зеленый ты еще.

46
Особнячок в Замоскворечье стал еще краше. Видимо, основательно
отремонтировали с применением импортных стройматериалов. Любуясь
особнячком, Смирнов проскочил стоянку, и пришлось делать разворот "все
назад" на малом пятаке. Лихо получилось, самому понравилось. Вылезши из
"Мицубиси джипа" в отличном настроении, Смирнов отстраненно рассмотрел
серо-стального красавца. Хороша машина, ничего не скажешь. Жаль только,
что скоро расставаться.
- В приемной секретарша, не та, что была, другая - еще более строгая
и еще более длинноногая - спросила, улыбаясь, как акула:
- Вы договаривались с Александром Петровичем о встрече?
- Никак нет, мадемуазель! - гаркнул Смирнов.
- Мадам, - уже без улыбки поправила секретарша. - Тогда придется вам
подождать пока визитер, с которым сейчас беседует Александр Петрович,
покинет кабинет. Лишь после этого я смогу узнать у него сможет ли он
сегодня вас принять.
- Угу, - согласился на эти условия Смирнов, сел на указанный
протянутой ладонью секретарши стул, растопырился, как на гинекологическом
кресле, меж ног поставил знаменитую свою трость, на ее крюк положил
подбородок и стал во все глаза рассматривать строгую очаровашку.
Замечательное у него было настроение.
- Вы меня смущаете, - заметила секретарша.
- Миль пардон, - сегодня Смирнов беседовал исключительно
по-французски. - Но нет сил глаз оторвать. Честно, мадам.
Делал кульбиты, чтобы озадачить. Добился: озадачил.
- Вы по какому вопросу к Александру Петровичу? - спросила она только
для того, чтобы скрыть некоторую свою растерянность.
- Да по личному! Мы с ним давние кореша. Вы только скажите ему, что
Санятка Смирнов в предбаннике, и все будет хоккей!
- Скажу, - очаровашка, придя в себя, сообщила об этом весьма
презрительно.
Из кабинета вышел посетитель, именуемый здесь визитером, сонным
взором презрительно оглядел Смирнова, невнятно пробормотал нечто вроде -
"всего хорошего" и удалился с гордо поднятой головой.
Секретарша обеими ладонями осторожно потрогала свою прическу -
проверила все ли в порядке, встав, обеими же ладонями оправила мини
юбочку, демонстративно не принимая во внимание нахальный взгляд Смирнова,
направилась в кабинет и, почти не задержавшись в нем, вернулась.
- Александр Петрович просит вас зайти, - объявила она, интонацией не
одобрив либерализм своего шефа! Смирнов кряхтя встал и, проходя мимо
секретарского столика, легким движением погладил ее по головке.
Возмутиться секретарша не успела: Смирнов уже был в кабинете.
Большая честь оказывалась этому визитеру - хозяин кабинета
приветствовал его, выйдя из-за стола. Смирнов, подумав, пожал ему руку.
- Вы ведь обычно ко мне, Александр Иванович, как к
палочке-выручалочке, - сказал Александр Петрович Воробьев, возвратившись
за стол. - Что-нибудь надо, что не в Коляшиной компетенции?
- Надо, - согласился Смирнов, усаживаясь. - Это не в Коляшиной
компетенции.
- А что именно?
- Услышать от тебя, козел, по какой причине ты ссучился, - очень
просто произнес эту фразу Смирнов, в проброс.
Александр Петрович подобрал в широкой пепельнице трубку, прикурил от
кривой специальной зажигалки и, попыхивая, заговорил, наконец:
- Мания преследования, говорят, характерная для отставных ментов
болезнь.
- Характерная для отставных ментов болезнь - геморрой, - не
согласился Смирнов. - Но ты не ответил на мой вопрос.
- Я не понимаю о чем вы!
- Вот что, подонок. Ты, видимо, постарался забыть о своем уголовном
прошлом. А я помню. И кое-кто из законников помнит. Будешь со мной в
отказку здесь играть, через Коляшу сдам тебя ссученного, на правило.
Сечешь, перевертыш?
- Я все секу, мент поганый. Только не поверит тебе Коляша.
- Поверит. Сопоставит факты и поверит.
- Какие же факты? - небрежно спросил Александр Петрович.
- Ишь ты, вскинулся! Хочешь фактов? Что ж изложу, чтобы ты, наконец,
хлебало свое раскрыл. Только ты - единственный не из задействованных -
знал в тот же вечер, что мы душегуба повязали. А задействованные, включая
Коляшу, были под крылом у Сырцова на даче. Так что их контакты с кем-либо
были исключены. Гебисты же действовали у почтамта так, что с уверенностью
можно сказать: они знали - душегуб подставленный. Колись до задницы,
Санек, кроме тебя отстучать некому было. Чем они тебя взяли?
- Ничем они меня не взяли!
- Думай о правиле, Санек! - посоветовал Смирнов.
- А о чем же я думаю, мент? - горестно признался Воробьев.
- Когда они к тебе пришли?
- Как только вы получили ребят и технику.
- Просто поинтересовались получил ли я, да?
- Да.
- А во второй раз они к тебе пришли в тот день, когда мы должны были
душегуба повязать. Тут-то они тебя и взяли за горло. Ты ведь с Василием
Федоровичем на много миллионов нагреб, так?
- Так.
- В третий же раз они пришли к тебе той же ночью, после того как мы
убийцу взяли. Вот тут-то ты и сдал нас окончательно. Чем же они тебе
платили?
- Обещанием не трогать Василия Федоровича.
- Боже! За друга в огонь и в воду! Так я тебе и поверил. Ты же
наверняка выцыганил что-нибудь материальное, а? Хочешь, догадаюсь?
Александр Петрович вынужденно кивнул.
- Они дали Василию Федоровичу беспрепятственно вывезти за бугор твою
обильную зелень. Догадался?
- Ты догадливый. Чего ты от меня хочешь, мент, в обмен на твое
молчание?
- Многого. Во-первых, оплатить технику и людей, работающих у меня,
сверх положенного еще на три дня.
- Значит, правители тебе - под зад коленом? - догадавшись и
обрадовавшись, бойко перебил Александр Петрович.
- Чему радуешься, козел?! - вдруг разозлился, сам не понимая от чего,
Смирнов. - Не будет тебе с этого никакого навара. Все равно будешь жить,
как я прикажу.
- Во попал! - перестал радоваться Александр Петрович. - И те, и те -
в четыре руки за горло берут.
- Блядовать, Санек, не надо. Хватать бабки и ртом и задницей не надо.
А главное - предавать не след.
- Что вы еще от меня хотите?!
- Назови того, или тех, кто от конторы имел с тобой дело, и я молчу.
- Мне представлялся лишь один. Майор Владимир Николаевич Майоров.
Остальные охрана, сопровождение - шестерки.
Смирнов подозревал в тайне от самого себя, что так может случиться.
Но гнал эти подозрения подале, страстно надеясь на фарт. Вот и случилось.
Не было в этот раз ему фарта. Он сильно заскучал. - Других фамилий и имен
ты не знаешь? Может, Майоров этот кого-нибудь упоминал? - после паузы без
всякой надежды спросил Смирнов.
- Вы что людей из конторы не знаете? - удивился смирновской наивности
Александр Петрович. - Они ни о чем не говорят. Они хотят, чтобы мы
говорили.
Смирнов достал портсигар, извлек из него папиросу, защелкнул
портсигар и вдруг увидел надпись на нем. Усмехнулся, читая, вытащил парную
к портсигару зажигалку, прикурил от нее, а потом по очереди сначала
портсигар, затем зажигалку - швырнул на письменный стол по направлению к
Александру Петровичу. Присовокупив: - Была без радости любовь, разлука
будет без печали. Забирай цацки назад и забудь, что когда-то играли в
одной команде. А, в общем, живи как хочешь, перевертыш. Цвети и пахни.
Смирнов с трудом поднялся. От хорошего настроения не осталось и
следа. Не глянув на Воробьева, двинул к дверям.
- Чем я буду застрахован от всяческих неожиданностей? - спросил у его
спины Александр Петрович.
- Ничем, кроме моего обещания молчать, - ответил Смирнов, не
оборачиваясь и вышел вон.
- Все в порядке? - спросила очаровашка. Как все хорошие секретарши,
она должна была разобраться, кто он такой.
- У кого? - удивился Смирнов.
- У вас, конечно.
- Твое дело, крошка, беспокоиться о том, чтобы у твоего шефа все в
порядке было. Сообщаю тебе: у него пока все в порядке, - злобно и от этого
многословно высказался отставной полковник.
- Милана! - позвал секретаршу появившийся в дверях Воробьев и, вдруг
заметив в приемной Смирнова, фразу не продолжил.
- Хорошо, что вышел, - заметил Смирнов. - Дай-ка портсигар.
Воробьев вынул из кармана и протянул ему портсигар. Смирнов раскрыл
его, горстью извлек папиросы и вернул портсигар Воробьеву.
- Чао, - сказал Смирнов, окончательно прощаясь.

47
Тряся сиськами, совершенно голая Алуська зигзагами спускалась к воде
по крутому берегу Москва-реки - туда, где вокруг бутылок кругом полулежали
серьезные в годах мужчины. Алуся проследовала сквозь круг, ногами сбивая
стаканы, перейдя на бег, сильно оттолкнулась от земли и нырнула в воду.
- Стоп! - рявкнул режиссер.
Алуся уже вынырнула и, трясясь, выбралась на берег. К ней бежали
костюмерша с махровой простыней и теплым халатом, и помреж со стаканом
водки.
- Это что такое? - подумав, тихо спросил Кузьминский.
- О чем ты там, Витя? - не расслышав, спросил сверху режиссер. Он
рядом с оператором сидел на стреле крана с кинокамерой, которая следовала
за Алусей во время ее прохода и пробега.
- Я так понимаю, что ты параллельно снимаешь другой фильм, да? -
саркастически поинтересовался Кузьминский. - По чьему сценарию, Аркадий?
Эту тираду режиссер уже расслышал: механики за веревку притянули
стрелу к земле. Режиссер ступил на жухлую траву и ответил не менее
саркастически:
- По твоему, Витюша, по твоему не очень хорошему сценарию.
- Где в моем не очень хорошем сценарии голые бабы?! - заорал Виктор.
- Мы по возможности улучшаем не очень хороший твой сценарий, -
скромно признался режиссер и обнял подошедшую Алусю за плечи. Алуся поверх
теплого халата была закутана в пуховик, но еще не согрелась: синие губы
сжаты в куриную гузку, красный нос изрядно подтекал.
- Все, б-б-больше не могу, - сквозь ик сказала она.
- Может, еще дублик? - ласково спросил режиссер. Алуся в ужасе
замотала башкой. Тогда режиссер спросил у оператора: - Гена, у тебя все в
порядке?
- Откуда непорядочку быть? Кодек, - успокоил оператор.
- Тогда ради тебя... - поцеловав Алусю в щеку, объявил режиссер. -
Съемка закончена!
Многочисленная съемочная группа засуетилась так, как никогда не
суетится на съемке: святое дело - сборы домой.
- Так откуда все-таки голые бабы? - настырно добивался ответа
Кузьминский.
- Не бабы, а баба, - поправил режиссер, но вспомнив про стоящую рядом
Алусю, тотчас уточнил: - И даже не баба, а прелестная девушка с
очаровательной фигуркой.
Теперь Алуся поцеловала в щеку режиссера и сказала:
- Пойду переоденусь.
Кузьминский взглядом проводил Алусю до автобуса и решил, что:
- Дешевка ты, Аркадий.
- Эй, полегче! - предупредил режиссер.
- Да что полегче?! - отмахнулся от него Виктор. - Все голых снимают,
и ты туда же. Как же, мода!
- Не мода, а зритель.
Кузьминский махнул рукой и направился к автобусу, в котором
переодевалась Алуся.
- Куда, куда? - заверещала костюмерша, караулившая вход, но Алуся из
автобуса крикнула:
- Если это Кузьминский, пусть заходит!
- Вы - Кузьминский? - спросила костюмерша. В съемочной группе обычно
не знают сценариста.
- Кузьминский, Кузьминский, - успокоил ее Виктор и влез в автобус.
Алуся в трусах и лифчике покуривала, развалясь на сиденьи. Сообщила:
- Пьяна в дымину, Витя.
- Может это к лучшему, - вроде как про себя сказал Кузьминский. Но
Алуся услышала и догадалась:
- Тебя ваш главный старичок подослал? Чтобы выведывать?
- Ага, - признался Виктор. - Пообедаем или ты уже наелась?
- Я не наелась, а напилась, - поправила его Алуся.
- Что в просторечьи одно и тоже. Так как насчет пообедать?
- С удовольствием, я бы сказала, с наслаждением. После стакана водки
жрать хочу, как крокодилица. Только вот как дойду? С ногами плохо.
- Донесу, - пообещал Кузьминский.
- В Дом кино?
- А куда же еще?
Кузьминский подогнал "семерку" к автобусу, и, держа слово, на руках
перенес уже полностью и в соответствии с временем года одетую Алусю в свой
автомобиль, который, гудками приветствуя энтузиастов кинематографического
дела, выбрался, нарушая все возможные правила, по пешеходной дорожке
наверх. Менты из оцепления, считая его своим, не то чтобы оштрафовали -
помахали ручонками на прощанье. Кузьминский вырулил на Минское, и семерка
покатила к Смоленской. Разрумянившаяся от водки Алуся со значением и
страстно пела старинный романс "Капризная, упрямая..." Дослушав
темпераментное пение до конца и никак не соединив себя с героем романса,
Кузьминский спросил:
- Как дела?
- Замечательно, - сказала Алуся, просунула левую руку под его правый
локоть, виском привалилась к его плечу, закрыла глаза и повторила:
- Замечательно.
- Разобьемся к едрене фене! - предупредил он.
- Нет, - не согласилась она. - Я не могу разбиться. Я фарт ухватила.
- Может, не следует говорить "чоп"?
- Ты знаешь, сколько мне предложений поступило сниматься?
Восемнадцать! Никаких собеседований, никаких проб, сразу сниматься!
- Стая обезьян! Вандердоги! - ужаснулся Кузьминский.
- О ком это ты?
- О киношниках моих родимых! О ком же еще. Начал тебя Аркадий
снимать. И сразу слух пошел: новое дарование. Тут уж только не опоздать,
не пропустить, не дать себя опередить. Мне, мне новое дарование! А сколько
раз тебя до этого вызывали на смотрины и тут же от тебя отказывались?
- Не сосчитать, - призналась Алуся и приподняла голову для того,
чтобы поцеловать Виктора в плечо. - Я тебе благодарна не знаю как, Витя.
- За что же, королева моя?
- За то, что ты рекомендовал меня на эту роль и настоял на своем.
По делу она должна бы быть благодарной отставному полковнику милиции.
Кузьминский ощерился в улыбке и сделал, выезжая на Садовое, левый поворот.
До Дома кино рукой было подать.
В ресторане гужевались, обедая, нувориши - скоробогатеи. Но дорогому
постоянному посетителю и известному сценаристу столик спроворили без
лишних слов. Официантка Танечка мгновенно принесла заказ и, в ожидании
первого подноса, Кузьминский заговорил о главном. Ради чего и пригласил ее
на обед.
- Меня наш главный старичок подослал, - напомнил он. - Кое о чем
спросить тебя надо.
- Ну, мужики, ну, засранцы! - яростно восхитилась она, показав, что
хорошая актриса, и резко поменяла ритм и интонацию: - Давай спрашивай.
- Ты не замечала слежки за собой?
- Да вроде нет. Ты же знаешь, одно время ходил за мной охранник от
Ваньки, а теперь, по-моему, никто не ходит.
- От Ваньки ли? - усомнился Кузьминский. - Ну ладно. А телефонные
звонки были?
- Были.
- От кого?
- От поклонников, балда!
- А не от поклонников?
- Были.
- От кого? - занудливо доставал Кузьминский.
- От сожителей! - заорала она на весь ресторан. - От тебя, к примеру.
- А если не к примеру?
- Ты мне выпить дашь?
- Несут, - обрадовал ее Кузьминский, увидев официантку с подносом.
Танечка мигом расставила на столе графинчик, бутылки с водой и легкую
предобеденную закуску. Ухватив маленький графинчик, как гренадер Петра
Первого гранату, Виктор тотчас налил Алусе.
- Сам не пьешь, а меня спаиваешь, - сварливо отметила она. Будто
только что не требовала выпить.
- Не хочешь, не пей, - резонно отметил он. В связи с чем она сей
момент и выпила. Выпила и запихнула в рот печеночное канапе целиком. Потом
намотала на вилку податливый кусок семги и его тоже отправила в рот.
Кузьминский ждал окончания процесса предварительного насыщения. Прожевав,
наконец, Алуся потребовала:
- Наливай по второй.
- По второй не получается. Знаешь сколько рюмок в том стакане? -
возразил он, наливая. Она потянулась к налитой рюмке, но он закрыл ее
ладонью и мягко сказал:
- Алусенька, миленькая, ответь мне на последний вопрос, и я от тебя
отстану. Пить будешь, гулять будешь, а смерть придет - помирать будешь. Ты
меня слышишь, цыпленочек? Ты меня поняла, ласточка?
- Я тебя слышу и поняла, - важно сказала она. - Вопрос задавай.
- Меня очень интересуют люди, с которыми контактировал твой Иван.
- Не мой! - перебивая, возразила она.
- ...Люди, с которыми контактировал не твой Иван, когда вы были
вместе. В ресторанах, на домашних междусобойных вечеринках, на загородных
пикниках. О Горском, Краснове, поганце Федорове можешь не упоминать. Меня
интересуют другие, мне неизвестные.
- Ну, кто? - Алуся сообразно с состоянием легкомысленно задумалась:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33