Мы с сестрицей подхватывали на голоса. Все плакали, выключая
молодой вдовы.
Ц Катя, для чего ты не плачешь?
Она Ц что каменная. А мы выревемся, нам и легче.
Шесть недель она к Леве на могилу ходила. Молча сидела. Домой воротится вс
я в комарах искусана.
Тут опять на сцену донжуан выходит. Ежели Феденька Маляхин при живом муж
е светским приличием пренебрегал, то теперь открыто повел лобову атаку.

В Ильинску пятницу идем с сестрой из магазина, а у корытовских ворот маля
хинский рысак. И Хионья из окна подает отчаянные знаки. Несмотря на страш
ный недосуг, летим к ней черным ходом.
Ц Душенька, что у вас?
Ц Формальное предложение сделал!
Ц Кто?
Ц Федька.
Ц Вам?
Ц Черт ли мне! Катерине…
Мы даже заплакали: «Забыть так скоро!…» Коварная, прельстилась на богатс
тво… К дверям Катерининым припали… Нет! Почтения достойное творенье нич
ем не обольстилось.
Федоров голос из-за двери:
Ц Дом отделаю во вкусе и сад во вкусе. Определю вас в золотую оправу, подо
бно жемчужине.
А Катин голос:
Ц Стыдитесь, господин Маляхин, не меня, а вашей достойной жены!…
Мы в куски рвемся под дверями-то: «Дура ты, дура ты, Катерина! Благодарение
бы надо воссылать такому благодетелю! И ты-то, Федька, дурак! Тебе бы снача
ла пару белых лилий поднести, потом альбом грустных сонетов, потом букет
пунцовых роз, а ты: „На содержанье возьму!…“
Опять и Настеньку, Федькину жену, вспомнили. Настя-то за какие прегрешени
я скорбную чашу будет пить?! Смолоду на нее шьем! Слова худого, взгляду кос
ого не видели.
… Разоряемся этак под чужими дверями, а Федор и вылетел да хлоп Хионью две
рью в лоб!… Пал в коляску, ускакал. Еще бы: обожаемый предмет заместо сабли
все чувства становит.
Мы с сестрицей в тот же вечер к Настеньке Маляхиной с примеркой пожалова
ли. У нее, у голубушки, личность от горячих слез опухла и губы в кровь искус
аны, однако разговора на острую тему не поддержала, хотя мы и делали прозр
ачные намеки. «Ну, Ц думаем, Ц ежели сердечного участия не понимаешь, да
к и черт с тобой!» Домой шли, ругались, а дома заревели:
Ц Настенька-голубушка! Назвала бы ты нас суками да своднями. Через нас т
вой благоверный в рассужденьи Катерины изумился.
Недели не прошло, принимаем мы заказчицу, супругу жандармского полковни
ка. К зимнему сезону шила плюшеву ротонду на лисьем меху. У нас первостате
йны дамы шили. Прикидываю ей сантиметром по подолу, а жандармша и погляди
в окно:
Ц Ох, какая роскошная упряжка мокнет под дождем! Я посмотрела да и села с
о всего размаху на пол: у Хионьиных ворот старика Маляхина карета.
Ц Душенька, что с вами?
Ц Это у меня на почве сердца. Сестрица, выведи меня на воздух.
Сдали барыню помощнице, а сами кубарем через забор да соседским двором, ч
тобы жандармша не увидела, к Корытихе. Подолы ободрали, в крапиве обожгли
сь Ц наплевать!
Хионья в коридоре на своем посту обмирает; молча нам кулаком погрозила…
Папенька Маляхин в гостях. Мы к дверям припали, не смеем дух перевести.
К началу представленья не попали, однако все понятно из дальнейшего. Ста
рик говорит:
Ц Возьмите отступного полтысячи, даже тысячу и удалитесь в родные Пале
стины.
Катя с гневом:
Ц Какое вы имеете право ко мне приезжать? Как вы смеете мне это говорить?

Ц А вы какое имеете право женатого человека завлекать?
Ц Я служила в вашей конторе на глазах у всех. По отношению к вашему сыну я
держала себя как любой из ваших служащих. Я сразу же ушла, увидевши себя в
ложном положении.
Ц Порядочная женщина должна оберегаться мущин, а не действовать над их
ним воображением. Мало тысячи Ц получите полторы, ежели вы такая практи
кованна особа.
Тут Хионьюшка двери рванула да как налетела на Маляхина-то:
Ц В моем доме нету практикованных! Со всеми соседями ставлю во свидетел
и, что вы благородную невинность оскорбляете. Вон отсюда, рыбьи глаза! Я че
стна вдова, тридцать лет вдовею! Меня сам отец Иван Кронштадской знат да у
важат!
Старик шапку в охапку, пал в карету, ускакал.
Мы пых перевели, а по всему дому чад, окон не видно. Хионья кофей жарила, да и
забыла с гостем-то. Сожгла огромадну сковороду. Пока окна-двери отворяли
, Катя мимо нас на улицу бегом, с самым жалким выражением своего миловидно
го лица. А дождик с утра поливал. Хионья говорит:
Ц Пущай по ветерку пробежится. Я свежего кофею зажарю. Она кофейком отоп
ьется.
А моя молчаливая сестрица и провещилась:
Ц Может, Катя-то тонуть ушла…
Хионья заревела, а мы с сестрицей подолы на голову закинули а-ля помпадур
и потрепали за Катей. Для того и носим нижние юбки на шелку, чтобы их на дож
дике показывать. А Катя не к реке, привела нас на кладбище. Катя мостиком п
ошла, мы оврагами махнули, да и спрятались в елочках, где Лева-то лежит. Кат
я подошла молча, постояла, молча пала на могилку. Потом и простонала:
Ц Левушка, мне надо уехать. Как же я оставлю тебя одного?…
В эти немногие слова такую она скорбь вложила, что заревели мы голосом в с
воем сокровенном убежище. Не нам Катеринушку, а ей нас успокаивать пришл
ось:
Ц Не оплакивайте меня, я ведь на минутку духом упала
Ц Катенька, мы тебя своими руками в беду положили, к Маляхину свели! И в ко
рытовском доме нет тебе покоя от визитов. Переходи к нам. Мы тебя на фарфор
ову тарелку посадим и по комнате будем носить.
Она развеселилась, засмеялась. Тут и дождь перестал и солнышко выглянуло
.
Однако до Хионьи кто-то допихал наши речи. Принимали мы мадам ван Брейгел
ь, супругу датского консула. И Хионья налетела, будто туча с громом:
Ц Я честна вдова! Меня отец Иван Кронштадской знат да уважат! Я сама за мо
их квартирантов умею кровь проливать!
Тут опять является на сцену Феденька Маляхин.
Как вечерняя заря небо накроет, так несчастный донжуан и заслепит Корыти
хину улицу золотыми часами и золотым портсигаром. Как перо на шляпе, мимо
Корытихина дома ходит. Соседям не надо в театр торопиться. Корытихин дом
Ц всем открытая сцена. У Егоровны, конечно, имелись с Федькой разговоры. О
на калитку размахнет, выпучит глаза а Маляхин в ейну сторону табачным ды
мом пустит.
Ц Что, Корытиха, стоишь? На кого глядишь?
Ц Стою для опыта. Гляжу твоего дурацкого ума.
Ц Ах ты, раковы глаза!…
Ц Ах ты, Сомова губа!…
Мы браним Хионью-то:
Ц Вы хоть бы Катю пожалели, не делали бесплатных спектаклей для соседей.
С пьяным связываетесь.
Не думала, что пьяный. Катенька, прости меня Не могу своего характера сдер
жать
Вот эдак, скажем, сегодня она покаялась, а назавтра еще с большей талантли
востью сыграла… День-то рыбу в погребу укладывала, перед ужином вышла в з
алу отдохнуть И покажись ей, что Маляхина нету Обрадовалась: «Хоть один,
Ц думает, Ц вечерок подышу чистым воздухом, без шпионов» Окна-то распах
нула под окном-то Федька!
Хионья Егоровна Корытова цветы с подоконника срыла да и выпихалась на ул
ицу задним-то фасадом. Бесчествует купца первой гильдии Федора Маляхина
… Прохожие путники во главе с уличными детями вопиют:
Ц Гордись, гордись, Корытиха, не сдавайся!
А мимо наша девка воду несла. Федор схватил ведра да мадам Корытову и окат
ил с головы до пят. Страм!
После этого день прошел и неделя прошла Господин Маляхин что-то переста
л являться на своем посту.
А вечера чудные, не похоже, что осень. Несмотря на страшный недосуг, оделис
ь мы с сестрицей для прогулки побежали за Катей.
Ц Прекрасная затворница! Позвольте вас пригласить для приятной прогул
ки по набережной, тем более ваш Отелло исчез!
Катя, как птичка, радехонька.
Вот и шествуем, три элегантные дамы. У моей сестрицы новой выдумки нарядн
ое фуро, у меня прозаический чепец а-ля Фигаро, а Катя всегда комильфо и бь
ен ганте.
Оживленно беседуя, вдруг наталкиваемся на толпу Что такое? У гостиницы «
Золотой якорь» народ, извозчики, точно свадьба Пробираемся поспешно чер
ез публику, а все в окна глядят А там песни, бубны, топот, звон посуды и беспр
едельный бабий визг На улице темно, в гостинице светло, нам некуда девать
ся, в окна смотрим О ужас! Табун девок захватились вокруг Федора Маляхина
и скачут ажно ветер свистит Лампы и свечи то вспыхнут, то померкнут Федор
опух, обородател, глаза остолбели. И он вопит:
Ц Сволочи, песню! Мою песню!
Прихлебатели и девки грянули под музыку

Кат-тя, ты меня не лю-убишь!
Кат-тя, ты меня погубишь!

В толпе кто-то и выговорил:
Ц О-хо-хо!… В каждой песне Катю помянет. Пятые сутки пьет напропалу, любов
ь-то утолить не может.
Слава богу, нас не узнали в темноте. Я схватила Катю за руку, перебежали че
рез дорогу и Ц окаменели, как две Лотовых жены: у чужих ворот прижалась-п
ритаилась Настасья Романовна Маляхина и тоже глаз не сводит с ужасных си
яющих окон «Золотого якоря».
Катерина моя охнула Ц да бежать. Чем дальше бежит тем громче плачет.
… Что вы думаете Ц в одну ночь она собралась. Мы с сестрой вещи пособляли
увязывать, а Хионьюшка сидела на полу да причитала:
Ц Опустеть хочет корытовско подворьице!
У нас вокзал за рекой. Катя пароходом плыла мимо города. Но последний взгл
яд был брошен ею не на ельник, не на кладбище. Она смотрела на маляхинскую
набережную, неутолимо глядела на маляхинский дом.
Она не велела никому сказывать о своем отъезде Но разве в нашей провинци
и могут быть секреты!
Катя днем отбыла, а в вечерню к Хионье Егоровне явился Федор Маляхин, в чер
ном сюртуке, в черном галстуке.
Ц Куда уехала? Докуда билет брала?
Хионья и сама ничего толком не знала. Билет нарочно до ближних станций бы
л бран, чтобы следы затерять. И Федор не стал искать. Всю зиму, как медведь, в
лавке сидел Пощелкает-пощелкает на счетах, потом уставится в одну точку,
долго так сидит. Весной на пароходе в Норвегу уехал и жил там до белого сне
гу. Катя у него далеко стала, все перегорело, он и обошелся. Домой приехал, ж
ене голубого шелку на платье привез, а себе в кабинет заграничную картин
у в золотой раме. Изображена молодая особа в виде нимфы, порхающая над бур
ным ручьем. Многие находят, что черты нимфиного лица напоминают Катю. Наз
ывается картина «Мимолетное виденье».

Митина любовь

У меня годов до двадцати пяти к дамам настоящего раденья не было.
Конечно, при гостях пронзительность глаз делаешь, а все не мои. Притом хол
остой да мастер корабельный, дак сватьи налетают, как вороны на утенка:
Ц Погоди, Митька! Роешься в девках, как в сору, одна некрасива, друга нехор
оша, а криворота камбала и достанется.
Ц Скажите, как напужали!
Ц Небось напужаешься! Над экими, как ты, капидонами вымышляют колдуны-ти
. В гости тебя зазовут, в чаю, в кофею чего надо споят, страшну квазимоду и во
зьмешь, молекулу.
А я живу, какого-то счастья жду, судьбы какой-то. А дни, как гуси, пролетают.

… Позапрошлая наступила зима, выпали снеги глубоки, ударили морозы новог
одни. Три дня отпуску, три билета в Соломбальский театр. Соломбала Ц горо
да Архангельска пригород. От нашей Корабельщины три часа ходу.
У вдовы, у Смывалихи, остановился. Вечером в театре жарко, людно. В антракт
огляделся: рядом особа сидит молодая. Сроду не видал такого взора! Не взгл
яд Ц тихая заря поздновечерняя. Больше во весь вечер не посмел в ейну сто
рону пошевелиться.
Другой день ушел в гости к вечеру.
Народушку в театре Ц как тараканов на печи.
Ц Ишь лорд какой расселся, член парламента! Расшеперил лапы-то!
Ейно место охраняю… Идет. Голову гордо несет, щеки, уши пылают. Стыдится. Ч
естного поведения, значит При встал ей. Мило улыбнулась.
«Грозу» Островского представляли… Вместе ахнем, вместе рассмеемся, а сл
ова за сто рублей не сказать. В антракте осмелел:
Ц Не угодно пройтись в фойе?
Ц С кем имею честь?
Такой-то.
Ц Марья Ивановна Кярстен.
И в слове и в походке она мне безумно нравится. У ей все так, как я желаю.
Ц Что на меня зорко глядите?
Ц Очень вы, Марья Ивановна, ненаглядны. Только во взорах эка печаль…
Ц Оттого, что родом я со печального синя-солона моря…
Ц У меня тоже не с кем думы подумать, заветного слова промолвить. Марья И
вановна, мы другой вечер рядом сидим, вы меня вчера заметили ли?
У ней и смехи на щеках играют, оглядывает меня.

Экипажецка рубашка.
Норвецкой вороток.
Окол шеечки платок,
Словно розовый цветок!

Ц … Ну, как вас не заметить?
Ц Это я для вас постарался, гарнитуровым платком повязался.
А в последнее действие уливается моя соседка слезами.
Ц Люблю слушать, как занапрасно страдают…
Ц Любите, а эдак плачете.
Ц Я сама в том же порядке.
Проводить не дозволила, одна убежала.
На третий день представленья не было, только дивертисмент музыкальных н
омеров. В мире звуков рассказываю Марье Ивановне, что-де у меня мамы нету,
сам хлебы пеку, тесто жидко разведу Ц скобы у дверей и у ворот в тесте…
А она:
Ц Говорите, говорите!… Я потом вашу говорю буду разбирать, как книгу.
Ц Марья Ивановна! Мы по своим делам часто в Соломбале бываем. Дозвольте с
вами видаться!
Ц Да что вы! Ведь я замужем!
Как нож мне к сердцу приставила…
Ц Дак… от мужа гуляете?
Ц Гуляю? За пять лет замужества случаем в театр попала… С добрым человек
ом поговорила… Может, до смерти нигде не бывать…
Ц Теперь эта неволя отменена.
Ц Неволя отменена, да совесть взаконена!
Ц Вот вы наделали делов Ц бросаете меня… Куда я теперь?
… Но горячность моих упреков умиротворяет чудная мелодия вальса:

Зачем я встретился с тобою,
Зачем я полюбил тебя?
Зачем назначено судьбою
Далеко ехать от тебя?

Марья Ивановна сделалась в лице переменна… Встала, выхватила у меня из г
рудного кармана батистовый платочек… Публика музыкантам хлопает, а я сл
ышу тихое, но внятное слово:
Ц Пока я жива, это мне лучезарная память. А умру, глаза вашим платочком на
крыть прикажу.
И ушла. Как век не бывала. Опомнился да побежал вслед Ц знай метелица лети
т в глаза да адмиралтейская часозвоня полночь выколачивает…
А Смывалиха на квартире:
Ц Сегодня в Соломбале два дива было. Первое диво Ц Машенька Кярстен в те
атре показалась, второе диво Ц с некоторым молодым человеком флиртовал
а.
Ц Она чья? Она кто?
Ц Мужняя жена. Замужем живет, честь наблюдает. Муж-то пьюшшой, хилин тако
й. Она мукой замучалась, а уж ни с кем ни-ни… Сама портниха, рукодельница… З
амужем живет… Честь наблюдает… Мне тоже бесчестно баловством-то сорват
ь. Кабы навеки моя, а так, баловством, мне не надо!
И той же ночи побежал я домой. Бежу пустыми берегами, громко плачу, как реб
енок:
Ц Эх ты, Машенька Кярстен! Навела мне беду!…
И поклялся я забыть эту любовь. За троих работу хватаю. Сам себе внушаю: «Н
е думай про нее! Знай, что она не твоя». Да, а ночь-то моя; а кто же рад один-то!…
Бывало, не лягу в хороших брюках, все увертываю да углаживаю, а теперь. Обо
родател, похудел…
Зима на извод пришла. На верфях стук да юк рано и поздно. У меня топор в рука
х, чертежи в глазах, на уме Машенька Кярстен. Голос ее, духи ее слышу Ц «Лор
иган».
Ц Эх, Митя, Митя, упустил ты свое счастье!
Не курил Ц закурил.
Притом эту сплетню из Соломбалы принесли в нашу Корабельщину. То прежде
дамы по своей части меня хладнокровно укоряли, теперь, видя полноту пере
живаний, в другую сторону заобиделись. Заведующая парикмахерской как-то
при гостях на меня затужила:
Ц Не желаем соломбальску прынцессу! Счас парикмахерску замкну и ключ в
море брошу Пущай населенье ходит в диком образе!
Пришла весна-красна, с летичком теплым, с праздничком майским. Со всем нар
одом, со всем славным шествием пришел я в Соломбалу. И скопилось три дня св
ободных Куда пойду? А Смывалиха на углу и стоит:
Ц Здравствуй, Митенька! Да, помнишь Машеньку Кярстен, в театре-то увлека
лись?… Овдовела: до краю допил…
Ц Она где живет?!
Ц В город переехала отсюда.
Ц Улица какая, дом какой?!
Ц Дом номер восемнадцать, улица… Погоди ужо; дом номер восемнадцать… ул
ица… Забыла. Ново какое-то переменено название.
Ц Она где с мужем-то жила?
Ц Эво, где домичек зеленый!
В зеленом домике самовары лудят да паяют, никакой Марьи Ивановны не знаю
т. Сунулся в возледворные соседи…
Ц Мы у ей на новосельи не бывали, городского пива не пивали. Гордиянка бы
ла и скрытница…
Я на перевоз да и в город. В адресном бюро дежурна подает адрес прежний, Со
ломбальский.
Ц В город она переехала!
Ц Может, и год проживет не прописана. У нас не торопятся.
Все пропало! Машенька Кярстен, утерял я тебя!… Вылез на крыльцо, а кругом-т
о весна! Река ото льда располонилась, в море плывет, чайки кричат, пароходы
свистят. На домах, на пристанях, на кораблях флаги, ленты, банты…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40