Постоял на
площадке, слушая жизнь обитателей подъезда. Потом неспешно поднялся до
одиннадцатого.
Осторожно потолкал дверь квартиры. Судя по вибрации, закрыта только
на защелку английского замка. Сырцов ухватился за ручки и, бесшумно рванув
дверь по направлению к петлям, одновременно просунул в щель у язычка
тончайшую стальную пластинку, которая была у него в связке с ключами.
Только бы зацепилась.
Зацепилась. Сырцов бережно отжал язычок защелки и осторожно открыл
дверь.
- Мяч у Кузнецова, передача Татарчуку, Татарчук делает обманные
движения и вдруг совершенно неожиданно отдает пас набегающему Корнееву.
Удар! Мяч в сантиметрах от штанги уходит на свободный. Обидно, конечно,
что мимо, но какова комбинация! - скрипуче бубнил Перетурин на всю
квартиру.
Телевизор работал в гостиной. Сырцов двинул туда.
Ослепительно сиял экран телевизора - смеркалось уже. Татьяна - в чем
вошла в квартиру: в куртке, джинсах, кроссовках - лицом вниз лежала на
диване. Сырцов взял со стола дощечку - пульт дистанционного управления и
выключил телевизор.
- Кто здесь?! Зачем?! - дико закричала Татьяна, судорожно вскочив,
почти упав с дивана. Она не узнала Сырцова, стоявшего на фоне светлого
окна.
- Это я, Таня. Жора Сырцов, - назвался Сырцов и, пройдя к
выключателю, зажег верхний свет. Мертво засверкала хрустальная люстра,
стало противнее, но светлее.
- Уходи. Уходи. Нечего тебе здесь делать, - говорила она, обеими
руками растирая лицо.
Сырцов подошел к окну, щелкнул шпингалетами, распахнул створки,
обернулся и спросил:
- Отсюда?
- Уйди! - завыла Татьяна. - Уйди!
Она сидела на диване и, раскачиваясь, выла уже без слов. Он подошел к
ней, схватил за борта куртки, рывком поставил на ноги, заглянул в глаза:
- Ты знала, что это случится?
- Отпусти меня, сволочь! - визгом ответила она. - Отпусти, мусор
вонючий.
- Говори, тварь, отвечай, - шепотом требовал он. - Раздавлю, как
вошь.
Нестерпимо громко вдруг грянул телефонный звонок. Она глянула на него
вызывающе вопросительным взглядом. Телефон звенел. Он отпустил ее. Она
обошла его, как столб. Один из телефонных аппаратов был неподалеку, на
тумбе у серванта. Она одернула куртку, обеими руками проверила прическу,
вздохнула глубоко, взяла трубку и томно сказала в микрофон:
- Алло?
Рядом с диваном валялся белый квадратик. Сырцов поднял его и спрятал
в карман.
- Да... да... да... - говорила она. Потом положила трубку, обернулась
к нему и с нескрываемым торжеством объявила: - Сейчас за мной настоящий
мент заедет. Они хотят со мной посоветоваться. Так что вали отсюда,
подонок.
- Ты от меня не скроешься, - пообещал он и без суеты удалился.
В машине он вынул квадратик, который оказался моментальным
поляроидным снимком. Крупно, на весь кадр, была снята записка. Стемнело
уже заметно, но записку он прочитал без труда: "Не сумел, не могу, не хочу
жить при капитализме. Настоящая моя жизнь кончилась, поэтому кончаю жизнь
по-настоящему. Прости меня, Таня. Сергей Горошкин".
Подкатила к подъезду черная "Волга" из нее выскочил незнакомый
паренек. Номера машины не было видно. Милицейская, гебистская - не понять.
Вскорости паренек вернулся с Татьяной - в осознанном горе: темный костюм,
черные туфли, черная накидка на голове.
Поехали. На светофоре у Второй Фрунзенской Сырцов приблизился к
"Волге". "МКМ". Номерок-то еще Щелоков придумал: Московская
краснознаменная милиция. Он отпустил их: пускай себе едут на Петровку. Его
работа кончилась, нет заказчика, нет и работы. Хотелось жрать. У Никитских
ворот ушел налево, попетлял по переулкам и по Большой Бронной подъехал к
"Макдоналдсу".
Три "Биг-Мака", две водички через соломинку. Полегчало.
16
У Загорска выбрались на ярославское шоссе и понеслись. Лихой старичок
держал сто тридцать, млея от удовольствия. Алику хотелось говорить, но
скорость мешала.
- Потише можешь? - попросил он.
- В кои-то веки по такой дороге едем, а ты - потише, - возразил
Смирнов, но перешел на сто. После прежней - почти прогулочно катились.
- Тебе эта поездка что-нибудь дала? - осторожно поинтересовался Алик.
- В принципе, ничего.
- Ты хоть понял, какие этот Курдюмов операции проворачивал?
- А на кой хрен мне понимать? Мне он нужен, а не его комбинации.
- Ну и дурак, - осудил его Алик. - То, что делала эта шайка,
величайшее преступление.
- Я в этих делах тупой, как валенок, - миролюбиво признался Смирнов.
- Объясни товарищу популярно, а не ругайся.
- Ты пойми, что те двадцать-двадцать пять процентов, за которыми
приезжал Курдюмов, это живые миллионы в валюте, да что я, миллиарды! - для
начала Алик ударил астрономическими цифрами и, добившись эффекта (Смирнов
изумленно оглянулся на него), приступил к изложению в подробностях: - Да
будет тебе известно, тупица, экспорт оружия, вооружений вообще, дело
строжайшим образом контролируемое не только нашими козлами - военными, но
и рядом серьезных организаций, включая ООН. Поэтому на каждую партию
имеется официально фиксируемая лицензия. Экспортные госзаказы,
выполнявшиеся Генкиным заводом, вероятнее всего шли нашим братьям в
освобождающиеся от колониального гнета африканские и азиатские страны в
счет долгосрочных кредитов, то есть, по сути дела, бесплатно. Вместе с
этими, госзаказными поставками, в порты уходила Курдюмовская часть. Все
вместе, как единое целое, грузилось на пароходы по одной лицензии -
заметь, по одной! - направлялось к покупателям. Там с пароходов
выгружалось по заранее строго оговоренным накладным точное количество
изделий, а Курдюмовская часть оставалась на борту.
- Ну, и куда она девалась? - перебив, проявил наконец интерес
Смирнов.
- Я полагаю, что где-нибудь в открытом море к пароходу подходило
суденышко, с которого на наш борт прыгал скромный господин и вручал
уполномоченному товарищу документы о переводе солидной суммы на
определенный счет в швейцарском банке. После чего начиналась бойкая
перегрузка изделий с парохода на суденышко.
- Кто же, по-твоему, покупатели? - спросил Смирнов.
- Не трудно догадаться, Саня. Из Мишиного рассказа следует, что по
госзаказу они отправляли изделия в полном комплекте: "земля-земля",
"земля-воздух", "воздух-земля", "воздух-воздух", то есть вооружение как
для пехоты, так и для воздушных сил. А Курдюмовская часть обычно состояла
только из ракет "земля-земля" и "земля-воздух". Следовательно,
формирования, которым предназначался Курдюмовский груз, не имели
стабильной базы, аэродромов, например. Значит, эти формирования не
являются государственными. Естественный вывод: оружие предназначалось
мятежникам - повстанцам, партизанам, террористам.
- А ты недаром свой журналистский хлеб жрешь, - с уважением сказал
Смирнов. - Умный ты, аналитик чертов!
- Стараемся, - самоуверенно согласился с его словами Алик. - Ты
только представь, Саня, всю меру их безнравственности, цинизма, подлости,
демагогии!
- Чего кипятишься-то? Я про них все понял уже года два, почитай, тому
назад. А ты, я думаю, и того раньше.
- Кипячусь я, Саня, оттого, что вольно или невольно - не важно,
десятилетиями подыгрывал им в их играх. И как про какую-нибудь мерзость
узнаю, сразу же один вопрос: кого винить - их? себя?
- Обязательно кого-нибудь винить, - почему-то обиделся Смирнов, -
жить надо по-новому начинать как можно быстрей.
- Нам не начинать, завершать пора, Саня. Помирать скоро.
- Будто я не знаю. Только вот какая штука: не верю я, что
когда-нибудь помру.
17
После приема пищи довольно долго глазел на нарядную публику
"Макдоналдса". Сюда ходили, как в театр. Надоело. Встал и вышел. Уже вовсю
горела неоновая реклама: здесь огненная буква "М" - не метро,
"Макдоналдс", на той стороне бульвара золотое загадочное слово "Самсунг".
Малость поглазел и тут. На уверенных, в таких же куртках, как и он,
молодых людей, которые, сбившись в кучки, деловито обсуждали что-то, на
вальяжных, лениво прогуливающихся девиц, на бойких торговцев жвачкой,
презервативами, пивом, газетами. Все, находящиеся здесь совершенно
отчетливо представляли, в чем смысл жизни. А он не представлял.
Сырцов перешел бульвар и поплелся по Тверской. Магазин "Рыба".
Заглянул в "Рыбу". За двадцать пять рублей купил баночку лососины от того,
что баночка была маленькая и залезала в карман. У книжного магазина под
землей пересек улицу и пошел в обратную сторону. В переулке светилась
скромная вывеска ресторан "Центральный". Очереди не было. Неизвестно зачем
- сыт был до тошноты - открыл тяжелую дверь.
- Спецобслуживание! - зашумел швейцар, но узнал и, сделал вид, что
обрадовался: - Георгий Николаевич! Давненько, давненько нас не навещали!
Сырцов кивнул швейцару и по ступенькам поднялся в зал. Знакомый
официант мигом устроил место за столиком для своих. У колонны. Чтобы
как-нибудь оправдать свое появление в этой точке общепита, заказал сто
пятьдесят коньяка, зеленый салатик и бутылку "пепси". Без желания убирал
все это, не интересуясь энергично отдыхавшими людьми. Расплатился и
удалился к чертовой матери.
В дырке, над которой была надпись "Пицца-хат" неизвестно зачем
приобрел пиццу в красивой круглой коробке, а в киоске уже закрывавшегося
Елисеева бутылку "Наполеона".
Еще раз пересек Тверскую под землей и направился к машине.
Бережно устроил коробку и бутылку на заднем сидении, сел к рулю и
включил зажигание. Приборная доска давала уютный, как от торшера с
абажуром, теплый и успокаивающий свет. Захотелось домой, к торшеру.
Послать все к черту, и домой. Так и решил было - домой, но у
Университетского сделал поворот налево, потом направо и у нового цирка
налево. Поставил "семерку" на стоянку, вышел, отошел подальше, чтобы лучше
видно было. В окнах на одиннадцатом этаже горел свет. На кухне и в
гостиной. Дома уже.
На стоянке посторонних машин не было. Сырцов, не таясь, вошел в
подъезд. Но на всякий случай, проверился, как обычно. Спускаясь с
двенадцатого на одиннадцатый, учуял станный запах. Поначалу не понял, что
это, но потом понял все. Запах газа шел от горошкинской двери. Приник ухом
к замочной скважине, прислушался. Тишина, тишина.
Кинулся к дверям ближайших соседей и жал, жал на звонок. Звонок был
старомодный, верещал, как зарезанный поросенок.
- Что, что надо? - спросил из-за двери старушечий голос.
- У вас на площадке сильный запах газа! - прокричал Сырцов.
- Это не у нас, - ответила старуха, - соседям звоните.
И зашлепала вглубь квартиры, тупая курица, - слышно было. В следующую
дверь Сырцов и звонил и ногой барабанил.
- Вы что, спятили? - угрожающе поинтересовался молодой интеллигентный
баритон.
- У вас на площадке сильный запах газа! - повторил крик Сырцов.
- Это не у нас, - дублируя старуху, ответил баритон.
- Да поймите же вы, что действовать надо! Отравитесь же все,
взорветесь ко всем чертям!
Дверь отворилась. В дверях стоял сытый бородач с сигаретой в розовых
губах. Сырцов вырвал у него изо рта сигарету, бросил на пол, затоптал.
- Что же это такое?! - возмутился было бородач, но, втянув носом
воздух, понял, почему это сделал Сырцов, и залепетал: - Что делать, что
делать?
- Кажется, это вон из той квартиры, - Сырцов кивнул на горошкинскую
дверь и соврал: - Я туда звонил - не отвечают. Надо вскрывать. Быстро,
топорик какой-нибудь, нож, что ли!
Бородач метнулся вглубь своей квартиры. Старухина дверь приоткрылась
на щелку. У дверей, значит, осталась, а шлепанцами для конспирации
стучала, старая чертовка. Сырцов и ей дал задание:
- Бабка, тряпку намочи под краном и давай мне сюда!
Щели не стало. Зато раскрылась третья, последняя дверь на площадке.
- Это очень опасно? - нервно спросил сухой пожилой интеллектуал.
- Очень! - не успокоил его Сырцов.
Прибежал бородач с кухонным тесаком и тремя ножами в руках.
- Это подойдет?
- Подойдет, подойдет, - одобрил его Сырцов и приказал интеллектуалу:
- А вы окно на площадке распахните, чтобы газ на волю выходил.
Появилась старуха в мокрым полотенцем. И не старуха вообще, а дама в
возрасте.
- Я полотенце намочила, правильно? - спросила она совсем другим
голосом.
- Правильно, - одобрил и ее Сырцов. Тесак толстоват. Широкий нож,
пожалуй, подойдет. Он положил широкий тесак и два ножа на пол и
проинструктировал бородача: - Вы будете дверь к петлям дергать, а я
попытаюсь защелку отжать. Ну, начали!
Со второй попытки Сырцов отжал язычок. Только бы на нижний замок не
было закрыто. Он толкнул дверь, и она подалась.
Газовый дух плотной волной выкатился на площадку. Сырцов, прикрыл нос
и рот мокрым полотенцем, вошел в квартиру. В гостиной никого не было. Он
настежь, на обе створки, распахнул окно и двинулся на кухню.
Она полулежала в неизвестно как попавшем сюда кабинетном кресле,
откинув голову на низкую спинку, в траурном своем одеянии. С закрытыми
глазами. Естественно так лежала, будто спала.
От закрыл все открытые четыре газовые конфорки, прошел к окну и
открыл его. Потянул могучий сквозняк - видимо, интеллектуал выполнил его
приказ.
На столе лежала пустая блестящая упаковка родедорма, шариковая ручка
и белый твердый квадратик, на котором было написано: "И я не могу".
Осторожно касаясь пальцами только острых краев, Сырцов перевернул
квадратик. Это была почти такая же поляроидная фотография, как та, что и у
него в кармане. На весь кадр - предсмертная записка Горошкина.
- Не трогайте. Это вещдок, - зажав нос носовым платком и не дыша,
сказал интеллектуал и, подойдя к окну и сделав вдох, спросил: - Она
мертвая?
Сырцов знал, что она мертва, но - так надо было - взял ее уже
холодную руку и сделал вид, что слушает пульс.
- Да, - сказал он и вышел на площадку.
- Мы уже вызвали скорую помощь и милицию, - сообщила пожилая дама.
- Не могу. Пойду вниз, свежим воздухом подышу, - изображая трясение,
сообщил Сырцов и вызвал лифт.
Выйдя, он подбежал к машине, включил мотор и рванул с места. Успел:
он уже развернулся за станцией метро, когда, приближаясь, завыли сирены
милиции и скорой.
У дома он поставил машину на стоянку, вылез и внимательно осмотрел ее
- в порядке ли? Завтра ее надо будет возвратить наследникам Горошкина.
Наверняка есть первая жена и дети.
У своих дверей машинально сильным вдохом нюхнул воздух: не пахнет ли
газом. Опомнился, усмехнулся, щелкнул замком. По своей квартире ходил, как
чужой - изучая. Изучив, приступил к уборке. Унес с журнального столика
ополовиненную бутылку "Энесси", лимонные и сырные обрезки, грязные рюмки.
Рюмки вымыл и поставил в кухонный шкаф. Взял с полки граненый стакан, а из
прихожей пиццу и бутылку "Наполеона". Все это поставил на освободившийся
столик.
Сел было в кресло, но тут же пересел на диван-кровать. Откупорил
бутылку, налил полный стакан. Из кармана извлек поляроидный снимок и
положил рядом со стаканом. Глядя на снимок, выпил до дна. Потом уже на
снимок не смотрел: просто пил. Пил он не спеша, но и не мешкая особо.
Через час ликвидировал "Наполеон". Сделав дело, решил отдохнуть немного.
Откинулся на диване, полуприлег и мигом заснул, не раздеваясь.
18
Тяжело было Кузьминскому каждый вечер бывать у Алуси. Сегодня
старательно оттягивал момент своего присутствия в ясеневской квартире:
темперамент его явно уступал Алусиному, да и возраст уже не тот -
сороковник. К тому же хороший повод придумал: проверить знакомы ли,
связаны ли Алуся с иностранцем Красновым, зафиксированном в книжечке
Курдюмова. Ну, а если Курдюмов позвонит и дома никого не застанет, значит
будет звонить до тех пор, пока они не появятся на Алусиной квартире.
Алуся не знала никакого Краснова, но, познакомившись с ним в
ресторане Дома кино, надралась в честь этого знакомства до прихода всех
чертей, среди которых Краснов оказался самым знакомым и симпатичным.
Пришлось Витюше сильно поднатужиться, чтобы отодрать даровитую актрису от
такого толстенького, от такого упакованного, от такого любвеобильного
иностранца Краснова.
Виктор был без машины и поэтому пришлось ловить такси. В одиннадцать
часов вечера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
площадке, слушая жизнь обитателей подъезда. Потом неспешно поднялся до
одиннадцатого.
Осторожно потолкал дверь квартиры. Судя по вибрации, закрыта только
на защелку английского замка. Сырцов ухватился за ручки и, бесшумно рванув
дверь по направлению к петлям, одновременно просунул в щель у язычка
тончайшую стальную пластинку, которая была у него в связке с ключами.
Только бы зацепилась.
Зацепилась. Сырцов бережно отжал язычок защелки и осторожно открыл
дверь.
- Мяч у Кузнецова, передача Татарчуку, Татарчук делает обманные
движения и вдруг совершенно неожиданно отдает пас набегающему Корнееву.
Удар! Мяч в сантиметрах от штанги уходит на свободный. Обидно, конечно,
что мимо, но какова комбинация! - скрипуче бубнил Перетурин на всю
квартиру.
Телевизор работал в гостиной. Сырцов двинул туда.
Ослепительно сиял экран телевизора - смеркалось уже. Татьяна - в чем
вошла в квартиру: в куртке, джинсах, кроссовках - лицом вниз лежала на
диване. Сырцов взял со стола дощечку - пульт дистанционного управления и
выключил телевизор.
- Кто здесь?! Зачем?! - дико закричала Татьяна, судорожно вскочив,
почти упав с дивана. Она не узнала Сырцова, стоявшего на фоне светлого
окна.
- Это я, Таня. Жора Сырцов, - назвался Сырцов и, пройдя к
выключателю, зажег верхний свет. Мертво засверкала хрустальная люстра,
стало противнее, но светлее.
- Уходи. Уходи. Нечего тебе здесь делать, - говорила она, обеими
руками растирая лицо.
Сырцов подошел к окну, щелкнул шпингалетами, распахнул створки,
обернулся и спросил:
- Отсюда?
- Уйди! - завыла Татьяна. - Уйди!
Она сидела на диване и, раскачиваясь, выла уже без слов. Он подошел к
ней, схватил за борта куртки, рывком поставил на ноги, заглянул в глаза:
- Ты знала, что это случится?
- Отпусти меня, сволочь! - визгом ответила она. - Отпусти, мусор
вонючий.
- Говори, тварь, отвечай, - шепотом требовал он. - Раздавлю, как
вошь.
Нестерпимо громко вдруг грянул телефонный звонок. Она глянула на него
вызывающе вопросительным взглядом. Телефон звенел. Он отпустил ее. Она
обошла его, как столб. Один из телефонных аппаратов был неподалеку, на
тумбе у серванта. Она одернула куртку, обеими руками проверила прическу,
вздохнула глубоко, взяла трубку и томно сказала в микрофон:
- Алло?
Рядом с диваном валялся белый квадратик. Сырцов поднял его и спрятал
в карман.
- Да... да... да... - говорила она. Потом положила трубку, обернулась
к нему и с нескрываемым торжеством объявила: - Сейчас за мной настоящий
мент заедет. Они хотят со мной посоветоваться. Так что вали отсюда,
подонок.
- Ты от меня не скроешься, - пообещал он и без суеты удалился.
В машине он вынул квадратик, который оказался моментальным
поляроидным снимком. Крупно, на весь кадр, была снята записка. Стемнело
уже заметно, но записку он прочитал без труда: "Не сумел, не могу, не хочу
жить при капитализме. Настоящая моя жизнь кончилась, поэтому кончаю жизнь
по-настоящему. Прости меня, Таня. Сергей Горошкин".
Подкатила к подъезду черная "Волга" из нее выскочил незнакомый
паренек. Номера машины не было видно. Милицейская, гебистская - не понять.
Вскорости паренек вернулся с Татьяной - в осознанном горе: темный костюм,
черные туфли, черная накидка на голове.
Поехали. На светофоре у Второй Фрунзенской Сырцов приблизился к
"Волге". "МКМ". Номерок-то еще Щелоков придумал: Московская
краснознаменная милиция. Он отпустил их: пускай себе едут на Петровку. Его
работа кончилась, нет заказчика, нет и работы. Хотелось жрать. У Никитских
ворот ушел налево, попетлял по переулкам и по Большой Бронной подъехал к
"Макдоналдсу".
Три "Биг-Мака", две водички через соломинку. Полегчало.
16
У Загорска выбрались на ярославское шоссе и понеслись. Лихой старичок
держал сто тридцать, млея от удовольствия. Алику хотелось говорить, но
скорость мешала.
- Потише можешь? - попросил он.
- В кои-то веки по такой дороге едем, а ты - потише, - возразил
Смирнов, но перешел на сто. После прежней - почти прогулочно катились.
- Тебе эта поездка что-нибудь дала? - осторожно поинтересовался Алик.
- В принципе, ничего.
- Ты хоть понял, какие этот Курдюмов операции проворачивал?
- А на кой хрен мне понимать? Мне он нужен, а не его комбинации.
- Ну и дурак, - осудил его Алик. - То, что делала эта шайка,
величайшее преступление.
- Я в этих делах тупой, как валенок, - миролюбиво признался Смирнов.
- Объясни товарищу популярно, а не ругайся.
- Ты пойми, что те двадцать-двадцать пять процентов, за которыми
приезжал Курдюмов, это живые миллионы в валюте, да что я, миллиарды! - для
начала Алик ударил астрономическими цифрами и, добившись эффекта (Смирнов
изумленно оглянулся на него), приступил к изложению в подробностях: - Да
будет тебе известно, тупица, экспорт оружия, вооружений вообще, дело
строжайшим образом контролируемое не только нашими козлами - военными, но
и рядом серьезных организаций, включая ООН. Поэтому на каждую партию
имеется официально фиксируемая лицензия. Экспортные госзаказы,
выполнявшиеся Генкиным заводом, вероятнее всего шли нашим братьям в
освобождающиеся от колониального гнета африканские и азиатские страны в
счет долгосрочных кредитов, то есть, по сути дела, бесплатно. Вместе с
этими, госзаказными поставками, в порты уходила Курдюмовская часть. Все
вместе, как единое целое, грузилось на пароходы по одной лицензии -
заметь, по одной! - направлялось к покупателям. Там с пароходов
выгружалось по заранее строго оговоренным накладным точное количество
изделий, а Курдюмовская часть оставалась на борту.
- Ну, и куда она девалась? - перебив, проявил наконец интерес
Смирнов.
- Я полагаю, что где-нибудь в открытом море к пароходу подходило
суденышко, с которого на наш борт прыгал скромный господин и вручал
уполномоченному товарищу документы о переводе солидной суммы на
определенный счет в швейцарском банке. После чего начиналась бойкая
перегрузка изделий с парохода на суденышко.
- Кто же, по-твоему, покупатели? - спросил Смирнов.
- Не трудно догадаться, Саня. Из Мишиного рассказа следует, что по
госзаказу они отправляли изделия в полном комплекте: "земля-земля",
"земля-воздух", "воздух-земля", "воздух-воздух", то есть вооружение как
для пехоты, так и для воздушных сил. А Курдюмовская часть обычно состояла
только из ракет "земля-земля" и "земля-воздух". Следовательно,
формирования, которым предназначался Курдюмовский груз, не имели
стабильной базы, аэродромов, например. Значит, эти формирования не
являются государственными. Естественный вывод: оружие предназначалось
мятежникам - повстанцам, партизанам, террористам.
- А ты недаром свой журналистский хлеб жрешь, - с уважением сказал
Смирнов. - Умный ты, аналитик чертов!
- Стараемся, - самоуверенно согласился с его словами Алик. - Ты
только представь, Саня, всю меру их безнравственности, цинизма, подлости,
демагогии!
- Чего кипятишься-то? Я про них все понял уже года два, почитай, тому
назад. А ты, я думаю, и того раньше.
- Кипячусь я, Саня, оттого, что вольно или невольно - не важно,
десятилетиями подыгрывал им в их играх. И как про какую-нибудь мерзость
узнаю, сразу же один вопрос: кого винить - их? себя?
- Обязательно кого-нибудь винить, - почему-то обиделся Смирнов, -
жить надо по-новому начинать как можно быстрей.
- Нам не начинать, завершать пора, Саня. Помирать скоро.
- Будто я не знаю. Только вот какая штука: не верю я, что
когда-нибудь помру.
17
После приема пищи довольно долго глазел на нарядную публику
"Макдоналдса". Сюда ходили, как в театр. Надоело. Встал и вышел. Уже вовсю
горела неоновая реклама: здесь огненная буква "М" - не метро,
"Макдоналдс", на той стороне бульвара золотое загадочное слово "Самсунг".
Малость поглазел и тут. На уверенных, в таких же куртках, как и он,
молодых людей, которые, сбившись в кучки, деловито обсуждали что-то, на
вальяжных, лениво прогуливающихся девиц, на бойких торговцев жвачкой,
презервативами, пивом, газетами. Все, находящиеся здесь совершенно
отчетливо представляли, в чем смысл жизни. А он не представлял.
Сырцов перешел бульвар и поплелся по Тверской. Магазин "Рыба".
Заглянул в "Рыбу". За двадцать пять рублей купил баночку лососины от того,
что баночка была маленькая и залезала в карман. У книжного магазина под
землей пересек улицу и пошел в обратную сторону. В переулке светилась
скромная вывеска ресторан "Центральный". Очереди не было. Неизвестно зачем
- сыт был до тошноты - открыл тяжелую дверь.
- Спецобслуживание! - зашумел швейцар, но узнал и, сделал вид, что
обрадовался: - Георгий Николаевич! Давненько, давненько нас не навещали!
Сырцов кивнул швейцару и по ступенькам поднялся в зал. Знакомый
официант мигом устроил место за столиком для своих. У колонны. Чтобы
как-нибудь оправдать свое появление в этой точке общепита, заказал сто
пятьдесят коньяка, зеленый салатик и бутылку "пепси". Без желания убирал
все это, не интересуясь энергично отдыхавшими людьми. Расплатился и
удалился к чертовой матери.
В дырке, над которой была надпись "Пицца-хат" неизвестно зачем
приобрел пиццу в красивой круглой коробке, а в киоске уже закрывавшегося
Елисеева бутылку "Наполеона".
Еще раз пересек Тверскую под землей и направился к машине.
Бережно устроил коробку и бутылку на заднем сидении, сел к рулю и
включил зажигание. Приборная доска давала уютный, как от торшера с
абажуром, теплый и успокаивающий свет. Захотелось домой, к торшеру.
Послать все к черту, и домой. Так и решил было - домой, но у
Университетского сделал поворот налево, потом направо и у нового цирка
налево. Поставил "семерку" на стоянку, вышел, отошел подальше, чтобы лучше
видно было. В окнах на одиннадцатом этаже горел свет. На кухне и в
гостиной. Дома уже.
На стоянке посторонних машин не было. Сырцов, не таясь, вошел в
подъезд. Но на всякий случай, проверился, как обычно. Спускаясь с
двенадцатого на одиннадцатый, учуял станный запах. Поначалу не понял, что
это, но потом понял все. Запах газа шел от горошкинской двери. Приник ухом
к замочной скважине, прислушался. Тишина, тишина.
Кинулся к дверям ближайших соседей и жал, жал на звонок. Звонок был
старомодный, верещал, как зарезанный поросенок.
- Что, что надо? - спросил из-за двери старушечий голос.
- У вас на площадке сильный запах газа! - прокричал Сырцов.
- Это не у нас, - ответила старуха, - соседям звоните.
И зашлепала вглубь квартиры, тупая курица, - слышно было. В следующую
дверь Сырцов и звонил и ногой барабанил.
- Вы что, спятили? - угрожающе поинтересовался молодой интеллигентный
баритон.
- У вас на площадке сильный запах газа! - повторил крик Сырцов.
- Это не у нас, - дублируя старуху, ответил баритон.
- Да поймите же вы, что действовать надо! Отравитесь же все,
взорветесь ко всем чертям!
Дверь отворилась. В дверях стоял сытый бородач с сигаретой в розовых
губах. Сырцов вырвал у него изо рта сигарету, бросил на пол, затоптал.
- Что же это такое?! - возмутился было бородач, но, втянув носом
воздух, понял, почему это сделал Сырцов, и залепетал: - Что делать, что
делать?
- Кажется, это вон из той квартиры, - Сырцов кивнул на горошкинскую
дверь и соврал: - Я туда звонил - не отвечают. Надо вскрывать. Быстро,
топорик какой-нибудь, нож, что ли!
Бородач метнулся вглубь своей квартиры. Старухина дверь приоткрылась
на щелку. У дверей, значит, осталась, а шлепанцами для конспирации
стучала, старая чертовка. Сырцов и ей дал задание:
- Бабка, тряпку намочи под краном и давай мне сюда!
Щели не стало. Зато раскрылась третья, последняя дверь на площадке.
- Это очень опасно? - нервно спросил сухой пожилой интеллектуал.
- Очень! - не успокоил его Сырцов.
Прибежал бородач с кухонным тесаком и тремя ножами в руках.
- Это подойдет?
- Подойдет, подойдет, - одобрил его Сырцов и приказал интеллектуалу:
- А вы окно на площадке распахните, чтобы газ на волю выходил.
Появилась старуха в мокрым полотенцем. И не старуха вообще, а дама в
возрасте.
- Я полотенце намочила, правильно? - спросила она совсем другим
голосом.
- Правильно, - одобрил и ее Сырцов. Тесак толстоват. Широкий нож,
пожалуй, подойдет. Он положил широкий тесак и два ножа на пол и
проинструктировал бородача: - Вы будете дверь к петлям дергать, а я
попытаюсь защелку отжать. Ну, начали!
Со второй попытки Сырцов отжал язычок. Только бы на нижний замок не
было закрыто. Он толкнул дверь, и она подалась.
Газовый дух плотной волной выкатился на площадку. Сырцов, прикрыл нос
и рот мокрым полотенцем, вошел в квартиру. В гостиной никого не было. Он
настежь, на обе створки, распахнул окно и двинулся на кухню.
Она полулежала в неизвестно как попавшем сюда кабинетном кресле,
откинув голову на низкую спинку, в траурном своем одеянии. С закрытыми
глазами. Естественно так лежала, будто спала.
От закрыл все открытые четыре газовые конфорки, прошел к окну и
открыл его. Потянул могучий сквозняк - видимо, интеллектуал выполнил его
приказ.
На столе лежала пустая блестящая упаковка родедорма, шариковая ручка
и белый твердый квадратик, на котором было написано: "И я не могу".
Осторожно касаясь пальцами только острых краев, Сырцов перевернул
квадратик. Это была почти такая же поляроидная фотография, как та, что и у
него в кармане. На весь кадр - предсмертная записка Горошкина.
- Не трогайте. Это вещдок, - зажав нос носовым платком и не дыша,
сказал интеллектуал и, подойдя к окну и сделав вдох, спросил: - Она
мертвая?
Сырцов знал, что она мертва, но - так надо было - взял ее уже
холодную руку и сделал вид, что слушает пульс.
- Да, - сказал он и вышел на площадку.
- Мы уже вызвали скорую помощь и милицию, - сообщила пожилая дама.
- Не могу. Пойду вниз, свежим воздухом подышу, - изображая трясение,
сообщил Сырцов и вызвал лифт.
Выйдя, он подбежал к машине, включил мотор и рванул с места. Успел:
он уже развернулся за станцией метро, когда, приближаясь, завыли сирены
милиции и скорой.
У дома он поставил машину на стоянку, вылез и внимательно осмотрел ее
- в порядке ли? Завтра ее надо будет возвратить наследникам Горошкина.
Наверняка есть первая жена и дети.
У своих дверей машинально сильным вдохом нюхнул воздух: не пахнет ли
газом. Опомнился, усмехнулся, щелкнул замком. По своей квартире ходил, как
чужой - изучая. Изучив, приступил к уборке. Унес с журнального столика
ополовиненную бутылку "Энесси", лимонные и сырные обрезки, грязные рюмки.
Рюмки вымыл и поставил в кухонный шкаф. Взял с полки граненый стакан, а из
прихожей пиццу и бутылку "Наполеона". Все это поставил на освободившийся
столик.
Сел было в кресло, но тут же пересел на диван-кровать. Откупорил
бутылку, налил полный стакан. Из кармана извлек поляроидный снимок и
положил рядом со стаканом. Глядя на снимок, выпил до дна. Потом уже на
снимок не смотрел: просто пил. Пил он не спеша, но и не мешкая особо.
Через час ликвидировал "Наполеон". Сделав дело, решил отдохнуть немного.
Откинулся на диване, полуприлег и мигом заснул, не раздеваясь.
18
Тяжело было Кузьминскому каждый вечер бывать у Алуси. Сегодня
старательно оттягивал момент своего присутствия в ясеневской квартире:
темперамент его явно уступал Алусиному, да и возраст уже не тот -
сороковник. К тому же хороший повод придумал: проверить знакомы ли,
связаны ли Алуся с иностранцем Красновым, зафиксированном в книжечке
Курдюмова. Ну, а если Курдюмов позвонит и дома никого не застанет, значит
будет звонить до тех пор, пока они не появятся на Алусиной квартире.
Алуся не знала никакого Краснова, но, познакомившись с ним в
ресторане Дома кино, надралась в честь этого знакомства до прихода всех
чертей, среди которых Краснов оказался самым знакомым и симпатичным.
Пришлось Витюше сильно поднатужиться, чтобы отодрать даровитую актрису от
такого толстенького, от такого упакованного, от такого любвеобильного
иностранца Краснова.
Виктор был без машины и поэтому пришлось ловить такси. В одиннадцать
часов вечера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33