Кажда волосина метров пять, а вся шкура Ц двадцать
пять.
Жона из шерсти всяко вязанье наделала. И тако носко Ц чем больше носишь, т
ем новей становится.
ДайкоЦ ся привстану да шкуру достану, чтобы ты не думал, что все это я прид
умал.
Ох, незадача кака! Ведь я запамятовал, что шкуру-то губернаторской чиновн
ик отобрал. Увидал у меня. Я шкурой зимой дом закутывал: так и жили в теплой
избе и топили саму малость, только для варева да для печенья. Теплынь была
под шкурой-то!
Пристал чиновник:
Ц Не отдашь Ц в Сибирь!
На чиновников управы не было. Взял я шкуру полюсного медведя, шерсть снял,
вот тут-то жона и взялась за пряжу. Кожа была мягка, толста, я и ее содрал, Ц
мы потом с кашей съели. Шкуру без шерсти да без кожи (что осталось Ц и сам н
е знаю) свернул и отдал чиновнику и объяснил, что так сделал нарочно, чтобы
везти было легче. А чиновники в ту пору пониманья настояшшего не имели, то
лько ловко грабить умели.
Чайки одолели
Вот чайки тоже одолевали меня, ковды я на треске ехал.
Треска Ц рыба деловитая, идет своим путем за своим делом, в сторону не вер
тит. А чайки на готово и рады.
Ну, я чаек наловил столько, что в городу куча чаек на моем рыбном косяке вы
ше домов была.
В городу приезжим да чиновникам заместо гусей продавал. Жалованьишко чи
новничье Ц считана копейка. Форсу хошь отбавляй Ц и норовили подешевле
купить. Как назвал чаек гусями да пустил подешевле Ц вмиг раскупили. А мн
е что? Каб настояшши рабочи люди, совестно стало бы. Чиновникам надо было,
чтобы на разговоре было важно да форсисто, а суть как хошь. Чаек, гусями на
званных, за гусей съели и гостей потчевали.
У чиновников настояшше пониманье форсом было загорожено.
Артелью работал, один за сто
л садился
Вот я в двух гостях гостил, надвое разорвался! Надвое Ц дело просто, меня
раз Ц на артель расшшипало!
Ехал я на поезде, домой торопился. Стоял на площадке вагона и поезду помог
ал Ц ходу подбавлял: на месте подскакивал, ногами отталкивался.
На крутом повороте меня из вагона выкинуло. Вылетел я да за вагон пуговиц
ей зацепился. Моя жона крепко пуговицу пришила, еенно старанье хорошу сл
ужбу сослужило.
Я уж дожидался, что меня за каку-нибудь железнодорожность зацепит и раст
янет, а вышло иначе. Меня начало подбрасывать да мной побрякивать. Где бря
кнет Ц там и останусь, там и стою, остановки поезду дожидаюсь. Я по дороге
у железной дороги частоколом стал. Сам стою, сам себя считаю, а сколько ста
нций, полустанков, разъездов сам собой частой вехой обвешил Ц и не сосчи
тал.
Вот машина просвистела, пропыхтела и остановилась. Дальше вашего края ех
ать некуда. Коли снизу добираться, то тут конец. Коли от нас ехать, то начал
о.
Я пуговицу от вагона отцепил. Домой большой компанией (и все я) иду, песни х
ором пою.
В Уйме люди думали: плотники новы дома ставить пришли, али глинотопы на ки
рпичной завод.
Я артельно ближе подошел. Люди с диву охнули.
Ц Ох-ти, гляди ты! Сколько народу Ц и все, как один Малина! Ну, исто капаны!
И до чего схожи Ц хошь с боку, хошь с рожи! И как теперича Малиниха мужа рас
познат? Эка орава, и все они на один манер Ц и ростом, и цветом, и выступью! К
оторой взаправдошной Ц как вызнать?
У моей жоны слова готовы:
Ц Которой на работу ловче и на слово бойче Ц тот и муж мне. Мой-то Малина
работник примерной!
Я на жонино слово поддался и всеми частями за работу взялся. В поле и на ог
ороде работаю, поветь починяю, огород горожу, мельницу чиню, дом заново кр
ашу, в лесу дрова запасаю, рыбу ловлю, бабе к новой юбке оподолье вышиваю, х
леб молочу, пряжу кручу, веревки вью. И все зараз и на все горазд!
За работу принялся в послеобеденно время, а к паужне все сготовлено, все с
роблено. Баба моя ходит и любуется, а не может вызнать, которой я настояшши
й я. Я на всех работах в десять рук работаю.
Вызнялась жона на поветь, будто на работу поглядеть, и метнула громким зо
вом:
Ц Малина, муженек! Поди за стол садись, пора пришла есть!
Я к еде двинулся и весь в одного сдвинулся.
В тех местах, где я стоял при дороге у железной дороги, там выросли малинов
ы кусты и по сю пору растут. Ягоды сочны, крупны, вкусны.
Я худого не выдумываю, а норовлю, чтобы хорошим людям всем хватило да любо
было.
Как наряжаются
Наши жонки, девки просто это дело делают. Коли надобно вырядиться для гос
тьбы али для праздника Ц всяка самолутчий сарафан свой, а котора и плать
е на себя наденет, на себе одернет. И кака нать, така и есть.
Взять к примеру мою жону. Свою жону в пример беру Ц не в чужи же люди за хор
ошим примером итти?
Моя жона оденется, повернется, Ц ну, как с портрета выскочила! А ежели зап
оет в наряде, прямо как на картину любуешься. Ежели моя жона в ругань возьм
ется, тогда скорей ногами перебирай да дальше удирай и на наряды не огляд
ывайся.
К разу скажу: котора баба не умет себя нарядно одеть, Ц хошь и не в дороге,
а чтобы на ней было хорошо, Ц ту бабу али девку и из избы не надо выпускать
, чтобы хорошего виду не портила. И про мужиков сказать. Быват так: у другог
о все ново, нарядно, а ему кажет, что одна пуговица супротив другой криво п
ришита, и всей нарядности своей из-за этого не восчувствует и при всей нар
ядности рожу несет будничну и вид нестояшшой.
Сам-то я нарядами не очень озабочен. У меня, что рабоче, что празднично, Ц
отлика невелика. На праздник, на гостьбу я наряжаюсь, только по-своему. Ся
ду в сторонку. Сижу тихо, смирно и придумываю себе наряд. Мысленно себя все
го с головы до ног одену в обновы. Одежу придумаю добротную, неизносную, ши
тья хорошего, и все по мерке, по росту: не укорочено, не обужено. Что придума
ю Ц все на мне на месте, все на мне впору. Волосы руками приглажу Ц думаю, ч
то помадой мажу. Бороду расправлю. По деревне козырем пройду.
Кто настояшшего пониманья не имет, тот только мою важность видит, а кто с т
олком, кто с полным пониманьем, тот на меня дивуется, нарядом моим любуетс
я, в гости зовет-зазыват, с самолутчими, с самонарядными за стол садит и уг
ошшат первоочередно.
И всамделишной мой наряд хулить нельзя. Он не столь фасонист, сколь крепо
к. Шила-то моя жона, а она на всяко дело мастерица Ц хошь шить, хошь стирать
, хошь в правленье заседать.
Раз я от кума с гостьбы домой собрался. Все честь по чести: голова качатся,
ноги подгибаются. Я языком провернул и очень даже явственно сказал: «Пок
орно благодарим, премного довольны, довольны всей утробой. И к нам милост
и просим гостить, мимо не обходить». И все тако, как заведено.
Подошел я к порогу. А на порог ногой не встаю, порогов не обиваю. Поднял я но
гу, чтобы, значит, перешагнуть, а порог выше поднялся, я опять перешагнул. П
орог свою линию ведет Ц вздымается, а я перешагиваю.
Да так вот до крыши и доперешагивал. Крыша крашена, под ногами гладка. Я по
скользнулся и покатился. Дом в два этажа. Тут бы мне и разбиться на мелки ч
асти.
Выручила пуговица. Пуговицей я за желоб дожжевой зацепил.
И на весу, да в вольном воздухе, хорошо выспался. Спать мягко, нигде не дави
т. Под боком Ц ни комом, ни складкой.
Поутру кумовья-сватовья проснулись, меня бережно сняли.
Городским портным так крепко, так нарядно пуговицу не пришить, как бы дор
ого ни взяли за работу.
Кабатчиха нарядилась
Кабатчиха у нас в деревне была богаче всех и хвастунья больше всех. Наряд
ов у кабатчихи на пол-Уймы хватило бы.
В большой праздник это было. Вся деревня по улице гулянкой шла. Все наряже
ны, кто как смог, кто как сумел.
И кабатчиха выдвинула себя. И так себя вырядила, что народ столбами стано
вился: на кабатчиху глядит, глаза протирают, глаза проверяют, так ли видит
ся, как есть?
Такой нарядности мы до той поры не видывали.
Напялила кабатчиха на себя платье само широко с бантами, с лентами, с обор
ками, со вставками, с крахмалеными кружевами.
Оделась широко. А кабатчихе все мало кажет. Нарядов много, охота всеми пох
вастать. Попробовала она комоду с нарядами и шкап платяной на себя взвал
ить, да силы не хватило ташшить.
Придумала-таки кабатчиха, как народ удивить. Себе на бок по пятнадцать пл
атьев нацепила для показу нарядностей запаса.
На голову надела медной таз для варки варенья. Оно верно: посудина у нас в
деревне редкостна, Ц пожалуй, всего одна.
Медной таз ручкой вперед, малость набок. На таз большой цветошник с живым
и розанами поставила, шелковой шалью подвязала.
Под мышкой у кабатчихи охапка зонтиков и парусолей.
Это ишшо не все. Перед самым праздником кабатчик привез из городу больши
часы стенны. Часы с боем, с большим маятником. Народ этой обновы ишшо не ви
дал, ишшо не знал.
Кабатчиха и часы на себя налепила. Спереду повесила. Идет и завод вертит, н
а громкой бой заводит.
Маятник из стороны в сторону размахиват. Народ увертыватся, едва успеват
отскакивать.
Пришла пора часам бить. Зашипело. Мы думали, кабатчиха на горячу сковород
у села. Шипит громко, а пару не видать и жареным не пахнет.
Часы отшипели и ударили бой частым громким звоном, в один колокол и на всю
Уйму.
Как сполох ударили.
Вольнопожарны услыхали, мешкать не стали, выташшили вольнопожарну маши
ну с двенадцатью рукавами. В кабатчиху воду стекой пустили из двенадцати
рукавов.
Раз бьют сполох Ц значит, заливай.
Кабатчиха зонтики, парусоли растопырила, от воды загородилась, домой итт
и поворотилась. Она бы ишшо погуляла, да наряды носить на своих больших те
лесах устала и промялась, есть захотела.
Часы все ишшо бьют, вольнопожарна машина воду из двенадцати рукавов все
ишшо льет.
Перед кабатчихой разлилась лужа большашша, широчашша, глубочашша Ц во в
сю ширину улицы. Лужу не обойти, не перескочить.
Робята догадались, лодку приташшили, перевоз устроили. Цену брали по коп
ейке с человека.
Кабатчиха, чтобы маятнику не мешать, мелкими шажками шла, к перевозу приш
агала:
Ц Везите меня на ту сторону, мне-ка обедать пора!
Робята ей и говорят:
Ц С тебя, богачихи, копейки одной мало, плати по грошу с пуда. Как раз гриве
нник и будет.
Кабатчиха носом дернула, медным тазом на голове блеснула, розанами живым
и махнула:
Ц Я с мелкими деньгами не знаюсь. У меня деньги только крупны, сама мелка
монета рупь. Сдачи давайте четыре двое гривенных и один гривенник. И сдач
у за мной несите до дому, как я мелких денег в руки не беру.
Где робятам эстолько сдачи набрать?
Ц Хошь, дак садись за весь целковой, а не хошь Ц жди, ковда лужа высохнет!
У кабатчихи от злости волненье произошло, от голоду в животе заурчало. От
дала рупь.
Тут поп Сиволдай, как по сговору, как по заказу, явился. От праздничных сбо
ров-доходов поповска широка одежа, как амбар, раздулась: карманы, как чемо
даны. Поп руки воздел и запел:
Вот как я вовремя, в пору посп
ел, Ц
Как в иголку вдел!
Кабатчиху за рупь везите,
За тот же рупь
И меня перевезите!
Сиволдай с кабатчихой в лодку разом сели. Лодка булькнула и на дно ушла.
В большой праздник, да посередке деревни, да при всем честном народе поп д
а кабатчиха в лужу сели.
Сели от тяжести богатства, которо на них.
Сиволдай руками, ногами воду бурлит, вода через край пошла. Часы маятнико
м размахивают, воду выплескивают. Вода вскорости вся ушла.
На улице только мокро, грязно место, а в нем Сиволдай с кабатчихой сидят, н
а два голоса кричат, чтобы их вызняли.
Мы бы и вызняли, да об попа, об кабатчиху свои одежи пачкать пожалели.
Крик полицейски услыхали, прибежали. Поглядели, обрадели.
С кабатчихи часы сташшили, все наряды скрутили, себе под мундиры накрути
ли. У попа евонны доходы, праздничны сборы отобрали.
Попа с кабатчихой из лужи подняли, домой увели, грязный след замели.
Ну, это дело ихно, полицейско, нам оно посторонне.
Громка мода
Сидел я на угоре над рекой, песню плел, река мимо бежала, журчала, мне помог
ала. Мы с рекой в ладу в согласье живем. Песню плету, узоры выплетаю. Вдруг в
ывернулся пароходишко прогулошной: городских гуляк возит для проветри
ванья. Пароходишко свистком, скрипучим визгом меня с песни сбил, я песню п
отерял на тот час. Я осердился, бечевкой размахнул, свисток сорвал, в тряпк
у укутал его Ц и не слышно. Прихожу домой, а у нас франтиха-модница в гостя
х сидит, из городу приперлась, чаи пьет. Гостья локти расставила, пальцы ра
стопырила для особого модного фасону, чашку в двух перстах едва держит и
чай выфыркиват. От своей нарядности важничат и меня зовет:
Ц Присядь со мной рядышком, песенной выдумшшик!
Ц От сижанки я. На ногах постою да по избе по хожу.
С ней, модницей-франтихой, рядом-то не очень сядешь Ц така она широка. Коф
та вся в оборках, рукава пузырями, а юбка двадцать три метра в подоле. Эка м
одность никудышна, не по моему ндраву. Я сзаду подошел и под кофтенны обор
ки, в юбошны складки свисток визжачий прицепил, тряпицу сдернул и сам отс
кочил.
У модницы как засвистело! Она руками и так и сяк Ц не униматся Ц свистит.
Тут гостья выскочила.
Ц Извините, мне недосужно боле в гостях сидеть, у меня в середке какое-то
расстройство, я к фершалу побегу.
Бежит франтиха по деревне, пыль разметат, кур пугат, а свисток вывизгиват
на ходу ишшо звонче. Собаки за франтихой с лаем пустились, ее бежать подго
няют, мимо фершала прогнали.
Модница-франтиха до самого городу юбкой по дороге шмыгала, пыль столбом
подымала!
В городу шагу сбавила, ради важности двадцатитрехметровой юбкой вертит,
а свисток враскачку да с дребезгом завизжал. Во всех домах отдалось. Горо
дские франтихи-модницы сполошились, в окна выпялились:
Ц Что оно тако? Откуда экой фасон?
А модница в свистячей, визжачей юбке ужимочку на личике сделала, губки ба
нтиком сложила, чуть-чуть выговорила:
Ц Это сама нова загранична мода и прозывается «музыкально гулянье»!
Что тут в городу повелось! Модницы широки юбки напялили и под юбки граммо
фоны приладили, под юбки девчонок услужаюшших посадили. Девчонки граммо
фонные ручки вертят, пластинки перевертывают, граммофоны все в разногол
осицу. У которых под юбкой девчонки на гармони играть нажаривать почали,
в бубны бить стали. У кого услужаюшшей девчонки нету али граммофон не при
пасен, то взяли будильники, на долгой звон завели да под юбки дюжинами при
цепили.
Протопопиха малой колокол с соборной колокольни сташшила, подвесила, ид
ет да каблуками вызваниват!
Жители городски едва не оглохли от экого музыкального гулянья.
Начальство скоропалительно собралось и особым приказом, с запрешшение
м взамуж выходить и с мужем жить, громку моду запретило.
Все живо угомонилось. Во всех концах стихло. Только у модницы-франтихи св
истит и свистит без передыху!
Модница ко мне в Уйму рванулась. Да по берегу нельзя Ц в кутузку заберут,
она в лодку скочила и во всей модной нарядности часов пять веслами шлепа
ла, ко мне уж на ночь глядя добралась и давай упросом просить помочь ей про
тив свисту. Ну, как не помогчи, Ц я завсегда помочь готов!
Ц Скидывай, кума, юбку, я перестрою на нову моду.
Модница юбку сняла. Я свисток отцепил, в тряпку укутал его, Ц опять не слы
шно. От юбки я двадцать два с половиной метра материи отхватил, на портянк
и многим хватило. Оставил полметра.
На другой день франтиха нову моду завела. По городу в узкой юбке втихомол
ку пошла. Шшеки надула напоказ, мол, коли юбкой узка, дак с лица широка.
Городски модницы сейчас же увидели, как им остать? В узки юбки вырядились
да на улицу выкатились. А не знали, что шшеки надо надуть Ц модницы полны
рты воды набрали: им и тошно, и дых сперло, и перешепнуться нельзя, ведь рты-
то полнехоньки водой. Идут модницы, глаза выпучили, губы не то что бантико
м Ц круглой пуговицей. Ножками шажки делают маленьки, шагают скоренько.
Идут, буди жгутся.
Тут на модниц полицейской чин наскочил, саблей забречал, ногами застучал
.
Ц По какому случаю ходите да молчите, како тако дело умышляете?
Модницы как фыркнули на полицейского чина водой, разом его обмочили.
Ц Мы из-за тебя из себя всю воду выпустили, из-за тебя модной фасон потеря
ли! Коли на громку моду запрет наложен, дак тихомолком ходить нельзя запр
етить!
Полицейского чина модницы разом оглушили, он ничего не слышит, головой т
рясет, из себя воду выжимат.
Начальство опять собралось, опять заседало-думало и новой приказ объяви
ло:
Ц Моду, окромя громкой, каку хошь одевайте, только ртов не открывайте.
Уйма в город на свадьбу пошл
а
Вот моя старуха сердится за мои рассказы, корит Ц зачем выдумываю.
А ежели выдумка Ц правда? Да моя-то выдумка, коли на то пошло, дак верней жо
ниной правды.
К примеру хошь: стоит вот дом, в котором живу, в котором сичас сижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
пять.
Жона из шерсти всяко вязанье наделала. И тако носко Ц чем больше носишь, т
ем новей становится.
ДайкоЦ ся привстану да шкуру достану, чтобы ты не думал, что все это я прид
умал.
Ох, незадача кака! Ведь я запамятовал, что шкуру-то губернаторской чиновн
ик отобрал. Увидал у меня. Я шкурой зимой дом закутывал: так и жили в теплой
избе и топили саму малость, только для варева да для печенья. Теплынь была
под шкурой-то!
Пристал чиновник:
Ц Не отдашь Ц в Сибирь!
На чиновников управы не было. Взял я шкуру полюсного медведя, шерсть снял,
вот тут-то жона и взялась за пряжу. Кожа была мягка, толста, я и ее содрал, Ц
мы потом с кашей съели. Шкуру без шерсти да без кожи (что осталось Ц и сам н
е знаю) свернул и отдал чиновнику и объяснил, что так сделал нарочно, чтобы
везти было легче. А чиновники в ту пору пониманья настояшшего не имели, то
лько ловко грабить умели.
Чайки одолели
Вот чайки тоже одолевали меня, ковды я на треске ехал.
Треска Ц рыба деловитая, идет своим путем за своим делом, в сторону не вер
тит. А чайки на готово и рады.
Ну, я чаек наловил столько, что в городу куча чаек на моем рыбном косяке вы
ше домов была.
В городу приезжим да чиновникам заместо гусей продавал. Жалованьишко чи
новничье Ц считана копейка. Форсу хошь отбавляй Ц и норовили подешевле
купить. Как назвал чаек гусями да пустил подешевле Ц вмиг раскупили. А мн
е что? Каб настояшши рабочи люди, совестно стало бы. Чиновникам надо было,
чтобы на разговоре было важно да форсисто, а суть как хошь. Чаек, гусями на
званных, за гусей съели и гостей потчевали.
У чиновников настояшше пониманье форсом было загорожено.
Артелью работал, один за сто
л садился
Вот я в двух гостях гостил, надвое разорвался! Надвое Ц дело просто, меня
раз Ц на артель расшшипало!
Ехал я на поезде, домой торопился. Стоял на площадке вагона и поезду помог
ал Ц ходу подбавлял: на месте подскакивал, ногами отталкивался.
На крутом повороте меня из вагона выкинуло. Вылетел я да за вагон пуговиц
ей зацепился. Моя жона крепко пуговицу пришила, еенно старанье хорошу сл
ужбу сослужило.
Я уж дожидался, что меня за каку-нибудь железнодорожность зацепит и раст
янет, а вышло иначе. Меня начало подбрасывать да мной побрякивать. Где бря
кнет Ц там и останусь, там и стою, остановки поезду дожидаюсь. Я по дороге
у железной дороги частоколом стал. Сам стою, сам себя считаю, а сколько ста
нций, полустанков, разъездов сам собой частой вехой обвешил Ц и не сосчи
тал.
Вот машина просвистела, пропыхтела и остановилась. Дальше вашего края ех
ать некуда. Коли снизу добираться, то тут конец. Коли от нас ехать, то начал
о.
Я пуговицу от вагона отцепил. Домой большой компанией (и все я) иду, песни х
ором пою.
В Уйме люди думали: плотники новы дома ставить пришли, али глинотопы на ки
рпичной завод.
Я артельно ближе подошел. Люди с диву охнули.
Ц Ох-ти, гляди ты! Сколько народу Ц и все, как один Малина! Ну, исто капаны!
И до чего схожи Ц хошь с боку, хошь с рожи! И как теперича Малиниха мужа рас
познат? Эка орава, и все они на один манер Ц и ростом, и цветом, и выступью! К
оторой взаправдошной Ц как вызнать?
У моей жоны слова готовы:
Ц Которой на работу ловче и на слово бойче Ц тот и муж мне. Мой-то Малина
работник примерной!
Я на жонино слово поддался и всеми частями за работу взялся. В поле и на ог
ороде работаю, поветь починяю, огород горожу, мельницу чиню, дом заново кр
ашу, в лесу дрова запасаю, рыбу ловлю, бабе к новой юбке оподолье вышиваю, х
леб молочу, пряжу кручу, веревки вью. И все зараз и на все горазд!
За работу принялся в послеобеденно время, а к паужне все сготовлено, все с
роблено. Баба моя ходит и любуется, а не может вызнать, которой я настояшши
й я. Я на всех работах в десять рук работаю.
Вызнялась жона на поветь, будто на работу поглядеть, и метнула громким зо
вом:
Ц Малина, муженек! Поди за стол садись, пора пришла есть!
Я к еде двинулся и весь в одного сдвинулся.
В тех местах, где я стоял при дороге у железной дороги, там выросли малинов
ы кусты и по сю пору растут. Ягоды сочны, крупны, вкусны.
Я худого не выдумываю, а норовлю, чтобы хорошим людям всем хватило да любо
было.
Как наряжаются
Наши жонки, девки просто это дело делают. Коли надобно вырядиться для гос
тьбы али для праздника Ц всяка самолутчий сарафан свой, а котора и плать
е на себя наденет, на себе одернет. И кака нать, така и есть.
Взять к примеру мою жону. Свою жону в пример беру Ц не в чужи же люди за хор
ошим примером итти?
Моя жона оденется, повернется, Ц ну, как с портрета выскочила! А ежели зап
оет в наряде, прямо как на картину любуешься. Ежели моя жона в ругань возьм
ется, тогда скорей ногами перебирай да дальше удирай и на наряды не огляд
ывайся.
К разу скажу: котора баба не умет себя нарядно одеть, Ц хошь и не в дороге,
а чтобы на ней было хорошо, Ц ту бабу али девку и из избы не надо выпускать
, чтобы хорошего виду не портила. И про мужиков сказать. Быват так: у другог
о все ново, нарядно, а ему кажет, что одна пуговица супротив другой криво п
ришита, и всей нарядности своей из-за этого не восчувствует и при всей нар
ядности рожу несет будничну и вид нестояшшой.
Сам-то я нарядами не очень озабочен. У меня, что рабоче, что празднично, Ц
отлика невелика. На праздник, на гостьбу я наряжаюсь, только по-своему. Ся
ду в сторонку. Сижу тихо, смирно и придумываю себе наряд. Мысленно себя все
го с головы до ног одену в обновы. Одежу придумаю добротную, неизносную, ши
тья хорошего, и все по мерке, по росту: не укорочено, не обужено. Что придума
ю Ц все на мне на месте, все на мне впору. Волосы руками приглажу Ц думаю, ч
то помадой мажу. Бороду расправлю. По деревне козырем пройду.
Кто настояшшего пониманья не имет, тот только мою важность видит, а кто с т
олком, кто с полным пониманьем, тот на меня дивуется, нарядом моим любуетс
я, в гости зовет-зазыват, с самолутчими, с самонарядными за стол садит и уг
ошшат первоочередно.
И всамделишной мой наряд хулить нельзя. Он не столь фасонист, сколь крепо
к. Шила-то моя жона, а она на всяко дело мастерица Ц хошь шить, хошь стирать
, хошь в правленье заседать.
Раз я от кума с гостьбы домой собрался. Все честь по чести: голова качатся,
ноги подгибаются. Я языком провернул и очень даже явственно сказал: «Пок
орно благодарим, премного довольны, довольны всей утробой. И к нам милост
и просим гостить, мимо не обходить». И все тако, как заведено.
Подошел я к порогу. А на порог ногой не встаю, порогов не обиваю. Поднял я но
гу, чтобы, значит, перешагнуть, а порог выше поднялся, я опять перешагнул. П
орог свою линию ведет Ц вздымается, а я перешагиваю.
Да так вот до крыши и доперешагивал. Крыша крашена, под ногами гладка. Я по
скользнулся и покатился. Дом в два этажа. Тут бы мне и разбиться на мелки ч
асти.
Выручила пуговица. Пуговицей я за желоб дожжевой зацепил.
И на весу, да в вольном воздухе, хорошо выспался. Спать мягко, нигде не дави
т. Под боком Ц ни комом, ни складкой.
Поутру кумовья-сватовья проснулись, меня бережно сняли.
Городским портным так крепко, так нарядно пуговицу не пришить, как бы дор
ого ни взяли за работу.
Кабатчиха нарядилась
Кабатчиха у нас в деревне была богаче всех и хвастунья больше всех. Наряд
ов у кабатчихи на пол-Уймы хватило бы.
В большой праздник это было. Вся деревня по улице гулянкой шла. Все наряже
ны, кто как смог, кто как сумел.
И кабатчиха выдвинула себя. И так себя вырядила, что народ столбами стано
вился: на кабатчиху глядит, глаза протирают, глаза проверяют, так ли видит
ся, как есть?
Такой нарядности мы до той поры не видывали.
Напялила кабатчиха на себя платье само широко с бантами, с лентами, с обор
ками, со вставками, с крахмалеными кружевами.
Оделась широко. А кабатчихе все мало кажет. Нарядов много, охота всеми пох
вастать. Попробовала она комоду с нарядами и шкап платяной на себя взвал
ить, да силы не хватило ташшить.
Придумала-таки кабатчиха, как народ удивить. Себе на бок по пятнадцать пл
атьев нацепила для показу нарядностей запаса.
На голову надела медной таз для варки варенья. Оно верно: посудина у нас в
деревне редкостна, Ц пожалуй, всего одна.
Медной таз ручкой вперед, малость набок. На таз большой цветошник с живым
и розанами поставила, шелковой шалью подвязала.
Под мышкой у кабатчихи охапка зонтиков и парусолей.
Это ишшо не все. Перед самым праздником кабатчик привез из городу больши
часы стенны. Часы с боем, с большим маятником. Народ этой обновы ишшо не ви
дал, ишшо не знал.
Кабатчиха и часы на себя налепила. Спереду повесила. Идет и завод вертит, н
а громкой бой заводит.
Маятник из стороны в сторону размахиват. Народ увертыватся, едва успеват
отскакивать.
Пришла пора часам бить. Зашипело. Мы думали, кабатчиха на горячу сковород
у села. Шипит громко, а пару не видать и жареным не пахнет.
Часы отшипели и ударили бой частым громким звоном, в один колокол и на всю
Уйму.
Как сполох ударили.
Вольнопожарны услыхали, мешкать не стали, выташшили вольнопожарну маши
ну с двенадцатью рукавами. В кабатчиху воду стекой пустили из двенадцати
рукавов.
Раз бьют сполох Ц значит, заливай.
Кабатчиха зонтики, парусоли растопырила, от воды загородилась, домой итт
и поворотилась. Она бы ишшо погуляла, да наряды носить на своих больших те
лесах устала и промялась, есть захотела.
Часы все ишшо бьют, вольнопожарна машина воду из двенадцати рукавов все
ишшо льет.
Перед кабатчихой разлилась лужа большашша, широчашша, глубочашша Ц во в
сю ширину улицы. Лужу не обойти, не перескочить.
Робята догадались, лодку приташшили, перевоз устроили. Цену брали по коп
ейке с человека.
Кабатчиха, чтобы маятнику не мешать, мелкими шажками шла, к перевозу приш
агала:
Ц Везите меня на ту сторону, мне-ка обедать пора!
Робята ей и говорят:
Ц С тебя, богачихи, копейки одной мало, плати по грошу с пуда. Как раз гриве
нник и будет.
Кабатчиха носом дернула, медным тазом на голове блеснула, розанами живым
и махнула:
Ц Я с мелкими деньгами не знаюсь. У меня деньги только крупны, сама мелка
монета рупь. Сдачи давайте четыре двое гривенных и один гривенник. И сдач
у за мной несите до дому, как я мелких денег в руки не беру.
Где робятам эстолько сдачи набрать?
Ц Хошь, дак садись за весь целковой, а не хошь Ц жди, ковда лужа высохнет!
У кабатчихи от злости волненье произошло, от голоду в животе заурчало. От
дала рупь.
Тут поп Сиволдай, как по сговору, как по заказу, явился. От праздничных сбо
ров-доходов поповска широка одежа, как амбар, раздулась: карманы, как чемо
даны. Поп руки воздел и запел:
Вот как я вовремя, в пору посп
ел, Ц
Как в иголку вдел!
Кабатчиху за рупь везите,
За тот же рупь
И меня перевезите!
Сиволдай с кабатчихой в лодку разом сели. Лодка булькнула и на дно ушла.
В большой праздник, да посередке деревни, да при всем честном народе поп д
а кабатчиха в лужу сели.
Сели от тяжести богатства, которо на них.
Сиволдай руками, ногами воду бурлит, вода через край пошла. Часы маятнико
м размахивают, воду выплескивают. Вода вскорости вся ушла.
На улице только мокро, грязно место, а в нем Сиволдай с кабатчихой сидят, н
а два голоса кричат, чтобы их вызняли.
Мы бы и вызняли, да об попа, об кабатчиху свои одежи пачкать пожалели.
Крик полицейски услыхали, прибежали. Поглядели, обрадели.
С кабатчихи часы сташшили, все наряды скрутили, себе под мундиры накрути
ли. У попа евонны доходы, праздничны сборы отобрали.
Попа с кабатчихой из лужи подняли, домой увели, грязный след замели.
Ну, это дело ихно, полицейско, нам оно посторонне.
Громка мода
Сидел я на угоре над рекой, песню плел, река мимо бежала, журчала, мне помог
ала. Мы с рекой в ладу в согласье живем. Песню плету, узоры выплетаю. Вдруг в
ывернулся пароходишко прогулошной: городских гуляк возит для проветри
ванья. Пароходишко свистком, скрипучим визгом меня с песни сбил, я песню п
отерял на тот час. Я осердился, бечевкой размахнул, свисток сорвал, в тряпк
у укутал его Ц и не слышно. Прихожу домой, а у нас франтиха-модница в гостя
х сидит, из городу приперлась, чаи пьет. Гостья локти расставила, пальцы ра
стопырила для особого модного фасону, чашку в двух перстах едва держит и
чай выфыркиват. От своей нарядности важничат и меня зовет:
Ц Присядь со мной рядышком, песенной выдумшшик!
Ц От сижанки я. На ногах постою да по избе по хожу.
С ней, модницей-франтихой, рядом-то не очень сядешь Ц така она широка. Коф
та вся в оборках, рукава пузырями, а юбка двадцать три метра в подоле. Эка м
одность никудышна, не по моему ндраву. Я сзаду подошел и под кофтенны обор
ки, в юбошны складки свисток визжачий прицепил, тряпицу сдернул и сам отс
кочил.
У модницы как засвистело! Она руками и так и сяк Ц не униматся Ц свистит.
Тут гостья выскочила.
Ц Извините, мне недосужно боле в гостях сидеть, у меня в середке какое-то
расстройство, я к фершалу побегу.
Бежит франтиха по деревне, пыль разметат, кур пугат, а свисток вывизгиват
на ходу ишшо звонче. Собаки за франтихой с лаем пустились, ее бежать подго
няют, мимо фершала прогнали.
Модница-франтиха до самого городу юбкой по дороге шмыгала, пыль столбом
подымала!
В городу шагу сбавила, ради важности двадцатитрехметровой юбкой вертит,
а свисток враскачку да с дребезгом завизжал. Во всех домах отдалось. Горо
дские франтихи-модницы сполошились, в окна выпялились:
Ц Что оно тако? Откуда экой фасон?
А модница в свистячей, визжачей юбке ужимочку на личике сделала, губки ба
нтиком сложила, чуть-чуть выговорила:
Ц Это сама нова загранична мода и прозывается «музыкально гулянье»!
Что тут в городу повелось! Модницы широки юбки напялили и под юбки граммо
фоны приладили, под юбки девчонок услужаюшших посадили. Девчонки граммо
фонные ручки вертят, пластинки перевертывают, граммофоны все в разногол
осицу. У которых под юбкой девчонки на гармони играть нажаривать почали,
в бубны бить стали. У кого услужаюшшей девчонки нету али граммофон не при
пасен, то взяли будильники, на долгой звон завели да под юбки дюжинами при
цепили.
Протопопиха малой колокол с соборной колокольни сташшила, подвесила, ид
ет да каблуками вызваниват!
Жители городски едва не оглохли от экого музыкального гулянья.
Начальство скоропалительно собралось и особым приказом, с запрешшение
м взамуж выходить и с мужем жить, громку моду запретило.
Все живо угомонилось. Во всех концах стихло. Только у модницы-франтихи св
истит и свистит без передыху!
Модница ко мне в Уйму рванулась. Да по берегу нельзя Ц в кутузку заберут,
она в лодку скочила и во всей модной нарядности часов пять веслами шлепа
ла, ко мне уж на ночь глядя добралась и давай упросом просить помочь ей про
тив свисту. Ну, как не помогчи, Ц я завсегда помочь готов!
Ц Скидывай, кума, юбку, я перестрою на нову моду.
Модница юбку сняла. Я свисток отцепил, в тряпку укутал его, Ц опять не слы
шно. От юбки я двадцать два с половиной метра материи отхватил, на портянк
и многим хватило. Оставил полметра.
На другой день франтиха нову моду завела. По городу в узкой юбке втихомол
ку пошла. Шшеки надула напоказ, мол, коли юбкой узка, дак с лица широка.
Городски модницы сейчас же увидели, как им остать? В узки юбки вырядились
да на улицу выкатились. А не знали, что шшеки надо надуть Ц модницы полны
рты воды набрали: им и тошно, и дых сперло, и перешепнуться нельзя, ведь рты-
то полнехоньки водой. Идут модницы, глаза выпучили, губы не то что бантико
м Ц круглой пуговицей. Ножками шажки делают маленьки, шагают скоренько.
Идут, буди жгутся.
Тут на модниц полицейской чин наскочил, саблей забречал, ногами застучал
.
Ц По какому случаю ходите да молчите, како тако дело умышляете?
Модницы как фыркнули на полицейского чина водой, разом его обмочили.
Ц Мы из-за тебя из себя всю воду выпустили, из-за тебя модной фасон потеря
ли! Коли на громку моду запрет наложен, дак тихомолком ходить нельзя запр
етить!
Полицейского чина модницы разом оглушили, он ничего не слышит, головой т
рясет, из себя воду выжимат.
Начальство опять собралось, опять заседало-думало и новой приказ объяви
ло:
Ц Моду, окромя громкой, каку хошь одевайте, только ртов не открывайте.
Уйма в город на свадьбу пошл
а
Вот моя старуха сердится за мои рассказы, корит Ц зачем выдумываю.
А ежели выдумка Ц правда? Да моя-то выдумка, коли на то пошло, дак верней жо
ниной правды.
К примеру хошь: стоит вот дом, в котором живу, в котором сичас сижу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40