— Как не все? — машинально, по инерции спросил Васька, морщась и от млечного сока растения и от пугающе-неприятного разговора.
Не отвечая, Зося туже натянула платье на колени, обхватила их руками. Вблизи светофора, у самой станции, обиженно прогудел электровоз. Вслушиваясь в его по-ребячьи забавный вопль, Зося вся подалась вперед, напряглась в какой-то задумчивой сосредоточенности. — Ну спать-то я с ним не спала,—спокойным ровным голосом наконец произнесла она.— С детства предпочитаю спать одна.— И вдруг пристально, с вызовом взглянула на Ваську.— А вот игры кое-какие, любовные,— подчеркнула она, были.
Васька ошарашенно смотрел на Зосю. До самой последней секунды он не верил Антрациту: все-таки сплетни разные. Кто по зависти, кто по злобе. Развесь уши — наговорят, слушай только. И вот, пожалуйста...
Уже настоящая, большая обида едкой пеной поднималась из сердца, гасила разум. Ведь он ее считает святой, боится прикоснуться к пей как к какому-то божеству, стесняется при ней произнести хоть мало-мальски грязное или постыдное слово. А она...
— Знаешь,— вкрадчивым, елейным голосом продолжала Зося,— порой так хочется неизвестного, запретного. А Аким смелый, отчаянный, запретов для него не существует. В городе его все боятся? Так ведь?
Ее слова, тихие, теплые, мягкие, падали на отупевшего Ваську глухо, тяжело, гнетуще. От них мутило, от них раскалывалась голова. Уйти, что ли?
Внезапно, будто проникнувшись Васькиным состоянием и пожалев его, Зося стремительно привстала, жадно заглянула в его осунувшееся лицо.
— И ты веришь тому, что я говорю сейчас? Веришь? — Верю, конечно,— едва слышно, но как можно тверже произнес Васька.
— Почему «конечно»?—Васька ощутил, а может, ему показалось в этот миг, что у нее похолодели пальцы, нежно гладившие его по щеке.— А почему бы взять и не поверить? — В ее голосе Васька неожиданно для себя, оглохшего, в конце концов уловил настойчивую просьбу. Но эта просьба была ему неясной, а разобраться, что к чему и как, чего от него хочет Зося, в таком душевном разломе просто не мог.
Она коснулась его лица мягкими, в розоватой пыльце отцветающих степных гвоздик ладонями, повернула к себе и долго при свете ярко разгоревшихся звезд всматривалась в него.
— Значит, я плохая по-твоему? Значит, когда ты пришел ко мне, ты уже держал этот камень за пазухой? Молчишь? — Зося зябко повела поникшими плечами.— Ну что ж, как знаешь...
Зося медленно опрокинулась на траву, раскинув руки. Васька смотрел на нее непонимающе, удивляясь той перемене, которая мгновенно произошла с Зосей. Минуту назад эти руки, как и вся она, были переполнены смиренной лаской, а теперь лежали такие безжизненные, будто обескровленные.
Васька провел языком по губам, пересохшим, шершавым.
«Чужая она мне, чужая! Что делать? Как вести себя дальше в такой ситуации?»
Ничего не придумав, он встал и, не оглядываясь, пошел к станции. В той стороне желтыми точками мерцали фонари: казалось, чернела пленка, густо исколотая золотой иглой.
Услышав звон легких догоняющих шагов, Васька приостановился, через силу обернулся.
Раз! Два! Три! — хлестко, с оттяжкой полоснули удары по его лицу...
Предчувствия никогда не подводили Ваську. И вот теперь уже четвертую ночь он никак не мог уснуть. Он жил новой, обязательно скорой и неизбежной встречей с Зосей. Что принесет ему эта встреча? Дружбу и любовь или раздор и вражду? Л как чудесно все начиналось, и на тебе!.. Зачем он в тот злополучный вечер наговорил ей гадостей? Поверил Антрациту. Л сам Антрацит теперь открещивается от своих слов: ему, дескать, наболтал Аким и, может, неспроста: знал, что все будет передано Ваське. И здесь яснее ясного — очернить Зосю в глазах Васьки в интересах Акима.
Бессонница подковала светло-зеленые глаза Васьки синими подковами, которые придавали и так бледному лицу его мученический вид. Васька это знал и потому по утрам долго и тщательно остуживал лицо холодной водой, а в цехе, когда кто-либо пытливо разглядывал его, смущенно отворачивался.
Да, встреча неизбежна. Васька ждал ее с нетерпением и страхом. Насколько все было проще в детстве: подошел бы к Зосе, взял ее мизинец в свой, проговорил: «Мирись, мирись и больше не дерись!» — и баста, ссоре конец. Но из детских штанишек Васька вырос...
Увиделись случайно. После смены Васька с Мамлюком пошли в универмаг купить ремешок на часы, у Васьки он от ветхости лопнул. С ними увязался и Мотыль: мол, покупка—дело серьезное, а он-де знаток в ремешках.
Едва друзья переступили порог универмага, Васька заметил Зосю. Она стояла у прилавка отдела женской обуви вместе с подружкой, с той самой, что была вместе с ней в тот раз на танцплощадке. Тогда он еще подумал: не цыганка ли? И сейчас темно-карие, почти черные глаза ее лукаво лучились в улыбке.
Мотыль тоже заметил Зосю, шепнул Мамлюку. Тот оживился: где? Ах вот она, разбившая вдребезги сердце котельщика!
— Вась-Вась, подойди!
— К кому? — с недоумением, будто не понимая, о ком идет речь, уставился на Мамлюка Васька.
— Брось ты прикидываться,— энергично подтолкнул его Мамлюк к отделу женской обуви.— Видишь, как она смотрит на тебя! — В нарочитой ярости зашипел: — Слепец!
Васька, поддаваясь сиюминутному искушению, чуть скосил глаза. Зося по-прежнему стояла у прилавка, увлеченно беседуя с подружкой, п, по-видимому, просто не замечала Ваську. «Ну что за люди! — в душе возмутился Васька.— Не могут жить без подначки!»
— Отстаньте! — сердито сказал он.
— Что ты ломаешься, как сдобный пряник? — скривился Мамлюк.— Подойди!
— В ссоре я с нею! — коротко объяснил он. И чтобы слова его звучали убедительнее, полновеснее, добавил: — Вернее, расстались мы.
— «Расстались мы, светила из-за туч луна. Расстались мы, и снова я одна. Да, я одна!» — дурашливо закатив глаза, тихо, но с трагическим надрывом затянул Мамлюк.
— Не вой!—оборвал его Мотыль.— Не выявляй свое животное происхождение. Лучше расскажи этому товарищу, как тебе, простому рабочему малому, приходится ежедневно соединять в одно целое куски металла. Холодные, чужие...
— Да, я этим занимаюсь,— быстро согласился Мамлюк и уточнил: — Соединяю в одно целое посредством сварки.
— А здесь — живые люди,— продолжал Мотыль не в присущем ему патетическом стиле.
— Горячие притом,— подсказал Мамлюк.
— Тем более что горячие.
— И не чужие,— опять подсказал Мамлюк и решительно подхватил Ваську под руку. Мотыль — мигом под вторую.— Ладно, ладно! Не упирайся, Вась-Вась! Не привлекай к себе внимание посторонних!
Видя, что ему от друзей не открутиться и не вырваться, Васька неохотно подошел и встал за спиной у Зоси. Мамлюк и Мотыль протиснулись к прилавку. Зо-ся держала в руках белые лакированные туфли. Мамлюк восторженно щелкнул языком.
— Мама моя родная! Туфельки-то какие!
— Стоящие! — поддакнул Мотыль.— Мне бы такие.
— Уж не к свадьбе ли запасаетесь? Белые...— восторгался Мамлюк.
— Белые, как голуби,— вторил ему Мотыль. Девочки оглянулись. Поняв, что ребята подошли
не случайно, что здесь кроется какой-то интерес, «цыганка» быстрым движением руки поправила спадавшую на лоб темную прядь, кокетливо-неприступно поджала бантиком губы. Повернувшись на голос, Зося увидела Ваську, на миг задержала на нем взгляд. Зеленые глаза Васьки столкнулись с синими Зосиными и выдержали мгновенный натиск.
— Здравствуй, Зося!—твердо, стараясь не выдать внутреннюю дрожь, сказал Васька,— Как живешь?
— Как все,-- взглянула равнодушно и отвернулась к прилавку, где стояли очаровательные белые туфли.
Васька замялся. Надо было что то говорить, а, по сути, больше и говорить-то не о чем. По туг на выручку другу кинулся Мамлюк, сумевший трезво оценить обстановку: дела у Васьки действительно плохи, но не окончательно. Эх, не котельщик ты, Вась-Вась, а сопля в сапогах! Учись, пока есть у кого!
— Девочки!—Мамлюк, насколько ему позволяла толпа у прилавка, развел руки.— Да что же это творится? Вася, познакомь ты нас со своими девчонками! Как тебе не стыдно?
— Да у него не хватает такта! — вставил и Мотыль. От этого «своими девчонками» да еще при Зосе — чтоб ты пропал, чертов Мамлюк!—от игриво-насмешливых наставлений Мотыля Васька от стыда готов был бежать хоть на край света. Но все ожидающе смотрели
на него, и Васька через силу выдавил, вяло поведя рукой в сторону приятелей:
— Пожалуйста, познакомьтесь — мои товарищи. Мамлюк тут же схватил руку Зоси, затараторил:
— Володей меня кличут. А вас Зосей? Очень приятно! Нам о вас много хорошего рассказывает Вася. Он чудный парень, но робковат.
Мотыль, которому не по нраву пришлись излияния Мамлюка, плечом оттеснил его от Зоей. Но Мамлюк и сам догадался, что переусердствовал. Он обежал со спины Зосю и пристроился к ее подружке:
— Лиля! Да это же Лилия! — восхитился он, когда Зосииа подружка назвала свое имя.—Лилия — мой любимый цветок!
— Кстати, мы с вами гоже не знакомы,—Лиля повернула к Ваське худощавое смуглое лицо. Глаза темно-карие, глубокие, смотрели па пего открыто, с радостным вниманием.
Васька подал ей руку, слегка сжал тонкие холодные пальцы. Ему было неуютно в этой доброй компании.
Лиля пошла в кассу выбивать чек, а Мамлюк, чтоб только не молчать, обратился к Зосе:
— Вы с Лилей в одном классе учитесь? Если не секрет — в каком?
— Мы кончаем ПТУ,— не меняя спокойного, чуть безразличного тона, ответила Зося.
— О! Кончаете ПТУ? — воскликнул Мамлюк так, будто Зося сообщала ему бог знает какую новость.— Значит,— он многозначительно прищурил глаза,— скоро будете свободны?
— Как сказать... Мы и сейчас не связаны.
— Я не совсем точно выразился,— Мамлюк напустил на себя солидность, откашлялся и терпеливо принялся разъяснять неточно выраженную им мысль.— Я что имею в виду? Скоро вы получите профессию, вступите в новую жизнь. Ну, конечно, выйдете замуж... и тому подобное.
— Ты не лектор? — Зося насмешливо смотрела на него.
— Лектор!—радостно подтвердил Мотыль, не зная, как и ему пристроиться к беседе.— Из пожарного общества.
— Нет, я не лектор,— опроверг утверждение друга
Мамлюк.— Я, простите, с незаконченным средним образованием. Котельщик я.
— А я думала — лектор.
— Но при случае,— Мамлюк доверительно подался вперед,— наедине могу и лекцию прочесть.
Подошла Лиля. Получив упакованные туфли, девчонки направились из магазина, пс обращая больше внимания па ребят.
— Куда же вы? — спохватился Мамлюк.
— Нам ведь по пути! — засуетился и Мотыль, плечом подталкивая Ваську, чтобы и тот включился в игру.
Но Васька стоял безучастно, упершись локтем в прилавок.
— Нам не по пути! — сказала как отрезала Зося.— И вообще мы предпочитаем ходить без почетного эскорта!..
Предчувствие не обмануло Ваську. Встреча с Зосей состоялась. Но лучше бы ее не было. Щемящая горечь просачивалась в душу. Эх, зря он поддался на уговоры ребят, сегодня не стоило подходить к Зосе, а если уж подошел, надо было вести себя иначе.
Он видел ее синие отчужденные глаза, бледное волевое лицо, от светлой красоты которого на Ваську вдруг повеяло холодом, и готов был заплакать, как обиженный ребенок. Она не оценила его искренность, он не пришелся ей по вкусу.
— Так какой тебе ремешок нужен? — как ни в чем не бывало спросил Мамлюк.
Васька глянул па него зверем, хотел наговорить грубостей, но сдержался. Отвернулся, закусив губу.
— Не пережинай, Вась-Вась,— просто, по-товарищески душевно сказал Мотыль.— Не кати на нас с Мамлюком бочку. Не мы напартачили. Здесь что-то другое... Может, кто-то маячит на ее горизонте и тебе решено дать отставку? Кумекай! Но сопли не распускай! Это еще никому не помогло.
Со степи дул холодный пронизывающий ветер. Он заставлял Ваську сгибаться в три погибели, отчаянно прыгать около железного крыльца конторки участка взрывников, по-птичьи взмахивать руками, хлопать ими себя по бокам, чтоб как-нибудь согреться. Мамлюк, скорчившись, сваривал в единое целое прутья, уголки, швеллер.
Заказ был несложный: к металлическому крыльцу конторки надо было приладить перила. А то случилось недавно — человек поскользнулся, руку ушиб. Да что руку! Крыльцо льдом возьмется — шею сломаешь!
Если бы такая работа выпала летом — так это же благодать! Самый что ни на есть конец завода — шлаковые отвалы. Начальство никакого. Неужели Фарфу-динов с его одышкой припрется сюда проверять, как ребята перила ладят? Он и так прекрасно знает: сделают!
Внизу, под горой, пруд. В жару здесь раздолье. Вода в пруду чистая, родниковая. На камнях и позагорать можно было бы. Но сейчас... Мороз сковал воду, ветер посыпал лед снегом, будто крупной желтоватой солью. Из доменного цеха через каждые полчаса появлялись шлаковозы. Ковши один за другим опрокидывались. Расплавленный шлак, шипя, растекался меж камней, как вулканическая магма, и медленно застывал, превращаясь в такие же каменные наплывы. Но жар еще долго держался в горе. Мышка, а потом и Васька с разрешения Толяны помчались было погреться на огнедышащих отвалах, но вскоре вернулись под насмешливые взгляды Мамлюка и Мотыля.
Конечно, там было теплее, чем здесь, на юру. Но от темно-серой с зелеными потеками горы неприятно веяло угарным дымным зноем. Да и хождение по шлаковым отвалам представляло опасность, можно наткнуться на прикрытый тонкой каменной коркой огонь и прожечь
подметки.Все работали торопливо и сосредоточенно. Решили, что до обеда надо приладить перила — и часок, а может, поболее того, как на это посмотрит бригадир, покой и блаженство в тепле. Толяна с Мотылем размечали заготовки мелом, Антрацит автогеном отрезал лишние куски, Васька суетился вокруг Мамлюка, придерлшвая ему то одно, то другое, а Мамлюк, переминаясь с ноги на ногу, с упорством, достойным самой высокой похвалы, непрерывно сваривал подносимые Мотылем детали перил. Не было в бригаде лишь Мышки. Его Толяна отослал в их родной котельно-ремонтный к Фарфуди-нову с лукавым донесением: что здесь, мол, у конторки взрывников, работы оказалось непредвиденно много, и поэтому бригада после обеда задержится.
Ребята сноровисто вертелись вокруг крыльца конторки взрывников и не особенно вникали в то обстоятельство, что они сейчас присутствуют — и даже как-то участвуют — при знаменательном событии в жизни завода. В эти непогожие январские дни вблизи шлаковых отвалов начиналось строительство крупного прокат-но-обжимного цеха. Сразу за железнодорожной линией, в тупике, рвали серый, крепкий, тяжелый камень. Его взрывники называли диким.
В неглубокой широкой котловине динамит помогал сгорбленным с незапамятных лет холмам разгибать спины. Время от времени вдали появлялся красный флажок дозорного и слышался пронзительно-металлический свист-сигнал. По бикфордову шнуру скользил огонь. Трах! И мгновенно в дальнем глухом углу котлована вырастал черный куст, который тут же рассыпался в камни. Взрывники ходили вдоль шлаковых отвалов с деловой бесшабашностью, казалось, нося в глубоких карманах припрятанные молнии. За спиной взрывников грозно покашливал гром.
Мороз и ветер пронимали котельщиков до костей. II единственное спасение от них - быстрее закончить работу. Над заводом покачивался белесый сумрак. По перепутанным дорогам металась поземка.
Из-за стены конторки взрывников неожиданно серым привидением выковылял Мышка. На него было жалко и смешно смотреть. Скорчился, нос сунул в кургузый воротничок полупальто, руки в непомерно больших суконных рукавицах молитвенно прижал к груди. Толя-на посмотрел на его красное от ветра лицо, влажные, в снежинках брови и улыбчиво подмигнул:
— Холодно?
— Не то слово,— Мышка, морщась, снял рукавицы и судорожно задышал на слегка испачканные углем пальцы.— Тут у вас еще ничего. А на путях—метет!— Он сделал страшные глаза и, не в силах передать муки только что пережитого, всей своей маленькой фигуркой закачался из стороны в сторону.
— Фарфудинова видал?
— Видал,— буркнул Мышка.— Что-то сердит очень, Велел передать тебе, чтобы сразу после обеда бригада перебралась в депо копрового цеха. В распоряжение тамошнего механика. И никаких гвоздей!
— Ха-ха-ха! — закатился Антрацит.— Без роздыха вкалывать до обеда! Вот напугал Ибрагим! А что скажет нам бугор? — по-свойски обратился он к Толяне и поправил сползшую на глаза шапку.— До обеда еще времени до хрена. Какие будут приказания?
Толяна окинул взглядом ладно пригнанные к крыльцу перила, затем посмотрел на притихших ребят: вопрос, заданный ему Антрацитом, волновал сейчас всех.
— Я предлагаю собрать инструмент и пойти в депо,— спокойно, даже с денной сказал Толяна.
— Зачем? — вырвалось у Мамлюка.— До обеда?
— У них там токарная мастерская есть,— объяснил Толяна.— И, между прочим, уютная.
— Бывал я там,— оживился Мотыль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20