Фе так и сделала. На панели вспыхнули лампочки. Теперь она подчинялась всем командам. Вождь открыл люк аппарата и заглянул внутрь. Затем, удовлетворенно сияя, захлопнул его и задраил. Гарри, Джимми и я с интересом наблюдали за действиями профессора.— Впервые помогаю стырить космический аппарат, — признался Гарри.— Я тоже, — кивнул Джимми. — Впервые ворую без денежного интереса.— Фе! Внимание! — резко приказал Секвойя.— Да, Вождь.— Открывай купол.Она нажала нужные кнопки, и створы купола стали медленно раздвигаться.Угадай подошел к панели управления и принял командование на себя, жестом послав Фе к платформе. Она опустилась на колени и стала подавать сигналы: выше, ниже, вперед, влево. Хоть она была в скафандре, я представлял, как она от напряжения и рвения высунула язычок и прикусила его зубками. Мало-помалу Фе и Секвойя на пару вывели аппарат почти к самому куполу. Фе так и осталась на коленях и, запрокинув голову, провожала глазами темную полусферу. Со стороны казалось, что она молится. Но аппарат внезапно остановился и завис в воздухе — так и не миновав отверстия в куполе.— Это что за чертовщина! — воскликнул Угадай и заколотил пальцами по кнопкам. Прежде чем мы успели ахнуть, аппарат повело в сторону, а затем он всей массой рухнул вниз — прямо на Фе — и превратил ее в лепешку.
9 Когда я наконец попал к себе домой в вигвам, там находились Натома, Борджиа и М'банту. А также волки. И Хрис. Я был слишком потрясен и вымотан, чтобы удивляться. Зулус бросил короткий взгляд на мое перекошенное лицо и сказал:— Пойду-ка я прогуляюсь с волками.— Не надо. Останься. Вы уже слышали, что случилось?— Да, — кивнула Борджиа. — Угадай связался с нами и попросил прийти сюда.— Профессор Угадай сказал, — добавил М'банту, — что ты попытаешься, скорее всего, забиться в нору — как больной зверь, и тебе понадобится наша помощь.— Господи! Чем вы мне можете помочь! — простонал я.Однако я мало-помалу возвращался к реальности и спросил:— А Грек где?— Уехать, — сказала Натома. — Бизнес.— Что стало с бренными останками? — спросил Хрис.— Они… они хотели похоронить ее в общей могиле. Я настоял на отдельной. В пятом ряду кладбища «Эль Арриведерчи». Она родилась в пятом ряду и упокоилась в пятом ряду. Смешно? Фе понравилась бы эта шутка судьбы…Тут я разрыдался. Сдерживался несколько часов — и вот наконец прорвало. Меня трясло от рыданий. Натома обняла меня и пыталась утешить. Я оттолкнул ее.— Нет, — сказал я. — Это я убил ее. Я не заслуживаю никаких слов утешения.— Мой дорогой Гинь, — мягким тоном начала Борджиа.— Никаких слов утешения! — прохрипел я.— Любить Фе, — сказала Натома.— Да, Натома, я ее любил. Она была мне как дочь, я видел, как она постепенно превращается в женщину. И в какую женщину! В великую женщину!.. И вот я угробил ее. Прощай, Фе. Больше я никогда тебя не увижу.— Ее убил космический аппарат, а не ты.— М'банту, ты просто не знаешь, что и почему случилось. А я знаю — и я в ответе за ее смерть. Это я убил ее.— Нет! Нет! Нет! — раздались возбужденные голоса со всех сторон.— Послушай, это была очень сложная машина, Гинь, — сказал М'банту. — А очень сложные машины имеют свойство рано или поздно ломаться. И ты тут совершенно ни при чем.— Но на этот раз причиной поломки был я.— Каким образом?— А протрепался.— Кому и о чем?— Машине. О Фе.М'банту протестующе воздел руки.— Извини меня. Гинь, но ты несешь чушь!— Я знаю, что это я во всем виноват. Знаю. Фе-Пяточка сообщила мне важную информацию, пока мы сидели в тюремном пузыре. Она подслушала, как Секвойя и Экстро общаются на радиочастотах. А я, как последний дурак, рассказал об этом Вождю, а значит — и всем машинам. Я хотел сразить его тем, что я в курсе происходящего. Но ведь никто меня за язык не тянул! Будь проклята моя глупость! Чтоб у меня язык отсох! И я не могу теперь покаяться перед Фе, и она уже никогда не простит меня! Никогда. Никогда.— Никогда…Я снова разрыдался.Хрис решительно произнес:— Мы с Гинем пройдемся по улицам. Только мы вдвоем. А вы оставайтесь тут и ждите, дети мои.М'банту сказал:— Опасно ходить без охраны. Возьмите волка. Я проинструктирую его.— Спасибо. Но обойдемся без волка. Поцелуй его, милая.Натома поцеловала меня, Хрис обнял меня за плечи, и мы вышли из вигвама. На улицах, как обычно, царил ад. Лабиринты ужаса. Хаос изломанных улиц и переулков, руины зданий, брошенные дома, повсюду кучи мусора и нечистот. То и дело попадались истекающие кровью раненые и неубранные разлагающиеся трупы. В тупиках вели смертные бои местные банды, садомазохистские замашки которых могли бы озадачить даже не привыкших чему-либо удивляться специалистов по криминальной психологии прошлых веков. Мы прошли, к примеру, тупичок, где целая банда готовилась к атаке на противника. Но это были лишь скелеты с остатками жженого мяса — все они сгорели в тех позах, в которых их окатило пламя огнемета.Мы слышали вой гиен, которые искали по помойкам мертвые тела, а частенько нападали и на живых прохожих. Но ни люди, ни звери нас не потревожили. Хрисова харизма. Мы вышли на набережную Сан-Андреас, почти сплошь застроенную убогими лачугами из ящиков. Остались лишь узкие проходы между рядами хибар. Что вы хотите — нас, людей, слишком много.— Зачем этим подонкам общества жить? Когда Фе, талантливая и прекрасная, — умерла! А эти — живут! — процедил я.— Не смей так говорить, — твердым голосом сказал Хрис, переходя на испангль. И я, кажется, понял — почему. Он всегда солидаризируется с разным отребьем. Впрочем, я хуже любого отребья. — Послушай, Гинь. Вседержитель благословил нищих духом, ибо их есть Царствие Небесное. Да-да, Отец мой благосклонен к сим недостойным. И тебе. Гинь, надо смирить гордыню. Блаженны будут неудачники, взыскующие Господа, ибо их ждет большой куш за гробом. Блаженны будут горевавшие в одиночестве, потому что окажутся в ватаге Бога. Смирись и не кощунствуй. Слушай меня, и окажешься в раю рядом со мной. Дай пять — и запомни, что я тебе сказал, потому что моими устами говорит небесный босс.Как ни странно звучала его речь на испангле, языке вульгарном и для проповедей мало пригодном, я расплакался. Я горячо пожал его руку, а он обнял меня и поцеловал. Тут мне пришло в голову, как редко и как рассеянно я обнимал и целовал мою девочку. Как мало ласковых слов она слышала от меня! Каким небрежным я был, каким снисходительно надменным! Боже мой, мы воспринимаем нашего ребенка как игрушку и понимаем, что это был человек только тогда, когда теряем его.Робот-рассыльный с лязгом затормозил за моей спиной, чуть не отдавив мне пятки. У этих электронных ублюдков поганая пространственная ориентация. То и дело сшибают прохожих. Голосом как из консервной банки он произнес:— Эдуард Курзон? Ваш идентификационный номер, пожалуйста.— 941939002.Внутри робота что-то щелкнуло — это отъехала задвижка в средней части, после чего он сказал:— Возьмите послание из ячейки.Я забрал капсулу, а рассыльный загремел прочь. Я тем временем прочел записку от Поулоса: «УГАДАЙ НА ПУТИ НА ЦЕРЕРУ СО МНОЙ».Я показал записку Хрису.— Тебе лучше последовать за ними, — сказал он.
У Натомы не имелось выездного паспорта, но Джимми — На Все Руки Мастер и тут выручил. По его словам, в наше время подделка документов не имеет ничего общего с прежней подчисткой и подделкой бумажных паспортов и удостоверений. Теперь надо уметь пробираться в память компьютеров, чтобы ввести нужную информацию, получить код и все такое. Подробностей он не рассказывает. Оно и понятно — профессиональные тайны А может потому, что заикается, а рассказ об этих тонкостях — дело долгое.Полет на Цереру был не сахар, приятного мало. Впрочем, экипаж уверял нас, что полет прошел «планово», без затруднений и нежелательных приключений. Так или иначе, не будь рядом Натомы, я бы пару-тройку раз завизжал от страха.Церера — крупнейший астероид, диаметром миль пятьсот, шаровидный, с шестичасовым периодом обращения вокруг своей оси. Причем вертится Церера настолько быстро, что сесть на нее адски трудно: все равно как попасть ниткой в иголку, установленную на быстро вращающейся граммофонной пластинке — были такие штуковины в начале двадцатого века, граммофоны назывались.Шаровидной и удобной для обитания Церера стала лишь после того, как ее прибрала к рукам компания «Фарбен Индустри». Думаю, лоббирование ее передачи обошлось компании, мягко говоря, недешево. Равно как и создание пугающего образа Цереры. Видать, множество чиновников и продажных ученых озолотилось на этом. Цереру подавали общественному мнению как бесформенную глыбу, которая несется в космическом пространстве, будучи сущим адом для человека: там и смертоносные бактерии, и радиоактивность, и ядовитые споры, и еще Бог знает что. Кончилось тем, что правительство объявило: пусть «Фарбен Индустри» забирает эту никчемную планетку за символическую плату — лишь бы потом налог за собственность платила в твердой валюте. Как только «Фарбен Индустри» заполучила Цереру, никто больше не слышал ни о смертоносных бактериях, ни о ядовитых спорах, ни о прочей пугающей дребедени.Теперь астероид ощетинился множеством куполов разной величины. Не будучи стеснены площадью, руководители компании решили строить не небоскребы, а малоэтажные особняки во всех существовавших на земле архитектурных стилях. Разумеется, над каждым высился купол. Сеть соединенных между собой куполов покрывала всю поверхность астероида.Солнечный свет играл на куполах, добавляя прелести тамошнему миру. Маленькая чудесная планетка была совершенна беззащитна — бери хоть голыми руками. Но «Фарбен Индустри» это не беспокоило. Если бы кто-нибудь решил посягнуть на их столицу, они бы попросту прекратили поставки оружия вовсе концы миролюбивой Солнечной системы, где велось разом не более семнадцати-восемнадцати войн, и агрессора задавили бы всеобщими усилиями без вмешательства акционерного государства «Фарбен Индустри».Таможню я прошел без затруднений, если не считать того, что чиновники вдоволь напотешались над моим ломаным Евро — на Цересе все говорили на Евро-языке, который я успел подзабыть. Они покатывались, когда я неловко мешал в одно французские, немецкие и итальянские слова. До меня дошло, что они нарочно дразнят меня, чтобы я подольше поговорил на своем чудном языке, поэтому я принялся повторять:— Грек! Грек! Здесь главный над вся.В итоге они сообразили, кто мне нужен, усадили нас с Натомой в челнок— машину, которая формой напоминала половинку арбуза, и отправили в путь.Челнок помчался на автопилоте по бесконечным прозрачным трубам, проложенным между домами. Мы имели возможность наблюдать удивительной красоты закат. Слепящий золотисто-белый шар быстро скатывался за горизонт, пока не наступила ночь — внезапная, с мириадами звезд на черном бархате космоса. В огромной двойной звезде слева от нас узнавался родной тандем — Земля и Луна. Марс был виден отчетливым диском. Юпитер был справа от нас — большое оранжевое пятно с блестками спутников. То еще зрелище! Натома только ахала и охала. В резервации Эри природа таких картинок не показывает.Челнок остановился у одного из особняков. Ловкий молодой служащий подал нам руку, помог выйти и указал на широкую лестницу. Никакие лифты на Церере не нужны — сила тяжести настолько мала, что там не идешь, а почти паришь. Итак, мы проплыли до верха лестницы. Вместо ожидаемого офиса Грека, мы обнаружили греческий торговый центр. То ли таможенники оказались не слишком проницательными ребятами, то ли мой Евро уж совсем никуда не годится.Я собирался возмущенно удалиться, но Натома упросила меня забежать на минутку — и ошалела от изобилия товаров. Мне было приятно баловать женушку, поэтому я засеменил за ней — временами недовольно ворча по поводу ее расточительности. Ведь женщина испытывает двойную радость, когда при покупке чувствует себя немного виноватой в расточительности.Не буду перечислять всего накупленного Натомой. Назову только светящиеся краски для тела, прорву косметики и духов, а также мужские рабочие комбинезоны («Последний крик в женской моде будущего года, Гинь!»), платья-чулки, которые меняют цвет в зависимости от настроения хозяйки («Гинь, они опять в моде.»). Ну и, конечно же, самоучители испангля, Евро, Афро и двадцатки для многочисленных родственников. Не говоря уже о чемоданах и сумках, в которые все эти покупки предстояло упаковать.Зато блеск синтетических драгоценных камней ее не привлекал. Тут я между прочим узнал, что камни на ее головной повязке и браслетах — настоящие изумруды. Я предъявил продавцам свой паспорт, который был одновременно и кредитной карточкой. Но с меня взяли за всю груду покупок смехотворно мало. Мне было сказано, что на Церере, приравненной к свободному космопорту, все продается без наценок. Только не стоит распространяться об этом на Земле — они боятся нашествия туристов.Я пообещал, однако попросил в качестве ответной любезности позволить мне переговорить с заведующей торговым центром. Заведующей оказалась дородная леди, очень дружелюбная и понятливая. Когда я объяснил, какие у меня трудности, оказалось, что моего друга на Церере знают не как Поулоса или как Грека, а как герра Директора. Она провела нас к пневмотрубе, усадила со всеми покупками в челнок, набрал нужный кнопочный код, попрощалась с нами, я произнес на Евро единственное словосочетание, в правильности которого был совершенно уверен: «Грациэ зэр!» — «Большое спасибо!» — и мы покатили по прозрачным трубам.Офис герра Директора показался мне любопытнейшим местом. Поначалу возникло ощущение, что я в нем уже бывал. Потом я сообразил, что это точная копия восстановленного помпейского атриума, то есть внутреннего двора древнеримского дома. В свою бытность в Италии я посещал этот атриум в Помпее. Квадратный мраморный бассейн в центре, мраморные колонны, мраморные галереи и стены. Я кое-как растолковал секретарше, кто я такой и чего хочу. Она повторила мои слова на чистом Евро. Дверь за ее спиной тут же распахнулась. Оттуда появился охранник — обычная горилла с угрюмым враждебным взглядом исподлобья. Он проквакал: «Oui?» Да? (фр.)
Но в этот момент Натома не выдержала соблазна — и нырнула в бассейн. Она проплыла его из конца в конец с неподражаемой грацией. Когда она вышла, с нее струились потоки воды, но она счастливо улыбалась — похожая на чудесную нереиду. Горилла окинул нас совсем зверским взглядом и произнес на чертовом Евро: «Ah. Oui. Entre, per favore». После паузы он произнес на двадцатке: «На каком языке вы предпочитаете разговаривать? Проходите, пожалуйста». Я мог только гадать, как он допер, что со мной предпочтительнее говорить на английском языке XX века.Горилла провел нас во внутренние покои — такой же атриум, только без бассейна.— Моя фамилия Булонь, я помощник герра Директора. — Величавым жестом он приказал одному из слуг: — Полотенце мадам Курзон!.. Надеюсь, я более или менее сносно говорю на двадцатке. В офисе герра Директора всем положено говорить на всех языках. И я говорю на всех — не обессудьте, если с кучей ошибок.Этот малый начинал мне нравиться. Но сообщенная им новость мне нисколько не понравилась.— Вынужден огорчить вам, мсье и мадам Курзон. Герра Директора уже месяц как нет на Церере — и я точно знаю, что он еще не вернулся. Относительно профессора Угадая и криокапсул — впервые слышу. Опять-таки могу со всей точностью сказать, что ни профессор, ни капсулы на Цереру не прибывали. Так что вы ищете не по тому адресу.— Но мы получили собственноручную записку от герра Директора!— Позвольте взглянуть, мсье Курзон.Он внимательно изучил записку и вернул ее мне.— Что вам сказать? Почерк вроде бы герра Директора, но я могу заверить вас, что, если записка и не поддельная, то послана она откуда угодно, только не с Цереры.— А может, они прибыли тайно и прячутся?— Это исключено. И к чему прятаться?— Профессор Угадай занят крайне щекотливым научным исследованием.— Вы имеете в виду криокапсулы?— Да. Точнее, их содержимое.— Что за содержимое?— Простите, я не вправе рассказывать.— Гермафродиты, — сказала Натома. Я осуждающе покосился на нее, но она добавила с простодушной улыбкой. — Правда всегда хорошо. Гинь. Секрет плохо.— Согласен с мадам, — кивнул Булонь. — Тайны — дело ненадежное, потому что все тайное рано или поздно становится явным. Стало быть, гермафродиты? Очень странно. Я думал, что этакие монстры существуют только в мифологии.— Есть существуют, — гордо заявила Натома. — Мой брат изобретать.— И что же теперь, мсье Курзон?— Непроходняк.— Пардон?— Безнадега, тупик. Меня обманули и поставили в дурацкое положение. Похоже, я знаю, кто и зачем. И я здорово напуган.Он сочувственно поцокал языком.— Что же вы планируете делать? Почему бы вам не остаться здесь и не погостить в апартаментах герра Директора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
9 Когда я наконец попал к себе домой в вигвам, там находились Натома, Борджиа и М'банту. А также волки. И Хрис. Я был слишком потрясен и вымотан, чтобы удивляться. Зулус бросил короткий взгляд на мое перекошенное лицо и сказал:— Пойду-ка я прогуляюсь с волками.— Не надо. Останься. Вы уже слышали, что случилось?— Да, — кивнула Борджиа. — Угадай связался с нами и попросил прийти сюда.— Профессор Угадай сказал, — добавил М'банту, — что ты попытаешься, скорее всего, забиться в нору — как больной зверь, и тебе понадобится наша помощь.— Господи! Чем вы мне можете помочь! — простонал я.Однако я мало-помалу возвращался к реальности и спросил:— А Грек где?— Уехать, — сказала Натома. — Бизнес.— Что стало с бренными останками? — спросил Хрис.— Они… они хотели похоронить ее в общей могиле. Я настоял на отдельной. В пятом ряду кладбища «Эль Арриведерчи». Она родилась в пятом ряду и упокоилась в пятом ряду. Смешно? Фе понравилась бы эта шутка судьбы…Тут я разрыдался. Сдерживался несколько часов — и вот наконец прорвало. Меня трясло от рыданий. Натома обняла меня и пыталась утешить. Я оттолкнул ее.— Нет, — сказал я. — Это я убил ее. Я не заслуживаю никаких слов утешения.— Мой дорогой Гинь, — мягким тоном начала Борджиа.— Никаких слов утешения! — прохрипел я.— Любить Фе, — сказала Натома.— Да, Натома, я ее любил. Она была мне как дочь, я видел, как она постепенно превращается в женщину. И в какую женщину! В великую женщину!.. И вот я угробил ее. Прощай, Фе. Больше я никогда тебя не увижу.— Ее убил космический аппарат, а не ты.— М'банту, ты просто не знаешь, что и почему случилось. А я знаю — и я в ответе за ее смерть. Это я убил ее.— Нет! Нет! Нет! — раздались возбужденные голоса со всех сторон.— Послушай, это была очень сложная машина, Гинь, — сказал М'банту. — А очень сложные машины имеют свойство рано или поздно ломаться. И ты тут совершенно ни при чем.— Но на этот раз причиной поломки был я.— Каким образом?— А протрепался.— Кому и о чем?— Машине. О Фе.М'банту протестующе воздел руки.— Извини меня. Гинь, но ты несешь чушь!— Я знаю, что это я во всем виноват. Знаю. Фе-Пяточка сообщила мне важную информацию, пока мы сидели в тюремном пузыре. Она подслушала, как Секвойя и Экстро общаются на радиочастотах. А я, как последний дурак, рассказал об этом Вождю, а значит — и всем машинам. Я хотел сразить его тем, что я в курсе происходящего. Но ведь никто меня за язык не тянул! Будь проклята моя глупость! Чтоб у меня язык отсох! И я не могу теперь покаяться перед Фе, и она уже никогда не простит меня! Никогда. Никогда.— Никогда…Я снова разрыдался.Хрис решительно произнес:— Мы с Гинем пройдемся по улицам. Только мы вдвоем. А вы оставайтесь тут и ждите, дети мои.М'банту сказал:— Опасно ходить без охраны. Возьмите волка. Я проинструктирую его.— Спасибо. Но обойдемся без волка. Поцелуй его, милая.Натома поцеловала меня, Хрис обнял меня за плечи, и мы вышли из вигвама. На улицах, как обычно, царил ад. Лабиринты ужаса. Хаос изломанных улиц и переулков, руины зданий, брошенные дома, повсюду кучи мусора и нечистот. То и дело попадались истекающие кровью раненые и неубранные разлагающиеся трупы. В тупиках вели смертные бои местные банды, садомазохистские замашки которых могли бы озадачить даже не привыкших чему-либо удивляться специалистов по криминальной психологии прошлых веков. Мы прошли, к примеру, тупичок, где целая банда готовилась к атаке на противника. Но это были лишь скелеты с остатками жженого мяса — все они сгорели в тех позах, в которых их окатило пламя огнемета.Мы слышали вой гиен, которые искали по помойкам мертвые тела, а частенько нападали и на живых прохожих. Но ни люди, ни звери нас не потревожили. Хрисова харизма. Мы вышли на набережную Сан-Андреас, почти сплошь застроенную убогими лачугами из ящиков. Остались лишь узкие проходы между рядами хибар. Что вы хотите — нас, людей, слишком много.— Зачем этим подонкам общества жить? Когда Фе, талантливая и прекрасная, — умерла! А эти — живут! — процедил я.— Не смей так говорить, — твердым голосом сказал Хрис, переходя на испангль. И я, кажется, понял — почему. Он всегда солидаризируется с разным отребьем. Впрочем, я хуже любого отребья. — Послушай, Гинь. Вседержитель благословил нищих духом, ибо их есть Царствие Небесное. Да-да, Отец мой благосклонен к сим недостойным. И тебе. Гинь, надо смирить гордыню. Блаженны будут неудачники, взыскующие Господа, ибо их ждет большой куш за гробом. Блаженны будут горевавшие в одиночестве, потому что окажутся в ватаге Бога. Смирись и не кощунствуй. Слушай меня, и окажешься в раю рядом со мной. Дай пять — и запомни, что я тебе сказал, потому что моими устами говорит небесный босс.Как ни странно звучала его речь на испангле, языке вульгарном и для проповедей мало пригодном, я расплакался. Я горячо пожал его руку, а он обнял меня и поцеловал. Тут мне пришло в голову, как редко и как рассеянно я обнимал и целовал мою девочку. Как мало ласковых слов она слышала от меня! Каким небрежным я был, каким снисходительно надменным! Боже мой, мы воспринимаем нашего ребенка как игрушку и понимаем, что это был человек только тогда, когда теряем его.Робот-рассыльный с лязгом затормозил за моей спиной, чуть не отдавив мне пятки. У этих электронных ублюдков поганая пространственная ориентация. То и дело сшибают прохожих. Голосом как из консервной банки он произнес:— Эдуард Курзон? Ваш идентификационный номер, пожалуйста.— 941939002.Внутри робота что-то щелкнуло — это отъехала задвижка в средней части, после чего он сказал:— Возьмите послание из ячейки.Я забрал капсулу, а рассыльный загремел прочь. Я тем временем прочел записку от Поулоса: «УГАДАЙ НА ПУТИ НА ЦЕРЕРУ СО МНОЙ».Я показал записку Хрису.— Тебе лучше последовать за ними, — сказал он.
У Натомы не имелось выездного паспорта, но Джимми — На Все Руки Мастер и тут выручил. По его словам, в наше время подделка документов не имеет ничего общего с прежней подчисткой и подделкой бумажных паспортов и удостоверений. Теперь надо уметь пробираться в память компьютеров, чтобы ввести нужную информацию, получить код и все такое. Подробностей он не рассказывает. Оно и понятно — профессиональные тайны А может потому, что заикается, а рассказ об этих тонкостях — дело долгое.Полет на Цереру был не сахар, приятного мало. Впрочем, экипаж уверял нас, что полет прошел «планово», без затруднений и нежелательных приключений. Так или иначе, не будь рядом Натомы, я бы пару-тройку раз завизжал от страха.Церера — крупнейший астероид, диаметром миль пятьсот, шаровидный, с шестичасовым периодом обращения вокруг своей оси. Причем вертится Церера настолько быстро, что сесть на нее адски трудно: все равно как попасть ниткой в иголку, установленную на быстро вращающейся граммофонной пластинке — были такие штуковины в начале двадцатого века, граммофоны назывались.Шаровидной и удобной для обитания Церера стала лишь после того, как ее прибрала к рукам компания «Фарбен Индустри». Думаю, лоббирование ее передачи обошлось компании, мягко говоря, недешево. Равно как и создание пугающего образа Цереры. Видать, множество чиновников и продажных ученых озолотилось на этом. Цереру подавали общественному мнению как бесформенную глыбу, которая несется в космическом пространстве, будучи сущим адом для человека: там и смертоносные бактерии, и радиоактивность, и ядовитые споры, и еще Бог знает что. Кончилось тем, что правительство объявило: пусть «Фарбен Индустри» забирает эту никчемную планетку за символическую плату — лишь бы потом налог за собственность платила в твердой валюте. Как только «Фарбен Индустри» заполучила Цереру, никто больше не слышал ни о смертоносных бактериях, ни о ядовитых спорах, ни о прочей пугающей дребедени.Теперь астероид ощетинился множеством куполов разной величины. Не будучи стеснены площадью, руководители компании решили строить не небоскребы, а малоэтажные особняки во всех существовавших на земле архитектурных стилях. Разумеется, над каждым высился купол. Сеть соединенных между собой куполов покрывала всю поверхность астероида.Солнечный свет играл на куполах, добавляя прелести тамошнему миру. Маленькая чудесная планетка была совершенна беззащитна — бери хоть голыми руками. Но «Фарбен Индустри» это не беспокоило. Если бы кто-нибудь решил посягнуть на их столицу, они бы попросту прекратили поставки оружия вовсе концы миролюбивой Солнечной системы, где велось разом не более семнадцати-восемнадцати войн, и агрессора задавили бы всеобщими усилиями без вмешательства акционерного государства «Фарбен Индустри».Таможню я прошел без затруднений, если не считать того, что чиновники вдоволь напотешались над моим ломаным Евро — на Цересе все говорили на Евро-языке, который я успел подзабыть. Они покатывались, когда я неловко мешал в одно французские, немецкие и итальянские слова. До меня дошло, что они нарочно дразнят меня, чтобы я подольше поговорил на своем чудном языке, поэтому я принялся повторять:— Грек! Грек! Здесь главный над вся.В итоге они сообразили, кто мне нужен, усадили нас с Натомой в челнок— машину, которая формой напоминала половинку арбуза, и отправили в путь.Челнок помчался на автопилоте по бесконечным прозрачным трубам, проложенным между домами. Мы имели возможность наблюдать удивительной красоты закат. Слепящий золотисто-белый шар быстро скатывался за горизонт, пока не наступила ночь — внезапная, с мириадами звезд на черном бархате космоса. В огромной двойной звезде слева от нас узнавался родной тандем — Земля и Луна. Марс был виден отчетливым диском. Юпитер был справа от нас — большое оранжевое пятно с блестками спутников. То еще зрелище! Натома только ахала и охала. В резервации Эри природа таких картинок не показывает.Челнок остановился у одного из особняков. Ловкий молодой служащий подал нам руку, помог выйти и указал на широкую лестницу. Никакие лифты на Церере не нужны — сила тяжести настолько мала, что там не идешь, а почти паришь. Итак, мы проплыли до верха лестницы. Вместо ожидаемого офиса Грека, мы обнаружили греческий торговый центр. То ли таможенники оказались не слишком проницательными ребятами, то ли мой Евро уж совсем никуда не годится.Я собирался возмущенно удалиться, но Натома упросила меня забежать на минутку — и ошалела от изобилия товаров. Мне было приятно баловать женушку, поэтому я засеменил за ней — временами недовольно ворча по поводу ее расточительности. Ведь женщина испытывает двойную радость, когда при покупке чувствует себя немного виноватой в расточительности.Не буду перечислять всего накупленного Натомой. Назову только светящиеся краски для тела, прорву косметики и духов, а также мужские рабочие комбинезоны («Последний крик в женской моде будущего года, Гинь!»), платья-чулки, которые меняют цвет в зависимости от настроения хозяйки («Гинь, они опять в моде.»). Ну и, конечно же, самоучители испангля, Евро, Афро и двадцатки для многочисленных родственников. Не говоря уже о чемоданах и сумках, в которые все эти покупки предстояло упаковать.Зато блеск синтетических драгоценных камней ее не привлекал. Тут я между прочим узнал, что камни на ее головной повязке и браслетах — настоящие изумруды. Я предъявил продавцам свой паспорт, который был одновременно и кредитной карточкой. Но с меня взяли за всю груду покупок смехотворно мало. Мне было сказано, что на Церере, приравненной к свободному космопорту, все продается без наценок. Только не стоит распространяться об этом на Земле — они боятся нашествия туристов.Я пообещал, однако попросил в качестве ответной любезности позволить мне переговорить с заведующей торговым центром. Заведующей оказалась дородная леди, очень дружелюбная и понятливая. Когда я объяснил, какие у меня трудности, оказалось, что моего друга на Церере знают не как Поулоса или как Грека, а как герра Директора. Она провела нас к пневмотрубе, усадила со всеми покупками в челнок, набрал нужный кнопочный код, попрощалась с нами, я произнес на Евро единственное словосочетание, в правильности которого был совершенно уверен: «Грациэ зэр!» — «Большое спасибо!» — и мы покатили по прозрачным трубам.Офис герра Директора показался мне любопытнейшим местом. Поначалу возникло ощущение, что я в нем уже бывал. Потом я сообразил, что это точная копия восстановленного помпейского атриума, то есть внутреннего двора древнеримского дома. В свою бытность в Италии я посещал этот атриум в Помпее. Квадратный мраморный бассейн в центре, мраморные колонны, мраморные галереи и стены. Я кое-как растолковал секретарше, кто я такой и чего хочу. Она повторила мои слова на чистом Евро. Дверь за ее спиной тут же распахнулась. Оттуда появился охранник — обычная горилла с угрюмым враждебным взглядом исподлобья. Он проквакал: «Oui?» Да? (фр.)
Но в этот момент Натома не выдержала соблазна — и нырнула в бассейн. Она проплыла его из конца в конец с неподражаемой грацией. Когда она вышла, с нее струились потоки воды, но она счастливо улыбалась — похожая на чудесную нереиду. Горилла окинул нас совсем зверским взглядом и произнес на чертовом Евро: «Ah. Oui. Entre, per favore». После паузы он произнес на двадцатке: «На каком языке вы предпочитаете разговаривать? Проходите, пожалуйста». Я мог только гадать, как он допер, что со мной предпочтительнее говорить на английском языке XX века.Горилла провел нас во внутренние покои — такой же атриум, только без бассейна.— Моя фамилия Булонь, я помощник герра Директора. — Величавым жестом он приказал одному из слуг: — Полотенце мадам Курзон!.. Надеюсь, я более или менее сносно говорю на двадцатке. В офисе герра Директора всем положено говорить на всех языках. И я говорю на всех — не обессудьте, если с кучей ошибок.Этот малый начинал мне нравиться. Но сообщенная им новость мне нисколько не понравилась.— Вынужден огорчить вам, мсье и мадам Курзон. Герра Директора уже месяц как нет на Церере — и я точно знаю, что он еще не вернулся. Относительно профессора Угадая и криокапсул — впервые слышу. Опять-таки могу со всей точностью сказать, что ни профессор, ни капсулы на Цереру не прибывали. Так что вы ищете не по тому адресу.— Но мы получили собственноручную записку от герра Директора!— Позвольте взглянуть, мсье Курзон.Он внимательно изучил записку и вернул ее мне.— Что вам сказать? Почерк вроде бы герра Директора, но я могу заверить вас, что, если записка и не поддельная, то послана она откуда угодно, только не с Цереры.— А может, они прибыли тайно и прячутся?— Это исключено. И к чему прятаться?— Профессор Угадай занят крайне щекотливым научным исследованием.— Вы имеете в виду криокапсулы?— Да. Точнее, их содержимое.— Что за содержимое?— Простите, я не вправе рассказывать.— Гермафродиты, — сказала Натома. Я осуждающе покосился на нее, но она добавила с простодушной улыбкой. — Правда всегда хорошо. Гинь. Секрет плохо.— Согласен с мадам, — кивнул Булонь. — Тайны — дело ненадежное, потому что все тайное рано или поздно становится явным. Стало быть, гермафродиты? Очень странно. Я думал, что этакие монстры существуют только в мифологии.— Есть существуют, — гордо заявила Натома. — Мой брат изобретать.— И что же теперь, мсье Курзон?— Непроходняк.— Пардон?— Безнадега, тупик. Меня обманули и поставили в дурацкое положение. Похоже, я знаю, кто и зачем. И я здорово напуган.Он сочувственно поцокал языком.— Что же вы планируете делать? Почему бы вам не остаться здесь и не погостить в апартаментах герра Директора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29