мол, не надо,
и поднимался, не забывая задвинуть за собой стул, как того и требовали
правила хорошего тона.
Сегодня Колодец отмечал День возвращения, тот именно день, когда его
должники, взявшие рубль, тащили полтора. Мордасов давно убедил себя, что
перейти к рублевой, то бишь двойной, наценке - все ж инфляция ощущалась -
и как раз сегодняшний День возвращения обещал стать этапным. Первым
появился Стручок - серо-зеленоватый мужичок в неизменных кирзовых
сапожищах, обляпанных первосортной грязью даже тогда, когда уж месяц дождя
не видывали. Колодец сбросил долг в ящик, смерил Стручка ласковым, но
строгим взглядом, как учитель в школе, пекущийся о судьбах вверенных
мальцов, но не слишком верящий в судьбоносную щедрость их будущего,
наставил: "Стручок! Скажи братве - ужесточаю хозрасчет - теперь взял
рубль, гони два и тэпэ. Жизнь дорожает и я не могу отклоняться от ее
магистральных путей. Могут неверно понять..." Колодец хихикнул. Стручок
молчал, с подошв сапог отколупывалась густо-коричневая грязь и рассыпалась
в прах у кривых ног вечного должника.
Настурция ухватила совок, веник, демонстративно обмела носки сапог
Стручка, и Мордасов присовокупил: "Где еще, Стручок, красивые женщины так
за тобой станут ухаживать? Где?" Стручок покорно признал - нигде!
Мордасов выдал Стручку трояк. "Не забудь, в День возвращения пришлешь
шестерик. И не митингуйте! Больше вас никто затаривать деньгой не
прельстится, это я только, по доброте души, зная, что вам не на разгул, а
болезнь у вас такая, а топтать больного человека - грех, все одно, что на
лекарство зажать".
Настурция ссыпала грязь с совка в пластмассовое ведро, а Колодец уже
вперился яростно в открывающуюся дверь. Туз треф возник бесшумно, будто
влился, как жидкость. Прозвище заработал за крупно вьющиеся кольца
смоляных кудрей, впрямь напоминающие трефовую масть. Туз треф - детина под
два метра, в прошлом спортсмен, а теперь один из верных клиентов
Мордасова, - мялся посреди комнаты.
- Та-а-к! - Протянул Колодец голосом, всего-то поколение назад
предвещающим неминуемые розги, а то и шомпола. - Смотри, Настурция, нас
осчастливил Туз треф. Невиданная честь! - Мордасов зыркнул на Стручка,
застывшего в немом предвкушении расправы. - Мотай отседова, а то без тя
алкашня к повестке дня приступит.
Стручок понуро застучал сапогами.
Туз замер, широко расставив ноги, и казалось, не приближаясь к
прилавку, мог длиннющей рукой ухватить за шиворот Мордасова и без труда
запихнуть в ведро, куда Настурция только что опорожнила совок.
Колодец извлек блокнот, толстый, в тисненном переплете, дареный
Шпындро, сверил записи, открыл чернильную коробочку с пропиткой для
печати, ткнул печать в фиолетовое чавканье и подул, будто вознамерился
поставить магазинную отметину на лоб Тузу треф.
Настурция исчезла: мужчин надо оставить наедине. Заглянул некстати
сдатчик вещей и Колодец гаркнул: "Приема нет! Бланки смылились. После
обеда!". Клиент покорно притворил за собой дверь.
- Туз! - Колодец шваркнул в сердцах печать на открытую страницу
журнала. - Ты пропустил три Дня возвращения! Подряд! Хамишь! Мне что,
бегать за тобой? Может в милицию настрочишь?!
Туз мотал туда-сюда холщевую торбу, слушал, будто не его кости
перемывали, вертел головой, проходясь глазами по верхам шкафов, мохнатым
от пыли.
- Платить собираешься? - Колодец взгромоздился на высокий табурет. В
дверь с улицы сунула нос подружка Настурции из магазина всякой всячины
напротив, сообщила на бегу, что для Притыки имеется парфюм.
- И мне пяток упаковок пришли, - оборвал Колодец и вернулся к Тузу. -
С тебя пятнаха!
- Я взял-то пятерку, - ожил Туз треф и рука его юркнула в зев торбы.
- А штрафные санкции! - Загремел Мордасов. Все ж законно хороводиться
со Шпыном, словечек поднабрался, глядишь и Туза проняло, что Колодец не
матерно вразумляет, а ввернул резоны из далекого прошлого Туза, когда
прыгун или швыряла тяжестей еще в приличных числился.
Туз охнув, будто проглотив стакан первача, выдернул из торбы
никелерованный кран.
- Американский! Вишь, маде уса. Только не поет! А так все исполняет.
В погашение долга. Такой кран сотню потянет.
- Ты чё сдурел! - Колодцу кран приглянулся и возмущение он выплеснул
в педагогических целях. - Чё мне кран? На цепочку да на шею! Капусту гони!
- Титановый мерекали, - пробурчал Туз треф, - вечный...
- Вечный?! - взревел Мордасов. - На черта мне вечный? Я-то не вечный.
Эх, Туз, - планомерно остывал Колодец, - к вам, как к людям, к братанам по
невзгодам, а ты... клади сюда и запомни: День возвращения для всех один,
как Пасха, как Первомай, ты мне свои порядки не устанавливай и брось
крутню с компенсационными сделками, - опять возблагодарил выучку Шпындро,
- взял монету, монету и гони!
Колодец погладил кран: куда ему? У него дома все стены в кранах!
подарит кому нужному, или загонит, а за услугу попросит чего, всегда не
хватает то одного, то другого, гонишься как за солнечным зайчиком, вот и
накрыл, прижал ладонью, а глянь - зайчик уж над головой пляшет, снова
тянись, соответствуй, иначе сомнут.
Настурция выглянула из-за желтой занавески, увидела кран, поняла, что
наступило примирение и высоко подняв голову павой - перед Тузом треф еще
не стыд покрасоваться, хоть и покореженный, а видный мужик, - заняла свое
место за прилавком.
Колодец утратил интерес к визитеру, играл краном, как младенец новой
игрушкой. Туз не уходил и Мордасов знал, что попросит шельмец в долг, но
на помощь не спешил, пусть помается, привыкли, чуть что открытый кредит,
пусть вобьет в башку - с Мордасовым не пофинтишь.
- Трояк дашь? - поборол смущение Туз, укоряющий себя, что не успел
смиренно поклянчить еще до появления Настурции.
Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился
в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса,
только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция
оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует
их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не
без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой,
что бог с лотка пошлет.
Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья
не уйдет.
- Возвернешь шесть! - Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется
трогать каждую минуту.
Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но
деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и
горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад,
когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с
делениями.
- Прием окончен, - Колодец рубанул ребром ладони по прилавку. -
Перестройка, Туз! Мы, как все, в едином порыве.
Пыльная комната опустела, Настурция хлебала квас: не боится Мордасов
ничего, а она боится - деньги в рост! - тут надо силу духа иметь. Зато ты
спишь спокойно, посмеивался Колодец, хоть и сам спал дай бог, из пушки
пали, не моргнет. Или жить или бояться. Одно из двух. Давно они это
обсудили с Настурцией. Притыка - девка заглядение, ей отовсюду валится, а
Колодец вынужден заботиться о себе сам. Мордасов припомнил свидание,
оговоренное со Шпындро, заглянул в бумажник - только девять сотен.
- Дай триста!
Настурция оторвалась от кружки кваса, полезла за деньгами.
- А лучше пятихатку, - поправился Мордасов, - выездного встречаю, у
них семь пятниц на неделе и всегда им мало. Народец! Государственные
люди...
- Не все же, - Настурция протянула деньги, припоминая пламенный роман
с одним выездным позапрошлым летом.
- Не все? - взметнул бровь Колодец. - Если и не все, только со
страху, как ты. Какую щель узрят, нырь в нее и пошел деньгу помпой качать.
Понятное дело, если такие возможности только за то, что ты ездишь по белу
свету, у всякого душа дрогнет. Не пойму, за что им такая привилегия?..
- Они языки знают, - попыталась оправдать Настурция.
- Языки?! Не смеши! - Колодец запрятал деньги, заколол бумажник
булавкой. - Шпын вроде Туза, тоже тут мне читал инструкцию к плейеру,
вроде как маде уса получалось, я все ж два курса откукарекал - кумекаю...
Мордасов затосковал: не кончил институт, не вырвал диплом, коптит
тут, рубли ссужает, а такие, как Шпын страну представляют за пределами,
тьфу! И рассказы их понапридуманные, насквозь фальшивые, а сам в пакет
лезет и ручки пригоршнями на свет божий извлекает. Совмещаются же в одном
и том же человеке идеалы прозрачно хрустальные и... ручки по пятерке
загонять, а если паркер с допбаллоном меньше чирика ни-ни. Мордасов
припомнил первое крупное столкновение с Игорем насчет одноразовых
зажигалок, оба характер держали, завелся тогда Колодец из-за тайваньских
часов, что Шпын отвалил ему в подарок. Такие не пользую, криво усмехнулся
Мордасов, а за чертвертной толкну, если желаешь.
За четвертной? Шпындро побледнел и ни слова не говоря забрал часы -
Мордасов враз расшифровал разочарование спикуля, знал, отчего уныние:
Шпындро этой парой пускал пробный шар и вышло, что тайваньские часы не
товар, а Мордасов безжалостно добил: им цена трояк и тот рваный, даже
детвора брезгует... Потом и сцепились в подсобке насчет одноразовок, орали
до хрипоты, а Настурция бегала к Рыжухе за квасом, чтоб охладить крикунов;
через месяц про ругань забыли и все покатилось, как заведено.
Языки!
Колодец помнил, как прошлым летом заскочил с Игорем по случаю к
приятелю Мордасова на видуху попялиться, а там лента в самой середине
фильма в разгар пальбы и напряжения вдруг без перевода пошла; Мордасов
толкнул в бок Шпындро, мол, давай, толмач, разъясняй сирым, все притихли,
Шпындро тяжело вздохнул, пробормотал невразумительное, а дальше напомнил
рыбу, выброшенную на берег - только рот разевал да таращил глаза.
Идиоматики многовато, пробурчал Шпын и сник.
Языки!
Мордасов еще раз проверил накрепко зашпиленный булавкой ветхий
бумажник, любил старую вещицу, с ним начинал, из суеверных соображений не
променял бы на чистого крокодила или змею, хоть и даром достающиеся.
Бумажник Колодцу счастье приносил - факт, в нем вроде, как сила и везение
его упакованы, вроде жизни Кащея в игле.
Языки!
Колодец глянул в упор - Настурция отвела глаза. Еще смущается, не
разучилась. Колодец стащил очки, принялся протирать стекла замшевым
лоскутом, перед глазами поплыло, в размытости очертаний возник Шпындро,
высокий, худой, с улыбками на любой вкус, холодноватый, будто только что
разразившийся многозначительно: такая у нас миссия... Миссия! Языки! Черт
бы их побрал! Колодец нацепил очки на близорукие глаза.
- За державу обидно! - Потертый бумажник скользнул во внутренний
карман.
Настурция вытаращила глазищи: Шпындро ей нравился и сейчас девица
уяснила, почуяла женским нюхом, что гнев Мордасова направлен против
неизменно вежливого, тихоголосого москвича. Настурция случалось мечтала,
склонясь над пыльным прилавком, как вышагивает под руку с Игорем в далекой
стране и блики с промытых до нереального блеска витрин скачут по ее лицу,
она виснет на руке любимого крепкой, натренированной теннисными махами, и
прилепляется к витрине и просительно показывает глазами, то на сумку
матовой кожи, то на вечернее платье несусветной цены, Игорь поддается
минутной слабости, заводит избранницу в дорогущий магазин, но, только
завидев продавца, дает задний ход, молниеносно пересчитав, сколько же
мелкого высокорентабельного при перепродаже товара можно приобрести вместо
сумки, если приглядеться не очень-то и красивой, даже тяжелой очертаниями,
определенно не пойдущей Настурции.
- Зинка про парфюм забегала? - Настурция откинулась и лицо ее приняло
то надменное выражение, с которым Настурция встречала нескромные взгляды
мужчин и с которым забиралась в машины ухажеров южных кровей.
Колодец откипел, посмотрел сквозь напарницу и вышел на пыльную
площадь, через пять шагов налетел на тройку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32