Бригада уже ушла в мартеновский цех. Левая рука у него была перебинтована. Вчера, когда Антрацит поздно вечером возвращался от Мамлюка, его избили.
Поначалу посвящать Ваську в эту историю пе стали. Хмурый Толяна отослал его в инструментальную цеха за «понедельником», а когда Васька вернулся, таща на себе пудовый молот, Антрацит как ни в чем не бывало хлопотал о доставке стальных угольников. Надо было менять швеллеры и настилать новый листовой пол на выходной площадке за печью.
До обеда без передышки бригада заготавливала материалы. В листопрокатной достали листы, в сортопрокатном — уголки. Швеллеры нашлись в самом мартеновском.
Потом все ушли в столовую. Один Васька не пошел: не до еды было. Сногсшибательная история с Антрацитом как-то отодвинула все остальные на второй план. О том, как отгуляли день рождения Мамлюка, никто и не заикался. Даже не спросили у Васьки, куда он удрал с гулянки. Да он и рад был этому. Уж очень получилось вчера, как говорится, не по-людски.
Проснулся он ночью... Тишина такая, что даже в ушах звенит. Огляделся. В углу небольшой комнаты на столике горит настольная лампа. В теплом сумраке на стене висит фото незнакомого человека в офицерском мундире. Кто бы это мог быть? Фото крупное, старинное какое-то, в незамысловатой, деревянной, покрытой бронзовой краской рамке... Боже, куда он попал?
Вдруг мысль молнией осветила затемненную голову, кровь отлила от щек, Васька помертвел. Да, он ушел от Мамлюка и устремился к Зосе. Неужели он все-таки добрался до ее дома? Значит...
В ужасе Васька пощупал руками вокруг себя. Лежал он на полу, на подстеленной дерюге, без пальто, без ботинок, но в костюме. В головах подушка и какой-то тазик. Рвало, наверное, потому и поставлен.
С полчаса лежал он не шевелясь. Но рано ли, поздно ли, а уходить надо. Осторожно поднял свинцово-тяжелую голову, привстал. Весь размякший, как медуза. Тело вялое, ноги, руки, спина ощутимо подрагивали. Казалось, по нему пропускали слабый электрический ток.
— Что, очухался, голубчик? — раздался негромкий, сухой, как кашель, голос, и в комнату вошла дородная женщина. Последние слабые остатки надежды, что все-таки, может, обошлось, что он, возможно, забрел к кому-то из друзей, рухнул. В появившейся женщине Васька сразу признал Зосину мать.
— Ох, извините, пожалуйста, — едва промямлил.
— И зачем же ты пьешь? — жестко звучал голос. — Замерз бы, кабы я не наткнулась. Метет-то как...
Васька опять, как заведенный, невнятно забормотал извинения. Поднимаясь, страдальчески сморщился — мутило.
— Будь уж до утра. Куда пойдешь? — Мне на работу... Мать волнуется...
Дотянулся до своего невдалеке стоящего ботинка,
впопыхах начал совать в него ногу, да не ту... Тайком, про себя, чертыхнулся. Наконец встал прямо, во весь рост. Надел пальто, двумя руками натянул до бровей шапку. Женщина суровым взглядом следила за ним — Эх, горе матери! Горе!
Вспомнив про все это, Васька судорожно сплюнул: жизнь такая собачья! Опозорился — дальше некуда! Теперь о дружбе с Зосей и мечтать не приходится. Теперь она его к себе и близко не подпустит.
От безмерной, переполнившей душу тоски Васька встал и поплелся из цеха. На заводском подворье резкий морозный ветер бросил в лицо ему пригоршню колкой снежной крупки, мгновенно выжал из глаз слезу. Возвращаться в механический Ваське не хотелось, и он, чуть поколебавшись, перебежал дорогу и потянул на себя дверь другого, кузнечно-прессового цеха.
Здесь было тепло, и Васька, присев на лавочку при входе, расстегнул фуфайку. Паровой молот шумно стучал по наковальне, а в стороне беспрестанно кланялся огню худой кузнец-филигранщик: готовил мелкие поковки. И'з-за приоткрытых створок печей несло жаром. Вытяжные трубы с шорохом отсасывали угарный газ. Вентиляторы гудели, как рой потревоженных пчел.
Васька нагнулся и взял в руки подкову, валявшуюся возле ног. Обыкновенную подкову, неразлучную спутницу копя-тружепика. С легким удивлением повертел ее в руках, отбросил к ящику с металлоломом. На заводе давно уже не работали лошади. Гужевой транспорт безвозвратно устарел. На перекрестках дюжие МАЗы нетерпеливо ворчали на светофоры, а в подсобных цехах шустро бегали электрокары. Васька слышал о народной примете: подкова нашедшему ее приносит счастье. Верна она или нет, он утверждать не мог, не задумывался над этим. Но знал, что мать еще в молодости, в первые годы после замужества, на притолоке входной двери только что построенной с отцом хаты прибила подкову. Говорила, нашла ее, возвращаясь с поля. Она работала тогда на хуторе Старопетровском, там находилось заводское подсобное хозяйство. Нашла ее — почти новенькую, слегка истертую, отчего она казалась искусно черненной, — и прибила.
Кажись, не подвела ее подкова. Мать с отцом всю жизнь прожили душа в душу — в семье совет да любовь. Что еще надо для счастья?
Только вот самому Ваське не везет. Правда, на судьбу ему грешно обижаться. До недавнего времени у него тоже все было как у людей, как должно быть. Но встретил он Зосю — и сплошное невезение! Будто кто наколдовал, опоил его зельем недобрым.
Васька сплюнул: «Чепуха какая-то лезет в голову! Пора бы ему перестать в сказки верить!» — однако покосился на подкову, неприкаянно лежавшую у ящика с металлоломом.
«Дай-ка еще раз подержу в руках!»
Не поленился — встал, поднял ее — а вдруг она ему счастье принесет? — хотел спрятать подкову во внутренний карман фуфайки, да устыдился.
«Что я, в самом деле, совсем размяк? Не хватало еще мне железки всякие с собой таскать. Тоже приглядел себе талисман. Умора!»
И все-таки в ящик подкову Васька не бросил. Бережно положил ее на край. Пусть лежит, может, кому и понадобится...
Заканчивая ремонт подкрановой балки, бригада котельщиков задержалась в механическом цехе после смены, и Васька вышел из проходной завода, когда синий туман вечера окутывал город. Уже на площади он повел взглядом вокруг и- вдруг увидел: над степной окраиной, в той стороне, где жила Зося, ярко светила золотая подкова месяца.
На следующий день под конец смены в котельно-ремонтмый прискакал Антрацит, неизвестно где пропадавший с утра. Глаза его лихо поблескивали из-под заснеженных бровей.
— Вечерком! — прошептал он Мотылю. Тот понимающе кивнул.
Ваську заинтриговала эта таинственность. Что бы она значила? Что скрывают от него? Зачем? Наверное, задумали что-то рискованное, опасное и не хотят впутывать его, по их представлению, чистенького мальчика.
— Что вечерком?—наклонился Васька к закручивающему гайку Мамлюку.
Мамлюк поднял голову, взглянул пристально, потом, проникнувшись озабоченностью Васьки, доверительно взял его руку, слегка сжал ее в запястье и почти весело сказал:
— Антрацит твоего любимца, то бишь Акима, ловить будет.
— Кого? — аж подался вперед Васька. — Акима? Это он Антрацита избил?
— Избил... — иронически хмыкнул Мамлюк. — Тоже нашел героя... Кодлом налетели.
— А Антрацит?—ошарашенно интересовался Васька.
— Что Антрацит? — Глаза Мамлюка смеялись. — Я же говорю: кодлом налетели.
Васька смотрел на него и ничего толком не мог понять: как же они на Антрацита налетели,'если на лице у него ни одной царапины? Мамлюк вздохнул: не котельный цех, а детсад.
Он секунду колебался, но потом все-таки решительно довел мысль до правдивого конца:
— Ну что здесь непонятного? Антрацит — дай бог ноги! - И, встретив опять-таки недогадливый взгляд, хохотнул: — Удрал... Ты не видел, как он бегает? На лошади не догонишь!
Васька вспомнил угрозы Акима, вспомнил, как по его наущению был избит у танцплощадки, да не исключено, что Ваське и еще придется с ним и с его дружками столкнуться, н запылал в нем воинственный дух. С такими хлопцами, как Антрацит, Мамлюк и Мотыль, сам черт ему не брат! Васька запальчиво, яростно зашептал:
— А мне почему никто ничего не говорит? Я тоже пойду с вами!
— Дело хозяйское, — скучным голосом произнес Мамлюк. — Только стоит ли тебе вмешиваться? Кстати, не забывай, что Аким живет по соседству с Зосей. Хотя... — он замялся, — как сам знаешь. Сбор в семь часоз у шестых проходных ворот завода.
Танцы в клубе металлургов начинались в половине восьмого. К этому времени слегка захмелевшая братва, предводимая Антрацитом, браво толпилась у входа. Кроме ребят из бригады, Васька никого не знал. Среди собравшихся вызывающе выделялся один парень, Все почтительно, даже заискивающе обращались к нему, называя его Леркой. Васька полюбопытствовал, отозвав в сторону Мотыля, кто этот человек.
— Похлестче Акима! — Нотки восторга зазвенели в его простуженном баритоне. Мотыль помолчал, будто взвешивая на невидимом безмене солидность информации, потом многозначительно добавил:
— Тоже сидел!
Ваську покоробила последняя фраза. Он горестно усмехнулся. «Тоже сплел...» Эх, Лешка! Дурак ты, да и только. Нашел чем восхищаться.
Он взглянул па своих друзей-Мотыля, Мамлюка, Антрацита — и решил «Завтра в цехе непременно поговорю с ними. Толяпа меня поддержит. Ведь мы действительно, как говорит отец мой, рабочая кость».
При воспоминании об отце по Васькиному сознанию внезапно царапнула острая мысль: сегодня в клубе будет большая драка. Чем вся эта буча закончится? Могут и в милицию забрать. Можно и под суд загудеть... Вот тебе, батя, и будет сыновняя благодарность за все, что ты делаешь для меня.
Васька приуныл, ссутулился. В клуб ему уже не хотелось. Домой бы сейчас, в тепло, в уют, почитать хорошую книжку. Но сказать об этом ребятам язык не повернется, сочтут за труса. Да и сам же напросился. Лерка дал знак собраться вокруг него: появилась идея. Зачем тратиться на билеты? Лерка купит всего лишь один билет, себе. С этим билетом он подойдет к контролерше, бабке Нюре, и вроде бы случайно оттеснит ее в сторону, а в образовавшийся проход скопом должны ворваться хлопцы. Пусть попробует кто остановить!
Идея понравилась, тем более что денег у ребят негусто: получка была давненько. Лерка метнулся к кассе, и через несколько минут Васька вместе с другими безбилетниками уже толкался в гардеробной клуба.
К огорчению боевой братвы, в клубе Акима ре оказалось. Хлопцы лихо рыскали но комнатам, вдохновляемые тем, что кое-кто его все-таки видел здесь и притом недавно. Вместе со всеми суетился и Васька. Напрасный труд! Аким как сквозь землю провалился.
Кто-то из ребят сбегал в гастроном, принес вина. На этот раз в Васькиной голове зашумело крепенько. Он ходил по клубу, горделиво расправив плечи и выгнув колесом грудь. Теперь его не мучили никакие сомнения. Слабодушие прочь! Жизнь— это борьба, и в пей побеждает сильнейший. Долой слюнтяйство! Бей первым,
Васька! Внезапно в зале среди танцующих Васька заметил Зосю. Белые туфли на высоком каблуке, голубое знакомое платье, по-девичьи маленькая грудь, золотистые волосы, большие синие глаза... И то ли от чрезмерно выпитого, то ли от ее будоражившего присутствия у
него захватило дух. Ему захотелось чего-то необычного. Надо было совершить удивительный героический поступок, смыть позавчерашний позор!
Васька лихорадочно думал. Подраться, что ли? Да! Именно подраться и выйти победителем! Необходимо доказать Зосе, что он вовсе не размазня, как она думает о нем!
Но, как назло, ребята вокруг были настроены мирно, а ни с того ни с сего пристать к человеку, ударить его Васька не мог, сказывалось отцовское воспитание: при любых обстоятельствах всегда быть честным, в разных ситуациях вести себя благоразумно, не заноситься, не унижаться самому и других не унижать.
Васька увидел, как Мотыль, па ходу выкрикивая приветствия, подбежал к Зосе, стоявшей у колонны вместе со своей неизменной подружкой Лилей, и принялся что-то рассказывать, нелепо размахивая руками, отчего девчонки прыскали в ладошки. Потом Мотыль резко обернулся, зыркнул по залу и, заметив Ваську, поманил его пальцем. У Васьки оборвалось сердце: только этого еще не хватает, смеются, наверное, над
ним.Васька торопливо отвернулся. Вот черт! Вечно этот Мотыль садится не в свои сани. Да пусть бы уже садился. Так обязательно напортачит, подведет друга под
монастырь...
Васька не выдержал: покосился в их сторону. Мотыль продолжал подзывать его. Лицо его выражало такое радостное недовольство, что Васька понял: если он сейчас не подойдет, то завтра вся бригада станет потешаться над ним. И чего доброго — надолго.
Васька сдался: лучше уж подойти.
— Здравствуйте! — бодро сказал он, приблизившись и пряча глаза от Зоси. Уши горели, щеки аж пощипывало от жара.
— Здравствуй, здравствуй, парень красный! — весело и насмешливо отозвался Мотыль.
— Добрый вечер! — Девчонки с йог до головы осмотрели Ваську. Такое впечатление, будто они видят его впервые.
Неизвестно, о чем бы пошел разговор и как выкручивался Васька, но заиграл ансамбль, все кинулись приглашать девчонок. Мотыль, не спрашивая согласия, подхватил Лилю, и они азартно задергались. Васька
посмотрел на них с завистью. Неуверенно предложил Зосе:
— Может, пойдем?
Она не капризничала. Только спокойно и строго заглянула ему в глаза, потом так же спокойно, с достоинством кивнула:
— Что ж, пойдем.
Васька, войдя в круг, взял Зосю обеими руками за талию. Натертый до блеска паркетный пол в его глазах чуть ходил ослепительно сверкающими волнами, словно море в тихий знойный полдень. Зося пахла гвоздиками и полевой мятой. С умопомрачающей нежностью Васька ладонями ощущал Зосино тугое, дерзкое тело.
— Что это ты, — она сняла его руки со своей талии. — Разве так танцуют?
— Я, честное слово, иначе не могу, — растерялся Васька.
— Попробуем.
Однако у них и вправду что-то уж больно плохо получалось. Казалось, его ноги не знали другого места, где можно ступить, кроме как на Зосины туфли. Сгорая от стыда за свою неуклюжесть, Васька хотел прекратить эту муку, но Зося подбадривающе сказала:
— Танцуй увереннее. — И вдруг разрешила: — Бери, что ли, как удобнее тебе.
Васька с облегчением опять положил руки на ее талию. Но не то от быстрого кружения, не то от хмельной осязаемости ее теплого упругого тела под своими ладонями у Васьки закружилась голова, и он, против воли, крепко ухватился за Зосю, чтобы не упасть.
— Послушай, Васек, - в ее голосе он уловил нотки жалости, — с каких это пор ты начал пить?
«Васек» она сказала просто, буднично, будто они никогда и не ссорились. Он, смущенный, потупился.
— Разве я пью? — пробормотал невнятно. — Так, для настроения. — И внезапно, будто очищаясь от грехов, произнес как на духу:—А если честно, то здесь я по делу. Хотели преподать тут одному урок воспитания, да что-то нет его.
— Это кому же? — Зося вскинула настороженные глаза.
— Да дружку нашему общему, Акиму,— с веселой дерзостью ответил Васька.
Зося так резко остановилась, что Ваську занесло в сторону. Она ухватила его за куртку, потянула к себе,
Он непонимающе уставился на нее: что, опять не то? Зося сверлила его молчаливым и гневным взглядом. Танец кончился. Круг быстро пустел. На них, стоящих посреди зала, начали обращать внимание.
Зося медленно опустила руки и как-то устало поплелась на свое место, где ее уже с нетерпением поджидала Лиля. Мотыль, к удивлению Васьки, исчез.
Васька обостренным чутьем угадал Зосину встревожен ность. Ревнивое чувство холодком обволокло сердце. За Акима боится?
Но тут же с надеждой подумал: «А может, за меня?» Ну сегодня за Ваську Неулыбу бояться нечего! Он — с друзьями! Один—-за всех, и все — за одного!
Сбоку, метрах в двух от пего, началась подозрительная возня. Васька заметил, как туда, неучтиво 'расталкивая локтями людей, торопливо направился Антрацит, а за ним — Мамлюк. Ясно: заварушка! Люди, почувствовав неладное, предупредительно расступились.
Васька встрепенулся, как боевой петух. На миг увидел с перекошенным лицом Лерку. Он пытался ухватить за руку незнакомого парня. Парень хмурился и независимо потряхивал чубом.
Внезапно, ахнув, Лерка ударил парня в лицо. Тот, не ожидая удара, упал навзничь. Тут же на Лерку кинулись трое, пытаясь сбить с ног. Но как из-под земли возле Лерки вырос Мотыль. Точно костер, в который подбросили сушняка, ярко вспыхнула потасовка.
Хмельная решимость ударила Ваське в голову, от нее потемнело в глазах. Выхватив из кармана куцку, умело сплетенную для него Мышкой из трехцветного телефонного провода, он ринулся на помощь Лерке. Но, не добежав, на ходу получил зуботычину. Ощутив соленый привкус крови, инстинктивно провел рукой по губам. Верхняя губа была рассечена.
Васька воспылал нешуточной злобой. Ах вот как! Ну тогда получайте! Он дважды или трижды успел опустить куцку на плечи и на спины ближних, как вдруг почувствовал, что кто-то крепко схватил его сзади за запястье. Рывком обернулся. Зося! И в тот же миг куцка, вырванная из Васькиной руки, полетела на
пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Поначалу посвящать Ваську в эту историю пе стали. Хмурый Толяна отослал его в инструментальную цеха за «понедельником», а когда Васька вернулся, таща на себе пудовый молот, Антрацит как ни в чем не бывало хлопотал о доставке стальных угольников. Надо было менять швеллеры и настилать новый листовой пол на выходной площадке за печью.
До обеда без передышки бригада заготавливала материалы. В листопрокатной достали листы, в сортопрокатном — уголки. Швеллеры нашлись в самом мартеновском.
Потом все ушли в столовую. Один Васька не пошел: не до еды было. Сногсшибательная история с Антрацитом как-то отодвинула все остальные на второй план. О том, как отгуляли день рождения Мамлюка, никто и не заикался. Даже не спросили у Васьки, куда он удрал с гулянки. Да он и рад был этому. Уж очень получилось вчера, как говорится, не по-людски.
Проснулся он ночью... Тишина такая, что даже в ушах звенит. Огляделся. В углу небольшой комнаты на столике горит настольная лампа. В теплом сумраке на стене висит фото незнакомого человека в офицерском мундире. Кто бы это мог быть? Фото крупное, старинное какое-то, в незамысловатой, деревянной, покрытой бронзовой краской рамке... Боже, куда он попал?
Вдруг мысль молнией осветила затемненную голову, кровь отлила от щек, Васька помертвел. Да, он ушел от Мамлюка и устремился к Зосе. Неужели он все-таки добрался до ее дома? Значит...
В ужасе Васька пощупал руками вокруг себя. Лежал он на полу, на подстеленной дерюге, без пальто, без ботинок, но в костюме. В головах подушка и какой-то тазик. Рвало, наверное, потому и поставлен.
С полчаса лежал он не шевелясь. Но рано ли, поздно ли, а уходить надо. Осторожно поднял свинцово-тяжелую голову, привстал. Весь размякший, как медуза. Тело вялое, ноги, руки, спина ощутимо подрагивали. Казалось, по нему пропускали слабый электрический ток.
— Что, очухался, голубчик? — раздался негромкий, сухой, как кашель, голос, и в комнату вошла дородная женщина. Последние слабые остатки надежды, что все-таки, может, обошлось, что он, возможно, забрел к кому-то из друзей, рухнул. В появившейся женщине Васька сразу признал Зосину мать.
— Ох, извините, пожалуйста, — едва промямлил.
— И зачем же ты пьешь? — жестко звучал голос. — Замерз бы, кабы я не наткнулась. Метет-то как...
Васька опять, как заведенный, невнятно забормотал извинения. Поднимаясь, страдальчески сморщился — мутило.
— Будь уж до утра. Куда пойдешь? — Мне на работу... Мать волнуется...
Дотянулся до своего невдалеке стоящего ботинка,
впопыхах начал совать в него ногу, да не ту... Тайком, про себя, чертыхнулся. Наконец встал прямо, во весь рост. Надел пальто, двумя руками натянул до бровей шапку. Женщина суровым взглядом следила за ним — Эх, горе матери! Горе!
Вспомнив про все это, Васька судорожно сплюнул: жизнь такая собачья! Опозорился — дальше некуда! Теперь о дружбе с Зосей и мечтать не приходится. Теперь она его к себе и близко не подпустит.
От безмерной, переполнившей душу тоски Васька встал и поплелся из цеха. На заводском подворье резкий морозный ветер бросил в лицо ему пригоршню колкой снежной крупки, мгновенно выжал из глаз слезу. Возвращаться в механический Ваське не хотелось, и он, чуть поколебавшись, перебежал дорогу и потянул на себя дверь другого, кузнечно-прессового цеха.
Здесь было тепло, и Васька, присев на лавочку при входе, расстегнул фуфайку. Паровой молот шумно стучал по наковальне, а в стороне беспрестанно кланялся огню худой кузнец-филигранщик: готовил мелкие поковки. И'з-за приоткрытых створок печей несло жаром. Вытяжные трубы с шорохом отсасывали угарный газ. Вентиляторы гудели, как рой потревоженных пчел.
Васька нагнулся и взял в руки подкову, валявшуюся возле ног. Обыкновенную подкову, неразлучную спутницу копя-тружепика. С легким удивлением повертел ее в руках, отбросил к ящику с металлоломом. На заводе давно уже не работали лошади. Гужевой транспорт безвозвратно устарел. На перекрестках дюжие МАЗы нетерпеливо ворчали на светофоры, а в подсобных цехах шустро бегали электрокары. Васька слышал о народной примете: подкова нашедшему ее приносит счастье. Верна она или нет, он утверждать не мог, не задумывался над этим. Но знал, что мать еще в молодости, в первые годы после замужества, на притолоке входной двери только что построенной с отцом хаты прибила подкову. Говорила, нашла ее, возвращаясь с поля. Она работала тогда на хуторе Старопетровском, там находилось заводское подсобное хозяйство. Нашла ее — почти новенькую, слегка истертую, отчего она казалась искусно черненной, — и прибила.
Кажись, не подвела ее подкова. Мать с отцом всю жизнь прожили душа в душу — в семье совет да любовь. Что еще надо для счастья?
Только вот самому Ваське не везет. Правда, на судьбу ему грешно обижаться. До недавнего времени у него тоже все было как у людей, как должно быть. Но встретил он Зосю — и сплошное невезение! Будто кто наколдовал, опоил его зельем недобрым.
Васька сплюнул: «Чепуха какая-то лезет в голову! Пора бы ему перестать в сказки верить!» — однако покосился на подкову, неприкаянно лежавшую у ящика с металлоломом.
«Дай-ка еще раз подержу в руках!»
Не поленился — встал, поднял ее — а вдруг она ему счастье принесет? — хотел спрятать подкову во внутренний карман фуфайки, да устыдился.
«Что я, в самом деле, совсем размяк? Не хватало еще мне железки всякие с собой таскать. Тоже приглядел себе талисман. Умора!»
И все-таки в ящик подкову Васька не бросил. Бережно положил ее на край. Пусть лежит, может, кому и понадобится...
Заканчивая ремонт подкрановой балки, бригада котельщиков задержалась в механическом цехе после смены, и Васька вышел из проходной завода, когда синий туман вечера окутывал город. Уже на площади он повел взглядом вокруг и- вдруг увидел: над степной окраиной, в той стороне, где жила Зося, ярко светила золотая подкова месяца.
На следующий день под конец смены в котельно-ремонтмый прискакал Антрацит, неизвестно где пропадавший с утра. Глаза его лихо поблескивали из-под заснеженных бровей.
— Вечерком! — прошептал он Мотылю. Тот понимающе кивнул.
Ваську заинтриговала эта таинственность. Что бы она значила? Что скрывают от него? Зачем? Наверное, задумали что-то рискованное, опасное и не хотят впутывать его, по их представлению, чистенького мальчика.
— Что вечерком?—наклонился Васька к закручивающему гайку Мамлюку.
Мамлюк поднял голову, взглянул пристально, потом, проникнувшись озабоченностью Васьки, доверительно взял его руку, слегка сжал ее в запястье и почти весело сказал:
— Антрацит твоего любимца, то бишь Акима, ловить будет.
— Кого? — аж подался вперед Васька. — Акима? Это он Антрацита избил?
— Избил... — иронически хмыкнул Мамлюк. — Тоже нашел героя... Кодлом налетели.
— А Антрацит?—ошарашенно интересовался Васька.
— Что Антрацит? — Глаза Мамлюка смеялись. — Я же говорю: кодлом налетели.
Васька смотрел на него и ничего толком не мог понять: как же они на Антрацита налетели,'если на лице у него ни одной царапины? Мамлюк вздохнул: не котельный цех, а детсад.
Он секунду колебался, но потом все-таки решительно довел мысль до правдивого конца:
— Ну что здесь непонятного? Антрацит — дай бог ноги! - И, встретив опять-таки недогадливый взгляд, хохотнул: — Удрал... Ты не видел, как он бегает? На лошади не догонишь!
Васька вспомнил угрозы Акима, вспомнил, как по его наущению был избит у танцплощадки, да не исключено, что Ваське и еще придется с ним и с его дружками столкнуться, н запылал в нем воинственный дух. С такими хлопцами, как Антрацит, Мамлюк и Мотыль, сам черт ему не брат! Васька запальчиво, яростно зашептал:
— А мне почему никто ничего не говорит? Я тоже пойду с вами!
— Дело хозяйское, — скучным голосом произнес Мамлюк. — Только стоит ли тебе вмешиваться? Кстати, не забывай, что Аким живет по соседству с Зосей. Хотя... — он замялся, — как сам знаешь. Сбор в семь часоз у шестых проходных ворот завода.
Танцы в клубе металлургов начинались в половине восьмого. К этому времени слегка захмелевшая братва, предводимая Антрацитом, браво толпилась у входа. Кроме ребят из бригады, Васька никого не знал. Среди собравшихся вызывающе выделялся один парень, Все почтительно, даже заискивающе обращались к нему, называя его Леркой. Васька полюбопытствовал, отозвав в сторону Мотыля, кто этот человек.
— Похлестче Акима! — Нотки восторга зазвенели в его простуженном баритоне. Мотыль помолчал, будто взвешивая на невидимом безмене солидность информации, потом многозначительно добавил:
— Тоже сидел!
Ваську покоробила последняя фраза. Он горестно усмехнулся. «Тоже сплел...» Эх, Лешка! Дурак ты, да и только. Нашел чем восхищаться.
Он взглянул па своих друзей-Мотыля, Мамлюка, Антрацита — и решил «Завтра в цехе непременно поговорю с ними. Толяпа меня поддержит. Ведь мы действительно, как говорит отец мой, рабочая кость».
При воспоминании об отце по Васькиному сознанию внезапно царапнула острая мысль: сегодня в клубе будет большая драка. Чем вся эта буча закончится? Могут и в милицию забрать. Можно и под суд загудеть... Вот тебе, батя, и будет сыновняя благодарность за все, что ты делаешь для меня.
Васька приуныл, ссутулился. В клуб ему уже не хотелось. Домой бы сейчас, в тепло, в уют, почитать хорошую книжку. Но сказать об этом ребятам язык не повернется, сочтут за труса. Да и сам же напросился. Лерка дал знак собраться вокруг него: появилась идея. Зачем тратиться на билеты? Лерка купит всего лишь один билет, себе. С этим билетом он подойдет к контролерше, бабке Нюре, и вроде бы случайно оттеснит ее в сторону, а в образовавшийся проход скопом должны ворваться хлопцы. Пусть попробует кто остановить!
Идея понравилась, тем более что денег у ребят негусто: получка была давненько. Лерка метнулся к кассе, и через несколько минут Васька вместе с другими безбилетниками уже толкался в гардеробной клуба.
К огорчению боевой братвы, в клубе Акима ре оказалось. Хлопцы лихо рыскали но комнатам, вдохновляемые тем, что кое-кто его все-таки видел здесь и притом недавно. Вместе со всеми суетился и Васька. Напрасный труд! Аким как сквозь землю провалился.
Кто-то из ребят сбегал в гастроном, принес вина. На этот раз в Васькиной голове зашумело крепенько. Он ходил по клубу, горделиво расправив плечи и выгнув колесом грудь. Теперь его не мучили никакие сомнения. Слабодушие прочь! Жизнь— это борьба, и в пей побеждает сильнейший. Долой слюнтяйство! Бей первым,
Васька! Внезапно в зале среди танцующих Васька заметил Зосю. Белые туфли на высоком каблуке, голубое знакомое платье, по-девичьи маленькая грудь, золотистые волосы, большие синие глаза... И то ли от чрезмерно выпитого, то ли от ее будоражившего присутствия у
него захватило дух. Ему захотелось чего-то необычного. Надо было совершить удивительный героический поступок, смыть позавчерашний позор!
Васька лихорадочно думал. Подраться, что ли? Да! Именно подраться и выйти победителем! Необходимо доказать Зосе, что он вовсе не размазня, как она думает о нем!
Но, как назло, ребята вокруг были настроены мирно, а ни с того ни с сего пристать к человеку, ударить его Васька не мог, сказывалось отцовское воспитание: при любых обстоятельствах всегда быть честным, в разных ситуациях вести себя благоразумно, не заноситься, не унижаться самому и других не унижать.
Васька увидел, как Мотыль, па ходу выкрикивая приветствия, подбежал к Зосе, стоявшей у колонны вместе со своей неизменной подружкой Лилей, и принялся что-то рассказывать, нелепо размахивая руками, отчего девчонки прыскали в ладошки. Потом Мотыль резко обернулся, зыркнул по залу и, заметив Ваську, поманил его пальцем. У Васьки оборвалось сердце: только этого еще не хватает, смеются, наверное, над
ним.Васька торопливо отвернулся. Вот черт! Вечно этот Мотыль садится не в свои сани. Да пусть бы уже садился. Так обязательно напортачит, подведет друга под
монастырь...
Васька не выдержал: покосился в их сторону. Мотыль продолжал подзывать его. Лицо его выражало такое радостное недовольство, что Васька понял: если он сейчас не подойдет, то завтра вся бригада станет потешаться над ним. И чего доброго — надолго.
Васька сдался: лучше уж подойти.
— Здравствуйте! — бодро сказал он, приблизившись и пряча глаза от Зоси. Уши горели, щеки аж пощипывало от жара.
— Здравствуй, здравствуй, парень красный! — весело и насмешливо отозвался Мотыль.
— Добрый вечер! — Девчонки с йог до головы осмотрели Ваську. Такое впечатление, будто они видят его впервые.
Неизвестно, о чем бы пошел разговор и как выкручивался Васька, но заиграл ансамбль, все кинулись приглашать девчонок. Мотыль, не спрашивая согласия, подхватил Лилю, и они азартно задергались. Васька
посмотрел на них с завистью. Неуверенно предложил Зосе:
— Может, пойдем?
Она не капризничала. Только спокойно и строго заглянула ему в глаза, потом так же спокойно, с достоинством кивнула:
— Что ж, пойдем.
Васька, войдя в круг, взял Зосю обеими руками за талию. Натертый до блеска паркетный пол в его глазах чуть ходил ослепительно сверкающими волнами, словно море в тихий знойный полдень. Зося пахла гвоздиками и полевой мятой. С умопомрачающей нежностью Васька ладонями ощущал Зосино тугое, дерзкое тело.
— Что это ты, — она сняла его руки со своей талии. — Разве так танцуют?
— Я, честное слово, иначе не могу, — растерялся Васька.
— Попробуем.
Однако у них и вправду что-то уж больно плохо получалось. Казалось, его ноги не знали другого места, где можно ступить, кроме как на Зосины туфли. Сгорая от стыда за свою неуклюжесть, Васька хотел прекратить эту муку, но Зося подбадривающе сказала:
— Танцуй увереннее. — И вдруг разрешила: — Бери, что ли, как удобнее тебе.
Васька с облегчением опять положил руки на ее талию. Но не то от быстрого кружения, не то от хмельной осязаемости ее теплого упругого тела под своими ладонями у Васьки закружилась голова, и он, против воли, крепко ухватился за Зосю, чтобы не упасть.
— Послушай, Васек, - в ее голосе он уловил нотки жалости, — с каких это пор ты начал пить?
«Васек» она сказала просто, буднично, будто они никогда и не ссорились. Он, смущенный, потупился.
— Разве я пью? — пробормотал невнятно. — Так, для настроения. — И внезапно, будто очищаясь от грехов, произнес как на духу:—А если честно, то здесь я по делу. Хотели преподать тут одному урок воспитания, да что-то нет его.
— Это кому же? — Зося вскинула настороженные глаза.
— Да дружку нашему общему, Акиму,— с веселой дерзостью ответил Васька.
Зося так резко остановилась, что Ваську занесло в сторону. Она ухватила его за куртку, потянула к себе,
Он непонимающе уставился на нее: что, опять не то? Зося сверлила его молчаливым и гневным взглядом. Танец кончился. Круг быстро пустел. На них, стоящих посреди зала, начали обращать внимание.
Зося медленно опустила руки и как-то устало поплелась на свое место, где ее уже с нетерпением поджидала Лиля. Мотыль, к удивлению Васьки, исчез.
Васька обостренным чутьем угадал Зосину встревожен ность. Ревнивое чувство холодком обволокло сердце. За Акима боится?
Но тут же с надеждой подумал: «А может, за меня?» Ну сегодня за Ваську Неулыбу бояться нечего! Он — с друзьями! Один—-за всех, и все — за одного!
Сбоку, метрах в двух от пего, началась подозрительная возня. Васька заметил, как туда, неучтиво 'расталкивая локтями людей, торопливо направился Антрацит, а за ним — Мамлюк. Ясно: заварушка! Люди, почувствовав неладное, предупредительно расступились.
Васька встрепенулся, как боевой петух. На миг увидел с перекошенным лицом Лерку. Он пытался ухватить за руку незнакомого парня. Парень хмурился и независимо потряхивал чубом.
Внезапно, ахнув, Лерка ударил парня в лицо. Тот, не ожидая удара, упал навзничь. Тут же на Лерку кинулись трое, пытаясь сбить с ног. Но как из-под земли возле Лерки вырос Мотыль. Точно костер, в который подбросили сушняка, ярко вспыхнула потасовка.
Хмельная решимость ударила Ваське в голову, от нее потемнело в глазах. Выхватив из кармана куцку, умело сплетенную для него Мышкой из трехцветного телефонного провода, он ринулся на помощь Лерке. Но, не добежав, на ходу получил зуботычину. Ощутив соленый привкус крови, инстинктивно провел рукой по губам. Верхняя губа была рассечена.
Васька воспылал нешуточной злобой. Ах вот как! Ну тогда получайте! Он дважды или трижды успел опустить куцку на плечи и на спины ближних, как вдруг почувствовал, что кто-то крепко схватил его сзади за запястье. Рывком обернулся. Зося! И в тот же миг куцка, вырванная из Васькиной руки, полетела на
пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20