Если думаешь научиться — помни, что уйдут годы, прежде чем ты станешь специалистом в этой области. Мы можем сделать исключение и принять тебя в свой университет.— Нет, спасибо. В моей семье нет гена талантливости, который бродил бы из поколения в поколение.За беседой Вождь подвел меня к огромному мраморному бассейну — настоящее небольшое озеро, полное кристально чистой воды.— Построили для наших детишек. Они должны уметь плавать и управлять каноэ. Традиция.Мы присели на берегу.— Ладно, Гинь. Я тебе все тайны раскрыл. Теперь твоя очередь. Во что я влип?Театральные эффекты и приемы торговых рекламщиков были бы неуместны, поэтому я сказал обыденным тоном:— Все, что я скажу, не для посторонних ушей. Секвойя, Команда тщательно оберегает секрет своего существования. Не буду просить тебя давать честное слово, божиться и все такое. Мы знаем, что можем доверять друг другу и без предварительных страшных клятв.Он согласно кивнул.— Мы обнаружили, что смерть не является неизбежным завершением метаболического цикла существования. Похоже, мы бессмертны, хотя у нас нет возможности выяснить, к ак до лг о продлится бессмертие . Многие из нас живут десятки столетий. Но предстоит ли нам жить вечно? Этого мы не знаем.— Энтропия, — проворчал Секвойя.— Да, ее мы со счетов не сбрасываем. Рано или поздно Вселенная, так сказать, выдохнется и погибнет. Ну и мы с ней.— За счет чего возникла Команда?Я коротко описал некоторые случаи превращения в бессмертных.— Стало быть, феномен носит психогенный характер, — пробормотал проф.— То есть возникает в результате сильных переживаний. Именно это случилось и со мной. Я прав? Выходит, мне во веки веков оставаться двадцатичетырехлетним?— Да. Каждый из нас внешне сохранил возраст, в котором превратился в бессмертного.— Возможно, вы сбрасываете со счетов естественный износ организма, старение и заболевания органов.— В этом-то и состоит одна из загадок. Органы молодого организма способны восстанавливаться и обновляться. Но почему эта способность обычно исчезает с возрастом? Судя по всему, секрет нашего долголетия не в том, что мы остаемся вечно молодыми. Как объяснить случаи, когда бессмертными становились старики? Иногда достаточно ветхие.— За счет чего же происходит регенерация организма бессмертного?— Понятия не имею. Ты первый серьезный ученый-исследователь, ставший членом нашей Команды. Я надеюсь, что именно ты найдешь объяснение. У члена нашей Команды по прозвищу Тихо Браге Тихо Браге (1546-1601) — датский астроном, реформатор практической астрономии
есть теория на этот счет. Но он всего лишь астроном.— И все-таки я хочу выслушать его соображения.— Теория малообъективна…— Плевать. Валяй, рассказывай!— Ну, ладно… Тихо Браге утверждает, что в клетках со временем якобы накапливаются некие смертоносные выделения, которые являются побочным продуктом обычных внутриклеточных реакций. Клетки бессильны избавиться от этих роковых довесков. Мало-помалу вредных веществ накапливается столько, что они подавляют нормальное функционирование клетки. Именно поэтому организм стареет и умирает.— Пока что теория выглядит обоснованной и убедительной.— Браге далее утверждает, что особенно могучий всплеск нервных импульсов во время предсмертной агонии способен уничтожить роковые накопления в клетках. По организму как бы пробегает пламя нервного сверхвозбуждения, и это пламя выжигает все лишнее, ненужное. После этого организм до такой степени освежается, что начинается бурный процесс обновления клеток — который уже никогда не прекращается. Таким образом, психогальванический феномен порождает психогенный феномен.— Ты сказал, он астроном? Его рассуждения более похожи на рассуждения ученого-физиолога.— Отчасти ты прав. Ведь он начинал как биолог и лишь потом увлекся астрономией. Прав он или нет, феномен сверхмучительной агонии, приводящей к скачку в бессмертие, совершенно неоспорим. Это часть того, что мы называем синдромом Молекулярного человека.— Я давно ждал, когда ты заговоришь об этом. Объясни мне, что вы имеете в виду под термином Молекулярный человек.— Живой организм, который способен поглощать и перерабатывать молекулы абсолютно любых веществ.— Сознательно?— Нет. Непроизвольно. Молекулярный человек способен без ущерба для себя вдыхать любой газ, дышать под водой, извлекая кислород из воды, а также поглощать любой яд, находиться в любой среде. Словом, все вокруг себя он претворяет себе на благо, все перерабатывает в полезную для себя энергию.— А что случается в случае физических повреждений организма?— Если физические повреждения не слишком велики, организм легко самовосстанавливается. При серьезных повреждениях — капут. Если бессмертному, скажем, голову отрубить или выжечь сердце, он станет самым обычным покойником. То есть мы все же уязвимы. Поэтому не советую тебе вести себя с наглостью Супермена.— Это что за тип?— Ладно, забудь. Я имею в виду, что даже нам опасно лезть на рожон и не стоит попусту рисковать своей шкурой. Но я должен предупредить тебя о более серьезной опасности, ибо мы уязвимы еще в одном отношении. И нам не следует играть с огнем.— Что ты имеешь в виду, говоря «играть с огнем»?— Наше бессмертие базируется на постоянном ускоренном самообновлении клеток. Думаю, ты можешь сам привести классический пример ускоренного клеточного роста.— Да, раковая опухоль. Не хочешь ли ты сказать, что Команда… что мы…— Вот именно. Мы все как бы на волосок от появления в нашем организме множества бессмысленных и бесконтрольных разрастаний типа раковых опухолей.— Но мы же научились справляться с раком, у нас есть проверенные лекарства…— Беда в том, что, будучи группой риска в отношении раковых опухолей, мы канцером никогда не заболеваем. Предрасположенность к этому заболеванию открывает двери другой хвори, которая похуже рака. Это нечто типа проказы. Мы ее называем канцелепрой — канцерной лепрой.— Черт побери!— Да, действительно «черт побери». Канцерная проказа — поганейшая генная мутация стервозной Bacillus leprae. Этот сучий ген приводит к особому заболеванию — комбинации двух известных разновидностей проказы. Канцелепрой болеют исключительно члены Команды. Никакого лекарства пока не существует. Болезнь тянется полвека, доставляет огромные страдания и заканчивается мучительной смертью.— И при чем здесь «игра с огнем»?— Нам известно, что раковые опухоли возникают вследствие неблагоприятных контактов с окружающей средой — это прежде всего стрессы и обилие канцерогенных веществ в воздухе и пище. Поэтому следует по мере возможности избегать неблагоприятных контактов с окружающей средой. Ведь никто не может сказать, какое событие так сильно ударит по организму, что зыбкое предраковое равновесие будет нарушено и создадутся условия для возникновения канцелепры. Тебе следует научиться быть осторожным — или по крайней мере соразмерять ценность результата со степенью риска при его достижении. Вот почему мы не искушаем судьбу, не суем в рот что попало, хотя можем питаться мышьяком, запивая его серной кислотой и сидя у выхлопной трубы. И старательно избегаем всего, связанного с физическим насилием. Чтоб нас не дырявили почем зря.— Разве канцелепра — неизбежный результат повреждения организма?— Нет, но повреждения создают предпосылки для ее развития. Вот почему не надо играть с огнем и совершать всякие ненужные безрассудства.— А какие симптомы канцелепры?— Первые признаки: проступание на коже красных пигментных пятен, повышенная экзальтированность, боль в горле, опухшие гланды.— Внезапно я обнаружил у себя весь букет симптомов, — с улыбкой произнес Вождь. Мне было отрадно, что он нашел силы отшутиться после столь пугающего предупреждения.— В последнее время тебе пришлось по-настоящему солоно. Вождь, — сказал я. — Но не кажется ли тебе, что теперь самое время вернуться к работе? Ведь предстоит столько всего сделать. Я бы и сам не прочь годик, а то и два побалдеть и покемарить в таком райском уголке, как ваше Эри. Но жизнь настоятельно зовет нас обратно — в дурдом за пределами резервации. Ну, что думаешь?Секвойя упруго поднялся.— Что ж, не возражаю, — сказал он. — Быть по-твоему. К тому же, чего мне теперь страшиться? Я уже прошел через огонь, воду и медные трубы!Пока мы неспешным шагом возвращались к викиапу, я мысленно соглашался с мнением Вождя: за последние два дня он пережил по моей милости столько, что у жизни не осталось сюрпризов для него. Умница, Гинь, ты все же умеешь забацать крутой сюжет для своего клиента!По возвращении в мраморные чертоги я связался с капитаном Немо и дал отбой розыску Секвойи. Наш блудный сынишка возвращался в Команду. Мне пришлось напомнить Ункасу, что для выезда в «цивилизованный мир» надо сменить набедренную повязку на что-то более существенное. Даром что половина нынешнего городского населения ходит в чем мать родила — почти или буквально, солидному ученому следует все же соблюдать некоторые приличия. Я называю это «поддерживать реноме». Вождь называет это «иметь товарный вид».Его семейство было в сборе. Они залопотали на своем черокском. Говоря по совести, язык не то чтобы очень ласкающий слух. По звучанию я бы поместил его между самыми паршивыми языками в мире — между гэльским и ивритом: гортанные всхлипы, шиканье, шаканье и клацанье. После того, как Вождь рассказал о нашем решении, я церемонно попрощался с членами семьи. На сей раз никакого шиканья и клацанья. Все молча. Я отвесил глубокий поклон папочке. Поцеловал руку мамочке. И в следующий момент Господь (адъютантом которого на Земле является Хрис) пожелал, чтобы я совершил самую упоительную ошибку в моей жизни.Когда дело дошло до прощания с отпрысками, я позволил себе прикоснуться двумя пальцами к подбородку сестры Секвойи — этой пугливой лани — и приподнять ее вечно опущенную голову. Овальное личико, длинная шея, удобная для гильотины. Не только не красавица, даже хорошенькой трудно назвать. Но мила, восхитительно мила. Красиво очерченные скулы, глубокие глаза, упругая кожа — неповторимое лицо, исполненное жизни. Я пристально вгляделся в это лицо — и увидел в нем миры, о существовании которых и не смел мечтать. И вот тут-то я и совершил восхитительную ошибку. На прощание я поцеловал ее в губы.Все семейство окаменело. Гробовая тишина. Девушка осматривала меня внимательнейшим взглядом — так долго, что я успел бы с чувством прочитать вслух сонет. Затем она внезапно опустилась на колени передо мной и провела ладонями по моим ногам — ниже колен. И тут напряжение в комнате сменилось вспышкой бурных эмоций. Мамочка с рыданиями заключила дочку в свои сдобные объятия. Папочка с державным видом прошествовал ко мне, возложил ладонь мне на грудь — там, где сердце, — затем взял мою ладонь и поместил ее на свое сердце. Я ошалело оглянулся на Секвойю.— Ты только что взял в жены мою сестру, — небрежно проронил он.Я чуть в обморок не брякнулся.Он участливо улыбнулся.— Традиция. Поцелуй обозначает предложение стать женой. Она выразила свое согласие — и тем самым ты стал предметом лютой ненависти чуть ли не сотни ее местных воздыхателей, отважных индейских парней. Но не паникуй. Гинь. Я помогу тебе выпутаться из этой истории.Я вызволил его сестру из материнских объятий и еще раз поцеловал — вступая в новые права. Но когда она стала снова оседать на колени, я удержал ее в вертикальном положении — из опасения, что на сей раз это может обозначать развод,— Нет, не надо выпутывать меня из этой истории, Секвойя, — сказал я.— Ты хочешь оставить, как есть?— Да.— Ты это серьезно? Досчитай хотя бы до ста!— Я серьезно. И мне не нужно считать до ста.Тогда он подошел ко мне и, сминая мою грудную клетку, заключил в свои могучие объятия.— Я давно мечтаю о таком брате, как ты. Гинь. А теперь посиди спокойно, пока мы не организуем соответствующую церемонию.— Какую церемонию? Разве ты не сказал, что…— Болван, ты женился на дочери самого уважаемого и могущественного вождя резервации. Прости за неделикатность, но это неравный брак. Так что необходимо произвести определенные ритуальные действия. Положись на меняй не суетись — пусть тебя ничего не шокирует.На протяжении следующего часа я молча сидел сиднем, испытывая легкое головокружение. А возле викиапа собралась толпа человек в пятьдесят. Их поджидали машины на воздушной подушке. Все собирались куда-то ехать.— Будет участвовать не все племя, — пояснил Секвойя, — только ближайшие родственники.Он нанес на свое лицо устрашающую боевую раскраску — я едва узнал его. Поодаль собралась группа безутешных поклонников. Смелые юноши затянули грустную песнь отвергнутых женихов. Из глубины дома четверо дюжих парней вынесли огромный сундук. Моя суженая семенила возле сундука и покрикивала на грузчиков: осторожнее, не уроните!— Ее приданое, — сообщил Вождь.— Зачем приданое? У меня, слава Богу, одиннадцать миллионов. И мне не нужно…— Традиция. Она не может перейти в твой дом с пустыми руками. Или тебе удобнее взять приданое лошадьми и рогатым скотом?Я замахал руками: перспектива убирать навоз за черокскими коровами меня никак не прельщала.Где-то в доме имелась неистощимая кладовка, ибо мамочка вынесла родственникам такое количество снеди, какого хватило бы на угощение всей независимой акционерной страны «Фарбен Индустри». Сестра Секвойи на время исчезла, чтобы появиться в традиционном наряде скво — но не в оленьей шкуре, а в тончайших китайских шелках. На голове у нее было что-то вроде чалмы, на шее — роскошная цепь, на запястьях — уйма браслетов. До меня не сразу доперло, что зеленые штучки на браслетах — крупные изумруды.— Порядок, — сказал Секвойя. — Можем отправляться в путь.— Позволено ли мне спросить — куда?— В твой новый дом. Традиция.— У меня нету нового дома.— Есть. Это мой вигвам, который я дарю тебе в качестве свадебного подарка. Еще вопросы?— Только один. Я понимаю, что ты чертовски занят и тебе не до этого, но будь добр подсказать мне, как зовут мою жену?От моего вопроса у Вождя слегка занялось дыхание. Но он сумел взять себя в руки.— Натома. Натома Угадай.— Прелестное имя.— Кстати, а как тебя-то зовут? Я имею в виду, с какого имени ты начинал свою жизнь?— Эдуард Курзон.— Натома Курзон. Звучит неплохо. Ладно, пошли. Нам предстоит выстрадать длительную церемонию.По пути из Эри — новый пук традиций. Мы с Натомой сидели в машине рядышком, а ее родители за нашей спиной — как строгие стражи добродетели. Вдоль дороги выстроилась толпа соплеменников Секвойи. Взрослые приветствовали нас, а мальчишки кричали обычные свадебные непристойности — не зная языка, я угадывал смысл по тону, общему для всех народов. Когда я потянулся обвить тонкий стан Натомы своей шаловливой лапой, мамочка сзади тихо засопела, что я понял как однозначное: не сметь! Папочка хихикнул. Моя женушка по-прежнему не поднимала головы, но я заметил, как запунцовели ее скулы.Мы выехали из резервации и быстро домчались до городского вигвама Секвойи. Вождь заглянул в прихожую и сделал очень выразительный индейский жест.— Где, черт возьми, мои волки? — воскликнул он на двадцатке.— Они здесь, со мной, профессор Угадай! — отозвался М'банту из глубины дома. — Мы ждем вас с огромным нетерпением.Мы с Вождем вошли в вигвам и обнаружили, что М'банту сидит в главной комнате, а волки улеглись вокруг него и трутся носами о его бока.— Как он умудрился, разрази его гром! — ахнул Секвойя. — Ведь это же волки-убийцы!— Откуда мне знать. Вся его жизнь проходит рядом с животными.— Нет ничего проще, профессор Угадай. Надо только уметь говорить на волчьем языке — и сразу станешь их неразлучным другом.— Вы умеете говорить на звериных языках?— Почти на всех.Когда мы объяснили М'банту, что происходит, он пришел в восторг.— Надеюсь, Гинь, ты окажешь мне честь быть твоим свадебным распорядителем?Он присоединился к индейским родичам, окружившим вигвам. Что-то булькало в расставленных вокруг больших котлах, а гости пели — двигаясь по кругу, хлопая в ладоши и приплясывая. Этим однообразным действиям не было конца, но праздничное возбуждение непонятным образом нарастало.— Готовься, Гинь, — сказал Секвойя, — к очередному брачному ритуалу. Не трусь, я подскажу, что и когда делать.— Хорошо.— Гинь, еще не поздно отказаться.— Нет.— Уверен?— Угу.На пороге дома родители передали мне Натому. Она взяла меня за руку. Вождь стоял за ней, а М'банту за мной. Уж не знаю, где М'банту раздобыл потребный материал, но его лицо было раскрашено белой глиной, а волосы посыпаны красной охрой. Ему недоставало лишь копья и щита.Из брачной церемонии я ничего толком не запомнил. Помню только, что Секвойя суфлировал мне на двадцатке, а М'банту на том же языке отпускал этнографические комментарии, которые, разумеется, значительно просветили бы мой ум, не будь он в таком смятении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
есть теория на этот счет. Но он всего лишь астроном.— И все-таки я хочу выслушать его соображения.— Теория малообъективна…— Плевать. Валяй, рассказывай!— Ну, ладно… Тихо Браге утверждает, что в клетках со временем якобы накапливаются некие смертоносные выделения, которые являются побочным продуктом обычных внутриклеточных реакций. Клетки бессильны избавиться от этих роковых довесков. Мало-помалу вредных веществ накапливается столько, что они подавляют нормальное функционирование клетки. Именно поэтому организм стареет и умирает.— Пока что теория выглядит обоснованной и убедительной.— Браге далее утверждает, что особенно могучий всплеск нервных импульсов во время предсмертной агонии способен уничтожить роковые накопления в клетках. По организму как бы пробегает пламя нервного сверхвозбуждения, и это пламя выжигает все лишнее, ненужное. После этого организм до такой степени освежается, что начинается бурный процесс обновления клеток — который уже никогда не прекращается. Таким образом, психогальванический феномен порождает психогенный феномен.— Ты сказал, он астроном? Его рассуждения более похожи на рассуждения ученого-физиолога.— Отчасти ты прав. Ведь он начинал как биолог и лишь потом увлекся астрономией. Прав он или нет, феномен сверхмучительной агонии, приводящей к скачку в бессмертие, совершенно неоспорим. Это часть того, что мы называем синдромом Молекулярного человека.— Я давно ждал, когда ты заговоришь об этом. Объясни мне, что вы имеете в виду под термином Молекулярный человек.— Живой организм, который способен поглощать и перерабатывать молекулы абсолютно любых веществ.— Сознательно?— Нет. Непроизвольно. Молекулярный человек способен без ущерба для себя вдыхать любой газ, дышать под водой, извлекая кислород из воды, а также поглощать любой яд, находиться в любой среде. Словом, все вокруг себя он претворяет себе на благо, все перерабатывает в полезную для себя энергию.— А что случается в случае физических повреждений организма?— Если физические повреждения не слишком велики, организм легко самовосстанавливается. При серьезных повреждениях — капут. Если бессмертному, скажем, голову отрубить или выжечь сердце, он станет самым обычным покойником. То есть мы все же уязвимы. Поэтому не советую тебе вести себя с наглостью Супермена.— Это что за тип?— Ладно, забудь. Я имею в виду, что даже нам опасно лезть на рожон и не стоит попусту рисковать своей шкурой. Но я должен предупредить тебя о более серьезной опасности, ибо мы уязвимы еще в одном отношении. И нам не следует играть с огнем.— Что ты имеешь в виду, говоря «играть с огнем»?— Наше бессмертие базируется на постоянном ускоренном самообновлении клеток. Думаю, ты можешь сам привести классический пример ускоренного клеточного роста.— Да, раковая опухоль. Не хочешь ли ты сказать, что Команда… что мы…— Вот именно. Мы все как бы на волосок от появления в нашем организме множества бессмысленных и бесконтрольных разрастаний типа раковых опухолей.— Но мы же научились справляться с раком, у нас есть проверенные лекарства…— Беда в том, что, будучи группой риска в отношении раковых опухолей, мы канцером никогда не заболеваем. Предрасположенность к этому заболеванию открывает двери другой хвори, которая похуже рака. Это нечто типа проказы. Мы ее называем канцелепрой — канцерной лепрой.— Черт побери!— Да, действительно «черт побери». Канцерная проказа — поганейшая генная мутация стервозной Bacillus leprae. Этот сучий ген приводит к особому заболеванию — комбинации двух известных разновидностей проказы. Канцелепрой болеют исключительно члены Команды. Никакого лекарства пока не существует. Болезнь тянется полвека, доставляет огромные страдания и заканчивается мучительной смертью.— И при чем здесь «игра с огнем»?— Нам известно, что раковые опухоли возникают вследствие неблагоприятных контактов с окружающей средой — это прежде всего стрессы и обилие канцерогенных веществ в воздухе и пище. Поэтому следует по мере возможности избегать неблагоприятных контактов с окружающей средой. Ведь никто не может сказать, какое событие так сильно ударит по организму, что зыбкое предраковое равновесие будет нарушено и создадутся условия для возникновения канцелепры. Тебе следует научиться быть осторожным — или по крайней мере соразмерять ценность результата со степенью риска при его достижении. Вот почему мы не искушаем судьбу, не суем в рот что попало, хотя можем питаться мышьяком, запивая его серной кислотой и сидя у выхлопной трубы. И старательно избегаем всего, связанного с физическим насилием. Чтоб нас не дырявили почем зря.— Разве канцелепра — неизбежный результат повреждения организма?— Нет, но повреждения создают предпосылки для ее развития. Вот почему не надо играть с огнем и совершать всякие ненужные безрассудства.— А какие симптомы канцелепры?— Первые признаки: проступание на коже красных пигментных пятен, повышенная экзальтированность, боль в горле, опухшие гланды.— Внезапно я обнаружил у себя весь букет симптомов, — с улыбкой произнес Вождь. Мне было отрадно, что он нашел силы отшутиться после столь пугающего предупреждения.— В последнее время тебе пришлось по-настоящему солоно. Вождь, — сказал я. — Но не кажется ли тебе, что теперь самое время вернуться к работе? Ведь предстоит столько всего сделать. Я бы и сам не прочь годик, а то и два побалдеть и покемарить в таком райском уголке, как ваше Эри. Но жизнь настоятельно зовет нас обратно — в дурдом за пределами резервации. Ну, что думаешь?Секвойя упруго поднялся.— Что ж, не возражаю, — сказал он. — Быть по-твоему. К тому же, чего мне теперь страшиться? Я уже прошел через огонь, воду и медные трубы!Пока мы неспешным шагом возвращались к викиапу, я мысленно соглашался с мнением Вождя: за последние два дня он пережил по моей милости столько, что у жизни не осталось сюрпризов для него. Умница, Гинь, ты все же умеешь забацать крутой сюжет для своего клиента!По возвращении в мраморные чертоги я связался с капитаном Немо и дал отбой розыску Секвойи. Наш блудный сынишка возвращался в Команду. Мне пришлось напомнить Ункасу, что для выезда в «цивилизованный мир» надо сменить набедренную повязку на что-то более существенное. Даром что половина нынешнего городского населения ходит в чем мать родила — почти или буквально, солидному ученому следует все же соблюдать некоторые приличия. Я называю это «поддерживать реноме». Вождь называет это «иметь товарный вид».Его семейство было в сборе. Они залопотали на своем черокском. Говоря по совести, язык не то чтобы очень ласкающий слух. По звучанию я бы поместил его между самыми паршивыми языками в мире — между гэльским и ивритом: гортанные всхлипы, шиканье, шаканье и клацанье. После того, как Вождь рассказал о нашем решении, я церемонно попрощался с членами семьи. На сей раз никакого шиканья и клацанья. Все молча. Я отвесил глубокий поклон папочке. Поцеловал руку мамочке. И в следующий момент Господь (адъютантом которого на Земле является Хрис) пожелал, чтобы я совершил самую упоительную ошибку в моей жизни.Когда дело дошло до прощания с отпрысками, я позволил себе прикоснуться двумя пальцами к подбородку сестры Секвойи — этой пугливой лани — и приподнять ее вечно опущенную голову. Овальное личико, длинная шея, удобная для гильотины. Не только не красавица, даже хорошенькой трудно назвать. Но мила, восхитительно мила. Красиво очерченные скулы, глубокие глаза, упругая кожа — неповторимое лицо, исполненное жизни. Я пристально вгляделся в это лицо — и увидел в нем миры, о существовании которых и не смел мечтать. И вот тут-то я и совершил восхитительную ошибку. На прощание я поцеловал ее в губы.Все семейство окаменело. Гробовая тишина. Девушка осматривала меня внимательнейшим взглядом — так долго, что я успел бы с чувством прочитать вслух сонет. Затем она внезапно опустилась на колени передо мной и провела ладонями по моим ногам — ниже колен. И тут напряжение в комнате сменилось вспышкой бурных эмоций. Мамочка с рыданиями заключила дочку в свои сдобные объятия. Папочка с державным видом прошествовал ко мне, возложил ладонь мне на грудь — там, где сердце, — затем взял мою ладонь и поместил ее на свое сердце. Я ошалело оглянулся на Секвойю.— Ты только что взял в жены мою сестру, — небрежно проронил он.Я чуть в обморок не брякнулся.Он участливо улыбнулся.— Традиция. Поцелуй обозначает предложение стать женой. Она выразила свое согласие — и тем самым ты стал предметом лютой ненависти чуть ли не сотни ее местных воздыхателей, отважных индейских парней. Но не паникуй. Гинь. Я помогу тебе выпутаться из этой истории.Я вызволил его сестру из материнских объятий и еще раз поцеловал — вступая в новые права. Но когда она стала снова оседать на колени, я удержал ее в вертикальном положении — из опасения, что на сей раз это может обозначать развод,— Нет, не надо выпутывать меня из этой истории, Секвойя, — сказал я.— Ты хочешь оставить, как есть?— Да.— Ты это серьезно? Досчитай хотя бы до ста!— Я серьезно. И мне не нужно считать до ста.Тогда он подошел ко мне и, сминая мою грудную клетку, заключил в свои могучие объятия.— Я давно мечтаю о таком брате, как ты. Гинь. А теперь посиди спокойно, пока мы не организуем соответствующую церемонию.— Какую церемонию? Разве ты не сказал, что…— Болван, ты женился на дочери самого уважаемого и могущественного вождя резервации. Прости за неделикатность, но это неравный брак. Так что необходимо произвести определенные ритуальные действия. Положись на меняй не суетись — пусть тебя ничего не шокирует.На протяжении следующего часа я молча сидел сиднем, испытывая легкое головокружение. А возле викиапа собралась толпа человек в пятьдесят. Их поджидали машины на воздушной подушке. Все собирались куда-то ехать.— Будет участвовать не все племя, — пояснил Секвойя, — только ближайшие родственники.Он нанес на свое лицо устрашающую боевую раскраску — я едва узнал его. Поодаль собралась группа безутешных поклонников. Смелые юноши затянули грустную песнь отвергнутых женихов. Из глубины дома четверо дюжих парней вынесли огромный сундук. Моя суженая семенила возле сундука и покрикивала на грузчиков: осторожнее, не уроните!— Ее приданое, — сообщил Вождь.— Зачем приданое? У меня, слава Богу, одиннадцать миллионов. И мне не нужно…— Традиция. Она не может перейти в твой дом с пустыми руками. Или тебе удобнее взять приданое лошадьми и рогатым скотом?Я замахал руками: перспектива убирать навоз за черокскими коровами меня никак не прельщала.Где-то в доме имелась неистощимая кладовка, ибо мамочка вынесла родственникам такое количество снеди, какого хватило бы на угощение всей независимой акционерной страны «Фарбен Индустри». Сестра Секвойи на время исчезла, чтобы появиться в традиционном наряде скво — но не в оленьей шкуре, а в тончайших китайских шелках. На голове у нее было что-то вроде чалмы, на шее — роскошная цепь, на запястьях — уйма браслетов. До меня не сразу доперло, что зеленые штучки на браслетах — крупные изумруды.— Порядок, — сказал Секвойя. — Можем отправляться в путь.— Позволено ли мне спросить — куда?— В твой новый дом. Традиция.— У меня нету нового дома.— Есть. Это мой вигвам, который я дарю тебе в качестве свадебного подарка. Еще вопросы?— Только один. Я понимаю, что ты чертовски занят и тебе не до этого, но будь добр подсказать мне, как зовут мою жену?От моего вопроса у Вождя слегка занялось дыхание. Но он сумел взять себя в руки.— Натома. Натома Угадай.— Прелестное имя.— Кстати, а как тебя-то зовут? Я имею в виду, с какого имени ты начинал свою жизнь?— Эдуард Курзон.— Натома Курзон. Звучит неплохо. Ладно, пошли. Нам предстоит выстрадать длительную церемонию.По пути из Эри — новый пук традиций. Мы с Натомой сидели в машине рядышком, а ее родители за нашей спиной — как строгие стражи добродетели. Вдоль дороги выстроилась толпа соплеменников Секвойи. Взрослые приветствовали нас, а мальчишки кричали обычные свадебные непристойности — не зная языка, я угадывал смысл по тону, общему для всех народов. Когда я потянулся обвить тонкий стан Натомы своей шаловливой лапой, мамочка сзади тихо засопела, что я понял как однозначное: не сметь! Папочка хихикнул. Моя женушка по-прежнему не поднимала головы, но я заметил, как запунцовели ее скулы.Мы выехали из резервации и быстро домчались до городского вигвама Секвойи. Вождь заглянул в прихожую и сделал очень выразительный индейский жест.— Где, черт возьми, мои волки? — воскликнул он на двадцатке.— Они здесь, со мной, профессор Угадай! — отозвался М'банту из глубины дома. — Мы ждем вас с огромным нетерпением.Мы с Вождем вошли в вигвам и обнаружили, что М'банту сидит в главной комнате, а волки улеглись вокруг него и трутся носами о его бока.— Как он умудрился, разрази его гром! — ахнул Секвойя. — Ведь это же волки-убийцы!— Откуда мне знать. Вся его жизнь проходит рядом с животными.— Нет ничего проще, профессор Угадай. Надо только уметь говорить на волчьем языке — и сразу станешь их неразлучным другом.— Вы умеете говорить на звериных языках?— Почти на всех.Когда мы объяснили М'банту, что происходит, он пришел в восторг.— Надеюсь, Гинь, ты окажешь мне честь быть твоим свадебным распорядителем?Он присоединился к индейским родичам, окружившим вигвам. Что-то булькало в расставленных вокруг больших котлах, а гости пели — двигаясь по кругу, хлопая в ладоши и приплясывая. Этим однообразным действиям не было конца, но праздничное возбуждение непонятным образом нарастало.— Готовься, Гинь, — сказал Секвойя, — к очередному брачному ритуалу. Не трусь, я подскажу, что и когда делать.— Хорошо.— Гинь, еще не поздно отказаться.— Нет.— Уверен?— Угу.На пороге дома родители передали мне Натому. Она взяла меня за руку. Вождь стоял за ней, а М'банту за мной. Уж не знаю, где М'банту раздобыл потребный материал, но его лицо было раскрашено белой глиной, а волосы посыпаны красной охрой. Ему недоставало лишь копья и щита.Из брачной церемонии я ничего толком не запомнил. Помню только, что Секвойя суфлировал мне на двадцатке, а М'банту на том же языке отпускал этнографические комментарии, которые, разумеется, значительно просветили бы мой ум, не будь он в таком смятении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29