По дороге присел да в одну в
ыть все и съел. Проверил боевы припасы, Ц а всего один заряд в ружье. Про од
но помнил Ц про еду, а про друго позабыл Ц про стрельбу.
Ну, как мне, первостатейному охотнику, домой ни с чем иттить?
Переждал в лесу до утра.
Утром глухари токовать почали, сидят это рядком. Я приладился Ц да стрел
ил.
И знашь сколько? Пятнадцать глухарей да двух зайцев одной пулей! Да ишшо п
уля дальше летела Ц да в медведя: он к малиннику пробирался.
Медведя, однако, не убило, он с испугу присел и медвежью болезнь не успел п
роделать Ц чувства потерял! Я его хворостинками прикрыл, стало похоже н
а муравейник и вроде берлоги.
Глухарей да зайцев в город свез, на рынке продал.
А в город министер приехал. Охота ему на медведя сделать охоту.
Одинова министер уже охотился. Сидел министер в вагоне, у окошка за стенк
у прятался.
Медведя к вагону приволокли, стреножили, намордник надели. Ружье на подп
орку приладили.
МинистерЦ охотник за шнурочек из вагона дернул да со страху на пол пова
лился. А потом сымался с медведем убитым. В городу евонну карточку видел.
Министер Ц вроде человека был, и пудов на двенадцать. Как раз для салотоп
енного завода.
Вот этому «медвежатнику» я медведя и посватал. Обсказал, что уже убит и ле
жит в лесу.
Ну, всех фотографов и с рынку и из городу согнали, неустрашимость министе
ровску сымать.
К медведю прикатили на тройках. Министер в троечной тарантас один едва в
перся. Вот выташшился «охотник»! А наши мужики чуть бородами не подавили
сь Ц рот затыкали, чтобы хохотом не треснуть.
Взгромоздился министер на медведя и кричит:
Ц Сымайте!
А я медведя скипидаром мазнул по тому самому месту.
Медведь как взревет благим матом, да как скочит!
Министера в муравьиную кучу головой ткнуло. Со страху у министера медвеж
ья болезнь приключилась. Тут и мы, мужики, и фотографы городски, и прихвост
ни министеровски Ц все впокаточку от хохоту, и ведь цельны сутки так пер
евертывались, Ц чуть передыхнем, да как взглянем Ц и сызнова впокаточк
у!
А медведь от скипидару, да от реву министерского, да от нашего хохоту так п
ерепугался, что долго наш край стороной обходил.
А на карточках тако снято, что и сказывать не стану.
Только с той поры как рукой сняло: перестали министеры к нам на охоту прие
зжать.
Железнодорожной первопуто
к
Ишшо скажу, как я в первой раз поехал по железной дороге.
Было это в девяносто… В том самом году, в кольком старосты Онисима жена пя
терню принесла, и все парней, и имя дала им всем на одну букву Ц на «мы». Мит
рий, Миколай, Микифор, Микита да Митрофан. Опосля, как выросли, разом пять в
солдаты пошли. А опосля солдатчины староста Онисим пять свадеб одним пох
мельем справил.
Так вот в том самом году строили железну дорогу из Архангельского в Воло
гду.
А наши места, сам знашь, Ц топь да болото с провалами. Это теперь обсушили
да засыпали.
Инженеры в городу в трактирах Ц вдребезги да без просыпу. В те поры инжен
еры мастера были свои карманы набивать да пить, Ц ну, не все таки были, да д
ругим-то малу почету было.
По болотной трясине-то видимость дороги сладили и паровоз пустили. Маши
нист был мой кум, взял меня с собой.
Сам знашь, Ц всякому антиресно по железному первопутку прокатить.
Свистнули Ц поехали!
Только паровоз на болотну топь ступил, под нами заоседало, да тпрукнуло, д
а над головами булькнуло!
И летим это мы скрозь болота и скрозь всю землю. Кругом тьма земельна, из п
аровоза искорки сосвечивают да тухнут в потемни земельной, да верстовы с
толбы мимо проскакивают.
И летим это мы скрозь болота и скрозь всю землю. Спереди свет замельтешил.
«Что тако?» Ц думам.
А там Ц Америка! Мы землю-то паровозным разбегом наскрозь проткнули да и
выперли в самой главной город американской. А там на нас уже расчет какой-
то заимели. Выстроили ворота для нас со флагами да со всякими прибасами. И
надписано на воротах:
«Милости просим гостей из Архангельского, от вас к нам ближе, чем до Волог
ды».
Музыка зажариват.
Гляжу, у ворот американски полицейски. Я по своим знал, что это тако. По сег
одень спина да бока чешутся.
Слова никому не сказал. Выскочил, стрелку перевернул, да тем же манером, ск
орым ходом Ц в обратный путь.
А железну дорогу, с которой провалились, по которой ехали, веревкой прице
пил к паровозу, чтобы американцы к нам непоказанным путем не повадились
ездить.
Выскочили на болото. Угодили на кочку.
Паровоз размахался, Ц бежать ему надобно. Мы его, живым манером, на дыбы п
одняли, А на двух-то задних не далеко уйдешь, коли с малолетства приучен н
а четырех бегать.
Строительно начальство нам по ведру водки в награду дало, а себе по три вз
яло.
Паровоз вылез Ц весь землей улеплен, живого места званья нет.
Да что паровоз! Мы-то сами так землей обтяпались, что на вид стали, как черн
ы идолы.
* * *
Счистил я с себя землю, в горшок склал для памяти о скрозьземном путешест
вии. В землю лимонно зернышко сунул. Пусть, Ц думаю, Ц земля не даром стои
т.
А зернышко расти-порасти да и деревцом выросло. Цвести взялось, пахло гус
то.
Я кажинной день запах лимонной обдирал, в туесье складывал. По деревне ра
здавал на квас. В городу лимонной дух продавал на конфетну фабрику и в Мос
кву отправлял, Ц выписывали. Вагоны к самому моему дому подходили, я из о
кошка лимонной дух лопатой нагружал да на вагонах адрес надписывал, Ц р
азны фабрики выписывали-то.
Года три цвел цветок лимонной, подумай на милость, сколь долго один цвето
к держаться может!
Прошло время, Ц поспел лимон, да всего один.
Стал я чай пить с лимоном. Лимон не рву. Ведро поставлю, сок выжму, и пьем с ч
аем всей семьей.
Так вот и пили бы до самой сей поры. И всего неделя кака прошла, Ц как моя б
аба лимон-то сорвала.
У жониной троюродной тетки, у сватьи племянницына подруженька взамуж вы
давалась, а до лимонов она страсть охоча. Дак моя-то жона безо всякого спр
осу у меня сорвала лимон: она как присвоя Ц свадебничала, на приносном пр
янике и поднесла невесте.
Видел, в горнице у окошка стоит лимонно деревцо? Оно само и есть. Давай сде
лам уговор такой: как зацветет мой лимон, я тебе, гостюшко, лимонного запах
у ушат пошлю.
Письмо мордобитно
Вот я о словах писаных рассуждаю. Напишут их, они и сидят на бумаге, как не ж
ивы. Что кто прочитат. Один промычит, другой проорет, а как написано, громк
о али шепотом, и не знают.
Я парнем пошел из дому работы искать. Жил в Архангельском городе, в немецк
ой слободе, у заводчика одного на побегушках. Прискучила мне эта работа. С
тал расчет просить. Заводчику деньги платить Ц нож вострой. Заводчик за
ставил меня разов десять ходить да свои заработанны клянчить. Всего меня
измотал заводчик да напоследок тако сказал:
Ц Молод ты ишшо за работу получать, у меня и больши мужики получают полов
ину заработка, и то не на всяк раз.
Я заводчику письмо написал.
Сижу в каморке и пишу. Слово напишу да руками придержу, чтобы на бумаге обс
иделось одним концом. Которо слово не успею прихватить, то с бумаги палко
й летит. Я только в сторону увертываюсь. Горячи слова завсегда торопыги.
Из соседней горницы уж кричали:
Ц Малина, не колоти эк по стенам, у нас все валится, и шшекатурка с потолка
падат.
А я размахнулся, ругаюсь, пишу Ц руками накрепко слова прихватываю: один
конец на бумагу леплю, а другой Ц для действия. Ну, написал. Склал в конвер
т мордобитно письмо, на почту снес.
Вот и принесли мое письмо к заводчику. Я из-за двери посматриваю.
Заводчик только что отобедал, сел в теплу мебель, Ц креслой прозыватся. В
такой мебели сидеть хорошо, да выставать из нее трудно.
Ладно. Вот заводчик угнездился, икнул во весь аппетит и письмо развернул.
Стал читать. Како слово глазом поднажмет, то слово скочит с бумаги одним к
онцом и заводчику по носу, по уху али по зубам!
Заводчик из теплой мебели выбраться не может, письмо читат, от боли да от з
лости орет. А письмо не бросат читать. Слова всяко в свой черед хлешшут!
За все мои трудовы я ублаготворил заводчика до очуменности.
Тут губернатор приехал. Губернатор в карты проигрался, дак за взяткой яв
ился.
Заводчику и с места не сдвинуться, кое-как обсказал, что вот письмо получи
л непочтительно, и кажет губернатору мое письмо.
Губернатор напыжился, для важного упора ноги растопырил, глазишшами в пи
сьмо уперся Ц читат.
Слово прочитат, а слово губернатора Ц по носу!
Ох, рассвирепел губернатор! А все читат, а слова все бьют, и все по губернат
орскому носу.
К концу письма нос пухнуть стал и распух шире морды. Губернатор ничего и н
е видит, окромя потолка. Стал голову нагинать; нагинал-нагинал, да и стал н
а четвереньки. Ну, ни дать ни взять Ц наш Трезорка.
Под губернатора два стула поставили. На один губернатор коленками стал,
на другой руками уперся ишшо схоже с Трезоркой, только у Трезорки личнос
ть умней.
Губернатор из-под носу урчит:
Ц Водки давайте!
А голос, как из-за печки. Принесли водки, а носом рот закрыло. Губернатор че
рез трубочку напился водки и шумит из-под носу:
Ц Расстрелять, сослать, оштрафовать, арестовать, под суд отдать!
Орет приказы без череду: спервоначалу расстрелять, а опосля уж все остал
ьно. Взятку губернатор не позабыл Ц взял, в коляску на четвереньках угро
моздился, его половиками прикрыли, чтобы народ не видал да насмех не подн
ял.
Заводчик губернатора выпроводил, а сам в хохот, Ц любо, что попало не одн
ому ему.
Письму ход дали.
Вот тут я в полном удовольствии был!
Дело в суд. Разбирать стали. Я сидел, как посторонной народ. Судья главной
старикашка был Ц ему и двух слов хватило. Письмо другому судье отсунул и
говорит:
Ц Читай, я уж сыт.
Второй судья пяток слов выдержал и безо всякого разговору третьему судь
е кинул. А у третьего зубы болели, пестрым платком завязаны, над головой ко
нцы торчат. Стал третий судья читать, его по зубам хлестким словом шшолкн
уло. Зубы-то и болеть перестали, он и заговорил скоро-скоро, как забарабан
ил:
Ц Оправдать, оправдать, оправдать! На водку дать, на чай дать, на калачи да
ть!
Я ведь чуть не крикнул:
Ц Мне, мне! Это я писал!
Одначе смолчал. Судья писанье мое читат, за старо, за ново получат, а с кого
взыскать, кого за письмо судить Ц не знат, до подписи не дочитались. Судей
ских много набежало, и всем попало Ц кто сколько выдержал слов. Одначе до
конца ни один не дочитал. Кабы поумней были, дак сдогадались бы письмо по о
тдалении поставить и читать через трубу дальнозорну.
Дали письмо читать сторожу, а он неграмотной Ц темной человек, ну, небиты
м и остался.
Письмо в Петербург послали всяким петербургским начальникам читать. Эт
им меня очень уважили. Ведь мое писанье мордобитно не то что простым чину
шам, Ц самим министерам на рассужденье представили. Ну, и по их министерс
ким личностям звездануло за весь рабочий народ!
Чиновники хорошему делу ходу не давали. Подумай сам, како важно изобрете
нье прихлопнули!
А мне надобно ишшо что сделать: покеда есть знать, так писать. Вот и придум
ал. Написал большу бумагу, больше этой столешницы. Сверху простыми буква
ми вывел:
«ЧИТАТЬ ТОЛЬКО ГОСПОДАМ».
А дальше выворотны слова пошли. Утресь раным-рано, ишшо городовые пьяных
добивали да деньги отбирали, Ц я бумагу повесил у присутственных мест, с
тал к уголку, будто делом занят, и жду.
Вот время пришло, чиновники пошли, видят: «Читать только господам», глаза
в бумагу вперят и читать станут, а оттудова их как двинет! А много ли чинов
никам надобно было? С ног валятся и на службу раком ползут.
А которы тоже додумались: саблишки выташшили и машут.
Да коли не вырубить топором написанного пером, то уж саблишкой куды тут р
азмахивать! Позвали пожарну команду и водой смыли писанье мое и подпись
мою. Так и не вызнали, кто писал, кто писаньем чиновников приколотил.
Потом говорили, что в Петербурге до подписи тоже не дочитали и письмо мое
за город всенародно расстреляли.
Поп-инкубатор
Поп Сиволдай к тетке Бутене привернул. Дело у попа одно Ц как бы чего поес
ть да попить.
Тетка Бутеня в город ладилась, на столе корзина с яйцами. Поп Сиволдай пот
чеванья, угошшенья да к столу приглашенья не стал ждать: на стол поставле
но Ц значит, ешь. Припал поп к корзине и давай яйца глотать, не чавкая. Тетк
а Бутеня всполошилась:
Ц Что ты, поп! Ведь с тобой неладно станет, проглотил десяток да ишшо две ш
туки.
Ц Нет, кума, проглотил я пять, ну, да пересчитывать не стану.
Тетка Бутеня страхом трепешшется, говорит-торопится:
Ц Поп, боюсь я за тебя и за себя, кабы мне не быть в ответе. Рыгни-ка! Может, н
едалеко ушло, сколько ни есть обратно выкатятся.
Поп Сиволдай головой мотат, бородой трясет, волосами машет. Жаль ему прог
лочено отдавать.
Ц Я сегодня на трои именины зван да на новоселье. Во всех местах пообедаю
, ну, и авось того, ничего!
Поп на именинах на троих пообедал и кажной раз принимался есть, как с голо
дного острова приехал. На новоселье поужинал. И на ногах не держится Ц бр
юхо-то вперед перецеплят.
Дали попу две палки подпорами. Ну, Сиволдай подпоры переставлят, ноги пер
едвигат и таким манером до дому доставился, лег на кровать.
А в тепле да в потемни цыплята скоро высиделись. У попа в животе цыплята вы
велись, выросли, куры яиц снесли и новых цыплят вывели.
Поп Сиволдай в церкви службу ведет, проповедь говорит:
Мне дров запасите,
Мне сена накосите,
Мне хлеб смолотите,
Мне же, попу же,
Деньги заплатите!
А петухи в поповом животе, как певчие на крылосе, ко всякому слову кричат:
Ку-ка-ре-ку!
Народу забавно: потешней балагана, веселей кинематографа.
Это бы и ничего, да вот для попадье большо неудобство.
Как поп Сиволдай спать повалится, так в нем петухи и заорут. Они ведь не зн
ают, ковды день, ковды ночь, Ц кричат без порядку времени Ц кукарекают д
а кукарекают.
Попадья от этого шуму сна лишилась.
Тут подвернулся лошадиный доктор. По попадьиному зову пришел, попу брюхо
распорол, кур, петухов да цыплят выпустил, живот попу на пуговицы стекляр
усны застегнул (пуговицы попадья от новой модной жакетки отпорола).
А кур да петухов из попа выскочило пятьдесят четыре штуки окромя цыплят.
Тетка Бутеня руками замахала, птиц ловить стала.
Ц Мои, мои, все мои! Яйца поп глотал без угошшенья, значит, вся живность моя
!
Поп уперся, словами отгораживатся:
Ц Нет, кума, не отдам! В кои-то веки я своим собственным трудом заработал.
Да у меня заработанного-то ишшо не бывало!
Тетка Бутеня хватила попа и поволокла в свою избу. Попадье пояснила:
Ц Заместо пастуха прокормлю сколько-нибудь ден.
Дома тетка дала попу яиц наглотать. Поп без лишной проволочки цыплят выс
идел. Его, попа-то, в другу избу поташшили. Так вся Уйма наша кур заимела.
Поповску жадность наши хозяйки на пользу себе поворотили.
Мы бы и очень хорошо разбогатели, да поповско начальство узнало, зашумел
о:
Ц Кака така нова невидаль Ц от попа доход! Никовды этого не бывало. Попу
доход Ц это понятно, а от попа доход Ц небывалошно дело! Что за нова вера?
И совсем не пристало попу живот свой на обчественну пользу отдавать!
Предоставить попа Сиволдая с животом, застегнутым на модны стеклярусны
пуговицы, в город и сделать это со всей спешностью.
А время горячо, лошади заняты, да и самим время терять нельзя. Решили посла
ть попа по почте. Хотели на брюхо марку налепить и заказным письмом отпра
вить. Да денег на марку Ц на попа-то, значит, Ц жалко стало тратить. Мы поп
у на живот печать большу сургучну поставили, а сзаду во всю ширину написа
ли: доплатное.
В почтовой яшшик поп не лезет, яшшик мал. Мы яшшик малость разломали и втис
нули-таки попа. А коли в почтовой яшшик попал, то по адресу дойдет! Только а
дрес-то не в город написали, а в другу деревню (от нас почтового ходу ден пя
ть будет!).
Думашь, вру? У меня и доказательство есь: с той самой поры инкубаторы и зав
елись.
Проповедь попа Сиволдая
Поп Сиволдай вздохнул сокрушенно. Народ думал, о грехах кручинится, а поп
с утра объелся и вздохнул для облегчения, руки на животе сложил и начал го
лосом умильным, протяжным, которым за душу тянут.
Ц Людие! Много есть неведомого. Есть тако, что ведомо только мне, вам же не
ведомо. Есть таково, что ведомо только вам, мне же неведомо.
Сиволдай снова вздохнул сокрушенно.
Ц Есть и тако, что ни вам, ни мне неведомо!
Поп погладил живот и зажурчал словами:
Ц О, людие дороги мои! У меня старой подрясник. Сие ведомом только мне, вам
же неведомо.
Ц О, любезны мои други! Купите ли вы мне материи на новой подрясник шерст
яной коричневого цвету и шелковой материи такового же цвету на подкладк
у к подряснику, Ц сие ведомо только вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
ыть все и съел. Проверил боевы припасы, Ц а всего один заряд в ружье. Про од
но помнил Ц про еду, а про друго позабыл Ц про стрельбу.
Ну, как мне, первостатейному охотнику, домой ни с чем иттить?
Переждал в лесу до утра.
Утром глухари токовать почали, сидят это рядком. Я приладился Ц да стрел
ил.
И знашь сколько? Пятнадцать глухарей да двух зайцев одной пулей! Да ишшо п
уля дальше летела Ц да в медведя: он к малиннику пробирался.
Медведя, однако, не убило, он с испугу присел и медвежью болезнь не успел п
роделать Ц чувства потерял! Я его хворостинками прикрыл, стало похоже н
а муравейник и вроде берлоги.
Глухарей да зайцев в город свез, на рынке продал.
А в город министер приехал. Охота ему на медведя сделать охоту.
Одинова министер уже охотился. Сидел министер в вагоне, у окошка за стенк
у прятался.
Медведя к вагону приволокли, стреножили, намордник надели. Ружье на подп
орку приладили.
МинистерЦ охотник за шнурочек из вагона дернул да со страху на пол пова
лился. А потом сымался с медведем убитым. В городу евонну карточку видел.
Министер Ц вроде человека был, и пудов на двенадцать. Как раз для салотоп
енного завода.
Вот этому «медвежатнику» я медведя и посватал. Обсказал, что уже убит и ле
жит в лесу.
Ну, всех фотографов и с рынку и из городу согнали, неустрашимость министе
ровску сымать.
К медведю прикатили на тройках. Министер в троечной тарантас один едва в
перся. Вот выташшился «охотник»! А наши мужики чуть бородами не подавили
сь Ц рот затыкали, чтобы хохотом не треснуть.
Взгромоздился министер на медведя и кричит:
Ц Сымайте!
А я медведя скипидаром мазнул по тому самому месту.
Медведь как взревет благим матом, да как скочит!
Министера в муравьиную кучу головой ткнуло. Со страху у министера медвеж
ья болезнь приключилась. Тут и мы, мужики, и фотографы городски, и прихвост
ни министеровски Ц все впокаточку от хохоту, и ведь цельны сутки так пер
евертывались, Ц чуть передыхнем, да как взглянем Ц и сызнова впокаточк
у!
А медведь от скипидару, да от реву министерского, да от нашего хохоту так п
ерепугался, что долго наш край стороной обходил.
А на карточках тако снято, что и сказывать не стану.
Только с той поры как рукой сняло: перестали министеры к нам на охоту прие
зжать.
Железнодорожной первопуто
к
Ишшо скажу, как я в первой раз поехал по железной дороге.
Было это в девяносто… В том самом году, в кольком старосты Онисима жена пя
терню принесла, и все парней, и имя дала им всем на одну букву Ц на «мы». Мит
рий, Миколай, Микифор, Микита да Митрофан. Опосля, как выросли, разом пять в
солдаты пошли. А опосля солдатчины староста Онисим пять свадеб одним пох
мельем справил.
Так вот в том самом году строили железну дорогу из Архангельского в Воло
гду.
А наши места, сам знашь, Ц топь да болото с провалами. Это теперь обсушили
да засыпали.
Инженеры в городу в трактирах Ц вдребезги да без просыпу. В те поры инжен
еры мастера были свои карманы набивать да пить, Ц ну, не все таки были, да д
ругим-то малу почету было.
По болотной трясине-то видимость дороги сладили и паровоз пустили. Маши
нист был мой кум, взял меня с собой.
Сам знашь, Ц всякому антиресно по железному первопутку прокатить.
Свистнули Ц поехали!
Только паровоз на болотну топь ступил, под нами заоседало, да тпрукнуло, д
а над головами булькнуло!
И летим это мы скрозь болота и скрозь всю землю. Кругом тьма земельна, из п
аровоза искорки сосвечивают да тухнут в потемни земельной, да верстовы с
толбы мимо проскакивают.
И летим это мы скрозь болота и скрозь всю землю. Спереди свет замельтешил.
«Что тако?» Ц думам.
А там Ц Америка! Мы землю-то паровозным разбегом наскрозь проткнули да и
выперли в самой главной город американской. А там на нас уже расчет какой-
то заимели. Выстроили ворота для нас со флагами да со всякими прибасами. И
надписано на воротах:
«Милости просим гостей из Архангельского, от вас к нам ближе, чем до Волог
ды».
Музыка зажариват.
Гляжу, у ворот американски полицейски. Я по своим знал, что это тако. По сег
одень спина да бока чешутся.
Слова никому не сказал. Выскочил, стрелку перевернул, да тем же манером, ск
орым ходом Ц в обратный путь.
А железну дорогу, с которой провалились, по которой ехали, веревкой прице
пил к паровозу, чтобы американцы к нам непоказанным путем не повадились
ездить.
Выскочили на болото. Угодили на кочку.
Паровоз размахался, Ц бежать ему надобно. Мы его, живым манером, на дыбы п
одняли, А на двух-то задних не далеко уйдешь, коли с малолетства приучен н
а четырех бегать.
Строительно начальство нам по ведру водки в награду дало, а себе по три вз
яло.
Паровоз вылез Ц весь землей улеплен, живого места званья нет.
Да что паровоз! Мы-то сами так землей обтяпались, что на вид стали, как черн
ы идолы.
* * *
Счистил я с себя землю, в горшок склал для памяти о скрозьземном путешест
вии. В землю лимонно зернышко сунул. Пусть, Ц думаю, Ц земля не даром стои
т.
А зернышко расти-порасти да и деревцом выросло. Цвести взялось, пахло гус
то.
Я кажинной день запах лимонной обдирал, в туесье складывал. По деревне ра
здавал на квас. В городу лимонной дух продавал на конфетну фабрику и в Мос
кву отправлял, Ц выписывали. Вагоны к самому моему дому подходили, я из о
кошка лимонной дух лопатой нагружал да на вагонах адрес надписывал, Ц р
азны фабрики выписывали-то.
Года три цвел цветок лимонной, подумай на милость, сколь долго один цвето
к держаться может!
Прошло время, Ц поспел лимон, да всего один.
Стал я чай пить с лимоном. Лимон не рву. Ведро поставлю, сок выжму, и пьем с ч
аем всей семьей.
Так вот и пили бы до самой сей поры. И всего неделя кака прошла, Ц как моя б
аба лимон-то сорвала.
У жониной троюродной тетки, у сватьи племянницына подруженька взамуж вы
давалась, а до лимонов она страсть охоча. Дак моя-то жона безо всякого спр
осу у меня сорвала лимон: она как присвоя Ц свадебничала, на приносном пр
янике и поднесла невесте.
Видел, в горнице у окошка стоит лимонно деревцо? Оно само и есть. Давай сде
лам уговор такой: как зацветет мой лимон, я тебе, гостюшко, лимонного запах
у ушат пошлю.
Письмо мордобитно
Вот я о словах писаных рассуждаю. Напишут их, они и сидят на бумаге, как не ж
ивы. Что кто прочитат. Один промычит, другой проорет, а как написано, громк
о али шепотом, и не знают.
Я парнем пошел из дому работы искать. Жил в Архангельском городе, в немецк
ой слободе, у заводчика одного на побегушках. Прискучила мне эта работа. С
тал расчет просить. Заводчику деньги платить Ц нож вострой. Заводчик за
ставил меня разов десять ходить да свои заработанны клянчить. Всего меня
измотал заводчик да напоследок тако сказал:
Ц Молод ты ишшо за работу получать, у меня и больши мужики получают полов
ину заработка, и то не на всяк раз.
Я заводчику письмо написал.
Сижу в каморке и пишу. Слово напишу да руками придержу, чтобы на бумаге обс
иделось одним концом. Которо слово не успею прихватить, то с бумаги палко
й летит. Я только в сторону увертываюсь. Горячи слова завсегда торопыги.
Из соседней горницы уж кричали:
Ц Малина, не колоти эк по стенам, у нас все валится, и шшекатурка с потолка
падат.
А я размахнулся, ругаюсь, пишу Ц руками накрепко слова прихватываю: один
конец на бумагу леплю, а другой Ц для действия. Ну, написал. Склал в конвер
т мордобитно письмо, на почту снес.
Вот и принесли мое письмо к заводчику. Я из-за двери посматриваю.
Заводчик только что отобедал, сел в теплу мебель, Ц креслой прозыватся. В
такой мебели сидеть хорошо, да выставать из нее трудно.
Ладно. Вот заводчик угнездился, икнул во весь аппетит и письмо развернул.
Стал читать. Како слово глазом поднажмет, то слово скочит с бумаги одним к
онцом и заводчику по носу, по уху али по зубам!
Заводчик из теплой мебели выбраться не может, письмо читат, от боли да от з
лости орет. А письмо не бросат читать. Слова всяко в свой черед хлешшут!
За все мои трудовы я ублаготворил заводчика до очуменности.
Тут губернатор приехал. Губернатор в карты проигрался, дак за взяткой яв
ился.
Заводчику и с места не сдвинуться, кое-как обсказал, что вот письмо получи
л непочтительно, и кажет губернатору мое письмо.
Губернатор напыжился, для важного упора ноги растопырил, глазишшами в пи
сьмо уперся Ц читат.
Слово прочитат, а слово губернатора Ц по носу!
Ох, рассвирепел губернатор! А все читат, а слова все бьют, и все по губернат
орскому носу.
К концу письма нос пухнуть стал и распух шире морды. Губернатор ничего и н
е видит, окромя потолка. Стал голову нагинать; нагинал-нагинал, да и стал н
а четвереньки. Ну, ни дать ни взять Ц наш Трезорка.
Под губернатора два стула поставили. На один губернатор коленками стал,
на другой руками уперся ишшо схоже с Трезоркой, только у Трезорки личнос
ть умней.
Губернатор из-под носу урчит:
Ц Водки давайте!
А голос, как из-за печки. Принесли водки, а носом рот закрыло. Губернатор че
рез трубочку напился водки и шумит из-под носу:
Ц Расстрелять, сослать, оштрафовать, арестовать, под суд отдать!
Орет приказы без череду: спервоначалу расстрелять, а опосля уж все остал
ьно. Взятку губернатор не позабыл Ц взял, в коляску на четвереньках угро
моздился, его половиками прикрыли, чтобы народ не видал да насмех не подн
ял.
Заводчик губернатора выпроводил, а сам в хохот, Ц любо, что попало не одн
ому ему.
Письму ход дали.
Вот тут я в полном удовольствии был!
Дело в суд. Разбирать стали. Я сидел, как посторонной народ. Судья главной
старикашка был Ц ему и двух слов хватило. Письмо другому судье отсунул и
говорит:
Ц Читай, я уж сыт.
Второй судья пяток слов выдержал и безо всякого разговору третьему судь
е кинул. А у третьего зубы болели, пестрым платком завязаны, над головой ко
нцы торчат. Стал третий судья читать, его по зубам хлестким словом шшолкн
уло. Зубы-то и болеть перестали, он и заговорил скоро-скоро, как забарабан
ил:
Ц Оправдать, оправдать, оправдать! На водку дать, на чай дать, на калачи да
ть!
Я ведь чуть не крикнул:
Ц Мне, мне! Это я писал!
Одначе смолчал. Судья писанье мое читат, за старо, за ново получат, а с кого
взыскать, кого за письмо судить Ц не знат, до подписи не дочитались. Судей
ских много набежало, и всем попало Ц кто сколько выдержал слов. Одначе до
конца ни один не дочитал. Кабы поумней были, дак сдогадались бы письмо по о
тдалении поставить и читать через трубу дальнозорну.
Дали письмо читать сторожу, а он неграмотной Ц темной человек, ну, небиты
м и остался.
Письмо в Петербург послали всяким петербургским начальникам читать. Эт
им меня очень уважили. Ведь мое писанье мордобитно не то что простым чину
шам, Ц самим министерам на рассужденье представили. Ну, и по их министерс
ким личностям звездануло за весь рабочий народ!
Чиновники хорошему делу ходу не давали. Подумай сам, како важно изобрете
нье прихлопнули!
А мне надобно ишшо что сделать: покеда есть знать, так писать. Вот и придум
ал. Написал большу бумагу, больше этой столешницы. Сверху простыми буква
ми вывел:
«ЧИТАТЬ ТОЛЬКО ГОСПОДАМ».
А дальше выворотны слова пошли. Утресь раным-рано, ишшо городовые пьяных
добивали да деньги отбирали, Ц я бумагу повесил у присутственных мест, с
тал к уголку, будто делом занят, и жду.
Вот время пришло, чиновники пошли, видят: «Читать только господам», глаза
в бумагу вперят и читать станут, а оттудова их как двинет! А много ли чинов
никам надобно было? С ног валятся и на службу раком ползут.
А которы тоже додумались: саблишки выташшили и машут.
Да коли не вырубить топором написанного пером, то уж саблишкой куды тут р
азмахивать! Позвали пожарну команду и водой смыли писанье мое и подпись
мою. Так и не вызнали, кто писал, кто писаньем чиновников приколотил.
Потом говорили, что в Петербурге до подписи тоже не дочитали и письмо мое
за город всенародно расстреляли.
Поп-инкубатор
Поп Сиволдай к тетке Бутене привернул. Дело у попа одно Ц как бы чего поес
ть да попить.
Тетка Бутеня в город ладилась, на столе корзина с яйцами. Поп Сиволдай пот
чеванья, угошшенья да к столу приглашенья не стал ждать: на стол поставле
но Ц значит, ешь. Припал поп к корзине и давай яйца глотать, не чавкая. Тетк
а Бутеня всполошилась:
Ц Что ты, поп! Ведь с тобой неладно станет, проглотил десяток да ишшо две ш
туки.
Ц Нет, кума, проглотил я пять, ну, да пересчитывать не стану.
Тетка Бутеня страхом трепешшется, говорит-торопится:
Ц Поп, боюсь я за тебя и за себя, кабы мне не быть в ответе. Рыгни-ка! Может, н
едалеко ушло, сколько ни есть обратно выкатятся.
Поп Сиволдай головой мотат, бородой трясет, волосами машет. Жаль ему прог
лочено отдавать.
Ц Я сегодня на трои именины зван да на новоселье. Во всех местах пообедаю
, ну, и авось того, ничего!
Поп на именинах на троих пообедал и кажной раз принимался есть, как с голо
дного острова приехал. На новоселье поужинал. И на ногах не держится Ц бр
юхо-то вперед перецеплят.
Дали попу две палки подпорами. Ну, Сиволдай подпоры переставлят, ноги пер
едвигат и таким манером до дому доставился, лег на кровать.
А в тепле да в потемни цыплята скоро высиделись. У попа в животе цыплята вы
велись, выросли, куры яиц снесли и новых цыплят вывели.
Поп Сиволдай в церкви службу ведет, проповедь говорит:
Мне дров запасите,
Мне сена накосите,
Мне хлеб смолотите,
Мне же, попу же,
Деньги заплатите!
А петухи в поповом животе, как певчие на крылосе, ко всякому слову кричат:
Ку-ка-ре-ку!
Народу забавно: потешней балагана, веселей кинематографа.
Это бы и ничего, да вот для попадье большо неудобство.
Как поп Сиволдай спать повалится, так в нем петухи и заорут. Они ведь не зн
ают, ковды день, ковды ночь, Ц кричат без порядку времени Ц кукарекают д
а кукарекают.
Попадья от этого шуму сна лишилась.
Тут подвернулся лошадиный доктор. По попадьиному зову пришел, попу брюхо
распорол, кур, петухов да цыплят выпустил, живот попу на пуговицы стекляр
усны застегнул (пуговицы попадья от новой модной жакетки отпорола).
А кур да петухов из попа выскочило пятьдесят четыре штуки окромя цыплят.
Тетка Бутеня руками замахала, птиц ловить стала.
Ц Мои, мои, все мои! Яйца поп глотал без угошшенья, значит, вся живность моя
!
Поп уперся, словами отгораживатся:
Ц Нет, кума, не отдам! В кои-то веки я своим собственным трудом заработал.
Да у меня заработанного-то ишшо не бывало!
Тетка Бутеня хватила попа и поволокла в свою избу. Попадье пояснила:
Ц Заместо пастуха прокормлю сколько-нибудь ден.
Дома тетка дала попу яиц наглотать. Поп без лишной проволочки цыплят выс
идел. Его, попа-то, в другу избу поташшили. Так вся Уйма наша кур заимела.
Поповску жадность наши хозяйки на пользу себе поворотили.
Мы бы и очень хорошо разбогатели, да поповско начальство узнало, зашумел
о:
Ц Кака така нова невидаль Ц от попа доход! Никовды этого не бывало. Попу
доход Ц это понятно, а от попа доход Ц небывалошно дело! Что за нова вера?
И совсем не пристало попу живот свой на обчественну пользу отдавать!
Предоставить попа Сиволдая с животом, застегнутым на модны стеклярусны
пуговицы, в город и сделать это со всей спешностью.
А время горячо, лошади заняты, да и самим время терять нельзя. Решили посла
ть попа по почте. Хотели на брюхо марку налепить и заказным письмом отпра
вить. Да денег на марку Ц на попа-то, значит, Ц жалко стало тратить. Мы поп
у на живот печать большу сургучну поставили, а сзаду во всю ширину написа
ли: доплатное.
В почтовой яшшик поп не лезет, яшшик мал. Мы яшшик малость разломали и втис
нули-таки попа. А коли в почтовой яшшик попал, то по адресу дойдет! Только а
дрес-то не в город написали, а в другу деревню (от нас почтового ходу ден пя
ть будет!).
Думашь, вру? У меня и доказательство есь: с той самой поры инкубаторы и зав
елись.
Проповедь попа Сиволдая
Поп Сиволдай вздохнул сокрушенно. Народ думал, о грехах кручинится, а поп
с утра объелся и вздохнул для облегчения, руки на животе сложил и начал го
лосом умильным, протяжным, которым за душу тянут.
Ц Людие! Много есть неведомого. Есть тако, что ведомо только мне, вам же не
ведомо. Есть таково, что ведомо только вам, мне же неведомо.
Сиволдай снова вздохнул сокрушенно.
Ц Есть и тако, что ни вам, ни мне неведомо!
Поп погладил живот и зажурчал словами:
Ц О, людие дороги мои! У меня старой подрясник. Сие ведомом только мне, вам
же неведомо.
Ц О, любезны мои други! Купите ли вы мне материи на новой подрясник шерст
яной коричневого цвету и шелковой материи такового же цвету на подкладк
у к подряснику, Ц сие ведомо только вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40